Любезный брат!

Такое обращение я счел наиболее уместным потому, что обращаюсь к вам в этом письме не столько как к царю, сколько как к человеку - брату. Кроме того еще и потому, что пишу вам как бы с того света, находясь в ожидании близкой смерти.

Мне не хотелось умереть, не сказав вам того, что я думаю о вашей теперешней деятельности и о том, какою она могла бы быть, какое большое благо она могла бы принести миллионам людей и вам и какое большое зло она может принести людям и вам, если будет продолжаться в том же направлении, в котором идет теперь.

Треть России находится в положении усиленной охраны, то есть вне закона. Армия полицейских - явных и тайных - все увеличивается. Тюрьмы, места ссылки и каторги переполнены, сверх сотен тысяч уголовных. политическими, к которым причисляют теперь и рабочих. Цензура дошла до нелепостей запрещений, до которых она не доходила в худшее время 40-вых годов. Религиозные гонения никогда не были столь часты и жестоки, как теперь, и становятся все жесточе и жесточе и чаще. Везде в городах и фабричных центрах сосредоточены войска и высылаются с боевыми патронами против народа. Во многих местах уже были братоубийственные кровопролития, и везде готовятся и неизбежно будут новые и еще более жестокие.

И как результат всей этой напряженной и жестокой деятельности правительства, земледельческий народ - те 100 миллионов, на которых зиждется могущество России, - несмотря на непомерно возрастающий государственный бюджет или, скорее, вследствие этого возрастания, нищает с каждым годом, так что голод стал нормальным явлением. И таким же явлением стало всеобщее недовольство правительством всех сословий и враждебное отношение к нему.

И причина всего этого, до очевидности ясная, одна: та, что помощники ваши уверяют вас, что, останавливая всякое движение жизни в народе, они этим обеспечивают благоденствие этого народа и ваше спокойствие и безопасность. Но ведь скорее можно остановить течение реки, чем установленное богом всегдашнее движение вперед человечества. Понятно, что люди, которым выгоден такой порядок вещей и которые в глубине души своей говорят: "apres nous le deluge" *, могут и должны уверять вас в этом; но удивительно, как вы, свободный, ни в чем не нуждающийся человек, и человек разумный и добрый, можете верить им и, следуя их ужасным советам, делать или допускать делать столько зла ради такого неисполнимого намерения, как остановка вечного движения человечества от зла к добру, от мрака к свету.

* после нас хоть потоп (фр.)

Ведь вы не можете не знать того, что с тех пор как нам известна жизнь людей, формы жизни этой, как экономические и общественные, так религиозные и политические, постоянно изменялись, переходя от более грубых, жестоких и неразумных к более мягким, человечным и разумным.

Ваши советники говорят вам, что это неправда, что русскому народу как было свойственно когда-то православие и самодержавие, так оно свойственно ему и теперь и будет свойственно до конца дней и что поэтому для блага русского народа надо во что бы то ни стало поддерживать эти две связанные между собой формы: религиозного верования и политического устройства. Но ведь это двойная неправда. Во-первых, никак нельзя сказать, чтобы православие, которое когда-то было свойственно русскому народу, было свойственно ему и теперь. Из отчетов обер-прокурора Синода вы можете видеть, что наиболее духовно развитые люди народа, несмотря на все невыгоды и опасности, которым они подвергаются, отступая от православия, с каждым годом все больше и больше переходят в так называемые секты. Во-вторых, если справедливо то, что народу свойственно православие, то незачем так усиленно поддерживать эту форму верования и с такою жестокостью преследовать тех, которые отрицают ее.

Что же касается самодержавия, то оно точно так же если и было свойственно русскому народу, когда народ этот еще верил, что царь - непогрешимый земной бог и сам один управляет народом, то далеко уже несвойственно ему теперь, когда все знают или, как только немного образовываются, узнают - во-первых, то, что хороший царь есть только "un heureux hasard" *, а что цари могут быть и бывали и изверги и безумцы, как Иоанн IV или Павел, а во-вторых, то, что, какой бы он ни был хороший, никак не может управлять сам 130-миллионным народом, а управляют пародом приближенные царя, заботящиеся больше всего о своем положении, а не о благе народа. Вы скажете: царь может выбирать себе в помощники людей бескорыстных и хороших. К несчастью, царь не может этого делать потому, что он знает только несколько десятков людей, случайно или разными происками приблизившихся к нему и старательно загораживающих от него всех тех, которые могли бы заместить их. Так что царь выбирает не из тех тысяч живых, энергичных, истинно просвещенных, честных людей, которые рвутся к общественному делу, а только из тех, про которых говорил Бомарше: "Mediocre et rampant et on parvient a tout" **. И если многие русские люди готовы повиноваться царю, они не могут без чувства оскорбления повиноваться людям своего круга, которых они презирают и которые так часто именем царя управляют народом.

