Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Орудие рока

Казалось, какой-то рок тяготел над ним. Лермонтов почти физически чувствовал свою обречённость. Но не думал, даже подумать не мог, что орудием этого рока станет его товарищ, однополчанин, недалёкий и самовлюблённый Мартынов («Мартышка», как он его называл), легко узнаваемый в «Герое нашего времени» в образе Грушницкого.

Мартынов очень много внимания уделял своей внешности, и эта слабость, подмеченная Лермонтовым, стала предметом его постоянных острот и насмешек.

Мартынов. Рис. князя Гагарина

Вы видите здесь Мартынова в утрированной «черкесской» одежде: папаха, черкеска в галунах, брюки с лампасами, шашка, огромный кинжал на поясе и ко всему этому лихо подкрученные усы. Лермонтов высмеивал его экипировку, эти черкеска и кинжал стали у него главным мотивом эпиграмм, карикатур и острот. Мартынов же был раздражительным, надутым и обидчивым человеком, совершенно без чувства юмора.
И однажды — это было 13 июля 1841 года в Пятигорске на вечере у Верзилиных — Лермонтов, как обычно, задел Мартынова какой-то шуткой по поводу «горца с большим кинжалом». Мартынов, находясь в окружении дам, вспыхнул от гнева и резко одёрнул поэта: «Сколько раз я Вас просил оставить свои шутки при дамах!» И быстро вышел из зала. Танцы продолжались, и все думали, что этим и закончится ссора. Никто не слышал, что сказал Лермонтову Мартынов, когда поздним вечером они вышли от Верзилиных. Никто не слышал, что отвечал ему Лермонтов. Но на вторник, на 15 июля, была назначена между ними дуэль.

дом Верзилиных в Пятигорске

комната в доме Верзилиных, где произошла ссора Лермонтова и Мартынова

Дуэль. Рис. Лермонтова.

Все были уверены, что всё кончится миром и все поедут пить шампанское. По этой причине секунданты не побеспокоились ни об экипаже, ни о докторе. Не было и никаких уговоров помириться. Возможно, всё бы окончилось обменом выстрелов в воздух, если бы не следующее обстоятельство: Лермонтов, подняв дуло вверх, громко сказал: «Я в этого дурака стрелять не буду!» «А я — буду!» - вспылил Мартынов и рефлекторно нажал курок.

Лермонтов упал, как подкошенный. Он умер мгновенно: пуля прошла навылет. Вот так из-за глупой ссоры оборвалась жизнь гения.

Лермонтов на смертном одре. Портрет работы Р. К. Шведе (1841)

На второй день после гибели поэта Р. К. Шведе создал портрет "Лермонтов на смертном одре". «Живопись нехороша, но память дорога, так как это единственный снимок», – писал в 80-х годах Д. А. Столыпин об этой работе. Здесь поэт лежит в белой рубашке, прикрытый до пояса простыней; волосы коротко острижены, рот и глаза полуоткрыты. По свидетельствам современников, Шведе точно запечатлел облик погибшего. Портрет, написанный по заказу А. А. Столыпина, много лет находился у него, а в 1882 году А. Столыпиным был передан в Лермонтовский музей. Портрет Шведе условно был отнесен к прижизненным, так как писался с натуры. Работа оставляет тяжелое впечатление.

Ознакомившись со множеством документов, можно утверждать, что единственным поводом к дуэли были насмешки Лермонтова над Мартыновым. Лермонтов сам спровоцировал того на вызов. Выдвигать версию о заговоре против поэта — значит не считаться со множеством очевидных фактов, свидетельствами огромного числа современников. В Петербурге даже не было известно, что Лермонтов находился в Пятигорске. Версия о существовании заговора и появившееся в 30-е годы 20 века «документальное» обоснование о смерти поэта как результате происков врагов — продукт эпохи, наполненной вымыслами о заговорах и врагах народа.
Да, царь не любил поэта и при известии о его гибели произнёс ужасную фразу: «собаке — собачья смерть», долго препятствовал публикациям воспоминаний о Лермонтове, но он не отдавал приказа убить его, как долгие годы считалось в нашем литературоведении.
По решению Николая I-го наказанием для Мартынова стало церковное покаяние, которое он должен был отбывать 10 лет в монастыре. В действительности же он его проносил не более четырёх лет. Остаток жизни прожил спокойно и в полном достатке, окружённый многочисленным семейством.

За год до смерти Мартынов напишет мемуары, в которых будет оправдывать себя и обвинять поэта в том, что тот дразнил его и смеялся над его стихами (он тоже писал стихи и считал себя поэтом не меньшим, чем Лермонтов).
Но в глазах большинства Мартынов отныне стал прокажённым. У него теперь было только одно имя и звание: «убийца Лермонтова». Жена его стала «женой убийцы Лермонтова», впереди маячили «сын убийцы Лермонтова», «внук  убийцы Лермонтова» и так до скончания ставшего безымянным рода.
Скончался он в 1875 году (в 60 лет), похоронен был в родовом имении в Знаменском. После революции в барском доме разместили дом для беспризорных. Когда они узнали, что в могиле покоятся останки человека, убившего на дуэли Лермонтова, её разрыли, а кости разбросали.

И всё же не верится, что безвременная кончина гения была лишь нелепой и обидной случайностью.  Лермонтова не стало потому, что за неполные 20 лет жизни он исполнил всё, что призван был исполнить, состарился духом и остро желал уйти.

«Я — как человек, зевающий на бале, который не едет спать только потому, что ещё нет его кареты», но вот карету подали, и он уехал в небытие.

Как писал А. Кушнер:

И Лермонтов звездой пронёсся, а не скис,
не тратясь на детали,
постигнув суть вещей, отвергнув компромисс.

Первая и последняя любовь

В исследовании В. Захарова «Загадка последней дуэли» открываются любопытные подробности, предшествовавшие той ссоре с Мартыновым. Причиной дуэли — или поводом, толчком — послужила женщина, старшая из трёх дочерей Верзилиных, в доме которых собиралась молодёжь Пятигорска — Эмилия. Ещё в пору посещения Пушкиным Пятигорска Эмилия была прославлена им как "звезда Кавказа", девушка очень умная, образованная, светская, превосходная музыкантша, но к тому времени не очень молодая (26 лет) и пользовавшаяся нелестной репутацией.

Эмилия Верзилина

Лермонтов начал ухаживать за Эмилией, и она вначале была благосклонна к поэту, но вскоре переменила фронт и обратила своё внимание на однополчанина поэта красавца Николая Мартынова, недалёкого и самовлюблённого «Мартышку».

То, что Эмилия отдала предпочтение именно ему - не могло не задеть поэта. Обладая насмешливым умом и желчным характером, он посвящал ей эпиграммы:

Зачем, о счастии мечтая,
Ее зовем мы: гурия?
Она, как дева, - дева рая,
Как женщина же — фурия.

Или же:

За девицей Эмили
молодёжь как кобели...

Доведённая этими эпиграммами до бешенства, Эмилия как-то призналась, что если бы была мужчиной, то не вызвала бы его на дуэль, а убила бы из-за угла. Где-то её можно было понять. Это сейчас для нас Лермонтов — слава и гордость России, и мы ему всё прощаем. Тогда же действовали законы не литературы, а жизни. Лермонтова многие не любили за злой язык и язвительный характер. Он больно обижал многих своих друзей и знакомых, чего же говорить о соперниках и врагах.
Гибель поэта оставила Эмилию равнодушной. Она ничего не сделала, чтобы предотвратить дуэль, хотя знала о ней. На следующий же день после похорон она плясала на вечере в Пятигорске , устроенном князем Владимиром Голициным.

Не стоило, может быть, упоминать об этой даме, если бы не одна поразительная деталь, открывшаяся вскоре после смерти Лермонтова. Эта Эмилия оказалась той самой девочкой, в которую был влюблён десятилетний Лермонтов, его первая любовь, встреченная им на Кавказе.

Когда в 1859 году была опубликована юношеская записка поэта, где говорилось о его детской влюблённости, Эмилия Александровна её прочла и узнала в этой девочке себя.

Позже её дочь оставила в своих воспоминаниях рассказ об этом, составленный со слов её матери: «Эта девочка была моя мать, она помнила, как бабушка ходила в дом Хастатова в гости к Столыпиным и водила её играть с девочками, а мальчик брюнет вбегал в комнату, конфузился и опять убегал, и девочки называли его «Мишель».

Скорее всего, встретившись с Эмилией в 1841 году, Лермонтов её не узнал. Прошло много лет, и трудно было предположить, что нынешняя «Роза Кавказа» и девятилетняя девочка из детских грёз — одно и то же лицо. Вот так мистически сошлись в одном лице первая любовь поэта и последняя его любовь, послужившая косвенной причиной его гибели.

Когда-то меня так потрясла эта история, что я  даже стихи написала:

«Кто мне поверит, что я знал любовь,
имея десяти лишь лет от роду?
Подкашивались ноги, стыла кровь...
Мы отдыхали на Кавказских водах.

Забыть не в силах девочки одной
лет девяти... Не помню, хороша ли,
но образ тот навеки был со мной,
куда б пути земные ни лежали...»

Так вспоминал поэт свою любовь.
Пройдут года, и след её растает.
И встретит эту девочку он вновь
через 17 лет... Но не узнает.

Эмилия Верзилина. Звезда
Кавказа. Бело-розовая кукла.
Изящна, образованна, горда,
стройна, и белокура, и округла...

