В колонках играет - U.D.O. - The Devil Walks Alone

Я прячусь.

Я считаю до ста, путаясь в цифрах и загнутых пальцах. На вырисовывание примерно сотни зарубок уходит куда больше времени, чем предполагается по правилам игры, но правила можно и нарушить. Пока никто не видит, пока это не имеет решающего значения. Гораздо важнее соблюсти ритуал и досчитать до нужного числа, чем укладываться в какие-то там временные рамки.
Я открываю глаза и иду себя искать.

Можно найти подсказки и намёки, намётанным взглядом выцепить ключевые детали, но всё это не поможет создать полной картины.
Можно ходить вокруг да около, так близко-близко-близко, что даже протянутой руки будет много, но так и не найти своей пропажи. Даже случайно.

По логике странных вещей, в первую очередь всегда нужно искать на самом видном месте.
Осталось только найти это место и вернуться в него.

Я прячусь, прячусь хорошо и ото всех. Прячусь в настолько очевидном месте, что кое-кто даже искренне считает, что искать меня вовсе не нужно – я и так здесь, меня даже пальчиком можно потрогать, я совсем не терялся и уж тем более не прятался нарочно. Некоторые из этих кое-кого, подойдя к моему надёжнейшему из укрытий, тоже прячутся – невзначай, незаметно для себя. Но лично я вовсе не для такого всё это затеял.

Я не просто иду себя искать, а собираюсь себя найти кратчайшим из способов. Поэтому на самом деле я ищу не себя, а следы своего присутствия. Вот, например, на столе стоит кружка, вся в засохших пятнах чая (срочно мыть!), под столом – обрывки бумажных листов рассыпались, и вот ещё совсем однозначно идентифицирующие бывшего владельца волосы прилипли к подголовнику кресла (статическое электричество – страшная сила!).
Я здесь был. Меня здесь нет. Я иду себя искать дальше.

В прятках главное – продуманность укрытия. Если ты точно знаешь, куда и от кого собираешься укрыться, то в принципе не так уж важно, как до своего «потайного места» ты будешь добираться. Да хоть по-пластунски туда ползи да заблуждайся каждые три с половиной метра – всё равно ищущий тебя не догонит, не перехватит в пути. Он появится только тогда, когда ты в полном комплекте костылей и грабель окажешься в укрытии, устроишься там поудобнее и даже чуть-чуть устанешь ждать. Наверное, это прописано где-то в правилах игры кеглем не крупнее шестого.

Это уже не просто игра, всё гораздо серьёзнее. Впрочем, любая игра по своей изначальной сути лишь тренировка перед ожидающим в будущем, и теперь она кончилась, и началась настоящая охота. Поэтому я не просто иду по оставленным на мокрой от дождя земле следам, я крадусь, и чем ближе я к своей добыче, тем тише и незаметнее я это делаю. Так получается само собой.

Я не просто сижу и жду, пока меня найдут или не найдут, я готовлю ответный удар. Место, где можно хорошо спрятаться, для засады тоже подходит идеально. Жаль, что нельзя неподалёку, прямо на вероятном пути наступления противника соорудить какую-нибудь несложную ловушку. Нельзя – если ты выберешься из выбранного укрытия, то тебя найдут сразу же. Независимо от того, где преследователь был секундой раньше этого знаменательного события, даже если он был далеко, следовал по заведомо ложному пути и ничего не подозревал. Наверное, это тоже прописано где-то в правилах.

Ничья?

...Кратчайший путь к душевному равновесию...

How hard it is to understand
My wish to die hand in hand?
This night's like a dream,
You will be the last thing I will see.
I hold your hand, close my eyes all I love finally dies,
Drank the poison most foul with you…
But why do you smile?
…Don't smile,
Don't you smile,
You were supposed to wither away with me, so, Juliette,
Please don't smile;
I'm paralysed and you are still alive.

Обидно даже – столько времени продержаться в столь хрупком и кристально-чистом состоянии льда и вдруг разбиться за полшага до весны. Конечно, можно было бы всё исправить, собрать осколки, расплавить их и вылить в прежнюю форму… если бы огонь не погас.

В колонках играет - Moonspell - Darkness and Hope
Настроение сейчас - Burned?