* счастливая случайность (фр.)

** "Будь ничтожен и подобострастен и всего достигнешь" (фр.). Толстой не совсем точно цитирует Бомарше ( "Женитьба Фигаро", 3-й акт, реплика Фигаро: "Раболепная посредственность - вот кто всего добивается". - Перевод Н. Любимова).

Вас, вероятно, приводит в заблуждение о любви народа к самодержавию и его представителю - царю то, что везде при встречах вас в Москве и других городах толпы народа с криками "ура" бегут за вами. Не верьте тому, чтобы это было выражением преданности вам, - это толпа любопытных, которая побежит точно так же за всяким непривычным зрелищем. Часто же эти люди, которых вы принимаете за выразителей народной любви к вам, суть не что иное, как полицией собранная и подстроенная толпа, долженствующая изображать преданный вам народ, как это, например, было с вашим дедом в Харькове, когда собор был полон народа, но весь народ состоял из переодетых городовых.

Если бы вы могли, так же как я, походить во время царского проезда по линии крестьян, расставленных позади войск, вдоль всей железной дороги, и послушать, что говорят эти крестьяне: старосты, сотские, десятские, сгоняемые с соседних деревень и на холоду и в слякоти без вознаграждения с своим хлебом по нескольку дней дожидающиеся проезда, вы бы услыхали от самых настоящих представителей народа, простых крестьян, сплошь по всей линии речи, совершенно несогласные с любовью к самодержавию и его представителю. Если лет 50 тому назад при Николае I еще стоял высоко престиж царской власти, то за последние 30 лет он, не переставая, падал и упал в последнее время так, что во всех сословиях никто уже не стесняется смело осуждать не только распоряжения правительства, но самого царя и даже бранить его и смеяться над ним.

Самодержавие есть форма правления отжившая, могущая соответствовать требованиям народа где-нибудь в центральной Африке, отделенной от всего мира, но не требованиям русского народа, который все более и более просвещается общим всему миру просвещением. И потому поддерживать эту форму правления и связанное с нею православие можно только, как это и делается теперь, посредством всякого насилия: усиленной охраны, административных ссылок, казней, религиозных гонений, запрещения книг, газет, извращения воспитания и вообще всякого рода дурных и жестоких дел.

И таковы были до сих пор дела вашего царствования. Начиная с вашего возбудившего негодование всего русского общества ответа тверской депутации, где вы самые законные желания людей назвали "бессмысленными мечтаниями" *, - все ваши распоряжения о Финляндии ** о китайских захватах ***, ваш проект Гаагской конференции, сопровождаемый усилением войск **** ваше ослабление самоуправления и усиление административного произвола, ваша поддержка гонений за веру, ваше согласие на утверждение винной монополии, то есть торговли от правительства ядом, отравляющим народ, и, наконец, ваше упорство в удержании телесного наказания, несмотря на все представления, которые делаются вам об отмене этой позорящей русский народ бессмысленной и совершенно бесполезной меры, - все это поступки, которые вы не могли бы сделать, если бы не задались, по совету ваших легкомысленных помощников, невозможной целью - не только остановить жизнь народа, но вернуть его к прежнему, пережитому состоянию.

* Николай II в своей речи, произнесенной перед представителями от земства и дворянства, предостерег их от "бессмыссленных мечтаний об участии в делах внутреннего самоуправления" и заявил, что будет "охранять начала самодержавия".

** Царское правительство проводило жестокую политику русификации Финляндии. В 1900 г. русский язык был объявлен официальным языком; 29 июня был введен новый закон, по которому финны должны были отбывать воинскую повинность в русской армии.

*** Имеется в виду интервенция ряда иностранных государств (Германии, США, Англии, Франции, Японии, Италии, Австро-Венгрии, царской России) в Китае 1900-1901 гг. для подавления так называемого "боксерского" восстания.

**** В 1899 г. по инициативе России была созвана мирная конференция в Гааге. В то же время царизм вел подготовку к новой войне на Дальнем Востоке.