Мишель влюблён. Прогулки тет-а-тет.
Но вот она не кажет глаз, остынув.
Вниманием красавицы согрет
усатый обаятельный Мартынов.

И началось! Обстрелы эпиграмм,
сарказмов яд, всё злее и жесточе...
Но лишь скалистым ведомо горам,
как он страдал, душою кровоточа.

Она тебя не стоила, Мишель!
В тот самый день, когда тебя зарыли,
Эмилия – подумаешь, дуэль! –
отплясывала весело кадрили.

Прошло ещё семнадцать. И тогда
была опубликована записка
поэта, где Кавказская Звезда
себя узнала в восьмилетней киске.

Какой судьба придумала курьёз!
И романист так вряд ли подытожит:
та девочка из юношеских грёз
и дама-вамп – лицо одно и то же.

Два чувства только было, два – в одном,
всё, что меж ними – тень былого пыла.
Одно поэта пробудило в нём,
другое человека в нём убило.

След Лермонтова в русской культуре

В отличие от Пушкина, который принимал, не примиряя, любые противоречия, Лермонтов мучился, метался и бунтовал, не в силах покориться судьбе и не зная, что делать с жизнью.
Парадокс, но русская литература пошла именно лермонтовским путём, путём поиска гармонии в дисгармонии. Смысла в хаосе. Духовности в душевной болезни.
Лермонтовские следы с лёгкостью обнаруживаются у Некрасова, Блока, Мандельштама и Гумилёва.
Достоевский все годы с напряжённым вниманием относился к личности Лермонтова, и след этого интереса остался во многих его произведениях.

Ф. Достоевский. Худ. К. А. Васильев.

иллюстрация к "Бесам" Достоевского

Но настоящее художественное исследование причин ссоры поэта с Мартыновым мы найдём в романе «Бесы» в главе «Поединок». Финал поединка Ставрогина с Гагановым, конечно, отличается от трагического конца лермонтовской дуэли, но нравственный поединок изображён совершенно точно.

А. И. Васильчиков утверждал, что Мартынов был сражён презрением Лермонтова. В «Поединке» мы находим почти буквальное повторение этих слов Ставрогиным секунданту: «Я не хотел обидеть этого дурака, а обидел опять».

Ставрогин

«Никогда не забуду того спокойного, почти весёлого выражения, которое играло на лице его пред дулом пистолета, уже направленного на него, - рассказывал Васильчиков о последних минутах Лермонтова. -  Никто не смотрел в глаза смерти так прямо, потому что никто не чувствовал так ясно, что смерти нет". «Кто близ небес, тот не сражён земным».

Это был безумный вызов высшим силам. Бравый Мартынов или попросту Мартышка (это в самом деле Мартышка, обезьяна Лермонтова) — то же для него, что Грушницкий для Печорина, Смердяков для Ивана Карамазова) оказался орудием небесной кары за бесовскую гордыню Лермонтова. И небесное знамение словно подтвердило это... «В страшную грозу при блеске молнии и раскатах грома перешла эта бурная душа в иную область  бытия» (В. Соловьёв).

Для нас Лермонтов — великий поэт, и нам, естественно, хочется видеть его уравновешенным, наделённым всеми положительными качествами, тогда как в реальности он был насмешником, злым на язык, ядовитым, о его дурном характере ходили легенды.
Гению всё прощают поздние века. Величие затмевает для потомков мораль, как это ни странно. Лермонтов — национальный гений, вечная слава России, и когда мы думаем, что он возвышает нашу нацию, нам дела нет до того, какой у него был характер. Но тем не менее именно он сыграл тут свою роковую роль. Посеешь характер — пожнёшь судьбу, как гласит народная пословица.
Николай Бурляев возмущался постановкой спектакля Юрия Еремина о Лермонтове «Из пламени и света рождённое слово», говорил, что он ушёл после него расстроенный: «Помню, когда Мартынов убил омерзительно похотливого Лермонтова, то зал облегчённо вздохнул и потом букеты цветов дарили ему, а не Лермонтову». Это, конечно, другая крайность, когда в погоне за правдой была перейдена грань.
Но и лубочный фильм Н. Бурляева «Лермонтов» рисует нам совершенно нереальный, конфетный образ поэта.

Так же как и Мартынов не был злодеем, каким он предстаёт в фильме Бурляева. Согласно патриотической версии лермонтовской судьбы, луну русской поэзии погубили евреи, и Мартынов — один из них, в чём уличает его Бурляев: ведь как-никак отчество его Соломонович, - в этом-то оказывается всё и дело!

Ещё одна несостоявшаяся версия — якобы Мартынов мстил за честь своей сестры, то ли обманутой Лермонтовым, то ли изображённой в его романе в образе княжны Мэри. Впервые эта версия появляется в воспоминаниях Н.П. Раевского, опубликованная в «Ниве» в 1885 году, и дети Мартынова ухватились за неё, так как она оправдывала их отца. Спустя некоторое время были опубликованы письма членов семьи Мартынова, на которых были изменены даты написания. Эта уловка сделала своё дело — понадобилось почти 80 лет, чтобы восстановить истину. Э. Герштейн в своей книге «Судьба Лермонтова» подробно рассмотрела взаимоотношения поэта с семейством Мартыновых, но не обнаружила никаких свидетельств об увлечении поэта сёстрами Мартынова.

Эпилог

Трудно было примириться с чудовищной несправедливостью гибели юного гениального поэта. Белла Ахмадулина замечательно выразила это всеобщее подспудное желание переиграть ситуацию:

И снова, как огни мартенов,
огни грозы над темнотой.
Так кто же победил — Мартынов
иль Лермонтов в дуэли той?

...Чем я утешу поражённых
ничтожным превосходством зла?
Прославленных и побеждённых
поэтов, погибавших зря?

Что расскажу я им о битвах
ума с безумьем роковым,
о малых и больших обидах,
о женщинах, неверных им?

Я так скажу: на самом деле,
давным-давно, который год,
забыли мы и проглядели,
а всё идёт наоборот.

Мартынов пал под той горою,
Он был наказан тяжело,
И воронье ночной порою
Его терзало и несло.

А Лермонтов зато – сначала
Все начинал и гнал коня,
И женщина ему кричала:
«Люби меня, люби меня!»

Похоронен поэт был сначала в нескольких саженях от места дуэли, у подножия горы Машук, куда не раз когда-то взбирался мальчиком.

место дуэли М.  Лермонтова

памятник Лермонтову на месте дуэли

Но через год бабушка выхлопотала разрешение перевезти прах Лермонтова на родину. И в 1842 году он был перезахоронен в Тарханах, в фамильном склепе Арсеньевых рядом с прахом матери.

Бабушке Елизавете Арсеньевой долго не решались сообщить о смерти внука. Узнав об этом, она перенесла апоплексический удар. Веки её глаз, ослабевшие от слёз, падали, и, чтобы глядеть на опостылевший ей мир, старушке приходилось поддерживать их пальцами. Всё, что она бережно хранила - все вещи, сочинения внука, тетради, рисунки, одежду — всё раздала, не в силах видеть то, до чего касался поэт. Слишком велика была боль. Поэтому с таким трудом приходилось собирать рассеянный всюду материал для его биографии. Осталось очень немного вещей: шкатулка, портсигар, курительная трубка, личная печатка, рисунки и книги. Их можно увидеть в музее Лермонтова в Тарханах.

личные вещи Лермонтова

музей-заповедник «Тарханы»

А Елизавету Алексеевну потом разбил паралич и через три года после смерти Лермонтова она скончалась. Фамилия Лермонтовых со смертью поэта прекратилась, так как он был единственным сыном у родителей. Если Пушкин погиб, всеми признанный, оплаканный народом, то участь Лермонтова в этом смысле была более несчастливой: его признавали не все, поняли немногие и почти никто не любил его.
Бабушка поэта — Елизавета Арсеньева, урождённая Столыпина, пензенская помещица, была самым и единственно близким человеком поэту.

Она одна дала Лермонтову всю любовь, которой не дал ему отец, уже не могла дать мать, ещё не могли дать грядущие поколения, в которой отказывали ему множество знакомых и современников. Но неисчислимая любовь к нему всех будущих читателей, всех тех, кто есть и будет потом — не больше той, одной, бабушкиной. И мы всегда будем видеть его таким, каким она его видела — осенённым божественным даром, хрупким, беззащитным перед обидой и гибелью и — несказанно красивым.

Худ. П.Е. Заболотский. 1837 г. Выполнен по заказу Е. Арсеньевой. Среди прижизненных портрет считается одним из лучших.

Мятежный дух поэта долго искал бури, долго бродил в чужих краях, но потом всё же нашёл свою родину, то есть понял и принял жизнь в её земной сущности. «Я ищу свободы и покоя». Он искал их и обрёл в конце пути. «Смиряется в душе моей тревога», - писал он. «И в небесах я вижу Бога». Бога, а не Демона. Демонизм и сверхчеловечество не исчерпывают всей его поэзии и даже не составляют её сути. Мудростью сердца он постиг религиозный смысл жизни, он вернулся в страну белеющих берёз и жёлтой нивы. И обязательно пришёл бы в своём творчестве к прекрасной пушкинской простоте и гармонии, уже был на пути к ним. Но пуля оборвала этот путь.

И мне хочется закончить своими стихами о нём:

Потомок старинного рода,
не Байрон, о нет, ты иной,
ты — произведенье природы,
как ливень в полуденный зной,

как синие горы Кавказа,
желтеющей нивы волна,
как молнии огненноглазой
стремительные письмена.

