В июле Вахтангу Константиновичу КИКАБИДЗЕ исполнится 73 года. Наша беседа с ним состоялась 3 года назад. Еще до грузино-российской войны и ухудшения отношений.

Небольшая часть из нашего разговора была опубликована в «Известиях». Газетный формат не позволил вместить многое из затронутых тем, которые, уверен, будут и сейчас и потом интересны многим людям. А говорили мы о дружбе с ВЫСОЦКИМ, о без вести пропавшем отце Кикабидзе, о войне, семье, дружбе и мире…

 

 

 

(в гостях у Вахтанга Кикабидзе)


***
Быть в Тбилиси и не встретиться с Вахтангом КИКАБИДЗЕ — главным Мимино (соколом) одной шестой части суши, как писали раньше об СССР, — было бы непростительно. Вахтанг Константинович пригласил к себе домой.

"ЗА СТОЛОМ НАС ВСЕ МЕНЬШЕ..."

Найти дом батоно Вахтанга оказалось нетрудно. В Тбилиси почти все таксисты знают этот трехэтажный особняк в престижном районе Ваке. И вот я дома у Кикабидзе. Наша беседа начинается…

— Вы недавно хоронили приятеля. За прошедшие трудные для Грузии годы, наверное, пришлось проститься со многими. Сколько осталось тех, с кем можно не по необходимости, а для души посидеть и выпить по рюмке?

— Слава Богу, еще есть друзья, хотя многие постепенно уходят (мы беседовали до смерти Софико ЧИАУРЕЛИ. — Авт.). Это был одиннадцатый, кого мы похоронили, очень известный художник–скульптор Гиви Мизандари.

— Мизандари? Как в "Мимино"?

— Да, эта фамилия для фильма взята специально. Его отец был Валико Мизандари, очень колоритная личность… И вот в день смерти Гиви вечером мне позвонили и говорят: мы знаем, что у Гиви есть такая скульптура — девочка с зонтиком, — очень хотим ее поставить в Батуми. Я им: позвонили бы раньше, Гиви обрадовался бы…

Жизнь такая штука, да, — глубоко затягиваясь, поле паузы продолжает Кикабидзе, — что сама распоряжается, кому жить, а кому умереть. В этом году просто фактически праздников не было, потому что через каждые три дня — панихиды… 

 

Умер замечательный актер, мой очень близкий друг Гурам Лордкипанидзе. Если помните, была такая очень известная картина Эльдара Шенгелая "Необыкновенная выставка", в которой он, в частности, играл. Многих я потерял за последние годы, что там перечислять…

— А что для вас — мужская дружба?

— Это — чувство локтя. Моя жена мне всегда говорит: у тебя все наоборот, на первом месте — родина, на втором — друзья, а на третьем — семья. Не знаю, меня мама так вырастила. Это очень важно, когда друзья есть. Я встречал людей, у которых не было друзей в жизни. Таких мало, и это — несчастные люди.

Вот из–за того, что я в силу своей профессии более 40 лет — на гастролях, в разъездах, в школу моих детей и внуков часто друзья водили. И на родительские собрания, и если вдруг в школу вызывали, мои близкие друзья ходили. Я уезжал на гастроли спокойно, потому что знал: если в доме чего–то не будет, они всегда принесут — картошку там, лобио, мясо… Так мы живем, такое наше поколение.

Вот один из оставшихся — Вилли Гогичадзе, он всю жизнь занимается детским футболом. По отцу он немец. Отец его был расстрелян, когда наших немцев в свое время считали врагами; потом реабилитировали. У Вилли осталась мамина фамилия, мы его так и называем — немец… Есть еще Тенгиз Кобахидзе, скульптор. Вот мы нашего Гиви и поминали вместе, потому что мы — одна команда. Но за столом нас становится с каждым годом, к сожалению, все меньше.

"ВЫСОЦКОГО не перепеть..."

— На юбилей Владимира Высоцкого вы организовали вечер памяти поэта вместе с Русским клубом Тбилиси и вашим другом, режиссером с мировым именем Робертом Стуруа. Известно, что с Высоцким вы дружили. Он часто бывал в Тбилиси?

