Книга далась мне довольно легко и быстро но без особого удовольствия.
Скажем так, произведение, конечно, на любителя.
Для меня весь роман напоминал скорее течение мысли, воспоминаний человека, не совсем здорового психически. Ну, фактически, этим книга и является. Ведь Гумберт Гумберт, от лица которого ведётся повествование, в момент "написания" исповеди находится в неуровновешенном состоянии, после всего, что с ним произошло и того, что он сам совершил. Да и изначально нельзя назвать совершенно здоровым психически человека, постоянно снедаемого скрытой, недопустимой в обществе страстью.
Возможно главный вопрос, который возникает у каждого, кто берёт в руки эту книгу: как же относится к пристрастию Гумберта к "нимфеткам"? Это дело лично каждого, хотя конечно известно, как к этому в целом относится цивиллизация, "которая позволяет мужчине увлекаться девушкой шестнадцатилетней, но не девочкой двенадцатилетней."
Рассматрива этот вопрос через призму истории (как это делает и сам Гумберт), стоит, конечно отметить, что:
"В конце концов Данте безумно влюбился в свою Беатриче, когда минуло только девять лет ей, такой искрящейся, крашеной, прелестной, в пунцовом платье с дорогими каменьями, а было это в 1274-ом году, во Флоренции, на частном пиру, в веселом мае месяце. Когда же Петрарка безумно влюбился в свою Лаурину, она была белокурой нимфеткой двенадцати лет, бежавшей на ветру, сквозь пыль и цветень, сама как летящий цветок."
Можно назвать множество примеров из истории и обычаев многих народов, когда особа женского пола в 12 лет могла, а кое-где и должны была уже стать женой и матерью.
Просто как-то так получилось, что с течением истории, улучшением уровня и качества жизни, человечество получило увелечение срока счастливого детства, и подстроило своё моральное сознание под этот факт.
Стоит просто спросить себя: а как бы вы отреагировали на то, что ваша десяти-тринадцати-летняя дочь будет вести активную половую жизнь? Ну мне как-то не очень...
Что касается главного героя романа, то он какое-то время тщательно сопротивляется своим желаниям:
"Несмотря на мужественную мою наружность, я ужасно робок. Моя романтическая душа вся трясется от какого-то липкого озноба при одной мысли, что можно нарваться на грязную ужасную историю."
Он прячет свои желания, пытается создать видимость счастливой супружеской жизни, но всё у него как-то не выходит.
При этом судьба посредством удивительного стечения обстоятельств сама даёт ему в руки все шансы для осуществления его мечты.
Мешает одна жена - и она вдруг решает уйти к другому мужчине. Едет поселятся в одни коттедж, а тот ночью неожиданно сгорает и его поселяют в дом, где проживает его роковая любовь - Лолита.
Мешает вторая жена - мать Лолы, и она попадает под машину, оставляя Ло всецело в руках Гумберта. И т.д. и т.п.
Как же тут не броситься в омут с головой?
И этот омут оказался для Гумберта губительным:
"Я знал, что влюбился в Лолиту навеки; но я знал и то, что она не навеки останется Лолитой: 1-го января ей стукнет тринадцать лет. Года через два она перестанет быть нимфеткой и превратится в «молодую девушку», а там в «колледж-гэрл» — т. е. «студентку» — гаже чего трудно что-нибудь придумать. Слово «навеки» относилось только к моей страсти, только к той Лолите, которая незыблемо отражалась в моей крови." Так рассуждал Гумберт в начале своей влюблённости, хотя как для него оказалось позже:
"и я глядел, и не мог наглядеться, и знал — столь же твердо, как то, что умру, — что я люблю ее больше всего, что когда-либо видел или мог вообразить на этом свете, или мечтал увидеть на том. От нее оставалось лишь легчайшее фиалковое веяние, листопадное эхо той нимфетки, на которую я наваливался с такими криками в прошлом; эхо на краю красного оврага, с далеким лесом под белесым небом, с бурыми листьями, запрудившими ручей, с одним последним сверчком в сухом бурьяне… Но, слава Богу, я боготворил не только эхо."
Как относится к главной героине? Да никак. По сути мы и не узнаём полностью её характера, её мыслей и чувств. Имеем только лёгкие намёки и догадки самого Гумберта.
Лолита одновременно есть и нет. Она как призрак, наваждение. Таковой и остаётся до конца.