Пылающий протуберанец
с развёрстой, как рана, душой,
на этой земле — чужестранец,
загробному раю — чужой.

Ценою томительной муки,
всему, что вокруг, вопреки,
обрёл ты волшебные звуки,
мятежное пламя строки.

Единственно и отрешённо
в твоём одиноком пиру.
Там воздух небес разрежённый...
Но гибель красна на миру.

И хочется острову тайно —
волнам набегающим в плен,
склонить свои гордые пальмы
у чьих-то родимых колен,

и парус тоскует, как нищий,
по встреченной в море ладье.
Как жадно созвучья он ищет
в пустынном своём бытие!

И — отзвуки, отклики, клики
на всю поднебесную высь:
спасайся, мой мальчик великий!
Пока ещё можно спастись!..

Уехать в Тарханы, в Тарханы,
где тихо в саду поутру,
где стелятся в поле туманы,
и листья шумят на ветру,

где муза ночами порхает,
и нету всевидящих глаз.
В Тарханах тревога стихает.
Ну что тебе этот Кавказ?!.

Два белых крылатых оленя
из царства бессмертного льда
туманною лунной аллеей
умчали тебя в никуда.

Но след твой остался на свете,
как снежных вершин торжество.
И плачут утёсы столетий,
лелея в морщинах его.

памятник М.Ю.Лермонтову в Лермонтовском сквере. Скульптор И. Я. Гинцбург. Фото 1892 г.

памятник  М. Лермонтову в Москве

памятник М. Ю. Лермонтову в музее-заповеднике "Тарханы"

памятник 1000-летию России в Нижнем Новгороде. Пушкин, Лермонтов, Гоголь. 1862 г.

Литература:

1. П. А. Висковатый. Лермонтов. Жизнь и творчество. М., изд. В.О. Рихтера, 1891.
2. В. Афанасьев. Лермонтов. ЖЗЛ., Молодая Гвардия, 1991.
3. М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. М., Худ. лит-ра, 1989.
4. Д. Мережковский. «Лермонтов — поэт сверхчеловечества», ж. «Наше наследие», №5, 1989
5. И. Андронников. «Лермонтов. Исследования и находки», М., Худ. лит-ра, 1967.
6. Ю. Айхенвальд. Лермонтов. Силуэты русских писателей. М., Республика, 1994.
7. Э. Герштейн. Судьба Лермонтова. М., Худ. Лит-ра, 1986.
8. Б. Эйхенбаум. О поэзии. Сов. писатель, Ленинград. Отд. 1969.
9. Е. Гусляров. О. Карухин. Лермонтов в жизни. Изд. Янтарный сказ. Калиниград, 1998.
10. К. Паустовский. Поручик Лермонтов. Том 6, М., Худ. Лит-ра, 1958.
11. В. А. Захаров. Загадка последней дуэли. М., Рус. Панорама, 2000.

Переход на ЖЖ: http://nmkravchenko.livejournal.com/229360.html

Часть первая

Часть вторая

Высочайший юноша вселенной

Однако самая большая любовь Лермонтова была не к женщине и даже не к родине — самой большой мечтой и любовью его был Кавказ.

окрестности Железноводска. Рис. Лермонтова

Он посвятил ему массу стихов, картин, рисунков.

Тебе, Кавказ, суровый царь земли,
Я снова посвящаю стих небрежный.
Как сына, ты его благослови
И осени вершиной белоснежной.
От юных лет к тебе мечты мои
Прикованы судьбою неизбежной,
На севере, в стране тебе чужой, —
Я сердцем твой, всегда и всюду твой.

Кавказ с детства открыл ему свои величественные объятья, и они заменили ему ласки рано умершей матери, а позднее — любовь родной души, дружбу близких и далёкую родину.

Хотя я судьбой на заре моих дней,
О южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз.
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ.

Горы вытеснили из его души и Москву, и Тарханы, и Кропотово. Ему казалось, что он вырос там, что именно они — горы — были его домом.

Я видел горные хребты,
Причудливые, как мечты,
Когда в час утренней зари
Курилися, как алтари,
Их выси в небе голубом,
И облачко за облачком,
Покинув тайный свой ночлег,
К востоку направляло бег-
Как будто белый караван
Залетных птиц из дальних стран!
Вдали я видел сквозь туман,
В снегах, горящих как алмаз,
Седой, незыблемый Кавказ…

Лермонтов пишет поэму «Исмаил-Бей», в основу которой были положены реальные исторические события, происходившие на Кавказе в начале 19 века.

Прекрасен ты, суровый край свободы,
и вы, престолы вечные природы,
когда, как дым, синея, облака
под вечер к вам летят издалека...

картина Лермонтова «Тифлис»

Кавказ не знает простого, мирного житья. Всё там — гроза и буря — война, месть, любовь, природа.

Как я любил, Кавказ мой величавый,
Твоих сынов воинственные нравы,
Твоих небес прозрачную лазурь
И чудный вой мгновенных, громких бурь...

картина Лермонтова «Перестрелка в горах Дагестана»

Кавказ был родной страной его мятежному духу, он был ему к лицу. Да и весь мир для Лермонтова — какой-то моральный Кавказ, где нет будничной безопасности, тишины и покоя.

И дики тех ущелий племена,
Им бог — свобода, их закон — война,
Они растут среди разбоев тайных,
Жестоких дел и дел необычайных;
Там в колыбели песни матерей
Пугают русским именем детей;
Там поразить врага не преступленье;
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро — добро, и кровь — за кровь,
И ненависть безмерна, как любовь.

рис. Лермонтова

   портрет Лермонтова работы однополчанина Д.П. Палена (1840)

Портрет был сделан в июле 1840 года с натуры однополчанином Лермонтова, бароном Д.П. Паленом, после валерикского боя, в палатке барона Л.В. Россильона. Это – профильное изображение, выполненное карандашом на бумаге: у поэта усталый вид, он небрит, в глазах грусть; фуражка помята, ворот сюртука расстегнут, без эполет. Это – единственный профильный портрет Лермонтова и, возможно, наиболее схожий с оригиналом из всех прижизненных изображений. Портрет хранится в Институте русской литературы.

Кавказ был колыбелью поэзии Лермонтова так же, как он был колыбелью поэзии Пушкина, и никто после Пушкина так поэтически не отблагодарил Кавказ за дивные впечатления. Юный поэт сполна заплатил дань волшебной стране, поразившей его душу. Замечательно об этом сказала Белла Ахмадулина в своём стихотворении «Тоска по Лермонтову»:

Они всё там же, там, где я была,
где высочайший юноша вселенной
меж туч и солнца, меж добра и зла
стоял вверху горы уединенной.

О, там, под покровительством горы,
как в медленном недоуменье танца,
течения Арагвы и Куры
ни встретиться не могут, ни расстаться.

Внизу так чист, так мрачен Мцхетский храм.
Души его воинственна молитва.
В ней гром мечей, и лошадиный храп,
и вечная за эту землю битва.

Где он стоял? Вот здесь, где монастырь
ещё живёт всей свежестью размаха,
где малый камень с лёгкостью вместил
великую тоску того монаха.

Что, мальчик мой, великий человек?
Что сделал ты, чтобы воскреснуть болью
в моём мозгу и чернотой меж век,
всё плачущей над маленьким тобою?

И в этой, богом замкнутой судьбе,
в своей нижайшей муке превосходства,
хотя б сверчок любимому, тебе,
сверчок играл средь твоего сиротства?

Стой на горе! Не уходи туда,
где — только-то! — через четыре года
сомкнётся над тобою навсегда
пустая, совершенная свобода!

Эти четыре года, между 1837-м и 1841-м — срок, за который юноша, проживший 22 года, должен был во что бы то ни стало прожить большую часть своей жизни — до её предела, до высочайшего совершенства личности. И этот духовный взлёт, точка отсчёта будущей славы юного гения началась в тот день, когда им было написано «На смерть поэта».

Заступник

Пушкина оплакали многие, но заступился за него всей жизнью один Лермонтов.

«На смерть поэта» было написано сразу после того, как он узнал о смерти Пушкина 29 января 1837 года (без заключительных 16 строк, которые были дописаны чуть позже).

Оно разошлось по Петербургу во множестве списков.

черновик стихотворения "На смерть поэта"

Вскоре Лермонтову стало известно, что высшее общество столицы защищает Дантеса и клевещет на Пушкина, а власть утверждает, что Дантес и Геккерн «не подлежат ни законам, ни суду русскому». Как бы в ответ на это поэт напишет заключительные 16 строк стихотворения, в которых были названы главные виновники гибели Пушкина — придворная знать.

А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда - всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!

Эти стихи быстро разошлись по городу и произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Сила воздействия их была необычайна. Люди, слушавшие и читавшие их, приходили в негодование, пылали, готовы были, казалось, на что угодно, так подымала сила лермонтовских стихов, так заразителен был жар, пламеневший в них. Это воспринималось как призыв, как революционная прокламация. А последние 16 строк представляли собой прямое политическое выступление против Николаевского правительства.

Император Николай I и его подданные

Николай I получил по почте копию заключительных стихов с надписью: «Воззвание к революции». Это был, конечно, вздор, Лермонтов был далёк от революции. Но недаром сравнивал его Достоевский с декабристом Луниным: при других обстоятельствах Лермонтов  мог кончить так же, как Лунин.
И даже сейчас, по прошествии столького времени, сила воздействия этих стихов не стала меньше. Бенедикт Сарнов рассказал по этому поводу одну смешную историю.

