Итоги 2014 года: Европа находится в глубочайшей растерянности

Маринэ Восканян, журналист

  Как и во всей геополитике, в российско-европейских отношениях 2014-й стал годом «великого перелома». Только не от слова «переломить», а от слова «переломать» – переломали практически все, что было создано за постсоветские годы. При этом, по крайней мере с российской стороны, это происходило с глубоким сожалением.

Противостояние «Россия – Запад», которое, конечно, началось вовсе не в 2014-м, воспринималось у нас всегда как противостояние России и агрессивного американского трансатлантизма, а вовсе не России и Европы.

«Ведь мы-то вовсе не хотели никакой новой холодной войны. И не претендовали на чужое. Как не собирались и завоевать мир нашим новым консерватизмом. В. Путин»

  Для США, помимо создания из Украины агрессивного русофобского государства, ключевой задачей является максимальный отрыв ЕС от России во всех смыслах. «Русская угроза» (а сегодня в европейских СМИ абсолютно серьезно высказываются версии захвата Россией не только части Украины, но и стран Балтии – и даже Балкан!) должна убедить европейцев свернуть сотрудничество с нами по идеологическим мотивам, отказаться от новых совместных энергетических проектов, а пути старого транзита через Украину становятся проблемными.

  Санкции против России уже сейчас ухудшают экономические показатели ЕС, а сама атмосфера конфронтации снижает возможности инвестиций для российского и европейского бизнеса (что решает также и еще одну важную для США задачу – сделать безопасной территорией для инвестиций лишь подконтрольные им регионы мира).

  И если относительно целей Путина в отношении Украины можно строить разные предположения, то в отношении Европы все куда более ясно – сохранить партнерские отношения если не с ЕС, то с целым рядом отдельных европейских стран, и особенно с Германией, несомненно, является одним из приоритетов сегодняшней российской внешней политики.

Приписываемая Меркель фраза о том, что Путин потерял связь с реальностью, вызывает желание ответить, что связь с реальностью потеряли как раз те еврочиновники и европолитики, которые уверились в модели мира по Фукуяме (фото: Maxim Shemetov/Pool/EPA/ТАСС)

  Когда Путин в своих выступлениях говорит о «западных партнерах», после Крыма в этих словах всегда чувствуется упрек и даже обида. Ведь мы-то вовсе не хотели никакой новой холодной войны. И не претендовали на чужое. Как не собирались и завоевать мир нашим новым консерватизмом – ведь еще не так давно Владимир Владимирович вовсе не цитировал русских философов, а выступал на немецком языке в бундестаге, а в России отчетливо заявлял, что Россия – европейская страна, и ценности у нас с Европой вполне общие.

  Был готов перенести на российскую почву все наработанное на Западе в сфере экономического либерализма (который, в общем-то, далеко не во всех европейских странах выглядит как дикое финансовое казино – скорее уж мы со своей плоской налоговой шкалой и офшорным бизнесом куда дальше продвинулись в ударники капитализма), социальных и административных технологий. А залогом промышленного развития видел не импортозамещение, а совместные проекты с западными компаниями.

  Не оценили. Фактически сами вынудив в этом году (впрочем, антироссийская риторика в европейской политике и СМИ нарастала уже с 2008-го) на редкость европейски ориентированного российского лидера встать на другой путь, разворачиваться на Восток, думать о протекционизме и окончательно заявить о полной геополитической и ценностной независимости России.

  Взаимное разочарование России и Европы в этом году проявилось столь резко, что поневоле задаешься вопросом – если накопившихся противоречий и иллюзий было так много, как же вообще удавалось все предшествующие годы говорить о партнерстве и добрососедстве.

  Европа не ожидала увидеть контратаку России с Крымом, которая явно показала, что Россия теперь не собирается никого больше спрашивать, что ей делать. После Крыма абсурдными становятся все те направления работы, которыми европейские фонды и НКО занимались долгие годы – обучали Россию демократии и тому, как надо жить. Россия больше учиться ни у кого не собирается.

  Но россияне разочаровались в этом году в Европе куда больше. Политолог Виталий Третьяков недавно написал: «Если взять всю сумму решений и действий украинской власти и ее сторонников за последние месяцы, включая последние решения – люстрация, перекройка административных границ, снос памятников, психологический и физический террор против политических противников, сокрытие военных преступлений, возводимые рвы и стены, то получается, что на нынешней Украине установлен самый репрессивный политический режим среди всех европейских стран. Тем не менее он объявлен 1) демократическим; 2) вводящим Украину в семью «европейской цивилизации». Именно это и шокирует россиян.

  Однако, если говорить об экономике и европейском бизнесе, то он как был, так и остается настроен на работу с Россией – второго такого большого рынка для европейских компаний непосредственно рядом с Европой не было и нет. В прошедшем году бизнес-ассоциации из Германии, Франции, Италии довольно откровенно высказывались против санкций и призывали европейских политиков найти иные пути разрешения противоречий с Россией.