(Много слов на один мысле чувства-образ, вызванный непонятно чем. Но всё-таки это именно то, что мне было нужно и чего от себя я так ждал. Кажется, жизнь начинает налаживаться.
Пусть на самом деле это всего лишь очередной дикий плющь.)

Burning with you
At once the grace
And the curse

…С чего это началось, ты не сможешь сейчас вспомнить. Это было что-то настолько незначительное, что тебе не пришло в голову сознательно обратить на это внимание. Может быть, однажды у тебя внезапно зачесался нос – конечно, ты чихнул, но не более того. Или порывом ветра занесло в приоткрытый в улыбке рот песчинку – она лишь хрустнула на зубах, а ты даже поморщиться не удосужился. Или – по вине совсем другого по характеру сквозняка – пылинка попала тебе в глаз. Но ты лишь потёр машинально веко да пролил скупую очистительную слезу.
Почему-то именно в конце так важно понять, с чего всё это началось. Хотя это даже логично – думать о прошлом, когда будущего нет совершенно и настоящее рассыпается на части. Думать не о том, что ещё совсем недавно казалось таким важным и жизненно-необходимым, но о том, что прямо здесь и сейчас занимает тебя всего без остатка, не оставляя ни кусочка на чёрный день. На любой день и на ночь тоже.

Можешь с уверенностью сказать, что оно развивалось в тебе постепенно. Песчинка-первопричина совсем недолго вела себя тихо, обосновавшись поначалу где-то справа в груди, симметрично сердцу. Чуть-чуть подрастя, она направилась в кругосветное путешествие по всему телу. Она навещала ладони – и заставляла медленно подрагивать кончики пальцев, ронять карандаш и судорожно сжимать кулаки. Она посещала колени – и они подламывались, ударялись о землю и мерзко хрустели чашечками. Она блуждала где-то внутри живота – и всё в нём скручивало в невозможные узлы, заставляя беспомощно сгибаться и судорожно ловить ртом воздух. Она поднималась выше, к самому горлу – и голос отказывался служить, и только тихие хрипы пытались вырваться из сжатых до хруста зубов.
Всё это было бы сложно не заметить, а вот великодушно игнорировать, в принципе делая вид, будто ничего необычно-аномального не происходит, – это запросто. Это почти как всегда: делать невозмутимое лицо или холодно, твёрдо и по возможности небрежно, вежливо и самую малость шутливо отказываться от участливой заботы чересчур внимательных и пристальных.
Тем более что на самом-пресамом деле ощущения от этой заразы внутри крайне противоречивые. Она причиняет сильнейшую, ни с чем не сравнимую боль – такую, что хочется раздирать собственную плоть собственными же руками, лишь бы вытащить из себя её источник. Ни с чем не сравнимая боль – которая заставляет блестеть глаза и от которой рот сам собой расползается в безумной, но оттого не менее широкой и довольной жизнью улыбке.
И тут даже не знаешь, чего хочется больше – оставить весь этот кошмар при себе или, напротив, щедро делиться им с каждым дорогим и просто первым встречным, раз уж всё равно не убудет.

Но сейчас это уже не важно – можно было бы сказать, что сейчас слишком поздно, вот только это прозвучит довольно нелепо, когда само понятие времени исчезло. Ты и раньше с ним не особо ладил, время от времени теряя попусту, а то и вовсе заблуждаясь в его неотвратимом, неравномерном течении.
Не потеряло значения лишь пламя, всё сильнее разгорающееся внутри. Зародившееся в кромешном очаге, оно всё сильнее распространялось по телу, лизало изнутри из последних сил держащуюся клетку рёбер и мелькало между ключиц – кожа там такая тонкая, что сгорела почти мгновенно. Следом рассыпались пеплом пальцы, ладони, запястья – и лихие язычки огня уже подбирались к локтям, стремясь навстречу к тем собратьям, что постепенно осваивали плечи…

В колонках играет - TriPlane - Dear friends...
Настроение сейчас - Я не в себе. И я предупредил!

