Я очень давно не была в больницах. Не в таких больницах, где лечат от гриппа и ОРВИ, а настоящих больницах. С палатами и больными в тапочках и полинялых халатах.
Первая городская с непривычки удивила своими размерами. Даже схема корпусов, предусмотрительно помещенная перед зданием, мало помогла. Минут 15 ушло только на то, чтобы найти 11 корпус.
1
Почти, как в школе, в холле висела надпись, что без второй обуви сюда не пускают. Второй обуви у меня с собой не было. Я направилась к гардеробщице узнать, не продают ли здесь случайно бахилы. «Вон там, в автомате, - сказала гардеробщица, неопределенно показав рукой куда-то в сторону. – Только разденься сначала». Пока я передавала на хранение этой тетушке свою верхнюю одежду, глаза натолкнулись на другую надпись – «За потерю номерка штраф 150 рублей». 150 рублей стало жалко, и я хорошенько запрятала номерок в сумку. «Там автомат только пятаки принимает, если у тебя нет, могу разменять», - предупредила гардеробщица. Я поморщилась от ее «ты», но ничего не сказала – в конце концов, мне не привыкать. Наверное, еще лет десять меня то и дело будут принимать за школьницу. Пятаков у меня, кстати, действительно не нашлось, и гардеробщица любезно разменяла мне десятку.
2
Аппарат по выдаче бахил ввел меня в ступор. Он очень сильно напоминал агрегат по выдаче жвачек, конфет или еще какой-нибудь мелкой фигни. Прозрачный корпус был наполнен маленькими прозрачными шариками (типа тех, что скрываются внутри киндер-сюрприза), в которых какая-то неведома сила умудрилась запихать синие бахилы.
Я внимательно прочитала инструкцию, но так и не поняла, как этим аппаратом пользоваться. В тех больницах, в которых обычно бывала я, с бахилами все куда проще: на входе стоит два ящика – на одном написано «чистые», на другом – «грязные». Никакие монетки никуда бросать не надо. Надеваешь и идешь. А тут… Зато эти точно одноразовые. Пока я ломала голову, к аппарату подошел мужчина и без промедления, бросив пятачок и покрутив какую-то ручку, извлек из аппарата прозрачный шарик. Не долго думая, я повторила его действия, и невероятно довольная, гордо и с достоинством прошествовала в синих бахилах мимо пропускного пункта. Никакого пункта, там, конечно, не было. Просто была еще одна бабулька в белом халате, которая всех пропускала. Или не пропускала.
3
Завотделения в своем кабинете не оказалось, и я присела на диван. Рядом сидел мужчина в трениках и что-то шепотом спрашивал у медсестры. Судя по его смущенному выражению лица и по долетавшим до меня обрывкам фраз, речь шла о каких-то анализах, которые мужчина боялся не сдать по каким-то причинам. Медсестра спокойно ему что-то объясняла, потом мужчина уходил в свою палату, затем снова выходил в коридор, искал медсестру и снова ее о чем-то спрашивал. Так повторялось раз пять.
Завотделения все не было, и я продолжала сидеть на диване. Мимо меня прошел врач с еще одним мужчиной в трениках. У мужчины было какое-то виноватое лицо. «… у вас кислая моча, …» - донеслось до меня, когда они поравнялись. Даже мне стало как-то неудобно за мужчину. Кислая моча – это даже хуже, чем кисла физиономия. Это практически, как пересоленный суп или подгоревшие котлеты. Кстати, что значит, «кислая»? Он ее пробовал, что ли?
4
Завотделения усадил меня в кресло и, широко улыбаясь, спросил: «Ну, и что случилось?». Нет, не так. Сначала он гордо спросил «Ну и как тебе мой кабинет?!». Я обвела взглядом небольшой кабинет, уставленный каким-то антиквариатом – саблями, чучелами животных – не помню точно, что там было. Я улыбнулась изо всех сил и сказала радостно «Отличный кабинет!». Завотделения радостно потер руки. А потом спросил. «Ну, и что случилось?». Тут надо сказать, что завотделения – это дядя Андрея. Поэтому его притворство и изумление показалось мне совершенно неуместным. Тем более что с этим дядей Андрей разговаривал пару дней назад, предупреждая о причине моего приезда. Но делать было нечего. Я снова рассказала свою историю, и дядя повел меня на этаж ниже сдавать анализы. Завел в кабинет и весело сказал девушкам-медсестрам «Возьмите у нее анализ мочи. Через сколько он будет готов?». «Да минут через пять», - не менее весело ответила девушка. Оптимизм врачей мне начал казаться каким-то нездоровым. Мне выписали направление и отправили в туалет. «Туалет у нас за углом. На тумбочке стоят баночки… Потом отнесете ее в клиническую лабораторию». Действительно, медсестра не обманула. На тумбочке действительно стояли баночки. Большие и маленькие – на любой вкус. Видимо, чтобы и в больнице тебя не покидало ощущение чувства выбора. Второй раз за последние двадцать минут я подумала о больничном сервисе (первый раз я о нем подумала, когда стояла возле автомата с бахилами).
5
Я вышла из туалета и оглянулась в поисках какой-то там лаборатории. Похожих кабинетов рядом не было, и с баночкой в руках я поплелась по коридору. Сидящие на кушетках вдоль стен коридора женщины надо мной не смеялись. И даже не улыбались. У них были очень печальные лица. Или даже не печальные, а какие-то смиренные. Мне кажется, им было очень больно. Особенно было жалко старенькую бабушку лет восьмидесяти. Тогда я отметила про себя, что женщин мне почему-то жальче, чем мужчин. По крайней мере, тех мужчин, которых я видела, ожидая на диване завотделом.
6
Потом еще сходила и сдала кровь. Пока я сидела в ожидании результатов, по коридору прошел сын завотделом – тоже врач. Он сдвинул брови и сурово спросил: «Ну что, тебя госпитализируют?». Мурашки пробежали по коже, но я радостно ответила ему: «Пока неизвестно!».
7
Через двадцать минут я снова сидела в кабинете завотделом. Он изучал мой анализ, выписывал какие-то лекарства. «Жить будешь», - сказал он и засмеялся. Я поняла, что прием окончен.
