Наконец, мне удалось побывать на выставке интересного тбилисского художника Джованни Вепхвадзе. И удалось посмотреть  его картины - как я люблю это делать - приблизив нос к полотну, так чтобы впритык увидеть эти волшебные мазки и унюхать запахи краски и багетов.  И понять, что это  так колоритно, так по-тбилисски, так  ароматно и любимо. Как я и представляла, глядя на репродукции.  Все, что он изображает, - этот  художник, сын художника, отец художника (целая династия!), полиглот, говорящий на нескольких языках, создающий картины, пишущий рассказы, - я вижу каждый день, когда  прогуливаюсь по старому городу. Все городские пейзажи - они могут показаться   затасканными,  потому что кто только не изображал  эти кривые улички и заваливающиеся на бок дома, и  острые конусы церквей, и брусчатку, и ковры на балконах, которые висят и висят, - по-моему, их не снимают во веки веков!  
Сейчас только одна картинка  с выставки - для иллюстрации  небольшого отрывка из книги Гришашвили под названием "Приданое":

Вот так - демонстративно, на показ всем зевакам, с фасоном и особой гордостью переносили приданое из дома невесты в дом жениха.
(Скажу анонсом:  сейчас я слушаю интересную передачу с участием Вепхвадзе, и он предстает еще и  прекрасным рассказчиком, так что в следующем посте я непременно выложу этот ролик)

Итак, отрывок из книги И.Гришашвили "Литературная  богема старого Тбилиси" о наших  околосвадебных традициях  из не оченнь далекого прошлого (забавно читать): 

Приданое - одно из звеньев национальной традиции. У нас не то, что у мусульман, где иной жених покупал невесту за пятьдесят верблюдов или пятьдесят овец. У нас за девушкой назначали в приданое золото – столько золота, сколько она весила!
    Турчанки гордились, когда их покупали по высокой цене. Грузинки радовались, когда их приданое обеспечивало мужей деньгами на «карманные расходы». Но радость эта в последние годы старого Тбилиси обернулась напастью. Погоня за приданым чуть ли не эпидемией стала, особенно в простонародной среде.
    Уже ничего не значило быть нареченной. Нареченная – не жена еще. Мужья требовали взяток. Так и стали называть приданое – взяткой, а высокий народный стих сменили частушками:

Не жалей, папаша, денег,
Извела меня любовь,
Я сама уж выйду замуж,
Ты приданое готовь.
    В городском фольклоре немало песенок и стихотворений на тему «теперешних женихов и невест». Приведу одно из них:

Невесту я сосватаю
Кривую и горбатую,
Пускай она глупее всех,
Пускай страшна, как смернтый грех,
Пускай она убогая,
Рябая, кособокая,
Но есть приданое за ней,
Ей-Богу, я женюсь на ней.
Пускай моя красавица
Дерется и кусается,
Разгонит всех моих дружков,
Наставит мужу синяков,
И обратит в страдание
Мое существование,-
Но есть приданое за ней,
Ей-Богу я женюсь на ней!

     Меркантильный молодой человек, что и говорить, хотя и не лишен некоторого воображения, некоторого стихотворного дара. Другой жених куда менее даровит – зато наглей и циничней. Пренебрегая всякого рода поэтическими тропами, он попросту советует некоей мамаше не посылать к нему сватов, ежели невеста не запаслась «домом новым и ванной мраморной, из Европы». Это последнее стихотворение столь распространилось, что на него откликнулась даже Нино Орбелиани, дама высшего света, поэтесса. В стихах гневных и иронических она советовала «наглецу и проходимцу» пополоскаться в грязной луже вместо мраморных ванн, «благо он к этому приучен». Поддержал Нино Орбелиани и поэт Михаил Гордадзе – такими сентиментальными строфами:

Мне приданого не надо,
Не об этом я грущу,
Мне бы милую по сердцу,
Целый век ее ищу.
Я любимую не знаю,
Кака по имени назвать,
Может, нет ее на свете,
Может, некого искать.