Похоже что самым ёмким определением меня-всего будет «Суперскалярный». Есть во мне целых три выполняющих модуля: один для логических операций, второй – для операций с плавающей точкой и ещё один – для целочисленных арифметических операций. Плюс ещё два не менее важных для оптимизации работы модуля, занимающиеся выборкой и декодированием команд соответственно, каждый такт сбрасывающие в буфер хранения новые команды. И когда выполняющий модуль освобождается, он заглядывает в буфер хранения, интересуясь, есть ли там команда, которую оно может обработать, и если да, то забирает её и выполняет. В результате команды часто исполняются не в порядке их следования.
Вот только где-то в память образовалась короткая, но крайне неприятная программа со строчками for (;;) { A=rand(); B=rand(); if (A==B) break; else C=A+B; } , которая не даёт освободиться выполняющему модулю №2. И по непонятной причине приоритет этой программы так велик, что уже не одно прерывание, выработанное периферийными устройствами, оказалось проигнорировано как обладающее недостаточно высоким приоритетом.

Касательных не существует, кроме определения касательной плоскости, довольного зыбкого…
Это квазиунофантазия.

Приходится молчать – я очень не хочу, чтобы кто-то другой отвечал от моего имени. Не знаю сам, вправду ли меня здесь совсем нет, или я просто наконец разобрался с устройством невидимости…

P.S. Надо идти стричься СРОЧНО!
Простите, милые: те, кому нравится видеть меня лохматым, и особенно те, кому я обещал таким быть, традиционно безбожно обрастая. Это зашло так далеко, что мне стало очень страшно.
Как только – …я вернусь.

Валет червей - простой парень, неприятный гость, товарищ или сообщник... (from)

Это был тот самый роковой валет. Он развернул весь ход игры. С него началась череда неудач дилера, потому что мне было интереснее смотреть на этого молодого красавца из клана червей, чем следить за игроками. А за ними нужен глаз да глаз! Кое-кто из них то и дело не умел верно подсчитать свой стек, хорошо ещё, что идущее в комплекте с этим отчаяние не позволило этому игроку задержаться за столом надолго.
И вот в очередной раздаче Он опять появился. Он определённо появляется на флопе куда чаще всех прочих, похоже, что это неспроста. И теперь я, переворачивая карты, каждый раз на секунду замираю, пытаясь угадать, какой из совершенно одинаовых с рубашки карт он окажется.
Я очень скучаю, если он вдруг остаётся в колоде, и стараюсь потщательнее её перемешивать, чтобы ожидание Его появления продлилось недолго.
Но тяжелее всего мне видеть Его в чужих руках. Конечно, я радуюсь, когда он составляет выигрышную комбинацию, но... Интересно, если я тайком вытащу его из колоды, игроки это заметят или уже нет?
Мы могли бы с ним отправиться в путешествие, только я, он и остальные пятьдесят одна карта, надежно упакованные в коробочку и брошенные на дно дорожной сумки. Мы могли бы хотя бы найти себе игроков поприличнее, за которых бы не приходилось считать фишки, чтобы мы могли уделять друг другу побольше времени. Мы могли бы всё...
Если бы игра не заканчивалась.

В колонках играет - Пикник - Лакомо и ломко

Он открыл Функан и начал читать непонятные, но угрожающие слова, смысл которых терялся в силу древности этого забытого всеми языка Хонхоны. "Матрикс минорэс детермус оптимас, эсти детерминас минорус нулюс эст," – читал он замогильным голосом, а тьма вокруг него медлено сгущалась, приобретая плотность и телесность, пока он весь не стал большим темным сгустком чистой ярости и разрушения.
– Так, теперь 17-й билет, – сказал он и перевернул заляпанные кровью прошлого хозяина страницы...

Настроение сейчас – философствую помаленьку, да...