Мерами насилия можно угнетать народ, но нельзя управлять им. Единственное средство в наше время, чтобы действительно управлять народом, только в том, чтобы, став во главе движения народа от зла к добру, от мрака к свету, вести его к достижению ближайших к этому движению целей. Для того же, чтобы быть в состоянии сделать это, нужно прежде всего дать народу возможность высказать свои желания и нужды и, выслушав эти желания и нужды, исполнить те из них, которые будут отвечать требованиям не одного класса или сословия, а большинству его, массе рабочего народа.

И те желания, которые выскажет теперь русский народ, если ему будет дана возможность это сделать, по моему мнению, будут следующие:

Прежде всего рабочий народ скажет, что желает избавиться от тех исключительных законов, которые ставят его в положение пария, не пользующегося правами всех остальных граждан; потом скажет, что он хочет свободы передвижения, свободы обучения и свободы исповедания веры, свойственной его духовным потребностям; и, главное, весь 100-миллионный народ в один голос скажет, что он желает свободы пользования землей, то есть уничтожения права земельной собственности.

И вот это-то уничтожение права земельной собственности и есть, по моему мнению, та ближайшая цель, достижение которой должно сделать в наше время своей задачей русское правительство.

В каждый период жизни человечества есть соответствующая времени ближайшая ступень осуществления лучших форм жизни, к которой оно стремится. Пятьдесят лет тому назад такой ближайшей ступенью было для России уничтожение рабства. В наше время такая ступень есть освобождение рабочих масс от того меньшинства, которое властвует над ними, - то, что называется рабочим вопросом.

В Западной Европе достижение этой цели считается возможным через передачу заводов и фабрик в общее пользование рабочих. Верно ли, или неверно такое разрешение вопроса и достижимо ли оно или нет для западных народов, - оно, очевидно, неприменимо к России, какова она теперь. В России, где огромная часть населения живет на земле и находится в полной зависимости от крупных землевладельцев, освобождение рабочих, очевидно, не может быть достигнуто переходом фабрик и заводов в общее пользование. Для русского народа такое освобождение может быть достигнуто только уничтожением земельной собственности и признанием земли общим достоянием, - тем самым, что уже с давних пор составляет задушевное желание русского народа и осуществление чего он все еще ожидает от русского правительства.

Знаю я, что эти мысли мои будут приняты вашими советниками как верх легкомыслия и непрактичности человека, не постигающего всей трудности государственного управления, в особенности же мысль о признании земли общей народной собственностью; но знаю я и то, что для того, чтобы не быть вынужденным совершать все более и более жестокие насилия над народом, есть только одно средство, а именно: сделать своей задачей такую цель, которая стояла бы впереди желаний народа. И, не дожидаясь того, чтобы накатывающийся воз бил по коленкам, - самому везти его, то есть идти в первых рядах осуществления лучших форм жизни. А такой целью может быть для России только уничтожение земельной собственности. Только тогда правительство может, не делая, как теперь, недостойных и вынужденных уступок фабричным рабочим или учащейся молодежи, без страха за свое существование быть руководителем своего народа и действительно управлять им.

Советники ваши скажут вам, что освобождение земли от права собственности есть фантазия и неисполнимое дело. По их мнению, заставить 130-миллионный живой народ перестать жить или проявлять признаки жизни и втиснуть его назад в ту скорлупу, из которой он давно вырос, - это не фантазия и не только не неисполнимо, но самое мудрое и практическое дело. Но ведь стоит только серьезно подумать для того, чтобы понять, что действительно неисполнимо, хотя оно и делается, и что, напротив, не только исполнимо, но своевременно и необходимо, хотя оно и не начиналось.

Я лично думаю, что в наше время земельная собственность есть столь же вопиющая и очевидная несправедливость, какою было крепостное право 50 лет тому назад. Думаю, что уничтожение ее поставит русский народ на высокую степень независимости, благоденствия и довольства. Думаю тоже, что эта мера, несомненно, уничтожит все то социалистическое и революционное раздражение, которое теперь разгорается среди рабочих и грозит величайшей опасностью и народу и правительству.

Но я могу ошибаться, и решение этого вопроса в ту или другую сторону может быть дано опять-таки только самим народом, если он будет иметь возможность высказаться.

Так что, во всяком случае, первое дело, которое теперь предстоит правительству, это уничтожение того гнета, который мешает народу высказать свои желания и нужды. Нельзя делать добро человеку, которому мы завяжем рот, чтобы не слыхать того, чего он желает для своего блага. Только узнав желания и нужды всего народа или большинства его, можно управлять народом и сделать ему добро.