— Приезжал несколько раз. Даже импровизированную свадьбу с Мариной Влади здесь играли. Но без меня, в тот их приезд я был на гастролях. Володя свою гитару подарил театру Руставели. И 25 января, когда мы играли концерт памяти Высоцкого, эта его гитара стояла на сцене, и все действие было построено Стуруа вокруг нее. Очень интересный был концерт. Было много молодых исполнителей. Все привыкли к манере исполнения Высоцкого, и вдруг его песни я услышал совсем в другой аранжировке. Я сам тоже выступал, пел "Песню о друге", она мне очень нравится.

Такой ажиотаж был, что за месяц билеты были проданы. И какой зритель пришел — красивый, интеллигентный. И как слушали!

Сейчас у меня такая идея крутится в голове: хочу сделать диск из песен моих любимых российских бардов — это Визбор, Окуджава, Высоцкий, Розенбаум, Трофимов.

На своих концертах я пою две песни, которые написал Окуджава: "Молитву" и "Виноградную косточку" . И удивительно — в зале каждый раз плачут. Как запеваешь — все аплодируют, хотя и не привыкли к чужому исполнению.

Но ни в коем случае не надо пытаться петь под кого–то. Мне лет пять–шесть назад в Америке предложили переписать все песни Высоцкого. Принесли четыре полные кассеты — на выбор. Я сказал, что не буду перепевать Высоцкого. Другое дело — песню–две спеть в концерте. Вот у меня идет такой блок в конце программы, когда я пою любимых авторов. Они разные, и тексты интересные все. Я всегда тяготел к хорошим стихам. И вообще считаю, что мужик, выходя на сцену, не должен петь о дождике и цветочках. Что–то должен нести людям такое, чего не хватает в жизни.

— А если бы в ту роковую ночь вы были рядом с Высоцким?

— Наверное, он бы не умер. Потому что когда я за столом, то командую парадом всегда. А там трагедия произошла. Это было связано и с выпивкой, и потом — с врачами "Скорой помощи". Сейчас об этом не пишут, но я знаю, как он умер… А в принципе, он сам себя сжег. Очень талантливые люди почему–то рано и как–то непонятно уходят…

КАК НЕ СТАЛ ХУДОЖНИКОМ…

— Верите ли вы, что все в жизни предрешено?

— Не знаю, я с детства очень хотел быть художником. И рисовал везде, где только видел чистый лист. Видно, таланта не хватило. А вот певцом стал случайно. Это потому, что по подъездам пацаны собирались с гитарами. И вокруг меня все в искусстве были. Мама певица была замечательная. Брат ее первый джаз–оркестр организовал в Грузии, сам замечательно пел. Даже брат моего деда — дядя моей мамы Арчил Багратиони, никогда не занимаясь танцами, сумел однажды великолепно выступить на всемирном фестивале фольклорных танцев. Просто когда он узнал, что будет такой фестиваль (не то в Иране, не то где–то еще, как мама рассказывала), пригласил с собой в поездку красивую грузинку — и привез первый приз. Понимаешь, о чем я говорю?!

Когда я был пацаном, после школы прибегал к маме в церковь (она пела там 40 с лишним лет), поднимался на балкончик во время службы — и слушал… В доме у нас всегда были необычные люди — писатели, художники. Нас, детей, никогда не выгоняли из комнаты. И мы могли слушать речи этих образованных людей хоть до утра. Пьяных никогда не видел. А говорили обо всем — о политике, жизни, искусстве, литературе. А мы, как губка, это все впитывали…

Когда я в первый раз запел в микрофон (случайно попал в самодеятельный оркестр мединститута), моя мама сказала: как тебе не стыдно таким хриплым голосом петь! Люди сидят–слушают, а ты хрипишь там… Из–за этой хрипоты меня в свое время и не взяли в филармонию, сказали, что это отдает (я даже фразу запомнил) "загнивающим Западом".