Когда-нибудь я перестану ходить в кино, потому что меня страшно раздражает, когда посреди сеанса у кого-нибудь звонит телефон. А он обязательно звонит, даже если сеанс – первый, начавшийся в десять утра и в самом разгаре рабочей недели, и в зале сидит от силы человек десять.
Когда-нибудь я не смогу забить в стену гвоздь – из чисто эстетических соображений, потому что гвоздь будет просто огромный, при этом выразительно кривой и ржавый, а стена вся такая гладкая и красивая. Да и вообще на этот гвоздь я собирался повесить что-нибудь странное и неподобающее взрослому приличному человеку (как, например, целый пучок мышей, заботливо связанных хвостами в залихватские узлы). Хотя мне это мало грозит – боюсь, что ещё долго не расстанусь со своими родными обоями, такими изысканно выцветшими, драными и кое-где изрисованными…
А ещё иногда мне хочется, чтобы арифметика, в которую верю и я, была уже наконец официально признана религией. Почему нет? Она ведь тоже основана на наборе догм – аксиом, которые нельзя доказать. Можно только верить. (см. известнейшую работу Курта Гёделя. Гёдель был логиком и философом науки. Наиболее известное достижение Гёделя — это сформулированные и доказанные им теоремы о неполноте, опубликованные в 1931 г.. Одна из них гласит, что любой язык, достаточно сильный для определения натуральных чисел (например, логика второго порядка или русский язык), является неполным. То есть содержит высказывания, которые нельзя ни доказать, ни опровергнуть, исходя из аксиом языка. )

Главой пантеона недоказуемых утверждений можно смело ставить Пятый Постулат Евклида.

+ 2 слова в активном словаре:
Идействие - действие, не выходящее за пределы разума.
Издаст - оскорбление (применительно к разного рода графоманам).

Другие пифагорейцы утверждают, что имеется десять начал, расположенных попарно:
предел и беспредельное, нечетное и четное, единое и множество,
правое и левое, мужское и женское, покоящееся и движущееся, прямое и кривое,
свет и тьма, хорошее и дурное, квадратное и продолговатое.
(с) «Метафизика» Аристотеля

– Чтобы начать объективно оценивать работы, нужно прежде увидеть их все. А пока этой невозможности не произошло – все (в том числе и конкретные эти) картины имеют одинаковую суммарно-субъективную художественную ценность.

(сказал мне распорядитель одного из залов выставки молодых и перспективных цифровых художников)

Хочешь увидеть свет – помести его источник в темное место.  
Из письма Бруты Симонитам  

Эта зима будет похуже любых дождей; предсказать такое не сложно даже совсем не умеющим читать тайные знаки, которые ежеминутно падают с небес на землю, вспыхивая ещё где-то в верхних слоях атмосферы и приземляясь легчайшими облачками серебристого пепла. Этих знаков так много, что их следы даже можно принять за снег, они даже так правдоподобно холодны и хрустят в пальцах, вот только на вкус – другие.
Как бы спрятать себя от меня, укрыть от этой самой страшной из угроз, самой опасной из вероятностей; я не могу больше отвечать за себя, не могу вернуть контроль, когда меня до краёв заполнила эта звенящая темнота, когда больше не осталось преград для этого холодного ветра, который раньше всего лишь пронизывал насквозь, а сейчас – вообще не замечает ни меня, ни тебя, ни кого-либо другого, дует себе и дует, будто он один в целом мире, лишь только в ус не дует – да и зачем ему это могло бы понадобиться?
Как бы спрятать себя, положить бы в банку да запечатать крышкой плотно-плотно, до лучших времён, чтобы по весне было что согревать под первыми лучами солнца в оттаивающих ладонях, было что сажать в теплую землю, а потом, уже ближе к сезону серых дождей, было из чего варить тягучее варенье, которое так хорошо помогает протянуть до новой весны живым. И в этот раз бы помогало, если бы сезон был поудачливее, а зима помягче, попривычнее, посветлее хоть чуть-чуть.
Ну хоть ты мне объясни, что в этом городе такого притягательного, зачем все сюда так стремятся, рвутся, из кожи вон лезут, чтобы пусть голым до костей, но – здесь? Я бы сам с удовольствием отсюда уехал и никогда больше не возвращался, если бы ты здесь зачем-то не собрался остаться до конца дней своих и даже после него. Хотя я и могу понять, зачем – здесь твоя помощь действительно нужнее, я ведь у тебя не один такой, ночами тайком пробирающийся в твой дом, чтобы спрятать свои раны от чужих глаз в твой волшебный шкаф; а вот ты как раз один-единственный. В равной степени мой и совершенно чужой.

Добрался герой до самого Сердца Тьмы и уничтожил его.  
С тех пор Тьма стала бессердечной.  
(с) Недобрый Сказочник  

P.S.
В который раз заметил за собой непроизвольное непропечатывание постфикса «- ся».
Ещё одно совершенно лишнее подтверждение того, что возврата больше нет.

