Иннокентий Анненский

Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я Её любил,
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у Неё одной ищу ответа,
Не потому, что от Неё светло,
А потому, что с Ней не надо света.

Царское Село
3 апреля 1909

НЕНУЖНОЕ ПИСЬМО

Приезжайте. Не бойтесь.
Мы будем друзьями,
Нам обоим пора от любви отдохнуть,
Потому что, увы, никакими словами,
Никакими слезами ее не вернуть.
Будем плавать, смеяться, ловить мандаринов,
В белой узенькой лодке уйдем за маяк.
На закате, когда будет вечер малинов,
Будем книги читать о далеких краях.
Мы в горячих камнях черепаху поймаем,
Я Вам маленьких крабов в руках принесу.
А любовь — похороним, любовь закопаем
В прошлогодние листья в зеленом лесу.
И когда тонкий месяц начнет серебриться
И лиловое море уйдет за косу,
Вам покажется белой серебряной птицей
Адмиральская яхта на желтом мысу.
Будем слушать, как плачут фаготы и трубы
В танцевальном оркестре в большом казино,
И за Ваши печальные детские губы
Будем пить по ночам золотое вино.
А любовь мы не будем тревожить словами
Это мертвое пламя уже не раздуть,
Потому что, увы, никакими мечтами,
Никакими стихами любви не вернуть.
Лето 1938, Циндао

Александр Пушкин

ТЫ и ВЫ

Пустое вы сердечным ты
Она, обмолвясь, заменила
И все счастливые мечты
В душе влюблённой возбудила.
Пред ней задумчиво стою,
Свести очей с неё нет силы;
И говорю ей: как вы милы!
И мыслю: как тебя люблю!

23 мая 1828 г.


Посвящено Анне Алексеевне Андро-Олениной (11.08.1808—18.12.1888), графине де Ланженрон, дочери президента Академии художеств, возлюбленной Пушкина в 1828—29 годах.

Иосиф Бродский

Шум ливня воскрешает по углам
салют мимозы, гаснущей в пыли.
И вечер делит сутки пополам,
как ножницы восьмерку на нули,
и в талии сужает циферблат,
с гитарой его сходство озарив.
У задержавшей на гитаре взгляд
пучок волос напоминает гриф.
Ее ладонь разглаживает шаль.
Волос ее коснуться или плеч —
и зазвучит окрепшая печаль;
другого ничего мне не извлечь.
Мы здесь одни. И, кроме наших глаз,
прикованных друг к другу в полутьме,
ничто уже не связывает нас
в зарешеченной наискось тюрьме.

1963

Сергей Есенин

Закружилась листва золотая
В розоватой воде на пруду,
Словно бабочек легкая стая
С замираньем летит на звезду.
Я сегодня влюблен в этот вечер,
Близок сердцу желтеющий дол.
Отрок-ветер по самые плечи
Заголил на березке подол.
И в душе и в долине прохлада,
Синий сумрак как стадо овец,
За калиткою смолкшего сада
Прозвенит и замрет бубенец.
Я еще никогда бережливо
Так не слушал разумную плоть,
Хорошо бы, как ветками ива,
Опрокинуться в розовость вод.
Хорошо бы, на стог улыбаясь,
Мордой месяца сено жевать...
Где ты, где, моя тихая радость -
Все любя, ничего не желать?
1918

Максимилиан Волошин

Я люблю усталый шелест
Старых писем, дальних слов...
В них есть запах, в них есть прелесть
Умирающих цветов.
Я люблю узорный почерк -
В нем есть шорох трав сухих.
Быстрых букв знакомый очерк
Тихо шепчет грустный стих.
Мне так близко обаянье
Их усталой красоты...
Это дерева Познанья
Облетевшие цветы.

Из памяти твоей я выну этот день,
Чтоб спрашивал твой взор беспомощно-туманный:
Где видел я персидскую сирень,
И ласточек, и домик деревянный?

О, как ты часто будешь вспоминать
Внезапную тоску неназванных желаний
И в городах задумчивых искать
Ту улицу, которой нет на плане!

При виде каждого случайного письма,
При звуке голоса за приоткрытой дверью
Ты будешь думать: «Вот она сама
Пришла на помощь моему неверью"

Анна Ахматова

Что далее. А далее — зима.
Пока пишу, остывшие дома
на кухнях заворачивают кран,
прокладывают вату между рам,
теперь ты домосед и звездочет,
октябрьский воздух в форточку течет,
к зиме, к зиме все движется в умах,
и я гляжу, как за церковным садом
железо крыш на выцветших домах
волнуется, готовясь к снегопадам.

