А какая книга вы?

Лишь две категории клиентов не вызывали в нем раздражения.
К первой относились офицеры, под командой которых он в свое время воевал и которые теперь, по его выражению, «пользовались его машиной».
В их обществе он чувствовал себя свободно, с ними не приходилось притворяться, быть все время настороже. При всех различиях в словаре они говорили на одном языке — языке товарищей по оружию. Не важно, что язык этот, как и их совместное прошлое, не отличался широтой и богатством, — они отлично понимали друг друга, и это было главное. В такие минуты скованность исчезала из его мощной фигуры, он с облегчением откидывался на спинку сиденья и вспоминал с пассажиром былые баталии.
Вторая категория была столь же малочисленной, но угадать ее было и вовсе не легко. В нее входили пожилые дамы, которым загадочным образом (в том числе и для самого водителя) удалось завоевать его расположение.
Таксисты не любят таких пассажирок. Им надо помогать садиться и выходить из машины, их допотопные манеры, как осанка, чопорно-прямолинейны, распоряжения они отдают четким, безапелляционным тоном, вызывающим у многих желание нагрубить в ответ.
Но в отличие от большинства своих коллег, водитель был с ними терпелив до бесконечности и — хоть ни за что в этом не сознался бы — послушно исполнял все их капризы. «Очень милая дама!» — говорил он в таких случаях слегка удивленным тоном. В его устах это было высшей похвалой: эпитетом «милая» он не разбрасывался направо и налево — собственно, он не удостаивал им никого кроме этих старых леди.
Но таких пассажирок можно было пересчитать по пальцам.
Женщин в целом он не жаловал. Заводя романы (и довольно часто), он относился к ним как к малоприятной необходимости. «Женщины жестоки!» — говорил он. Как ни странно, это было его главным обвинением слабому полу. Трудно сказать, кто и как ухитрился проявить жестокость по отношению к нему — человеку, казавшемуся воплощением неуязвимости и скорее способному самому проявлять жестокость, а не страдать от него, но нет! «Женщины жестоки! — твердил он свое. — Они обожают делать больно»

http://royallib.ru/book/hartli_lesli/po_naymu.htm

Третья открытка изображала Йоркминстер.

"Я знаю, вы интересуетесь соборами. Не думаю, что это свидетельствует о вашей мании величия, но, на мой взгляд, маленькие церквушки часто приносят больше радости. Двигаясь на юг, я встречаю немало церквей. А вы сейчас поглощены написанием новой книги или ищете свежие идеи? Еще одно сердечное рукопожатие от вашего друга
B.C."
Вальтер действительно был неравнодушен к соборам. Например, собор Линкольна был объектом его юношеских восторгов и он уделил ему достаточное место в одной из своих книг. Правильной была и оценка его пристрастия, к большим храмам, тогда как он явно обходил своим вниманием приходские церкви. Но откуда B.C. знает про все это? Может, это действительно мания величия? Да кто он такой, этот B.C., в конце-то концов?!
Впервые за все это время он заметил, что B.C. - это и его собственные инициалы. Впрочем, нет, не впервые. Он отмечал это и раньше, но ведь подобные буквосочетания так широко распространены. Миллионы людей имеют такие же инициалы. Однако сейчас это совпадение показалось ему странным. "А может, я сам пишу себе эти открытки? - подумалось ему. - Такое бывает, особенно у людей с раздвоенной личностью". Впрочем, он, конечно же, к их числу не принадлежит. И все же нельзя было не заметить в их числе определенные и труднообъяснимые изменения: дихотомия письма, отчего один абзац получался затянутым и рыхлым вследствие частого употребления точек с запятой и придаточных предложений, а другой - острым и колким благодаря выразительным глаголам и точкам.
Вальтер снова посмотрел на почерк. Самое воплощение обыденности, ничего особенного, все настолько заурядно, что едва ли не любой из нас мог писать подобным образом. Сейчас ему даже показалось, что он отмечает некоторое сходство со своим собственным почерком. Он хотел было поступить с этой открыткой так же, как и с двумя ей предшествующими, но затем изменил свое решение. "Покажу кому-нибудь", - подумал он.
- Дружище, здесь все совершенно ясно, - уверял его один из приятелей. - Это женщина, причем ненормальная. Очевидно, влюбилась в тебя и изо всех сил пытается привлечь твое внимание. Я бы не стал принимать близко к сердцу всю эту чушь. Известные люди вообще часто получать письма от шизиков. Подобные любители писем всегда немного психопаты, и если замечают, что жертва клюнула, тогда их уже не остановить.
На какое то мгновение Вальтер успокоился. Женщина! Похожая на крысу и взлелеявшая его в своих мечтах! Было бы из-за чего беспокоиться.