Любезный брат, у вас только одна жизнь в этом мире, и вы можете мучительно потратить ее на тщетные попытки остановки установленного богом движения человечества от зла к добру, мрака к свету и можете, вникнув в нужды и желания народа и посвятив свою жизнь исполнению их, спокойно и радостно провести ее в служении богу и людям.

Как ни велика ваша ответственность за те годы вашего царствования, во время которых вы можете сделать много доброго и много злого, но еще больше ваша ответственность перед богом за вашу жизнь здесь, от которой зависит ваша вечная жизнь и которую бог дал вам не для того, чтобы предписывать всякого рода злые дела или хотя участвовать в них и допускать их, а для того, чтобы исполнять его волю. Воля же его в том, чтобы делать не зло, а добро людям.

Подумайте об этом не перед людьми, а перед богом и сделайте то, что вам скажет бог, то есть ваша совесть. И не смущайтесь теми препятствиями, которые вы встретите, если вступите на новый путь жизни. Препятствия эти уничтожатся сами собой, и вы не заметите их, если только то, что вы будете делать не для славы людской, а для своей души, то есть для бога.

Простите меня, если я нечаянно оскорбил или огорчил вас тем, что написал в этом письме. Руководило мною только желание блага русскому народу и вам. Достиг ли я этого - решит будущее, которого я, по всем вероятиям, не увижу. Я сделал то, что считал своим долгом.

Истинно желающий вам истинного блага брат ваш

Лев Толстой.

16 января 1902.

Переписка М.К. Ганди и Л.Н. Толстого

В 1909г. Мохандас Ганди из Лондона написал Л.Н. Толстому. Письмо это было откликом на "Письмо к индусу" (Таракуат Дас) 1908г. В письме к Толстому Ганди пишет: "Мне выпало счастье изучать ваши писания, произведшие глубокое впечатление на мое мировоззрение". О положении индусов в Трансваале Ганди сообщает: "Борьба еще продолжается и неизвестно, когда закончится, но она показала, что пассивное сопротивление может и должно победить там, где грубое насилие бессмысленно...Я знаю, что те, кто чтит вас и пытается следовать Вам, не имеют права отнимать Ваше время и, насколько могут, должны воздерживаться чем-либо затруднять Вас. И все же я, абсолютно неизвестный Вам человек, осмеливаюсь обратиться к Вам с этим письмом ради истины и с целью услышать Ваш совет относительно тех вопросов, решение которых Вы сделали задачей Вашей жизни".

Ответ* Льва Николаевича [7 окт. 1909]:

Сейчас получил ваше в выcшей степени и интересное и доставившее мне большую радость письмо. Помогай Бог нашим дорогим братьям и сотрудникам в Трансваале. Та же борьба мягкого против жесткого, смирения и любви против гордости и насилия с каждым годом все более и более проявляется и у нас, в особенности в одном из самых резких столкновений закона религиозного с законом мирским - в отказах от военной службы. Отказы становятся все чаще и чаще. Письмо к индусу писано мною (1). Перевод очень хорош. Заглавие книги о Кришне вам будет выслано из Москвы (2). Слово reincarnation (3) мне бы не хотелось исключать, потому что, по моему мнению, вера в reincarnation никогда не может быть так тверда, как вера в неумираемость души и в справедливость и любовь Бога. Впрочем, делайте, как хотите. Переведу на индусский язык моего письма и распространению его могу только радоваться. Думаю, что competition (4), т.е. денежное поощрение, в деле религиозном неуместно. Если я могу служить чем-то вашему изданию (5);, то буду очень рад. Братски приветствую вас и радуюсь общению с вами.

ПРИМЕЧАНИЯ

*Это одно из двух (http://www.liveinternet.ru/users/leopoliss/post255165383) 
писем Льва Толстого к Мохандасу Ганди. 

(1) Речь идет о письме-статье Толстого к Таракуат Дас, 1908г. Ганди и его друзья намеревались перевести статью, и предварительно хотели удостовериться в авторстве Толстого. Ганди приложил рукопись перевода статьи.

(2) В "Письме к индусу" к каждой главе эпиграфом поставлены изречения Кришны в переводе Толстого на русский язык. Ганди спрашивал, откуда взяты эти изречения. Взяты они из книги Baba Premenad Bharati, "Shree Krishna. The Lord of Love", New York, 1904.

(3) По поводу имеющегося в конце статьи Толстого возражения против учения о перевоплощении (reincarnation) Ганди просил Толстого исключить "перевоплощение" из числа тех понятий, в которых Толстой хочет разубедить читателя.