Бенедикт Сарнов

Как-то в застойные годы на сборище советских писателей некто Злобин попросил слова и обратился к президиуму со словами: «Вы, жадною толпой стоящие у трона, Свободы, Гения и Славы палачи!» Лица секретарей и партийных функционеров вытянулись, перекосились,  побагровели. А голос Степана Павловича гремел: «Таитесь вы под сению закона, пред вами суд и правда - всё молчи!»

писатель С. П. Злобин

Сидящие в президиуме ёжились, краснели, бледнели. Но что они могли сделать? Нельзя же было запретить оратору читать вслух стихи Лермонтова. Так что пришлось им — в кои веки! - услышать всю правду о себе, высказанную публично, при большом стечении народа и в самых неприятных выражениях.
Списки стихотворения поступили тогда и в 3 отделение к Бенкендорфу. Оно было охарактеризовано им как «бесстыдное вольнодумство, более, чем преступное». Царь приказал провести медицинское освидетельствование поэта, чтобы «удостовериться, не помешан ли он». "Надменные потомки известной подлостью прославленных отцов" не могли простить безвестному нетитулованному гусарскому офицеру вмешательства в их генеалогические распри. Лермонтов был арестован.

Последние стихи перед отъездом

25 февраля 1837 года последовал приказ Николая I-го о переводе поэта на Кавказ в действующую армию. Перед отъездом он пишет стихотворение «Не смейся над моей пророческой тоскою...», в которой прорицает свой скорый конец.

Я говорил тебе: ни счастия, ни славы
Мне в мире не найти; — настанет час кровавый,
И я паду; и хитрая вражда
С улыбкой очернит мой недоцветший гений;
И я погибну без следа
Моих надежд, моих мучений.

К тому же времени относится и его «Прощай, немытая Россия»:

Быть может, за стеной Кавказа
Укроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.

картина Лермонтова "Воспоминания о Кавказе". 1838.

Последним его стихом, написанным в Петербурге перед отъездом на Кавказ, были «Тучки»:

Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную...

Когда Лермонтов читал его друзьям, в его глазах стояли слёзы.

Любимый идеал

В 1839 году, странствуя вместе с поэтом А. Одоевским по старой Военно-Грузинской дороге, где он изучал местные сказания, Лермонтов встретил в Мцхете старого одинокого монаха, который рассказал ему свою историю, поразившую поэта.

Военно-Грузинская дорога близ Мцхеты

Эта история легла в основу его новой поэмы «Мцыри» (в переводе с грузинского это слово означает «послушник» и второй смысл слова - «одинокий чужеземец»). Вся поэма —  предсмертная исповедь молодого монаха - это страстный вопль души, измученной тоской по родине и свободе.

автограф «Мцыри»

     Я знал одной лишь думы власть,
     Одну - но пламенную страсть:
     Она, как червь, во мне жила,
     Изгрызла душу и сожгла.
     Она мечты мои звала
     От келий душных и молитв
     В тот чудный мир тревог и битв,
     Где в тучах прячутся скалы,
     Где люди вольны, как орлы.
     Я эту страсть во тьме ночной
     Вскормил слезами и тоской...

исповедь Мцыри. Рис. Л. Пастернака

«Мцыри» - это любимый идеал Лермонтова, как пишет Белинский, это отражение его собственной личности, его неукротимого мятущегося духа, жажды свободы. Как и для Мцыри, жизнь для поэта важна не в её протяжённости, а в своей наполненности, напряжённости момента, и, так же, как Мцыри две тихие жизни променял бы на одну, но только «полную тревог», так же, как Демон готов был отдать Тамаре вечность за миг любви, так и Лермонтов готов был отдать целые века за искромётный миг единственного ощущения, «той дружбы краткой, но живой меж бурным сердцем и грозой». Ему дорого это состояние тревоги и волнения, он знает, что такое избыток сил и крови, эти грозы и молнии души, эта напряжённая страстность минуты. Он знает всему этому цену.

Странная любовь

Лермонтов по рождению не принадлежал к высшему кругу,  и двери аристократических салонов были для него закрыты. Про него, как и про Пушкина, говорили, что он сел не в свои сани, и  видели в нём дерзкого выскочку, который, несмотря на небольшой чин и опальное положение, тщится играть неподобающую ему роль. Его ненавидели за резкость и остроту языка, за самобытность и самостоятельность суждений, за его антимолчалинские свойства, за возрастающую известность и репутацию таланта, выходившего за пределы обыденности. И Лермонтов отвечал им такой же ненавистью и презрением:

О, как мне хочется смутить весёлость их
и дерзко бросить им в глаза железный стих,
облитый горечью и злостью!

МАСКАРАД В ЗИМНЕМ ДВОРЦЕ
Картина маслом Б. Виллевальде

Свет для него преисполнен фальши, искусственности, поддельности. Всё истинно живое гибнет в нём. За этими стенами с золочёными обоями, за зеркальными окнами, за громом мазурок — ничего нет. Ни одной живой души. Здесь жизнь без неба. А душа спит или умирает, отравленная скукой: "И скучно, и грустно, и некому руку подать в минуту душевной невзгоды..."

Критика не была единодушна в признании таланта Лермонтова. Многие считали, что слишком своевольно плывёт он против течения и ведёт себя как враждебно настроенный иностранец в своём отечестве, которому всем обязан. В ответ на эти упрёки в антипатриотизме Лермонтов пишет стихотворение «Родина» - классический пример истинного, а не квасного патриотизма, подлинной любви к своей отчизне, которая неотделима от боли за неё. Безнадёжность, безысходность здесь растворены в стихии безотчётной — странной — любви. Сердце любит то, в чём рассудок не находит отрады.

Но я люблю — за что, не знаю сам —
Ее степей холодное молчанье,
Ее лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек ее подобные морям...

Холодное, бедное, грустное, но — родное, своё...

А в 1838 Лермонтов пишет ещё одно истинно патриотическое стихотворение «Дума», в котором высказывает свои мысли и чувства по поводу современного ему поколения.

Печально я гляжу на наше поколенье.
Его грядущее иль пусто, иль темно...

Позже из этого стихотворения вырос роман «Герой нашего времени».

«Я холоден и горд...»

Лермонтов многим казался холодным, желчным, даже злым, чуть ли не ненавистником человеческого рода. О его горделивом и презрительном отношении к людям говорили и писали многие, да он и сам писал об этом:

Никто не дорожит мной на земле,
И сам себе я в тягость, как другим;
Тоска блуждает на моем челе,
Я холоден и горд; и даже злым
Толпе кажуся; но ужель она
Проникнуть дерзко в сердце мне должна?
Зачем ей знать, что в нем заключено?
Огонь иль сумрак там — ей всё равно.

Презрительная гордость была действительно одной из основных черт Лермонтова, которой он наделял и своих героев: Демона, Арбенина, Печорина. Но это была не просто черта характера, а исторически выработанный принцип, высказанный ещё Пушкиным, по натуре не склонным к мизантропии: «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей».
Это трезво-проницательный взгляд на вещи. Особенно ярко это сказалось в образе Печорина, которого Белинский полностью отождествлял с Лермонтовым. «Печорин — это он сам как он есть», - писал он Боткину.

Печорин — умный, образованный, талантливый и глубоко мыслящий человек, способный на многое хорошее, но... он равнодушен к своей и чужой жизни, не прощает людям несовершенств и слабостей, ни к кому не испытывает настоящей привязанности. И, хотя Лермонтов говорит в предисловии, что написал портрет, составленный из пороков своего поколения, прежде всего он воплотил в нём самого себя, с тем, чтобы, выплеснув свою душу, свою суть, освободиться и исцелиться от своих пороков, комплексов, поз, личин, масок...
Нет сомнения, что он страдал от своей жестокости, от гнетущего состояния скуки, от недостойной игры с женскими сердцами. Вместо всего этого он хотел для себя той «дивной простоты», которой искала вся его поэзия. И Лермонтов нашёл такой идеал, такую простодушную душу — Максим Максимыч. В простой скромной оболочке поэту открылось добро, сердечность и нравственная чистота.

Максим Максимыч

Большая заслуга поэта в том — эстетическая и этическая — что он на Кавказе увидел и полюбил эту будничную фигуру. Вообще между противоположными категориями Печорина и Максима Максимыча всю свою жизнь выбирала муза Лермонтова. Поза и простота, гордыня и смирение, влияние мрачно-мятежного Байрона и светлого ясного Пушкина — всё это воплощено в Печорине и его бедном обиженном приятеле.
Лермонтов всю жизнь искал себя на пути между отрицанием и утверждением человека. «Какая нежная душа в нём!» - воскликнул Белинский под впечатлением от первой встречи с Лермонтовым. А Тургенев писал другое: «Недоброй силой веяло от него».
Самое тяжёлое, роковое в судьбе Лермонтова — это бесконечное раздвоение, смешение добра и зла, света и тьмы.

«Верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные», - говорит Печорин, он же Лермонтов. Но это — необъятная сила в пустоте, сила метеора, неудержимо летящего, чтобы разбиться о землю.

Не говори: я трус, глупец!
О, если так меня терзало
сей жизни мрачное начало,
какой же должен быть конец?!