Иосиф Бродский, из поэмы «Шествие»

Жизнь — обман с чарующей тоскою,
Оттого так и сильна она,
Что своею грубою рукою
Роковые пишет письмена.
Я всегда, когда глаза закрою,
Говорю: «Лишь сердце потревожь,
Жизнь — обман, но и она порою
Украшает радостями ложь.
Обратись лицом к седому небу,
По луне гадая о судьбе,
Успокойся, смертный, и не требуй
Правды той, что не нужна тебе».
Хорошо в черемуховой вьюге
Думать так, что эта жизнь — стезя
Пусть обманут легкие подруги,
Пусть изменят легкие друзья.
Пусть меня ласкают нежным словом,
Пусть острее бритвы злой язык,—
Я живу давно на все готовым,
Ко всему безжалостно привык.
Холодят мне душу эти выси,
Нет тепла от звездного огня.
Те, кого любил я, отреклися,
Кем я жил — забыли про меня.
Но и все ж, теснимый и гонимый,
Я, смотря с улыбкой на зарю,
На земле, мне близкой и любимой,
Эту жизнь за все благодарю.

Август 1925

Но осень. Грусть. Страдания по лету.
Слой облаков как смятая постель.
Летит листва - пропавшие билеты
На жаркую лихую карусель.

Вкус поцелуев. Сладкий запах яблок
Еще висит в прозрачной глубине.
И запах дыма - расставаний запах.
И оторопь - ознобом по спине.

Беспечность приготовилась к отъезду.
И птицы собираются на юг.
И кто-то молчаливый неизвестность
Ссыпает вниз из безразличных рук.
(Сергей Москаленко)

Так много точек вместо многоточий,и ясно абсолютно, что теперь
Фундамент не шатается. Все прочно.Глаза открыты. Но закрыта дверь.

Расставлены в рядок приоритеты,у каждого свой срок и свой черед.
И если вас на верхней полке нету,то может быть калибр у вас не тот…

Не та расцветка. Возраст. И прическа.Не тот характер. И не та судьба.
Приоритеты – это очень жестко.Здесь только «нет». И очень редко «да».

Кричать в пустыне? Вот уж круг порочный!А от молчанья - по песку круги.
И только точки вместо многоточий.
Приоритеты отданы другим…

Хронологию иллюзий отмечаю
по осколкам розовых очков
и давно стрекоз я не встречаю
среди мошек разных и жучков.
Редкий дар - простая человечность.
То, что без цены - всего ценней.
Постарело небо, глядя в вечность,
и излом трагичен у теней.
Не ищу надёжного плеча я,
за которым слышен звон оков.
Хронологию иллюзий отмечаю
по осколкам розовых очков.

Ах, женственность, уже немало лет
Тебя поют планеты и народы.
Ты есть на самом деле или нет?
Ты прихоть или ты закон природы?


Во всем скользит твой легкий аромат
Волшебно и почти неуловимо.
Походка, жест и мимолетный взгляд,
Касание, когда проходишь мимо.


И мягкий вздох, и шепот по утрам,
И поцелуй, в смущение одетый,
Изгиб руки и линия бедра-
Закутанные в шелк твои секреты.


Вино, румянец и бокал у губ-
Сюжет картины, пусть художник пишет.
Да, этот мир порой бывает груб.
Ах, женственность ... Но он тобою дышит.

Татьяна Дудникова

Елена Копенко

присев на самый краешек весны,
она была грустна до загляденья...
дождинками растаявших видений
вновь моросили слезы с высоты...

прощаясь с прошлым годом навсегда,
она смотрела в сумеречность ночи,
прощая тех, кто ей любовь пророчил...
и лишь осталась талая вода,

и лишь остались блестки мишуры
в бокале от шампанского забытом,
надежду расточавшие пииты
на праздник для другой приглашены...

укутав плечи блеклым февралем
с проталинами выцветшей прохлады,
от ветра принимала, как награду,
объятия и шепот ни о чем...

а он жалел, что дни обречены
и следует принять, как покаянье,
приход весны...за холод расставаний,
за смерть на самом краешке весны...

Дышать и жить. Дышите, балерина,
пусть лучше зритель задохнётся счастьем,
следя за облаками кринолина,
целующими тонкие запястья.
Не плачьте - мир смеётся унисоном,
рождаясь в ослепительном сюжете,
где даже монотонный вальс - бостон
обязан завертеться в пируэте.
Прочтите жизнь на кончике пуантов:
на краткий миг она остановилась,
чтобы измерить интервалом такта
любовь. И жить во славу и на милость
вам, замершим дыханием в партере
и тем, кто в этот вечер tet-a-tet,
с бессмертием, потерянным в Эдеме,
столкнулся в мире, названном Балет.

Т. Сергеева

Из памяти твоей я выну этот день,
Чтоб спрашивал твой взор беспомощно-туманный:
Где видел я персидскую сирень,
И ласточек, и домик деревянный?

При имени моем ты будешь вспоминать
Внезапную тоску неназванных желаний
И в городах задумчивых искать
Ту улицу, которой нет на плане.

При виде каждого случайного письма,
При звуке голоса за приоткрытой дверью
Ты будешь думать: вот она сама
Пришла на помощь моему неверью.

Анна Ахматова.
4 апреля 1915. Царское Село.

Егорнов Александр Семенович (1858-1902/1903)
Egornov Aleksandr
Сирень