Мир полон апатии – но мне как-то всё равно.
(надпись на надгробном камне)

Мой бог, уж ты-то точно видишь, что на моей руке чернеет уже третий браслет – две жизни уже прошли, замкнулись в кольцо, которое не изменить, в которое не вернуться, и теперь они висят свинцом памяти… Мой бог, так я скоро дойду до локтя, а там уж невдалеке тот страшный миг, когда на моей руке больше не останется места для свежих шрамов, – а ты мне до сих пор не ответил, никак не показал своего присутствия. Мой бог, ну давай хотя бы договоримся, подпишем солью и горечью контракт о том, что я обязуюсь верой обеспечивать твоё существование, а ты будешь мне в этот способствовать, посылая хотя бы изредка одно-другое знамение свыше?
Но мой бог меня не слушает – да и правильно делает, я бы и сам делал так! Какой смысл разбирать того, кто в безумии своём танцует с тенями, кто окончательно заблудился в лабиринте отражений, кто никак не может найти не то что конец, но даже начало реальности… и тем более если он при этом не умеет говорить. Не божественное это дело – записки читать, хотя лично мой бог мог бы до этого и снизойти, я верю, что он не настолько разборчив в средствах, тем более что его за этим постыдным деянием всё равно некому застукивать и за него же потом порицать. Я же не могу перестать сидеть у зеркала и заставлять своё отражение писать пространные письма к моему богу, а потом эти непонятные и неровные строчки отправлять адресату с попутным ветром. Мой бог, ты бы проверил, может быть эти послания теряет небесный почтамт? Поверь, я и сам бы туда сходил, но таким страшным субъективным идеалистам по Юму вход во все организации высших сфер категорически воспрещён – слишком боятся непроизвольного исчезновения реальности.
Мой бог живёт не на Солнце, как самые яркие из богов, и даже не на Луне, как владыки ночи, – там все места разобрали ещё в первый день творения, а оставшиеся в пределах Солнечной системы небесные тела – во второй, но в список ярчайших звёзд, видимых с Земли, его кратная звезда из целых шести компонентов вошла всего лишь под двадцать третьим номером.
Во имя моего бога я запускаю в небо яркие фейерверки, чтобы ему через неполные пятьдесят лет стало чуточку светлей.

…Был всеобщий выходной день, и люди вовсю использовали его для отдыха от необходимости совершать осмысленные действия и думать вообще. И ближе к вечеру, когда двери цирка приветливо распахнулись, толпа празднично разодетых гуляк всех возрастов устремилась внутрь здания с таким характерным круглым куполом.
…Представление началось точно по расписанию. Шпрехшталмейстер громко и витиевато объявлял выступающих, все выходящие на манеж были подчёркнуто жизнерадостны и излучали поразительную лёгкость бытия. Происходящее завораживало как подлинное волшебство, которое творится запросто, но приносит радость всем – и даже творящему его, который вроде бы готов повторять его сколько угодно раз подряд, вечно.
И все были довольны и беззаботно веселы. И счастливы.
Лишь только клоуны болезненно морщились, когда снова и снова касались старых, заслуженных синяков и ссадин, надёжно скрытых ярким костюмом и густым гримом. И нелепо падали – но это «нелепо» совсем не значит, что замах так и не окончился подлинным ударом.
Лишь только канатоходка до хруста сжимала зубы, потому что от долгих тренировок её ступни были сплошь покрыты мозолями от упругого каната. И с даже с туго забинтованных ног вниз срывались алые капли, которые было сложно заметить на алом бархате арены.
Лишь только воздушные акробаты закрывали глаза при перелётах с трапеции на трапецию. Их профессионально мутило, но ошибаться было нельзя – все они слишком хорошо помнили звук лопнувшей страховки и что после него бывает.
Лишь только глотатели огня, что ради повышения зрелищности выступают в резком мерцающем свете, бессильно плакали от несдерживаемой боли, и слёзы их мгновенно испарялись от близости огня. Конечно, они натянут на лицо улыбку по завершении номера, но после ещё пару часов будут содрогаться от каждого вдоха и выдоха, цедить по капле воду и знать, что эта пытка повторится ещё много, очень много раз, как бы рано все циркачи не уходили.
…Впрочем, все эти «лишь» никого из присутствующих здесь и сейчас не волнуют. Не за этим они все сюда пришли, совсем не за этим...

