Писать про Зиновия Ефимовича Гердта — ​занятие обманчивой легкости: к твоим услугам десятки обаятельных баек, ностальгия миллионов, покоряющий тембр голоса…

Он был всенародно любимым Зямой, он отдавал на откуп эту масочку.

А был при этом человеком драматического сознания и очень жестких правил.

Торжеству этих правил была посвящена его жизнь. История экзистенциальной пощечины, которую он, маленький безвестный еврей на костылях, дал в послевоенном подмосковном шалмане, посреди толпы, разгоряченной своим правом на подлость, — ​одна из главных историй этой великой судьбы.

Его спасло тогда чудо, и больше не могло спасти ничего.

Обаятельных актеров с хорошим тембром хватало на нашем веку — ​но как мало было тех, кто готов погибнуть за честь! Гердт — ​был готов. В батальонной разведке, в антисемитском шалмане 1950-го, в коричневом октябре 1993-го…

Его правила поведения были очень ясными и не всегда комфортабельными для окружающих: он сам подкручивал колки, чтобы не понизить тона. Встретив на Пахре соседа по даче, известного советского писателя, он окликнул его для уточнения: подписывал ли тот письмо против Андрея Дмитриевича Сахарова, появившееся в газете? Может быть, какая-то ошибка?

Тот подтвердил: да, подписывал.

И Гердт сказал:

— Разрешите с вами раззнакомиться.

Так выстраивались правила.

Правила эти, конечно, так и остались на периферии общественной нормы, и странно удивляться этому: такой этический максимализм в любые времена попахивает экстремизмом. Все люди как люди, а ты что, лучше всех?

И надо уметь не смутиться от этого вопроса; остаться в своих правилах.

Но — ​снизим тон…

Меня Гердт научил, как подавать даме пальто.

А вот и зря вы смеетесь: это тоже относится к числу забытых правил! Юного Гердта правильной подаче пальто научил Всеволод Эмильевич Мейерхольд, и Зиновий Ефимович настаивал на том, что мейерхольдовская технология — ​единственно возможная!

Это ж вам не мешок накинуть. Тут целое искусство…

Гердт инструктировал так: пока дама накручивает на себя свои платочки-шарфики, — ​не стой в метре с растопыренным пальто (дескать, давай скорее, дура!). Нет! Пальто в это время должно быть смиренно прижато к груди кавалера, руки крест-накрест…

Кавалер как бы обнимает женское пальто, тактично обозначая свое счастье от одной мысли о возможном объятии с предметом… Он весь наготове!

И только когда дама навертела все свои шарфики-платочки, следует элегантным движением распахнуть пальто ей навстречу и — ​вторым элегантным движением, чуть снизу — ​подсадить его на плечи.

После чего, чуть приобняв даму сзади, следует нежно, сверху вниз, прогладить воротник. Гердт утверждал: даме будет приятно.

Я уточнил, на всякий случай:

— Зиновий Ефимович, вы уверены, что даме это будет приятно всегда, а не только тогда, когда это делаете вы?

Гердт ответил, конспиративно понизив голос:

— Надо пробовать.

Теперь вы знаете все.

Виктор Шендерович