https://www.litmir.co/br/?b=76839

Он очень рассчитывал стать алкоголиком. Это настоящее дело жизни!
Голова целиком поглощена мыслями о выпивке, а в минуты отчаяния на горизонте всегда есть цель — вылечиться. Он начнет посещать собрания Ассоциации анонимных алкоголиков, рассказывать, как дошел до жизни такой, встретит понимание и поддержку, все будут восхищаться его мужеством и решимостью завязать.
Он станет Алкоголиком, то есть человеком, чья болезнь имеет общественное признание. Алкоголиков все жалеют, их лечат, уважают, они окружены человеческой заботой, вниманием врачей.
В то время как пожалеть людей умных никому в голову не приходит.
Сказать, например: «Он наблюдает за поведением людей и от этого глубоко страдает!» Или: «У меня племянница очень умная. Но она хорошая девушка и делает все, чтобы изжить этот порок навсегда». «Был момент, когда я испугалась, что ты станешь умным». Вот истинно доброжелательное и сочувственное отношение, которого заслуживал бы Антуан, будь мир устроен справедливо.
Но, увы, ум — это несчастье в квадрате: он причиняет страдания, но никто не рассматривает его как недуг. В положении Антуана стать алкоголиком значило бы подняться по общественной лестнице. Он приобрел бы болезнь всем понятную, уважаемую, имеющую очевидную для всех причину и апробированные методы лечения; лечения от ума не существует. И если мысль ведет к изоляции от общества вследствие неизбежного дистанцирования наблюдателя от своего объекта, то пьянство, напротив, сближает нас с миром, помогает найти в нем место. И вообще, мечта полностью интегрироваться в общество — если это не происходит само собой — может возникнуть только у пьяного. Во хмелю он утратит скептическое отношение к людским игрищам и сможет спокойно к ним присоединиться.
Не имея ни малейшего практического опыта по этой части, Антуан не знал, как вступить на избранный путь. Следует ли сразу брать быка за рога и ежедневно надираться до полного свинства или начать с малого и погружаться в омут постепенно?
Натура взяла свое. Ноги, движимые живейшей любознательностью, сами понесли Антуана в муниципальную библиотеку, в двух шагах от его дома в Монтрее: он хотел стать алкоголиком не абы как, а культурно, подойти к делу грамотно и прежде всего досконально узнать свойства яда, который его спасет.
Он долго рылся на полках и отобрал около десятка книг — под благосклонным взглядом библиотекаря, воображавшего себя интеллигентным человеком только потому, что плохо одет. Библиотекарь знал Антуана в лицо, ибо его уже четыре раза объявляли читателем года. Несмотря на все протесты заинтересованного лица, которому претил культурный эксгибиционизм, библиотекарь ежегодно вывешивал в зале увеличенную копию его читательского билета с жирной подписью «Читатель года». Бред какой-то.
На выдаче Антуан предъявил «Всемирную энциклопедию крепких напитков», «Исторический справочник спиртных напитков», иллюстрированные издания «Крепкие напитки & вина», «Знаменитые алкогольные напитки», «Азбука алкоголя» и т. д. Библиотекарь все записал и воскликнул:
— Ну и ну! Мои поздравления! Вы побили прошлогодний рекорд. Пишете научную работу по спиртным напиткам?
— Нет, я… как бы вам сказать… собрался спиться. Но перед этим решил ознакомиться с предметом.
Библиотекарь несколько дней ломал голову над тем, что бы это значило, а потом погиб при невыясненных обстоятельствах, раздавленный группой немецких туристов под Эйфелевой башней.
Три дня Антуан с увлечением читал, делал выписки, конспектировал и наконец, сочтя, что более или менее овладел темой, стал перебирать в уме знакомых, соображая, есть ли среди них алкоголики со стажем, которые провели бы с ним несколько практических занятий.
Тут требовался человек ученый, серьезный, какой-нибудь профессор винно-водочных наук, Платон ликеров, Эйнштейн кальвадоса, Ньютон водки, Мастер Йода виски. Среди близких и дальних родственников, соседей и сослуживцев он в процессе поисков выявил католиков, трудоголиков, одного барона, даму, сдвинутую на кроссвордах, пукалыцика-виртуоза, наркомана, сидящего на героине, членов разных политических партий и людей, страдающих прочими отклонениями. Но алкоголиков — ноль.

http://tululu.org/read66819/

Предполагаю делиться прочитанными книгами с пользователями liveinternet.ru

Регистрация никнеймов