В колонках играет - Falconer - Mindtraveller
А я ведь действительно безнадёжно влюблён...
...в двенадцать женщин, шестерых мужчин, три города, два предмета и одно транспортное средство*.

________________
* как минимум.

Четкие фразы, формулы жизни – ты.
Скрытая нежность, в сердце надежда – ты.
Шаг в неизвестность, неосторожность – ты.
Смех между строчек, вера в надежность – ты.

Ночь в разговорах, время для споров – ты.
Помощь, советы, гордость в ответах – ты.
Тень, или отблеск, странная дружба – ты.
«Я обещаю – ждать, сколько нужно» - ты.

Сталь переборов гитары у Джема – ты.
Мягкость дороги в музыке Тэма – ты.
Спать – непонятно, жить – непривычно – ты.
Вся нелогичность этого мира – ты.

В колонках играет - Terasbetoni - Orjatar

ВО ИМЯ УЗНИКА В БАШНЕ И ЛЕТЯЩИХ ПТИЦ.

– Зубы мудрости называются так, не потому что наделяют особым разумом, а потому что появляются только после восемнадцати.
– Мне уже далеко после восемнадцати, а зубами мудрости у меня во рту и не пахнет!
– Ещё не хватало, чтобы у тебя во рту пахло зубами…
Наверное, моё самочувствие можно сравнить с состоянием человека, у которого разом заболели все зубы, которых нет…
…"Я учился убивать, начал я с себя." Мой затылок добротно зажат в тиски, а внутренние органы завязаны оригинальным бантиком. Я мечусь по комнатам, натыкаясь на стены, меряю в длину шагами салоны автобусов, а в метро за неимением альтернативы мелко подпрыгиваю. Кое-кто почему-то даже начал подозревать меня в личной жизни – так часто я срываюсь с места, не затрудняясь объяснением уважительной причины, – не подозревая, что я останавливаюсь в бессилии через несколько сотен метров, ловлю ртом терпкий воздух, что есть сил вжимаясь спиной в первую попавшуюся опору…
…Ни дня без встречи или хотя бы долгого телефонного разговора, плюс короткие текстовые признаки жизни каждые два часа – такой вид близости явно не для нас. Каждый может в один прекрасный день сорваться и сбежать, забросив средства связи подальше, не только не спросив разрешения, но и не предупредив о своём поспешном решении. А в другой день, не менее прекрасный – остаться вдвоём прямо посреди шумной компании, чтобы наконец одновременно напиться вдрызг и хоть немного друг другу сказать. А обычно нам вполне достаточно знать, что человек где-то не слишком далеко ходит по своим делам, дышит и просто существует…
…Люди, которых ты видишь вокруг, все эти странные существа – это твои хорошие знакомые лет через двадцать. Двадцать – для тех, кому сильно повезёт, для многих – много меньше. Не смотреть в их сторону невозможно, так как они есть в каждой из сторон, а допускать на лицо брезгливость считается невежливым. Смотри, запоминай поглубже, сравнишь при первой возможности…
…Моя жизнь не делится на чёрные и белые полосы, она у меня вся в крапинку (немного разных степеней интенсивности). Гораздо проще разделить на периоды деятельности созидательной и разрушительный. Деструктив лидирует с большим отрывом, мама, когда же это кончится…

З.ы.
Всё, что я могу сделать для такой волнующей незамутнённые умы грядущей сессии, – НЕ сломать ногу. Самое время.

Когда у меня спрашивают закурить, я не знаю точно, что от меня требуется: сигарет или огня. Если первого - прости, не держу при себе подобного, если второго - сколько угодно, можешь забрать себе приглянувшегося. Курить вредно, но никто в это не верит.

Завтра понедельник, а я смотрю фильмы, на которые видел много противоречивых отзывов, и пью остывший на сквозняке чай. Мне есть чем заняться, есть куда и с кем пойти, есть чем напиться и есть что убить, но не хочется. Пока я не ценю времени, его у меня есть бесконечно. Не надо говорить мне, что так не будет всегда, я это и так знаю, но пока это знание не кажется важным. Это такая же истина как то, что завтра с утра у меня опять будет болеть голова и я опять попытаюсь сбежать - как всегда безуспешно. Настолько безуспешно, что этого даже никто не заметит, ну или по крайней мере не придаст решающего значения.