     Но о стихах разговор впереди. И поэтому вернемся к приданому. Его по-прежнему собирали девушкам, составляли целые списки приданого. У меня под рукой несколько таких списков, и я вкратце приведу, их, чтобы читатель яснее представил, какое значение имело приданое, как со временем менялись его списки и по стилю и по содержанию.
     Начну со списка приданого Ануки Батонишвили, дочери царя Ираклия II, который перечисляет «малое» - и это «малое» я с трудом уместил на шестнадцати страницах машинописного текста! Вот выдержки:
     .. Из словестности грузинской:
«Вепхисткаосани» книга одна, «Тамариани», «Лейл-Меджнуниани» и «Иосеб-Зилиханиани»..
     Развлечения для разумного отдыха:
«.. Шахматы и нарды; перламутром и ценным деревом украшенные, гравированные и рисованные; и ганджафа, и савазихурхи и тагвпишиши и другие малые игры...»
     Украшения женские:
«Шапку из нитей жемчужных, куньим мехом отороченную. И венец подвенечный. И ленту в жемчугах для украшения волос. И серьги с двумя рубинами алыми из Бадахшана, и двумя жемчужинами большими чистейшей воды, и двумя изумрудами Нишабурскими с цепочками в кои тридцать шесть яхонтов вправлено. И брошь одну хорошую, благородную, девятью златыми гнездами, в кои вправлены благородный изумруд, семь рубинов, двадцать яхонтов, пятьдесят девять жемчужин, та брошь с бахромой и кистями. И качму, подвязку к венцу подвенечному с белой жемчужиной, крупной, чистейшей воды, златой каймой окаймленную и цепью из драгоценных каменьев. И султанчик, украшающий головной убор. Вправлены в него три белых жемчужины чистейшей воды, четыре червончатых яхонта и сорок четыре жемчужины малые. И пару златых цепочек на грудь – круг шеи обернет их дважды. И одно ожерелье и нагрудник златотканный...»
     Для женского туалета:
«..Корзинка серебряная. И чаша для благовоний серебряная на серебряном же подносе. И короб златой темно-желтый. И зеркало в златой оправе, жемчугом инкрустированное. И гребень жемчужный...»
     Банные принадлежности:
«..Покрывало одно голубое. И две банные простыни, из коих одна гладкая. И два полотенца. И две накидки шелковые, коврик и войлок. И большой серебряный чан для купанья. И таз для купанья один. И тунга для согревания воды одна. И котел один...»
     Белье:
«...Рубашек – девять. И вевять рубашек тонкотканных. И девять рубашек ферейданского шелка. И пуговицы для рубашки из девяти зерен благородного жемчуга. И шаровар девять...»
     Платья:
«...Платье испанской парчи изумрудно-желтое с пуговицей златой гиланурской. И платье красное вязаное, с наборами, испанское с девятью пуговицами жемчужными и застежками. И фиолетовое езидской вязки с гиланурскими пуговицами и застежками. И платье французского атласа соломенного цвета с девятью парами златых крючков. И девять платьев чесучевых – три красных, три фиолетовых, три зеленых. И пять платьев в складку с златым узором. И девять платьев простых. И девять платьев французского шелка, из них – два бирюзового цвета, два подобные цвету граната, три зеленого цвета и два оранжевых...»
     Для спальни:
«Покрывало большое кирманское. И покрывало златого шиться. И четыре занавеси. И шесть занавесок для ниш...»
     Посуда:
«..Тарелки и чаши из страны китайской и венецианской, и кувшин. И чаша златая. И пиала серебряная. И миска серебряная. И ложка разливательная серебряная. И столовый нож, златом окованный...»
     Второй список отличается от первого незначительными деталями.
      В третьем списке перечислено невероятное количество жемчугов и драгоценных камней.
    Любопытен Четвертый список – список приданого царевны Нины (дочери последнего грузинского цар Георгия XII). В нем упоминается платье с 1260 жемчужинами, но я приведу здесь лишь небольшое предисловие к списку и перечень книг светской литературы:
     «Дочь свою мы выдаем замуж, и святое таинство венчания уже совершили, и в приданое даем сокровища бесценные и вещи удивительные, июо Сама Она свет во образе сияния, иона достигла совершенства во всех делах, приличных милосердию и добродетели, и она получила в дар от всевышнего красоту неописуемую.
      Луне в полнолуние подобна она, что сияя средь здезд, сама уподобилась рассветной звезде. Гонительнице мглы. Распахивающей врата утра. Словно кипарис, она в саду эдемском; щедростью своей превосходит она богатства земель плодородных и умом равна мудрецам; и мы по уму ее даем за ней книги...
     «Картлис цховреба» полный список и «Хронограф». Книгу повествующую о жизни греков; и «Ситквис кона» - полный словарь Сулхана Саба Орбелиани4 «Калила и Димна»; и книгу, именуемую «Иосебзилиханиани»; и «Вардбулбулани»; и «Шам-парваниани»; и «Маджама», сочинения венценосного Теймураза. Все эти книги – в переплетах златого тиснения с корешком древней работы. Также даем за ней книги мудрых эллинов – Грамматику, Риторику, Диалектику, Категории; и «Мудрость вымысла», книгу притчей Сулхана Саба Орбелиани; книги «Висрамиани», «Чардавришиани», «Караманиани».
      Все эти книги, за исключением церковных, - а церковными книшами, как правило, открывался перечень приданого, - были рукописные и стоили они, порой, дороже самого лучшего ожерелья.
      В пятом списке встречаются вещи, не упомянутые ни в одном из предыдущих спсиков: «...Черные коралловые четки, салфетка, дюжина деревянных ложек; три тарелки заморские, сундук астраханский, рубашка банная с полотенцем, два зеркала; одно комнатное, второе – малое ручное; два одеяла – одно тавризское, второе русское, хрустальная водочная рюмка, медный чайник, оловянный кофейник, черпак колодезный, котел большой...»
      Шестой список носит сугубо тбилисский характер:
«Выдаем мы замуж дочь нашу Терминасову Екатерину за Исаию Элизбаровича Бабалашвили лета от рождества Христова 1854. Даем за ней приданое- сорок туманов серебром, шубку бархатную, платье атласное с цветами, пояс атласный с золотой вышивкой, нагрудник с золотым шитьем, ожерелье жемчужное; булавку золотую с жемчугом, золотые серьги с жемчугами, золотые серьги с жемчугами, три золотых кольца: изумрудное, рубиновое и жемчужное; аршадскую шаль, косынку, сверток шелковый, платье с блестками, архалук атласный, высококачественной ткани, тюлевый лечаки, полдюжины багдадских платков, дюжины головных повязок, дюжину головных ободков, три юбки, одну банную простыню, банный халат с полотенцами, чулки, башмаки, туалетное зеракло, ящик для рукоделия, переносной сундучок, пару подушек из гусиного пуха с парчовыми наволочками и белыми покрышками и прочее и прочее...»
      Наберись терпения, читатель, я должен познакомить тебя еще с одним – Седьмым и последним списком, прочитай его так же внимательно, как ты прочел первый список. И даже с большим вниманием, потому что он – свадебный фирман героя моей книги – карачохели.
     ...Может быть, читатель, ты и в глаза не видел всех этих списков, но если ты уже в летах, тебе, вероятно, приходилось встерчаьб на улицах зурну, играющую свадебную песнь, и маленького мальчика с зеркалом, прижатым к груди, следующего за музыкантами. За мальчиком идут двое юношей, на голове у каждого - по паре подушек, подущки перевязаны голубыми лентами. Затем еще двое юношей несут по паре мутак в пестрых шелковых чехлах и аккуратно сложенное шелковое одеяло. Потом ты бы увидел мужчин, следующих друг за другом, они несут таз для варенья, ящик со всякой мелочью, шкаф, комод, тюк и, наконец, пару кроватей сковром, на котором вытканы львы... Эта профессия переносит в дом жениха основное приданое. Остальная мелочь по списку укладывается в сундуки и связывается в узлы.
      Вот и этот последний список:

     «Во имя Отца и Сына, и Святого Духа, аминь!
      Даем все, что у нас за душой, любимейшей нашей и желаннейшей дочери:
      Куклу одну нарядную.
     Одну шифоньерку орехового дерева.
     Четыре подушки с наволочками.
     Четыре занавеси,
     Один шкафчик для хранения хлеба,
     Два шампура для поддевания хлеба в тонэ,
     Дюжину ложек хорошей фабричной работы.
     Ступу медную,
     Грузинский календарь Мдиванова,
     Банный кирпич для ног (пемза),
     Одну рубашку без рукавов для бани,
     Одну рубашку без рукавов для бани,
     Шестнадцать глав «Караманиани»,
     Пару мышеловок,
     Швейную машину «Зингер»,
     Двенадцать мотков ниток,
     Один серебрянный поднос восьми с половиною фунтов весом,
     Таз для варенья.
     Медный таз и черпк,
     Полдюжины желтых кутаисских веников,
     Шумовку,
     Большие янтарные четки.
     Короб для нюхательного табака с портретом шаха – свекру,
     Черное шелковое платье – свекрови,
     Дорогую шерстяную шаль – золовке,
     Таз для белья, три котла, подставку,
     Шесть зеленых платков багдадских.
     Чашу для благовоний,
     Пару мутак, набитых шерстью,
     Два тюфака,
     Два ковра с выбивалкой для пыли,
     Бельевую веревку,
     Карабадин – книгу лекарств,
     Пять банок козьего сала,
     Хну и басму, перемешанную с сушеной гранатовой кожурой, - помогает от головной боли,
    Сушеную панту (дикую грушу) – от болезней желудка излечивает...»