Из–за того, что тогда не было никакой информации из–за рубежа, мы все старались петь иностранные песни. А я очень хорошо копировал английских, итальянских, испанских певцов. Тогда так было: ты выходишь, одну песню споешь на грузинском, армянском или русском, а потом надо было две–три песни спеть иностранные, потому что из–за отсутствия информации это считалось шлягером.

И уже будучи в "Ореро", мы попробовали всю программу сделать на грузинском. И дали 25 концертов. В городе будто бомба разорвалась, потому что никто столько грузинских песен сразу одновременно не слышал. И тогда мы поняли, что надо своим заниматься.

Вот я как–то в Америке (всего девять или десять раз в Штатах был на гастролях) находился в то время, когда умер Луис Армстронг. И вышли диски с подборками его песен. Зайдя в один из музыкальных магазинов, услышал, как кто–то в кабинке прослушивает его диск. Дай, думаю, тоже куплю на память. Продавщица говорит: 1 доллар. Я удивился, что так дешево. А она мне объяснила, что это не Армстронг, а копировщик. А Армстронг стоит 18 долларов… Так что, как бы хорошо ты его не исполнял, все равно будешь стоить 1 доллар.

— Музыкальные гены в вас все же победили живописца?

— Думаю, да. Потащило туда, куда должно было. Я сейчас себя иногда ловлю на такой мысли. Мне всегда было смешно, когда старшее поколение говорило: а вот в наше время было так, а сейчас все не так. А теперь мы тоже это говорим. Духовность уходит, уступая место технологиям. Я в один день проснулся и вдруг понял, что мне надо выбрасывать пластинки, потому что появились кассеты. Теперь магнитофонные записи никому не нужны — все на дисках. Так и мой сын одно время собирал видеофильмы, которые, как я прочел, через 10 лет из цветных превращаются в черно–белые. А на дисках все сохраняется в первоначальном виде. Но и диски, как оказалось, теперь можно заменить… 

 

Как сорвался концерт с СИНАТРОЙ

— А вы знаете анекдоты про себя? Я вычитал такой, например: Кайли Миноуг и Вахтанг Кикабидзе организуют совместный проект. Рабочее название — "Миминога"…

— Первый раз слышу, — смеется Кикабидзе. — Вообще не знал, что про меня уже анекдоты сочиняют.

— А если серьезно, с какими из западных звезд вам предлагали выступить вместе? Вы ведь первый из советских певцов, кто выступал в лондонском "Миллениуме"?

— С итальянцами много раз предлагали выступать. Но я, в общем–то, певец–одиночка. Не люблю от кого–то зависеть. За всю свою жизнь я записал всего два дуэта: с Нани Брегвадзе и второй — с Лаймой: "Что сказать вам, москвичи, на прощанье?" Кстати, очень хороший клип получился, но его почему–то не крутят.

А вот об одном несостоявшемся совместном концерте я буду вспоминать с грустью все время. Я должен был выступать в программе Фрэнка Синатры в Лас–Вегасе. Это было в 1977 году, по–моему. Мы уже приехали в Нью–Йорк, но на 18–й день ожидания вся группа вернулась в Союз. В Лас–Вегасе тогда были мощные демонстрации против СССР, поэтому наши гастроли сорвались…

— А как вас принимают (принимали- авт.) в России?

— У российского зрителя ко мне какое–то особенное отношение, как к члену семьи. Очень часто на улицах ко мне обращаются на "ты", чего я вначале не понимал. Такое отношение идет от моих песен, потому что я никогда не пел о партии, о конституции. Даже о войне у меня всего несколько песен: сначала я придумывал шпаргалки, а потом по ним писали тексты песен. Там нет ни одного фальшивого слова. Одну такую песню написали по моей просьбе в Питере. О том, что когда погиб мой отец, ему было всего 32 года. Очень красивая и грустная песня о том, что певцу все время снится война и что он теперь старше своего погибшего отца, который приходит и разговаривает уже с моим внуком.