  Даже в таких мало симпатизирующих России политически странах, как Польша, местные производители весьма негативно восприняли идею санкций. Возможно, именно мнение бизнеса, теряющего прибыль, может в следующем году стать фактором, способным смягчить антироссийскую риторику ЕС.

  В отличие от бизнеса, европейский политический истеблишмент свои цели, как кажется, понимает плохо. Приписываемая Меркель фраза о том, что Путин потерял связь с реальностью, вызывает желание ответить, что связь с реальностью потеряли как раз те еврочиновники и европолитики, которые уверились в модели мира по Фукуяме, где будет только «мир, дружба, жвачка» и глобализация с добровольно-принудительной демократизацией.

  В 2014-м произошли события, которые требуют принятия исторических и самостоятельных решений – а к этому европейская политика оказалась совершенно не готова. Все эти метания французов с «Мистралями», необъяснимая ежедневная смена риторики в отношении России у немецкого канцлера, внутренние споры ЕС о санкциях и «Южном потоке» – только подтверждают, что Европа по итогам 2014 года находится в глубочайшей растерянности.

  Цена за конфликт с Россией слишком высока, этого конфликта категорически не хочет работающий с Россией европейский бизнес, а кроме того, именно ЕС США принуждают платить за банкрота-Украину. В то же время геополитическая субъектность как ЕС, так и отдельных его стран сегодня так слаба, что ожидать от них каких-то идущих вразрез с планами США действий вряд ли возможно.

  В наступающем 2015 году в Европе ожидается и еще одно событие, способное серьезно повлиять на происходящее. Это выработка ТТИП – соглашения о Трансатлантическом торгово-инвестиционном партнерстве между США и ЕС (Transatlantic Trade and Investment Partnership – TTIP). Таким образом США смогут сформировать «экономическое НАТО» в противовес растущим новым конкурентам – Китаю и другим странам БРИКС.

  Критики ТТИП считают, что соглашение похоронит экономический суверенитет Европы, снятие торговых и таможенных барьеров между США и ЕС не позволит странам ЕС защищать свои рынки и стратегически важные отрасли от нечестной конкуренции и демпинга, к тому же Европа не сможет сохранить стандарты социальной защиты своих граждан, экологические и санитарные нормы.

  Европа станет экономическим придатком США, по словам бывшего директора МВФ Доминика Стросс-Канна, «США делают Европу своим оружием против Китая». Смирятся ли с этим европейские корпорации и все страны ЕС? Ответ неочевиден, особенно на фоне все усиливающихся негативных для европейской экономики эффектов от политики антироссийских санкций.

  Видим мы и интересную активность России во взаимодействии с евроскептиками. Кремль фактически открыто выражает поддержку Марин Ле Пен, недавно появились новости о том, что немецкая «Альтернатива для Германии» провела консультации с российским посольством в Берлине.

  Да и сами евроскептики всех расцветок в разных странах ЕС если и не поддерживают Россию, то как минимум выступают против конфронтации с ней и за большую независимость от США с их агрессивной экспансионистской политикой.

  Вряд ли 2015 год что-то серьезно изменит в политическом европейском пейзаже, но сама стремительно меняющаяся ситуация в мире создает много возможностей для новых голосов даже в устоявшихся политических системах европейских стран.

  Поэтому в украинском конфликте сегодня решается не только и не столько судьба Украины, сколько судьба Европы и то, какую роль для себя выберет Европа в новом многополярном мире. До нынешнего года ЕС удавалось «сидеть на двух стульях» – то есть иметь выгодное экономическое партнерство с Россией и при этом придерживаться более или менее «трансатлантистской» линии в вопросе внешней и военной политики и пытаться экспортировать в Россию либеральные ценности.

  Однако после украинских событий это уже вряд ли возможно – и выбор тут простой. Либо ЕС превращается, вопреки своим прагматическим интересам, в некое антироссийское «военно-экономическое НАТО», политику которого будут определять США, либо сохраняет свою геополитическую субъектность, найдя пути сохранения партнерских отношений с Россией и затем Евразийским союзом.

  Риторика же России в отношении ЕС вряд ли изменится – мы по-прежнему предлагаем Европе подумать над прагматичным «союзом двух союзов», ЕС и ЕАЭС, каким бы иллюзорным в нынешней конфронтационной атмосфере ни выглядел такой проект. Россия все еще надеется если не сегодня, то завтра увидеть в Европе независимых и стратегически мыслящих политиков-реалистов.

  Фазы нынешнего «охлаждения-2014» в российско-европейских отношениях напоминают этапы семейного конфликта – когда после целой череды уступок и закрывания глаз на недружественные жесты с удивлением и горечью один человек вынужден признать, что другой, тот, кто совсем недавно вызывал доверие и надежды на долгое совместное будущее, оказался теперь противником, от которого надо защищаться, давать сдачи и показывать, что не с ним одним возможно счастье. При этом все-таки надеясь втайне, что, может быть, разбитую чашку еще есть шанс когда-нибудь склеить.

***