Не смотри на меня так, будто пытаешься разгадать скрывающуюся во мне тайну своей жизни. Как будто никогда не подозревала, что меня здесь сейчас нет, вчера не было и вообще никогда не существовало. Я люблю тебя, как каждый день безвозмездно и бессмысленно подаренной мне жизни. Я прошу тебя: запомни меня таким, какой я есть, каким был и каким никогда больше не стану. Я боюсь своего будущего, но никогда в этом не признаюсь, но мы же достаточно хорошо друг друга знаем, не так ли?

Сегодня я отдаю свою жизнь для того, чтобы тебе стало чуть легче, чуть лучше. Ты никогда не узнаешь причины такого подъёма. Я думаю лишь об одном: лишь бы тебе никогда не пришло в голову сделать то же самое для меня. Не стоит, поверь мне, это обязательно кончится плохо.

Не смотри на меня таким пронзающим взглядом, я и так таю на глазах. Я ещё должен успеть попрощаться.

В колонках играет - Ayreon - Day seven: Hope
Настроение сейчас - до сих пор под впечатлением...

Большинство людей живёт в состоянии судороги. Огромная энергия затрачивается ими на поддержание изнуряющего саморазрушительного статического душевного напряжения.
Нырять?
з.ы.
Я попытаюсь поделиться фотографиями... Coming soon.
Кто честно дочитал до этого места, может высказать мне всё, что думает по поводу и без, а потом при встрече потребовать конфетку. Или даже пирожок!

В колонках играет - Korpiklaani - Let's Drink
Настроение сейчас - обживая собственный дом

* * *
Тем временем объективная реальность, данная Нель в ощущении, внушала серьёзные опасения. Причём Нель даже не могла с ходу оценить, что же её больше тревожит: сама реальность или неадекватность собственных ощущений. Окружающий мир бился в истерике и рассыпался на невротические осколки, которые скандалили, уезжали на вокзал, хлопнув дверью, пили без продыху, с тяжёлым взглядом говорили "ты меня не любишь" и со слезами на глазах признавались "я тебя не люблю". У них болели родители, капризничали дети, а что самое ужасное – их всех когда-то научили буквам и цифрам. Поэтому они писали длинные душераздирающие письма, а в промежутках набирали телефонные номера.
"Бедный окружающий мир, – думала Нель, поднимаясь по знакомой лестнице, – мне тебя очень жалко, я бы тебя даже погладила по загривку, но боюсь, что ты меня укусишь: у тебя пена на губах, безумные глаза и судорожные движения, смахивающие на агонию. Я думаю, что пора пристрелить тебя из жалости, мой дорогой и любимый окружающий мир, и создать новый, на этот раз на трезвую голову, учитывая все недостатки предыдущего. А если дивный старый мир не хочет, чтобы я его пристрелила, то пусть сам куда-нибудь уйдёт и заберёт с собой все свои гвоздики для забивания в мозг, иголки для втыкания под ногти, щипчики для выдирания волос, дыбу, и вот эту верёвочку с узелками для памяти тоже пусть забуреет, а то я за себя не отвечаю".
(с) "Забавные повадки людей"

Ярко горят окна по большей части небольших, на расстоянии друг от друга стоящих домиков. Не слишком частые фонари тенями обозначают глубокие и узкие колеи и отдельные цепочки следов на идеально белом снегу нерасчищенных исконно-зимних дорог. Где-то что-то очередное-невнятное бормочет телевизор, зачарованно мерцая большим и суперплоским экраном, где-то на пределах мощности хрипит побитый жизнью магнитофон, а у иных, несмотря на маскировочно-праздничную иллюминацию, пронзительно визжит дисковая пила, рассекая официоз выходных дней.
Но стоит лишь кое-чему перегореть, взбрызнув напоследок роем искр, – и всё прекратится, смолкнет в единый миг. Останутся лишь живые голоса и живой огонь на свечах и в каминах. И люди растерянно выйдут на улицу и наконец встретятся, познакомятся, оценив полноту слов "добрый вечер". И – все вместе – наконец увидят звёзды там, где те были всегда, и даже узнают Ориона. И никому даже холодно не будет.
И все обязательно поверят, что эта их новая история обязательно закончится хорошо.
Но быстро.
Электрики бывают нечеловечески, до неприличия оперативны.