И недавно я записал песню "Где–то там, далеко", к которой написал музыку. До этого долго искал автора слов, потому что никто не понимал, что я хочу передать. Наконец, по моей шпаргалке текст написал один московский молодой поэт — полугрузин–полурусский. Герой песни говорит, что знает одно место, где рыба в воде плещется, где птички поют, где цветы растут, где все время спокойно, имея в виду, наверное, рай. И говорит: я хочу туда, где не бьют стариков, не взрывают детей. Но потом говорит: а что мне там делать, если я вас всех с собой не возьму, мы все вместе там должны быть…

Такая длинная баллада получилась. Но люди в зале встают и слушают молча, боясь даже аплодировать. Попадание точное. Потому что никто в мире не хочет воевать (я политиков не имею в виду). На эту песню надо, наверное, сделать клип и наложить на нее документальный материал: то, что сегодня происходит везде. И получится такое маленькое кино против войны…

"ПЕТЬ НАДО ЖИВЬЕМ..."

— А как вы относитесь к проекту "Две звезды"? Смотрите?

— Очень редко. Потому что это — шоу. Недавно меня тоже доставали, причем, предлагая в партнеры очень хорошего певца, — Валеру Меладзе.

— А почему певцу предлагали певца?

— Не знаю. Это тоже было непонятно. Это все работает на кассу. Как и "Фабрика звезд". Хотя, наверное, это — шанс для какого–нибудь таланта из провинции. Но как на "фабрику" попадают, я не знаю. Наверное, там и зарыта собака…

Сейчас, кстати, в Тбилиси этим делом тоже начинают заниматься. Несколько раз меня просили провести мастер–класс. Но я не пошел. Потому что врать я не люблю, а там мне кое–что не понравилось… Единственное, что очень четко придумано: "Звезды на арене цирка" и "Звезды на льду". Смотрибельные программы, в которых знакомые люди раскрываются по–новому.

— В России собираются запрещать петь под фонограмму. Вам самому приходилось использовать "фанеру"?

— Во всем мире это принято, когда снимается телешоу, где нужен чистый звук. А вот на концерте такое делать нельзя. Но исполнителей, которые поют живьем, очень мало. Про Кобзона, себя и Нани Брегвадзе я точно знаю.

У меня два года назад был такой случай. Мне понадобилось записать 23 грузинские песни, потому что у меня не было чисто грузинского диска. На студии ребята очень обрадовались, потому что подумали, что я месяца три–четыре буду писать. И уже подсчитали, наверное, прибыль. Мы с моим аранжировщиком пришли на студию утром. Нас очень доброжелательно встретили, потому что счетчик, видно, уже работал. Но без двадцати три, днем, я закончил писать. Буквально за полсмены — 23 песни. Один раз только закашлял. Извините, говорю, я "фабрику звезд" сделал, сейчас исправлю…

Профессионализм в этом и заключается. Я с 1959 года катаюсь, почти полвека на сцене. И за это время лишь один раз сорвал концерт. Мне перед третьим звонком делали укол, потому что температура зашкаливала уже за 40. А сколько было случаев, когда выступал с температурой в 39 градусов! А после концерта — 36,6. Стресс снимает температуру.

Почему–то пение с эстрады у нас называли легким жанром. Но это очень тяжелый труд. После концерта мы валимся с ног — все сжигается… 

 

НЕПРАВИЛЬНАЯ ПОЛИТИКА

— Вас не видно в концертах "Песня года", в "Песнях о главном". Вас не приглашают по какой причине?

— Сейчас я вам скажу, что происходит, как я думаю. Года три назад я почти каждую неделю был на экране. Потом, как только политическая ситуация между Грузией и Россией напряглась, я понял, что есть негласный указ представителей Грузии особо не афишировать. Я удостоверился в этом, когда мне позвонили с Первого канала и сказали, что, по просьбе Эрнста, будут снимать три документальных фильма в Тбилиси: о Софико Чиаурели, Нани Брегвадзе и Вахтанге Кикабидзе. Приехала сюда группа большая, очень милые люди, мы целую неделю где только не снимали. Но потом неожиданно режиссерша исчезла. Я звоню ей: почему пропала? А она: мне прикрыли программу, хотя замечательно все получилось…

До них снимали с "Культуры", есть такая передача "Острова". Тоже все здорово получилось. Но — опять молчок. После этого, когда я был в Москве, ко мне в гостиницу пришли с НТВ, хотя я их предупреждал, что снятое не пропустят. Так и вышло.