(4) Ганди поделился с Толстым своей мыслью о целесообразности общественного конкурса (competition) на статью по вопросу о "нравственности и действительности пассивного сопротивления".

(5) Толстой имел в виду свое участие не в издании "Письма к индусу" в переводе на индусский язык, а в составлении статьи на тему о "нравственности и действительности пассивного сопротивления".


http://www.gandhi.ru/

Среди людей, с которыми Лев Николаевич Толстой дружески общался в последнее десятилетие своей жизни, находился его молодой единомышленник, а впоследствии секретарь Виктор Анатольевич Лебрен.

Уроженец Франции, он был привезен в Россию отцом - инженером путей сообщения, участвовавшим в постройке Туркестанской и Сибирской железных дорог. Живя и учась в России - вначале в Средней Азии, а затем на Дальнем, Востоке, - он рано проникся интересом к произведениям Толстого и еще в юности твердо решил следовать гуманистическим заветам любимого писателя.

Летом 1900 года, вскоре после того, как он потерял отца, семнадцатилетний Виктор Лебрен приехал в Ясную Поляну, чтобы спросить у Толстого совета, как дальше жить. Лев Николаевич, считавший земледельческий труд наиболее справедливым, посоветовал, ему выучиться крестьянской работе и самому возделывать землю. Лебрен так и поступил. Он с рекомендательным письмом Толстого уехал на Кавказ и в течение трех лет работал у разных хозяев, изучая сельскохозяйственный труд. Затем он на свои скудные заработки и на небогатое наследство, оставленное отцом, купил под Геленджиком небольшой участок земли и обрабатывал его собственными руками.

В течение всех этих лет Лебрен писал Толстому, откровенно делясь с ним своими переживаниями, раздумьями и мечтами. Радуясь внутреннему росту своего юного друга. Толстой исправно отвечал ему, поощряя к серьезному чтению и честной трудовой жизни.

Зимой 1903 года двадцатилетний Виктор Лебрен переживал душевную драму. Живя в горах, в доме одного из своих хозяев, он увлекся его родственницей - девушкой значительно старше его, но пустой и легкомысленной. Хотя это был обычный легкий роман и девушка давала ему полную свободу, фанатично строгий и требовательный к себе Лебрен посчитал себя нравственно обязанным жениться на пей. Он так и сказал об этом своей возлюбленной, но в душе сомневался, принесет ли этот брак ей счастье. О своих переживаниях и сомнениях он искренне и откровенно написал Толстому, прося у него совета,

Толстой питал симпатию к своему молодому последователю и принял близко к сердцу его переживания. Вместе с тем он не мог подойти к этому делу иначе, как с позиций своего нравственного учения, согласно которому главное во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной - внутренняя, духовная связь, а не плотская любовь. Толстой был убежден, что при отсутствии внутренней, душевной близости и глубокого духовного единения молодые люди должны держаться подальше от соблазнов, которые губят их. В этом духе он и ответил Лебрену двумя отеческими письмами, которые из деликатности утаил от своих домашних, знавших Лебрена, и не занес их в копировальную книгу, в которую заносился текст всех его писем. Этим, кстати, объясняется тот факт, что письма до последнего времени не были известны и не попали в собрание сочинений писателя.

Вот первое письмо:
 

"Бедный, бедный, милый Лебрен. Не миновал и вас самый жестокий и мучительный соблазн и захватил вес в очень тяжелой трудной форме. Что делать? - Вы пишете о 4-х выходах. Я думаю, что лучший, хотя и более эгоистический, чем последний - это выход второй, состоящий в том, чтобы расстаться. Выход этот, разумеется, возможен только в том случае, если она, как вы пишете, дает вам свободу. Лучший это выход потому, что он не только освобождает вас от повторения и усиления соблазна привычкой, но и потому, что избавит вас от бесчисленного количества самых трудных возможных осложнений, соблазны которых вы так же не выдержите. Жертва, которую вы принесете, оставаясь с ней, женившись, будет несравненно больше той, которую она принесет, отказавшись от вашей близости. Главное же то, что жертва, которую вы принесете, не освободит ни вас ни ее от соблазна; напротив, усилит его. Жертва же ее - разлука - освободит и вас и ее от соблазна и бесчисленных, ожидающих вас обоих а случае женитьбы, не толькр мучительных осложнений, [но] и грехов и поздних раскаяний. И потому мой совет: примите ее жертву, расстаньтесь. Приняв эту жертву, вы будете а состоянии в своей дальнейшей жизни приносить жертвы другим; соединившись же, вы лишите себя этой возможности. Это мои соображения и предположения, и я не настаиваю на их справедливости; все эти соображения не могут быть решающими мотивами. Решающим мотивом должно быть то, что надо уйти от соблазна. А уйти от соблазна есть одно средство; разлука. Знаю, что это тяжело будет вам, но выхода из тупика не может быть без страдания. Очень, очень советую вам сделать так. Я не только думал о вашем положении, но сердцем перечувствовал его. Мое здоровье шатко. Теперь я как будто поправляюсь, но все еще слаб. Любящий вас Л. ТОЛСТОЙ. 2 февраля 1903".