последний прижизненный портрет Лермонтова в сюртуке офицера Тенгинского пехотного полка. Худ. К. А. Горбунов. 1841.

Дуэль с Барантом

Роковой дуэли Лермонтова с Мартыновым предшествовала ещё одна, закончившаяся, по счастью, благополучно. Косвенной виновницей её была Мария Щербатова — 19-летняя вдова, женщина красивая, образованная, искренне любившая поэта и не скрывавшая своей любви, хотя он и старался всячески оберечь её имя от пересудов. Трогательное впечатление производит ее неизменное чувство, отмеченное в одной строке дневниковой записи И. Тургенева: «Сквозь слезы смеется. Любит Лермонтова».
Вблизи этой женщины Лермонтов провёл последний год своей жизни.

Он посвятил ей несколько стихотворений, в частности, «На светские цепи, на блеск утомительный бала цветущие степи Украйны она променяла...», «Мне грустно, потому что весело тебе». ( На картине Ильи Репина «Портрет баронессы Икскуль фон Гильденбандт» запечатлена ее дочь).

И. Репин. Портрет баронессы В. И. Икскуль фон Гильденбандт. 1889.

За Щербатовой волочился сын французского посла Барант — спесивый молодой человек, которого поэт невзлюбил, отождествив с Дантесом, и окрестил «салонным Хлестаковым». Баранта приводило в ярость, что женщина оказывала явное предпочтение поэту. Лермонтов часто ловил на себе его насмешливо-презрительный взгляд. Потом тому донесли слова поэта, сказанные в его адрес: «Je déteste ces chercheurs d’aventures*, эти Дантесы и де-Баранты заносчивые сукины дети».
Барант вызвал поэта на поединок. Дуэль проходила на шпагах. После первого же выпада у шпаги Лермонтова переломился конец, и Барант успел слегка задеть противника. Перешли на пистолеты: Барант стрелял первым и промахнулся. После этого Лермонтов выстрелил в сторону. Дуэль окончилась ничьей. В тот же день Лермонтов был арестован и предан военному суду за «недонесение о дуэли».

ЗДАНИЕ ОРДОНАНС-ГАУЗАВ ПЕТЕРБУРГЕ, ГДЕ НАХОДИЛСЯ ЛЕРМОНТОВ ПОД АРЕСТОМ
 ВО ВРЕМЯ СЛЕДСТВИЯ ПО ДЕЛУ О ДУЭЛИ С БАРАНТОМ

Акварель Ф. Баганца, 1853 г.
 

Николай I воспользовался случаем, чтобы расправиться с поэтом окончательно. Он терпеть не мог его творчество, возмущался его «безнравственным романом». В лирике Лермонтова, печатавшейся тогда в «Отечественных записках», царь чувствовал враждебную и неподчинявшуюся ему силу.

ОБЛОЖКА ДЕЛА О ДУЭЛИ
ЛЕРМОНТОВА С БАРАНТОМ

Бенкендорфу не нравились и литературные замыслы поэта, и его намерение основать журнал. Он не хотел иметь в столице этого беспокойного молодого человека, становившегося любимцем публики. Его влияние на умы становилось опасным. Вдогонку за Лермонтовым на Кавказ он посылает предписание, в котором поручика Лермонтова запрещалось прикомандировывать к каким-либо отрядам, участвовавшим в экспедициях против горцев, то есть таким образом ему отрезался путь к выслуге. А ведь поэт так надеялся выслужить себе на Кавказе отставку, чтобы заняться только литературным трудом. Этот путь ему был заказан. Он понимал безвыходность своего положения - «пленного рыцаря», пойманного самодержавным тираном, лишённого надежды на возвращение. Впереди не было ничего, кроме гибели — от черкесской пули или от другой.

Скорбное предчувствие

С этого времени Лермонтовым овладевает мрачное состояние духа, безысходности, тревожного предчувствия мысли о близкой смерти. Всё явственнее виделся ему уход из жизни. Он всё время думал и говорил об этом.
Е. П. Растопчина вспоминает: «Лермонтову очень не хотелось ехать, у него были всякого рода дурные предчувствия. Во время прощального ужина он только и говорил об ожидавшей его скорой смерти».
В это время он пишет «В полдневный жар в долине Дагестана...»

СОН

В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.

Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их желтые вершины
И жгло меня — но спал я мертвым сном.

И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.

Но в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;

И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди дымясь чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струёй.

В Пятигорске Лермонтов полюбил одинокие ночные прогулки.

Изредка к нему кто-нибудь присоединялся из приятелей. Но Лермонтов был молчалив и не рад непрошеному собеседнику. В одну из таких прогулок он сказал солдату Павлу Гвоздеву, которого давно знал: «Чувствую, что мне очень мало осталось жить». Часто у него в комнате до рассвета горела свеча. О чём он думал в эти ночи? Бог весть, но вот одна из его дум тех дней:

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом...
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чём?

Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!

Но не тем холодным сном могилы...
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;

Чтоб всю ночь, весь день, мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Тёмный дуб склонялся и шумел.

Всё явственнее виделся ему уход из жизни. Не страх, а холод смерти сжимал его душу, и даже шутках вдруг проглядывало что-то зловещее. Его присутствие стало смущать и тревожить людей.  Взгляд Лермонтова стал настолько тяжёл, что никто не смел смотреть ему в глаза, словно сквозь них, изнутри, смотрел не он, а кто-то всевластный и страшный для людей.

В это время была написана его саркастическая «Благодарность», стихотворение, в котором запечатлелась минута подлинного отчаяния. Это «благодарность» Богу, скорее похожая на дерзкий вызов:

За все, за все тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне,
За все, чем я обманут в жизни был...
Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
Недолго я еще благодарил.

"Нет, не тебя так пылко я люблю"

Любовь, опустошившая его душу, вдруг проступит для него в чертах кузины Екатерины Быховец, в которой он увидел свою Вареньку, казалось, для него давно умершую. Он как будто никогда и не вспоминал о ней, но, оказалось, она всегда жила в нём.

И когда Лермонтов встретил в Пятигорске Екатерину Быховец, он вдруг в ней увидел словно тень своей Вареньки, хотя, в сущности, у юной «креолки», как называли Екатерину, не было никакого внешнего сходства с блондинкой Лопухиной. Но какой-то отблеск, отзвук прежнего чувства он ощутил, глядя на её личико.

Екатерина Быховец чувствовала что-то необычное в его отношении к ней, думая, что он влюблён в неё, но поэт, не желая портить добрых и чисто родственных отношений, был с ней откровенен:

Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье:
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.

Когда порой я на тебя смотрю,
В твои глаза вникая долгим взором:
Таинственным я занят разговором,
Но не с тобой я сердцем говорю.

Я говорю с подругой юных дней,
В твоих чертах ищу черты другие,
В устах живых уста давно немые,
В глазах огонь угаснувших очей.

Они встретились в день его дуэли, последней дуэли в его жизни. Эта девушка прожила с Лермонтовым последний день его жизни.

Окончание здесь: http://www.liveinternet.ru/users/4514961/post295947968/

Переход на ЖЖ: http://nmkravchenko.livejournal.com/228849.html
 

Начало здесь

"Они любили друг друга..."

Долгие годы биографы не знали имени женщины, скрытого под инициалами Н.Ф.И., которой были адресованы многие стихи поэта. Разыскания Ираклия Андронникова открыли это имя. Это была Наталья Фёдоровна Иванова, по мужу Обрескова.

Они познакомились на балу.

Она не скрывала своего удивления, увидев поэта там, где не рассчитывала увидеть.

- Бежите от себя и от своего «Демона»? От своих милых печалей к этому холодному веселью?
- Нет, не бегу. Но Вы здесь, и это мирит меня с толпой.
- Я — совсем другое! Мне нечего терять. Это моё место. А вот Вас может погубить этот вздорный мир.
Ваша печаль рождает прекрасные стихи, - продолжала она. - Не знаю, родит ли что-нибудь веселье.
Она посмотрела ему в глаза своими близорукими голубыми глазами.
- Вы должны мыслить, желать и жить только сердцем.

Она возвращала его к тишине, к одиночеству, но тем самым приближала его к самому себе. Он почувствовал, что она — единственная, кто понимает его, принимает всерьёз, кто не считает его мальчишкой, как другие.

Я, веруя твоим словам,
глубоко в сердце погрузился,
однако же нашёл я там,
что ум мой не по пустякам
к чему-то тайному стремился,
к тому, чему даны в залог
с толпою звёзд ночные своды,
к тому, что обещал нам Бог
и что б уразуметь я мог
через мышления и годы.

Он любил её тайно. Никто, даже кузины Лермонтова, даже Сашенька Верещагина не догадывались. Они не встречались. Ничего реального не происходило в их отношениях. Но он и в разлуке видит её, слышит её голос.
Позже Лермонтов умными разговорами и светскими манерами очаровал мать и отчима Натальи и был приглашён в дом. Его любовь к ней перестала быть тайной. Натали же, уверившись в его любви, испытывала на нём силу своих чар, доставляя ему по своему произволу то радость, то страдание.

Она то кокетничала с ним, то была подчёркнуто холодна. И тогда он не находил в ней уже того, что в ней любил. И уже сам не понимал, почему его любовь так сильна. И ему делалось всё больнее.
Мать Натальи не скрывала, что ищет для неё жениха. Девушка посмеивалась, говоря, что замуж не собирается. Но под разными предлогами отказывала влюблённому поэту, когда он приглашал её танцевать. И танцевала только с военными, предпочтительно с усами и шпорами.