Это — неправильная политика. Как в кино: кто–то написал плохой сценарий, все стали участвовать в этом деле, а теперь повернуть по–другому очень сложно…

"МОЗГИ от "ПРАДА" не оденешь..."

— Наверное, смешно вас спрашивать: вы тусовочный человек?

— Я ни в Тбилиси, ни в Москве никуда не хожу. Пару раз был — и зарекся, потому что такая фальшь там прет! А потом еще в газетах освещают, кто кого сколько раз и куда поцеловал и во что был одет…

Однажды был такой случай, когда мне стало очень стыдно. Эльдар Шенгелая, когда здесь шла война (самый конец 80-х - Авт.), позвонил мне и говорит: мне принесли сыр, возьми Иру, жена хачапури сделает, несколько человек соберутся, посидим. Это когда купоны на продукты были еще. В общем, команда собралась человек шесть, все с юмором, хохотали — есть не могли. Но один, сидевший рядом со мной (с трубочкой, в очках) все время мне мешал тем, что ни одна шутка на него не действовала. Он смотрел то на одного, то на другого из нас. На следующий день Эльдара спрашиваю: кто этот человек, которого мы так и не смогли пробить? А это был Мераб Мамардашвили, очень известный философ. Наверное, он думал: вот, дураки, сидят и непонятно над чем смеются. Потому что в его представлении мы совсем по–другому выглядим. Это удивительная личность была. И мне стало так стыдно, что я понял: где — я и где — он.

То же самое происходит с этими коммерческими делами: тусовками, программами. Хотя в любом, самом маленьком, городе есть интеллектуалы, с кем надо разговаривать. Но их никто не знает, потому что они никакого коммерческого интереса не представляют. Не "Гуччи" на них, не "Прада", только мозги — от Бога…

"С ПАУЛСОМ — пили, с ПУГАЧЕВОЙ — пели..."

— А с Пугачевой какие отношения вас связывают?

— Мы с ней друзья давнишние. Не знаю, видели ли вы ту программу, когда песню о Тбилиси исполняли Кикабидзе, Нани Брегвадзе, Тамрико Гвердцители и Валерий Меладзе. Одним из авторов идеи этого номера была Пугачева. Номер получился ломовой. Она ко мне тогда подошла и огромный букет роз вручила… В свое время Пугачева у меня и в доме бывала, дурачились, пели что–то вместе. Алла — большая певица. Я знаю, как она может петь. Одной ее песни из "Иронии судьбы" хватит на всех вокалисток…

— А с Паулсом приходилось что–то делать вместе?

— В молодости — да. Но, наверное, самое большое, что мы делали, мы много водки пили в Риге вдвоем на Рождество!

— В Москве большая грузинская диаспора. С кем–то из ее представителей поддерживаете отношения — с тем же Сосо Павлиашвили, Тиной Канделаки?

— Я Тину только один раз видел, она — дочка моего друга Гоги, он младше меня. А вот его старший брат Алик Канделаки был очень близким моим другом. Гоги как–то ко мне пришел, сказал: Тина переезжает в Москву работать. Буба (так Кикабидзе с детства зовут близкие люди. — Авт.), может, какая–то проблема будет, помоги. Но ей ничего не надо было, она вообще талантливый человек.

Сосо Павлиашвили очень долго меня "дядя Вахтанг" называл, так же, как и Валера Меладзе.

А в Москве у меня друзья люди, которых многие не знают. Выходцы из Тбилиси — не только грузины, есть армяне, русские. Я очень дружу с Примаковым Евгением Максимовичем — Женей.

— Он ведь тоже из Тбилиси. По–грузински говорит?

— Конечно. Так что друзья есть. Я не тусовщик, люблю быть в кругу близких, где очень комфортно себя чувствую.

"МУЖЧИНЕ АРМИЯ НУЖНА..."

