Баллада о пианисте

 

Когда его били фашисты в концлагере
и ухмылялись:
                     "Попался!.." –
он прятал одно –
                     свои руки костлявые:
только бы
               не по пальцам.
Потом его вызвал к себе вертухай –
фашистик розовый,
                               чистый.
"Дадим инструмент.
                     Для начальства сыграй", –
а он процедил:
                            "Разучился".
И он выступал с лопатой в руках
в изысканном обществе мусора,
но в пальцах его –
                          в десяти тайниках
пряталась музыка,
                                  музыка. 

 

 

И ночью,
           когда прорезался сквозь мглу
лунный крамольный краешек,
углем
           он тайно чертил на полу
клавиши,
                  клавиши,
                                 клавиши.
В ком-то бурчала гнилая фасоль,
кто-то вышептывал
                               имя зазнобы,
а от неструганых
                              "фа" и "соль"
в пальцы вонзались
                                    занозы. 

 

 

И он играл до рассвета,
                                         как бог, –
срывался,
                  мучился,
                               пробовал,
хотя получить он только и мог –
букет из колючей проволоки.
Было не страшно ему,
                                      что убьют, –
в гибели нет позора. 

 

 

Было страшнее,
                           что слаб этюд –
особенно в части мажора.

 

 

И он, возвратившись,
                                     не пил,
                                         не рыдал...
Весь как сплошное –
                               "оттуда",
ватник не сняв,
                     от холстины рояль
он, как ребёнка,
                           откутал.
И старец со скрепками в бороде –
владыка консерватории, –
прослушав, спросил озадаченно:
                                                      "Где
вы так хорошо подготовились?"
...Играй, пианист!
                               Отплывает барак –
ковчег твоей музыки Ноев,
но, криком крича,
                               преступает сквозь фрак
невидимый лагерный номер. 

 

 

 

Евгений Евтушенко, 1971