Он их изображал на своих карикатурах.

Лермонтов тогда был всего лишь студентом. В гневе он адресует возлюбленной оскорбительное стихотворение, которое прочитал в кружке молодёжи на маскараде под одобрительный смех и аплодисменты молодых повес.

Дай бог, чтоб вечно вы не знали,
Что значат толки дураков,
И чтоб вам не было печали
От шпор, мундира и усов;

Дай бог, чтоб вас не огорчали
Соперниц ложные красы,
Чтобы у ног вы увидали
Мундир, и шпоры, и усы!

А после маскарада, наедине с собой, он пишет ей совсем другие слова:

Как я хотел себя уверить,
Что не люблю ее, хотел
Неизмеримое измерить,
Любви безбрежной дать предел.

Мгновенное пренебреженье
Ее могущества опять
Мне доказало, что влеченье
Души нельзя нам побеждать...

Раньше он читал в её глазах — ну, если не любовь, то что-то близкое ей — участие, внимание, живой интерес. Ему казалось, она понимала его, чувствовала его стихи. И вдруг всё изменилось. Обида, безысходность сменялись надеждой: а может быть, она притворяется в своей холодности?

Но если ты ко мне любовь хотела скрыть,
казаться хладною и в тишине любить,
но если ты при мне смеялась надо мною,
тогда как внутренне полна была тоскою...

Он пишет драму «Странный человек» - как объяснение того, чего она, может быть, не понимает, как укор в том, что она обманула, предала человека, который только один и любил её по-настоящему.

Чтобы показать ей, как убивает странного человека всё то, что он любит: родные, друзья, близкая женщина. Арбенин — не Лермонтов, но Лермонтов дал Арбенину многие свои черты, некоторые поступки, свою любовь к Наталье и — свои стихи. А Наталья изображена здесь под именем Наталья Фёдоровны Загорскиной.
Из драмы Лермонтова «Странный человек»: «Во всей ледяной России нет сердца, которое отвечало бы моему! Всё, что я люблю, убегает меня... Я похож на чумного!»

Этот вопль души Арбенина принадлежит, конечно, самому Лермонтову.
Каждый вторник поэт посещал Благородное собрание. Здесь он иногда встречал Наталью, но эти встречи уже не приносили радости. Всё, что их некогда сближало — исчезло. Она больше не интересовалась его стихами, а давний, почти случайный и единственный их поцелуй стал казаться ему сном. Он отчаянно отталкивал от себя измучивший его образ с ледяными глазами, ненавидел его и — не мог выбросить из сердца.

Н. Ф. Иванова. Акварель М. А. Кашинцева

Он писал стихи, подобные заклинаниям:

Я не люблю тебя — страстей
И мук умчался прежний сон,
Но образ твой в душе моей
Всё жив, хотя бессилен он,
Другим предавшися мечтам,
Я всё забыть его не мог;
Так храм оставленный — всё храм,
Кумир поверженный — всё бог!

Он всё ещё любит, хотя эта любовь стала похожа на ненависть раба, потерявшего надежду освободиться. И душа его возмущена, она вспоминает о своей гордости, она бунтует:

К ***

Я не унижусь пред тобою;
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою.
Знай: мы чужие с этих пор.

Ты позабыла: я свободы
Для заблужденья не отдам;
И так пожертвовал я годы
Твоей улыбке и глазам,

И так я слишком долго видел
В тебе надежду юных дней
И целый мир возненавидел,
Чтобы тебя любить сильней.

Как знать, быть может, те мгновенья,
Что протекли у ног твоих,
Я отнимал у вдохновенья!
А чем ты заменила их?

Быть может, мыслию небесной
И силой духа убежден,
Я дал бы миру дар чудесный,
А мне за то - бессмертье он?

Зачем так нежно обещала
Ты заменить его венец,
Зачем ты не была сначала,
Какою стала наконец!

Я горд! - прости! люби другого,
Мечтай любовь найти в другом;
Чего б то ни было земного
Я не соделаюсь рабом.

К чужим горам, под небо юга
Я удалюся, может быть;
Но слишком знаем мы друг друга,
Чтобы друг друга позабыть.

Отныне стану наслаждаться
И в страсти стану клясться всем;
Со всеми буду я смеяться,
А плакать не хочу ни с кем;

Начну обманывать безбожно,
Чтоб не любить, как я любил, -
Иль женщин уважать возможно,
Когда мне ангел изменил?..

Не знав коварную измену,
Тебе я душу отдавал;
Такой души ты знала ль цену?
Ты знала - я тебя не знал!

Лермонтов решает уехать подальше от своей любви, постараться забыть. Он переезжает из Москвы в Петербург. Это было главной причиной его переезда, хотя формально он был связан с учёбой, с переводом в петербургский университет.

Поэт пишет прощальное письмо Наталье, которое так и не отдал ей: «Прости! Мы не встретимся боле...» Но забыть не удаётся.
Порой ему казалось, что это не просто измена девушки и страдания молодого человека, - это некое сцепление сил мироздания, таких, как Бог, природа, звёзды, вечность...

В 1841 году — в последний год своей жизни — Лермонтов сделал перевод стихотворения Гейне из «Книги песен», - оно поразило его совпадением с его чувством, глубоким соответствием с самой большой мукой его жизни — тоской о потере возлюбленной.

Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.

Написав эти строки, Лермонтов тут же перечеркнул их, словно испугавшись обжигающей явственности этого откровения, как при блеске молнии показавшего всю его жизнь — до конца.

Sie liebten sich beide, doch keiner
             Wollt'es dem andern gestehn.
                                                    Heine *

Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.

Они расстались в безмолвном и гордом страданье
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье...
Но в мире новом друг друга они не узнали.

_________________________
* Они любили друг друга, но ни один
не желал признаться в этом другому.
Гейне (нем.)

Роковая ошибка

Лермонтов рассчитывал поступить в Петербургский университет на 2 курс и, проучась два года, выйти наконец на свободу и начать жизнь литератора. Однако так как он не сдавал экзаменов в Москве за 1 курс, ему предложили в Петербурге начать всё снова. К тому же срок обучения в университете увеличивался ещё на год. Получалось, что учиться ему надо было не два, а четыре года. Его планы рушились.
И тогда родственник Алексей Столыпин подсказал поступить в школу юнкеров, которую сам окончил.

- Два года — и ты офицер гвардейского полка! А не захочешь служить — подашь в отставку.
И Лермонтов согласился. Это был один из тех ложных и роковых шагов, о котором он потом сожалел. Останься он в университете — несомненно, сблизился бы с тем кругом студенческой молодёжи, из которой впоследствии вышли главные деятели 40-х годов. И жизнь, глядишь, пошла бы по другому сценарию, может быть, более счастливому.

Школа юнкеров — это был в некотором роде военный Лицей.

школа юнкеров. Рис. Лермонтова

внутренний двор Юнкерской школы

учебная езда в Манеже. Рисунок Лермонтова

По его окончании Лермонтов получил назначение в лейб-гвардии Гусарский полк, расквартированный в Царском селе.

Царское Село, где был расквартирован лейб-гвардии Гусарский полк, в который Лермонтов был выпущен по окончании Юнкерской школы в 1834 г.

летний лагерь Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Акварель Николая Поливанова, друга и однокашника Лермонтова

Служба в полку, гусарский разгул, картёжная игра, наезды в столицу, посещение «большого света»...

Самозванная Лаура

Из воспоминаний, посвящённых юношеским годам поэта, наибольший интерес представляют записки Екатерины Хвостовой, урождённой Сушковой, с которой Лермонтов в то время часто общался.
Правда, позже были высказывания в печати родной сестры Сушковой и двоюродной её сестры графини Растопчиной, скептически относившихся к интерпретации тех событий своей родственницей, желавшей прослыть Лаурой русского поэта. Она считала себя вдохновительницей лучших произведений Лермонтова, что часто не соответствовало действительности.

Так, например, Сушкова писала в своих записках, что стихотворение «Сон» («В полдневный жар в долине Дагестана...») было адресовано ей и написано Лермонтовым, когда он делал вид, что вызовет на дуэль жениха её, своего друга Александра Лопухина, то есть в 1835 году, тогда как на самом деле оно было написано в 1841-м. И о многих других стихах поэта, написанных другим лицам, Сушкова говорила как о посвящённых ей. Этакая самозванная Лаура.

Но понять её как женщину можно. Наверное, трудно, имея в активе стихи гениального поэта, посвящённые себе, не попытаться преувеличить своё значение в его жизни.
Екатерине Сушковой было 17 лет, когда она впервые увидела Лермонтова — Мишеля, как тогда его звали родственники. Она была красивая, избалованная мужским вниманием, модно одетая черноглазая барышня.

Е. Сушкова. Миниатюра неизвестного художника.

А Мишелю было всего 15, и Екатерина не принимала его всерьёз, считала мальчишкой. Однажды он услышал её фразу, сказанную о нём кому-то: «Как жаль, что он ещё не юноша!»
«Ещё не юноша! - в ярости повторял он обидные слова. - Дура! Видела бы ты мою душу!»

юный Лермонтов. Художник Ю. Врублевский

«Ну и что ж, что 15 лет, - размышлял он наедине с собой. - Но разве мои 15 лет такие же, как у других?»

Взгляните на мое чело,
Всмотритесь в очи, в бледный цвет;
Лицо мое вам не могло
Сказать, что мне пятнадцать лет.