— А вы бы отправили своего сына в российское военное училище, как Сосо Павлиашвили? А ваших внуков, допустим, — в грузинскую армию? Бытует мнение, что армия мужчине необходима…

— Я тоже за это. Но армия, которая была, она как раз была противопоказана. Вот сегодня в нашу армию я пустил бы.

К слову, Марина, моя дочь (это она нам кофе приносила), одно время очень хотела, чтобы мой старший внук — Георгий, ее сын, поступил в Вест–Пойнт. И до сих пор я жалею, что мы тогда долго совещались. Он закончил в Лондоне университет, недавно — магистратуру в Канаде по менеджменту крупного бизнеса. Умница, хороший мальчик. Там сейчас переговоры с ним ведут несколько очень серьезных компаний. Я ему говорю: немного поработай, потом приезжай. А он такой, что рвется домой, сюда. Я вообще считаю, что если есть возможность, молодежь должна получать хорошее образование, чтобы потом для своей родины что–то делать.

— Вы сами служили?

— Нет, меня все время искали…

— Вы перед партийными бонзами принципиально не выступали. Оттого ли вам и звание народного артиста СССР не дали?

— Меня представляли не один раз на народного. Это как делалось: приходила бумага из Москвы, допустим, на Карена или Вахтанга, а уже от местных зависело, дадут ли ей ход или нет. Мне однажды передали такую фразу, сказанную в мой адрес: "Он — не наш, он не любит к нам приходить на банкеты и петь". А я всегда говорил, что не шарманщик. Кстати, ни в комсомоле, ни в партии я не состоял. Когда в 50 лет мне вдруг предложили вступить в партию — видно, куда–то хотели назначить, — я сказал, что все, кино кончилось, "мовкда" ("умер", как говорит мой герой в "Мимино").

КУЛЕК ИЗЮМА...

— А как вы вообще к наградам относитесь? Отцовские у вас есть?

— Нет, отцовских никаких нет. Я фактически его помню по одной "фотографии", которую запечатлел в голове. На третий день, когда отец записался добровольцем, мама повела меня к казарме. Вышел человек высокого роста, весь седой (отец рано поседел, но я не понимал тогда, что происходит) и вынес мне в газетном кульке изюм. Я этот изюм ел, а он все это время сидел передо мной на корточках и меня целовал… Он погиб под Керчью. Пропал без вести — мы в 42–м получили бумагу.

По профессии был ваш коллега, журналист. Ему сразу офицерские ромбы дали (это я уже потом узнал). Он не был военнообязанным, зрение было с большим "минусом". Мог бы оставаться в тылу. Но он как–то пришел и сказал маме: "Мне стыдно ходить по улицам…"

Я много раз пытался отыскать хотя бы какие–то известия об отце. Выступал как–то в московском центре "Ясенево" перед разведчиками, а вечером был ужин. Пять высоких чинов вместе с главным руководителем этой организации сидели за столом. Я про отца им рассказал, мне обещали поднять все бумаги. Потом через месяц позвонили, сказали, что ничего найти не удалось.

Как мне военные рассказывали, Керчь — один из самых позорных листов в истории войны. Там что–то не так было спланировано. Отец моего друга, который выбрался из этой бойни на перевернутом столе, приспособив его, как лодку, рассказывал, что береговая линия шириной в 20–30 метров была красной от крови...

Когда я несколько лет тому назад хоронил маму, положил ей на могилу фотографию отца. Когда поставил крест, отцовскую фамилию тоже приписал. И когда хожу на кладбище (это близко отсюда), у меня такое ощущение, как будто он тоже там лежит…

"ЗА ПРЕУМНОЖЕНИЕ ДОБРА…"

— Вы кавалер орденов Чести, царя Вахтанга Горгасали 3–й и 2–й степени, обладатель золотого рыцарского креста святого Константина Великого, почетный гражданин Тбилиси…

— …и орденом Николая Чудотворца награжден. Вручали его мне в Киеве одновременно с Патриархом всея Украины Владимиром и матерью Терезой. Она уже болела тогда, ее представительница приехала получать. На эмали ордена написано: "За преумножение добра на земле". Перед этим я спросил, когда мне позвонили в Тбилиси: а почему меня выбрали? А нам, отвечают, ваши песни нравятся. Я вначале думал, что это шутка была… У меня есть и мусульманская награда, из Дагестана — золотой орден имама Шамиля.