Через месяц, 6 марта, видимо, продолжая думать о своем молодом друге. Толстой послал ему второе письмо, в котором разъяснил свою мысль, высказанную в предыдущем письме. -
 

"Дорогой Лебрен. Хочется еще сказать вам несколько слов о вашем положении. Вы пишете, что не лучше ли жениться? Отчего и не жениться? Но только под женитьбой не надо разуметь не только венчание, но и возможность - разрешение полового общения. Брак есть, по моему, такое обязательство, которое берут друг перед другом мужчина и женщина, что если они придут к необходимости полового общения, то только друг с другом. И такой брак не только не исключает воздержания, но еще больше требует его. Так что в вашем положении я бы обещал, что не сойдусь ни с какой другой женщиной (что и ей так страшно), но старался бы тем более оставаться целомудренным. Для этого же нужно изменить условия, разбить привычку соблазна. Так я думал о вас и вот пишу, что думал. Согласится ли на это ваш ум и чувство, это ваше депо. Может быть я ошибаюсь, но думал я, любя вас непосредственной любовью, как человека мне приятного, и ее - сознательной христианской любовью, как сестру, которой желаю блага. Л. ТОЛСТОЙ".

Письма Толстого, как это видно из ответных взволнованных писем Лебрена (они сохранились в архиве писателя), и обрадовали его, и повергли в еще большее смятение. Он, конечно, понимал разумность совета Льва Николаевича. Вместе с тем ему показалось, что совет учителя продиктован не суровыми и непреклонными принципами морали, а снисхождением к его молодости, неверием в то, что он способен до конца выполнить свой нравственный долг. Виктор Лебрен был в отчаянии. Но судьбе было угодно бросить ему спасательный круг. Неожиданно приехавший дальний родственник девушки увлекся ею. Она ответила ему взаимностью. Вскоре они уехали в Тифлис и поженились. Смятение рассеялось само собой. "Потайные" же письма Толстого вместе с 20 другими письмами писателя Лебрен свято хранил в течение шести десятилетий.

Несколько слов о дальнейшей судьбе Виктора Лебрена. Весной 1906 года он, по приглашению Толстого, приехал в Ясную Поляну и стал помогать ему в переписке. До этого секретарей у Толстого не было - эту работу по-домашнему выполняли жена, дочери и некоторые наезжавшие друзья. Виктор Лебрен оказался отличным секретарем. Глубоко преданный своему учителю, знаток нескольких языков, особенно французского, он проявил себя деловитым, аккуратным и вдумчивым помощником. Толстой высоко ценил его душевные и деловые качества и доверял ему самостоятельное составление ответов на поступавшие письма. Полюбили Лебрена и в семье писателя. Однако в нем уже крепко сидела крестьянская жилка, и с наступлением осеннего сева его потянуло домой, к земле. Вскоре он вернулся на Кавказ к своему любимому земледельческому труду.

В 1909 году Лебрен женился, а в двадцатых годах по настоянию родственников выехал на родину, во Францию. Там он благополучно проживает до сих пор.Верный завету своего учителя, он ведет крестьянский образ жизни, возделывая небольшой участок земли и разводя на нем пчел. Время от времени во французской печати появляются его очень интересные, полные благоговения воспоминания о Толстом, а также статьи, исполненные восхищения и уважения к Советской стране.

Сейчас 82-летний В. А. Лебрен - один из деятельных членов Общества франко-советской дружбы. Он также видный деятель Международного союза эсперанто. Недавно он издал в Италии интересную книгу мемуаров, в которой не без юмора рассказал историю своего юношеского романа и опубликовал "потайные" письма Толстого к нему. Одновременно он прислал в Москву, в дар Музею Л. Н. Толстого, фотокопии этих писем.