И скоро старость приведет
Меня к могиле -- я взгляну
На жизнь - на весь ничтожный плод -
И о прошедшем вспомяну...

Сушкова с кузиной Сашенькой Верещагиной подсмеивались над юным поэтом, дразнили, подтрунивали.

Из записок Е. Сушковой:
«У Сашеньки встречала я в это время её двоюродного брата, неуклюжего, косолапого мальчика лет шестнадцати или семнадцати, с красными, но умными, выразительными глазами, со вздернутым носом и язвительно-насмешливой улыбкой...  Я прозвала его своим чиновником по особым поручениям и отдавала ему на сбережение свои шляпу, зонтик, перчатки. Но Мишель перчатки частенько терял, и я грозила отрешить его от вверенной ему должности».

Сушкова держала себя с ним довольно высокомерно и заносчиво, она имела привычку смотреть вверх, и Лермонтов смеялся над этим и часто повторял, что стоит быть у её ног, чтобы никогда не быть ею замеченным. И даже написал об этом стихотворение:

Вверху одна
горит звезда,
Мой ум она
манит всегда,

Мои мечты
она влечет
и с высоты
меня зовет.

Таков же был
тот нежный взор,
что я любил
судьбе в укор;

мук никогда
он зреть не мог,
как та звезда,
он был далек;

Усталых вежд
я не смыкал,
я без надежд
к нему взирал.

В Сушкову, конечно, немудрено было влюбиться, но Лермонтов не был в неё влюблён, хотя сама Екатерина была убеждена в том, что он погибает от любви к ней. Пустая красота сама по себе мало что для него значила.

Вблизи тебя до этих пор
Я не слыхал в груди огня.
Встречал ли твой прелестный взор -
Не билось сердце у меня.

И что ж? - разлуки первый звук
Меня заставил трепетать;
Нет, нет, он не предвестник мук;
Я не люблю - зачем скрывать!..

Однако же хоть день, хоть час
Еще желал бы здесь пробыть;
Чтоб блеском этих чудных глаз
Души тревоги усмирить.

Он показал эти стихи Саше Верещагиной, и та ужаснулась его непочтительности: «Я не люблю! Разве можно красавицам говорить такие ужасные слова! Я бы рассердилась».

Нищий

Как-то они отправились в Лавру и там возле монастыря на паперти увидели слепого нищего.

Он дряхлой дрожащей рукой поднёс им свою деревянную чашечку, куда они накидали ему мелких денег. Услышав звук монет, бедняк крестился, благодарил молодых господ, приговаривая: «Пошли вам Бог счастья, молодые господа, а вот намедни приходили сюда тоже господа, тоже молодые, да шалуны, насмеялись надо мною: наложили полную чашечку камушков. Бог с ними!»

Помолясь, молодые люди пошли обедать. Сушкова увидела, как Лермонтов тут же за столом что-то быстро набрасывал на листке бумаги.
- О чём же можно написать вот так сходу - думала она, - кроме мадригала или эпиграммы? Судя по серьёзности — первое...

И самонадеянно решила, что это, конечно же, ей. Но стихи были написаны не для неё. И даже не для Натальи Ивановой. Вообще не для кого. Она взяла листок из рук Лермонтова и прочла:

Нищий

У врат обители святой
Стоял, просящий подаянья,
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.

Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.

Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!

«Я к Вам пишу...»

Загадка аббревиатуры Н.Ф.И. заслонила на некоторое время внимание исследователей к другому, самому сильному чувству Лермонтова — ибо, бесспорно, что самый глубокий след в жизни и творчестве поэта оставила Варвара Александровна Бахметева, урождённая Лопухина.

портрет Варвары Лопухиной. Акварель Лермонтова.

Когда-то Лермонтов знал Вареньку ещё девочкой. Она была младшей сестрой его друга А. Лопухина, двоюродной сестрой Саши Верещагиной и Аркадия Столыпина.
Она была не так красива, как Н.И., но во всём её облике, который хотелось бы назвать ангельским, было столько таинственной прелести, что её нельзя было не заметить в толпе. В ней не было кокетства, но была удивительная природная грация, мягкость движений... Шелковистые волосы, тонкие черты, задумчивые чёрные глаза, родинка над губою...

Лермонтов смотрел на неё, не в силах оторвать глаз. И в нём, словно от какого-то кошмарного сна, пробуждалась душа... Это было радостно, как если бы увидеть, проснувшись после грозовой ночи, голубое небо. Он даже сам не понимал, что в ней так пленяет его.

Она не гордой красотою
Прельщает юношей живых,
Она не водит за собою
Толпу вздыхателей немых.

И стан ее не стан богини,
И грудь волною не встает,
И в ней никто своей святыни,
Припав к земле, не признает;

Однако все ее движенья,
Улыбки, речи и черты
Так полны жизни, вдохновенья,
Так полны чудной простоты.

Но голос душу проникает
Как вспоминанье лучших дней,
И сердце любит и страдает,
Почти стыдясь любви своей.

Чувство к Вареньке было безотчётно, но истинно и сильно, и он сохранил его до самой смерти своей, несмотря на некоторые последующие увлечения. Лопухиной посвящено множество стихотворений Лермонтова, поэма «Демон», послание «Валерик».
В этом стихотворении-послании описывалось сражение, в котором принимал участие поэт во время похода в Чечню в июле 1840 года.

эпизод сражения при Валерике. Рис. Лермонтова, раскрашенный Г. Гагариным

По мнению критики, это стихотворение впервые выразило особый взгляд на войну, так углублённый позже Л. Толстым (а из его «Бородина» выросла «Война и мир» - вот какие семена бросал в почву Лермонтов!). И это стихотворение явилось в виде послания к Вареньке Лопухиной.

автограф стихотворения «Валерик»

Я к вам пишу случайно, — право,
Не знаю как и для чего.
Я потерял уж это право.
И что скажу вам? — ничего!
Что помню вас? — но, боже правый,
Вы это знаете давно;
И вам, конечно, всё равно.

И знать вам также нету нужды,
Где я? что я? в какой глуши?
Душою мы друг другу чужды,
Да вряд ли есть родство души.
Страницы прошлого читая,
Их по порядку разбирая
Теперь остынувшим умом,
Разуверяюсь я во всем.

Смешно же сердцем лицемерить
Перед собою столько лет;
Добро б еще морочить свет!
Да и притом, что пользы верить
Тому, чего уж больше нет?..
Безумно ждать любви заочной?
В наш век все чувства лишь на срок,
Но я вас помню — да и точно,
Я вас никак забыть не мог!

Во-первых, потому, что много
И долго, долго вас любил,
Потом страданьем и тревогой
За дни блаженства заплатил,
Потом в раскаянье бесплодном
Влачил я цепь тяжелых лет
И размышлением холодным
Убил последний жизни цвет.

С людьми сближаясь осторожно,
Забыл я шум младых проказ,
Любовь, поэзию, — но Вас
Забыть мне было невозможно.

У маменьки Вареньки была одна забота — выдать дочь замуж, не прозевать жениха. А Лермонтов, конечно же, был не жених. Мальчик. Лопухина была его ровесницей, но она уже считалась невестой, в то время как «Мишель» ещё считался ребёнком.
Он и сам понимал тщетность своих надежд. Сопоставлял себя с нею и находил себя гадким, некрасивым, сутулым.

В неоконченной юношеской повести «Вадим» в Вадиме — уродливом горбуне — он изобразил себя, как бы утрируя свои физические недостатки, а в прекрасной Ольге -  Вареньку.
Образ этой девушки, а потом — замужней женщины, являлся во многих произведениях поэта, он раздваивался в образах княжны Мэри и особенно Веры в «Герое нашего времени», в «Княгине Лиговской»...

Однако Лермонтов относился к Вареньке с такой деликатностью чувства, что нигде не упоминал её имени в черновых тетрадях. Много раз набрасывал её профиль, но тут же пририсовывал ей усы и превращал в мужчину.

наброски карандашом мужских голов и два портрета Лопухиной

Он тщательно скрывал от всех своё чувство.

Я не хочу, чтоб свет узнал
Мою таинственную повесть;
Как я любил, за что страдал,
Тому судья лишь бог да совесть!..

Им сердце в чувствах даст отчет;
У них попросит сожаленья;
И пусть меня накажет Тот,
Кто изобрел мои мученья;

Укор невежд, укор людей
Души высокой не печалит;
Пускай шумит волна морей,
Утес гранитный не повалит;

Его чело меж облаков,
Он двух стихий жилец угрюмый,
И кроме бури да громов
Он никому не вверит думы...

Я издали смотрел, почти желая,
Чтоб для других очей твой блеск исчез;
Ты для меня была как счастье рая
Для демона, изгнанника небес...

Лермонтов посвящает Лопухиной благословляющие, любовно-молитвенные стихи, так и названные - «Молитва», в котором поэт обращается к образу Богородицы, Матери Божией, заступницы. Этот лирический шедевр многим принёс отраду и утешение в жизни, его заучивали и твердили, как молитву.

Я, матерь Божия, ныне с молитвою
Пред твоим образом, ярким сиянием,
Не о спасении, не перед битвою,
Не с благодарностью, иль покаянием,

Не за свою молю душу пустынную,
За душу странника в свете безродного;
Но я вручить хочу деву невинную
Теплой заступнице мира холодного.

Окружи счастием душу достойную;
Дай ей сопутников, полных внимания,
Молодость светлую, старость покойную,
Сердцу незлобному мир упования.