— А еще — именная звезда на площади звезд в Москве. Это все обязывает или своего рода дань вашим заслугам?

— Я никогда под чью–то дудку не плясал. Поэтому эти награды, скорее, дань искусству…

О СЕМЕЙНЫХ ЦЕННОСТЯХ

— Ваша жена Ирина не обижается на ваше частое отсутствие дома? Как вы компенсируете близким долгие отлучки?

— У нас очень хорошая команда в доме. И никогда проблем не было. Не припомню случая, чтобы кто–нибудь из младшего поколения хотя бы рубль попросил или, как бывает в иных семьях, канючил: папа, купи машину… А я всегда с семьей советуюсь по всем важным делам. И когда что–то пишу, тоже им читаю. Это они должны сказать: плохо или хорошо. Я им верю.

Наверное, тяжело с артистом жить. Но семью надо любить и уважать. Я ненавижу людей, которые (особенно в шоу–бизнесе) друг у друга жен отбирают, ориентацию меняют…

Наверное, я старый стал. Не меняю образ жизни. Да и жизнь такая короткая, что надо жить честно. Мужиком надо быть.

— Как вы считаете, равноправие полов возможно? Надо ли из женщины делать мужика и наоборот?

— Из женщины мужика не надо делать. Но то, что у многих из них мозги лучше варят, чем у мужиков, это тоже я знаю. Поэтому равноправие должно существовать, но мужик в доме должен быть мужиком. Это обязательно, я так понимаю.

— Вы почти 45 лет вместе с Ириной. У вас, может быть, есть формула семейного счастья?

— Рецепт один: надо друг друга уважать и любить. Если не любишь, не надо вместе находиться. Очень важно уважать семью, детей. Никогда нельзя заставлять их делать то, что не нравится.

— А наказывать? По мягкому месту шлепнуть, например?

— Нет. Знаю, что отношение ко мне у моих пацанов очень серьезное. И я всегда с ними разговариваю на равных. А по–другому я не умею. Вот, допустим, и водитель мой — он как член семьи тоже. Я так живу. Если он был бы из другого теста, я его попросил бы уйти. И не понимаю, когда сам сидишь за столом, кутишь, а водитель дожидается в машине. Конечно, бывают какие–то официальные приемы, но они — исключение…

На таких взаимоотношениях все держится. И в доме, и на улице. Отношение человека к человеку, а тем более — к семье. К родине, к друзьям.

"ЦАРЕЙ не надо..."

— А какова может быть формула хорошей жизни для Грузии?
— Я скажу одну вещь: любая уважающая себя страна должна сама себя построить. Если у нее не получится построить государство — значит, она сама и виновата будет. Я всегда считал, что нельзя в чужие дела вмешиваться. Потому что это никогда не приносит хороших плодов. Я считаю, что соседи должны друг друга любить, общаться.

Ну, сейчас у нас идет разговор о Грузии и России, потому что это самый такой болевой момент. Любого нормального человека в Тбилиси остановите, и он это вам скажет. Я думаю, что, в конце концов, все встанет на свои места. И в будущем некоторым людям будет стыдно называть фамилии своих предков, которые портили кому–то жизнь. Поэтому надо все время помнить, что мы — временное явление на этой земле, и ратовать за любовь и доброту, а не вражду.

Не очень хочу ударяться в политику и разбирать, кто прав и виноват больше или меньше. Но повторю (я часто это говорю): Россия и Грузия — две православные страны, и у нас нет права иметь плохие отношения друг с другом. И культуру друг друга надо знать, чтобы не допускать ошибок в общении.