Настроение сейчас - =∫

Товарищи Физики! Вы же серьёзные представители науки! Давайте же отбросим суеверия и храбро используем в рассчётах плотность ртути! А также учтём сопротивление воздуха вместо "в идеальных условиях да с Божьей помощью точно долетело бы"!

В колонках играет - блаженное ничего
Настроение сейчас - удалось наскрести решимости

Хоть какой-нибудь, пусть и неправильный суточный режим приказал долго жить и напоследок слёзно попросил не следовать его примеру. Ночная тишина не приносит облегчения, да и сама не заходит на тёплый ночник, распадаясь на оглушительные шорохи. Умиротворяющее жужжание вечно включённого, активно работающего компьютера пронзает уши стремительными запилами кулера будто на последних издыханьях. Из-за стены слышится страшный, смертный кашель, будто изъеденный организм решил всё-таки избавится от разваливающихся внутренних органов – а там будь что будет. Да и вообще любой человек интерпретируется как источник бесполезного шума – простите, я обязательно исправлюсь, дайте только срок.

Ровно две недели в гипсе, а нога всё также возмущается на любое движение, будто кости и не думали срастаться. И сколько бы я раз не повторил, что я явно главнее и не позволю какой-то там ноге портить себе жизнь… самовнушение больше не работает. Портит, да ещё как, хуже любого разумного. Да ещё эти таблетки… пусть не лекарство, и вообще для моего же блага, ускоряет процесс регенерации и это научно доказано. Но не стоило мне смотреть в Википедии происхождение этой мерзкой на вкус тёмной субстанции – уж лучше бы я до сих пор тешился дурацкими мыслями о мумиях.

Основная установка – дожить до завтра, до послезавтра… Время тянется, но его всё равно катастрофически не хватает. Я буду надеяться на удачу и снисхождение высших, и вместо старательных занятий пойду в «Вокзалъ», неожиданно обретя маленькую компанию. Пить кофе Бэйлис и хоть как-то пытаться исправлять себе настроение, потому что на самом деле только это сейчас важно. Мы всё-таки удивительно похожи – крыша съехала точно на восток. Мы могли быть вместе, но так, изредка встречаясь, даже лучше и полезнее для нас обоих. Всё равно грандиозным планам не суждено сбыться, да и не для того их строим.
Добраться ну хотя бы до четверга – а дальше будет проще. Там уже не надо будет с боем вырывать время. Можно даже всему контакт-листу аськи – приглашения, назначенная дата и место встречи и объявление о программе вечера. Сразу уйти в оффлайн, не дожидаясь отговорок о занятости и необеспеченности, пойти самому и никого не ждать. Не смотрите на меня столь искоса, блондинки, – для математика нет отдыха лучше игры в бильярд, пусть мне пока и не хватает практики, но я знаю правила и принципы.

А сейчас… четвёртая чашка крепкого кофе на исходе (как же я его ненавижу!) и пора бежать. Ладно, отбросив неуместную лесть в свой адрес – ползти. Но вперёд, не скрывая лица.

В колонках играет - Bob Marley - *track03*
Настроение сейчас - Иногда свободный человек имеет право даже на хорошее настроение, правда?

Как на синхрофазотроне сидел синхрофазоЦарь...

Атомы лампы накаливания не являются когерентными источниками света, а значит дают неустойчивую интерференционную картину. Но в этом нет ничего страшного.

Взять сто грамм производных и в e раз меньше дифференциалов второго порядка, хорошенько перемножить и извлечь из произведения комплексные корни третьей степени. Залить каждый из полученных результатов гранёным стаканом воды с температурой, слева стремящейся к трёмстам семидесяти трём Кельвинам. Настоять в течение четырёх часов, трижды помешивая ветвью клопоиды по правой конической винтовой линии. Определённо проинтегрировать по вкусу.
Хранить в холодильнике.
Употребить порцию с k=0 после расчёта квадратуры круга, а с k=1 - после нахождения удвоения куба. К=2 оставить на чёрный день безумного и невозможного обретения трёх секций угла...

Знаешь, мы сами себе придумали смерть - на счастье...