     Комментарии, как говорится, излишни. Списки в достаточной мере красноречивы..а потом, известное дело, свадьба.
    Славен тбилисский пир, и особенно удивителен – пир на плотах. Вообразите себе связку из шести плотов, которые мерно покачиваются на блестящей поверхности ночной Куры между косыми столбами лунного света.
     Впереди невеста с женихом, священник, дружки, сватья. Посередине вокруг костра уселись гости, багровый отблеск пламени лежит на их лицах...
     Там зашлись в пляске, тут – жарят шашлыки, вылавливают сетями рыбу из Куры и бросают в котел с кипящей водой...
Ну, а царская свадьба.
    Вот что говорит Шарден в своем «Путешествии в Грузию».
     «...Царю Шах-Навазу угодно было пригласить меня (в 1666 г.) вместе с придворным медиком, капуцином патером Рафаилом Пармским на свадьбу своей племянницы. Когда я пришел, обряд венчания уже был окончен. Зала так была набита дамами, что я не мог видеть новобрачной...
     В зале была устроена тахта, или возвышение в 2 фута высотой и 6 шириной. Над нею – шатер о пяти колоннах, обтянутый золотой и серебряной парчой, бархатом и расписным полотном, так изящно сделанный, что при свете это казалось обвито цветами и мавританскими украшениями. Вся зала, устланная прекрасными коврами, освещалась сорока большими подсвечниками, четыре из них, стоявшие перед царем, были золотые, остальные серебряные. Каждый подсвечник весил около сорока фунтов. Крылья или ветви их, имевшие в высоту один фут с половиною, поддерживали стаканчики, наполненные очищенным салом, горевшим в двух светильнях. Гости расположились на тахте. Царь сидел посередине эстрады, более возвышенной и покрытой сводчатым балдахином. Он велел посадить меня с капуцинами возле епископов. Гостей было более ста человек. Сын царя и братья сидели направо от него, епископы налево. Внизу расположились музыканты.
     После того, как мы сели, католикос ввел в зал новобрачного. Его посадили, и тогда начались поздравления и подношения подарков, что продолжалось около получаса. Подарки заключались в серебряных и золотых монетах и серебряных кубках.
     Перед ужином разостлали скатерти, принесли хлеб. Хлеб был трех родов: тонкий, как лист бумаги, толстый с палец и мелкий сладкий. Вареная говядина подавалсь в больших серебряных бадьях, покрытых крышкой. Блюдо было большое, тяжелое. Подносчики подавали его вначале царю, потом остальным. Ужин состоял из трех блюд. Первое было из плова различных цветов и вкуса с живностью: желтый – с сахаром, корицей и шафраном; красный – с гранатовым соком 4 белый, природного цвета – лучший на вкус. Второе было из паштета или пирога, тушеного мяса, мяса поджаренного, сладкого и кислого. Третье было жаркое. К этим трем блюдам прибавились блюда рыбные, яйца и зелень; сии кушанья приготовлены были для духовных лиц. Все совершалось чинно и удивительно тихо. Каждый из гостей делал свое дело молча, без разговора. Мы, европейцы, за столом шумели больше, чем остальные сто пятьдесят человек, бывших за столом.
      Меня более всего поразило богатство буфета или столового прибора. Он состоял из 120 ваз для питья, кубков, чаш, рогов, 60 фляжек и 12 огромных серебряных кувшинов. Роги были оправлены так же, как самые богатые кубки. Они были самой различной величины и превосходно отполированы. Иные были от единорога. На востоке существует предание, что рог этого животного уничтожает яд, брошенный в напиток. Другие роги были бычьи или бараньи; пьют из них на Востоке издревле.
     Пили много «во здравие». Я и капуцины были свободны от тостов. Нам давали пить, когда мы того требовали. При провозглашении тостов гремела музыка и раздавались песни. Концерт нравился обществу, которое казалось в восхищении от него...
     Так-то, А потом царь и его приближенные ушли, должно быть в баню, продолжать пиршество.
     Удивляться тут нечему. Пировали у нас в банях. А баня тбилисская – особенная. Не заглянуть в нее – все равно, что побывать в Париже и не подняться на Эйфелеву башню.