— Может быть, Грузии необходим царь? Когда–то бывший посол Грузии в Москве Важа Лордкипанидзе полушутя предложил вас в цари. Ведь по материнской линии ваши предки происходят из царского рода Багратиони, восходящего еще к IX веку… Вот ведь, говорят, что и России нужен царь…

— Важа, мой друг, конечно, шутил. Думаю, ни России, ни Грузии царь не нужен. Эту живую реликвию может себе позволить только очень благоустроенная страна…

ПАМЯТНИК ЗНАКУ

ПОСЛЕ интервью Вахтанг Кикабидзе пригласил меня "немного покушать" вместе с его семьей. Заехали за внуками, забрали их из школ... Такой штрих: когда водитель Кикабидзе Эдик–джан (из тбилисских армян) поехал в одном месте под "кирпич", я почти не удивился (уже не раз наблюдал такую картину в те дни). Но все же не удержался и спросил: "Эдик, но там же кирпич?"

На это Эдик бесхитростно заметил: "Так быстрее!", что означало практически мкртчяновское: "Я тебя так довезу, дорогой, что тебе будет приятно"…
Мне действительно было приятно ехать в огромном джипе с Кикабидзе, его женой, дочерью и внуками, чтобы "немного покушать". Поэтому я уже как должное воспринял еще одно объяснение насчет "кирпича": "Это — памятник знаку"… С лукавой усмешкой и столь знакомой интонацией это вымолвил не то Кикабидзе, не то его киношный герой - Валико Мизандари…

В кафе "Вахтангури", что в одном из старейших районов Тбилиси — Авлабаре, мы расположились в маленьком зале. На видавшем виде пианино (не удержался, чтобы не сыграть) сбацал знаменитое "Ов сирун–сирун", которое, как известно, посвящалось гостю из солнечного Дилижана… А потом, пока подавали чебуреки, хинкали и лобио, вместе спели знаменитое "Тбилисо". Когда я, несколько смущаясь своей самодеятельности, обратил внимание маэстро, что вот, мол, "до" второй октавы западает, Кикабидзе на полном серьезе поддержал меня: "Хинкали на клавишу упала…" Потом мы, конечно, не только пели, но и пили. Украинскую водку… 

 

(крайний слева - водитель Эдик-джан, за ним - жена Ирина, по правую руку от Кикабидзе посадили гостя...) 

 

(хинкали, лобио, как и все остальные блюда, были превосходны...)

КОГДА мы после щедрого застолья пробирались на джипе Кикабидзе через пробки к стадиону, где должен был состояться товарищеский матч между сборными Грузии и Латвии, я посетовал, что аккумулятор в фотоаппарате подсел и снимки могут не получиться. На это Буба невозмутимо заметил:
- Не беспокойся, у меня есть хорошие кадры!
-???
- С матча Аргентина — Бразилия, - добавил после паузы актер…

АНЕКДОТ от Кикабидзе:

Герой Фрунзика Мкртчяна из фильма "Мимино" просит Бога послать другу Валико красного крокодила. В этот момент подходит к иконе еще один прихожанин и тоже начинает молиться. А Фрунзик говорит ему: "Слушай, дорогой, отойди, прошу, не отвлекай Бога, он сейчас занят…"

из биографии

Вахтанг КИКАБИДЗЕ родился в Тбилиси 19 июля 1938 года. Народный артист Грузии, лауреат государственных премий СССР, лауреат многих международных песенных конкурсов и кинофестивалей. Самые известные фильмы, в которых снялся: "Не горюй!", "Мимино", "Мелодии Верийского квартала", "Совсем пропащий", "ТАСС уполномочен заявить", "Фортуна"…
Как сценарист и режиссер снял два полнометражных фильма: "Будь здоров, дорогой" — первая премия на Международном фестивале комедийного кино в Габрово (Болгария) и "Мужчины и все остальные".
Жена Ирина — бывшая балерина, заслуженная артистка Грузии, сын Константин — художник, дочь Марина — актриса. Три внука — Георгий, Вахтанг, Ивико. 

 

(а этот снимок так и хочется подписать словами Мимино: "Спасибо! Я пешком постою...")

Карен Маркарян (фото автора и снимок из к/ф "Мимино") 

k-markarian.livejournal.com/