Срок ли приблизится часу прощальному
В утро ли шумное, в ночь ли безгласную,
Ты восприять пошли к ложу печальному
Лучшего ангела душу прекрасную.

Эти строки выписала себе императрица Александра Фёдоровна. У неё были постоянные споры с Николаем I-м по поводу литературного значения Лермонтова, в котором она была на стороне поэта. В это время у неё умер отец — прусский король Фридрих-Вильгельм III, и «Молитва» была близка её душевному состоянию.

императрица Александра Фёдоровна

По её указанию в феврале 1841 года к этим стихам была написана музыка придворным композитором Феофилактом Толстым.

Послушайте этот романс в исполнении Олега Погудина:

В. Лопухиной адресована и поэма «Демон», которая, особенно в первых вариантах, вся проникнута изображением душевных бурь поэта и его любви к чудной девушке, в которой он видел для себя оплот против мрачных дум и настроений.

М. Врубель. Демон и Тамара.

В себе Лермонтов видел мрачного Демона, а в Вареньке-Тамаре — ясное, безгрешное существо, которое одно может вернуть его к небесам.

«Опять, опять она — и все она!»

Вскоре случилось то, чего так боялся Лермонтов — родные выдали Вареньку за богатого пожилого человека — Бахметева. Лермонтов не мог простить ей измены.

Как она могла предпочесть ему такую посредственность?

Он пытался рассердиться, подумать о ней с презрением — и не мог. «Бахметев богат и стар. Ей захотелось свободы, нарядов и блестящей жизни, она — как все», - пытался настроить он себя против неё. И — ничего не получалось из этого. Он вспоминал её грустное лицо. Такое милое, тихое, единственное...

Однажды они встретились у Столыпиных. Лермонтову было странно и страшно видеть его Вареньку с 37-летним супругом, уже успевшим обзавестись лысиной и брюшком — тот был самоуверен, благодушен и, как видно, не догадывался, ничего не знал об их прежней любви.

Лермонтов много говорил в этот вечер, делал намёки, понятные ей одной. Он чувствовал, что она его ещё любит...
Невыносимое страдание охватило его душу. Он ведь видел, понял, что ничего более чуждого для неё, чем этот Бахметев, нет, но понял и другое, - что она не унизится до бабьих измен, тайных страстей, и, хотя душа её стремится  нему — им никогда не бывать вместе.

Твоей любви нельзя не верить,
а взор не скроет ничего.
Ты не способна лицемерить.
Ты слишком ангел для того.

За ней вставал лёгкой тенью образ Татьяны из «Евгения Онегина» - замужней и столь прекрасной и недосягаемой.

Но в час ночной, когда воспоминанье
Приводит к нам минувшего скелет,
И оживляет прежние страданья,
И топит в них всё счастье прежних лет,

Тогда, тогда порою нахожу я
В душе, как бога в храмине пустой,
Тот милый взор, с улыбкою святой;
И мнится, я храним ее рукой,
И жду, безумец! ласки, поцелуя...

Бледнеют грезы мрачные мои,
Всё исчезает, кроме дум любви;
Но с ней, хоть образ узнаю прекрасный,
Сравнить мечту стараюсь я напрасно;
Заснул? — передо мной во время сна
Опять, опять она — и все она!

М. Лермонтов.  Рис. Л. Пастернака. 1831.

Позже в «Купце Калашникове» отразилась эта его безнадёжная любовь к Вареньке,  в кулачном поединке Кирибеевича с законным мужем Степаном Калашниковым.

В драме «Два брата» поэт выводит Вареньку в героине Вере, жене князя Лиговского. Желая уязвить бывшую возлюбленную, Лермонтов выводит там её вышешей за князя ради богатства. К Бахметеву Лермонтов упорно питал неприязненное чувство, язвил и насмехался над ним, выставляя в своих произведениях в жалкой неприглядной роли. В «Княжне Мэри» он рисует его в лице мужа Веры, придурковатого хромого старичка.

- Как, неужели этот господин, который шёл за княгиней так смиренно — ея муж? Если б я их встретила на улице, то приняла бы за лакея. Я думаю, что она делает из него всё, что хочет, по крайней мере, всё, что можно из него сделать.
- Однако она счастлива...
- Разве вы не заметили, сколько на ней бриллиантов?

Характер Вареньки как бы раздвоен в повести и представлен в двух типах: в Мэри, каким он мог казаться в юные годы, и в Вере, каким сложился потом, любящим и убитым существом, прикованным к чужому ей по уму и развитию человеку.

иллюстрация В. Серова к "Герою нашего времени"

Оскорблённому Бахметеву казалось, что все, читавшие «Героя нашего времени», узнавали его и его жену. К довершению сходства у Веры в романе характерная примета: родинка на щеке, как у Вареньки.
Бахметев решительно запретил ей иметь с поэтом какие-либо отношения. Он заставил её уничтожить все письма Лермонтова и всё, что он когда-либо ей дарил и посвящал. Тогда Лопухина передала дорогие ей рукописи и рисунки поэта кузине Саше Верещагиной.

В. Лопухина. Рис. Лермонтова

Таким образом в семье последней многое сохранилось, в том числе два портрета Варвары Лопухиной. Один из них, где Варенька изображена в образе испанской монахини.

А также автопортрет Лермонтова, нарисованный им акварелью в зеркало.

Перед отъездом на Кавказ Лермонтов решит поехать к Варе и подарить ей этот портрет. Что с того, что Бахметев — ревнивец и не потерпит этот портрет у себя в доме, главное — дать ей в руки. Она посмотрит и запомнит. И портрет этот, даже если Бахметев его сожжёт или растопчет, всегда будет с ней.
И он поехал, и так и сделал. Она посмотрела на портрет, побледнела и положила его в уголок дивана. Муж нахмурился и быстро вышел из комнаты. Лермонтов и Варенька смотрели в глаза друг другу. «Я не хочу без тебя жить», - говорили её глаза. «И я без тебя», - читала она в его помрачённом тоской взоре.

Они прощались. И оба чувствовали, что навсегда.
В 1841 году Лермонтов пишет стихотворение «Оправдание», адресованное Вареньке. Это скорее моленье о прощении. Как бы предчувствуя возможность близкой смерти, поэт видит и горькую участь, которая может постичь предмет его любви.

Когда пред общим приговором
Ты смолкнешь, голову склоня,
И будет для тебя позором
Любовь безгрешная твоя, —

Того, кто страстью и пороком
Затмил твои младые дни,
Молю: язвительным упреком
Ты в оный час не помяни.

Но пред судом толпы лукавой
Скажи, что судит нас иной,
И что прощать святое право
Страданьем куплено тобой.

Лопухина пережила Лермонтова на 10 лет. Томилась долго и тихо скончалась в 1851 году (в 37 лет).

Продолжение здесь: http://www.liveinternet.ru/users/4514961/post295755699/

Переход на ЖЖ: http://nmkravchenko.livejournal.com/228133.html

Начало здесь

15 октября 1814 года родился великий русский поэт Михаил Лермонтов.

Два идеала

Лермонтов сумел найти свой, особый путь в русской литературе. На смерть Пушкина ответил только он, притом ответил так, что голос его прозвучал на всю страну, и никому не ведомый молодой гусарский офицер стал тут же  всеми признан пушкинским преемником. Лермонтов как бы сменил Пушкина на посту, занял опустевший трон, и никто не посмел оспаривать его право на это. И с тех пор у нас два основных поэта, два полюса, два поэтических идеала.

Пушкин — мудрее, прозрачнее, с более безупречным вкусом, у Лермонтова же поражает в стихах интонация, звук, он захватывает и потрясает силой страсти, накалом чувства.  Пушкин чуть холоднее, Лермонтов — страстней, расточительней сердцем.
С Пушкиным у нас связаны представления о классике, совершенстве, покое, высшей гармонии, с Лермонтовым — о романтике, порыве, смятении чувств. Недаром его так любят в юности. Лермонтов сумел придать русскому языку особую энергию выражения и внёс в литературу подлинный романтизм. Чернышевский писал о его стихе: «Тяжестью кажется энергия, поэтому говорят, что стих Лермонтова тяжелее Пушкина, что решительно несправедливо».
К сожалению, при всей любви к Лермонтову, у нас его мало знают. Сохранившийся биографический материал крайне скуден и малосодержателен. Утрачены автографы многих произведений, альбомы, картины, рисунки.
Писем дошло очень мало, писем к нему вовсе не сохранилось, воспоминания бедны и поверхностны, да и те появились лишь полвека спустя после его гибели, когда многое стёрлось из памяти. Причём писали их люди, плохо знавшие поэта. Близкие друзья - Раевский, Столыпин-Монго не написали ни строчки. И это понятно — ведь правду писать было нельзя. Император Николай I имел какие-то тайные, до сих пор невыясненные до конца причины ненавидеть само имя поэта, и упоминать его печатно не осмеливались, да и цензура не пропускала.
В этом смысле Пушкину повезло больше. Русское и мировое пушкиноведение сделало невозможное: оно оживило Пушкина, сделало нашим современником. Пушкин влияет на наше сознание так, как он не влиял на современную ему читающую и мыслящую Россию. С Лермонтовым этого не произошло. Он во многом ещё не открыт, он до сих пор — тайна...

Всеведенье пророка

Вот что писал Белинский в письме В. Боткину вскоре после смерти поэта:

«Надо удивляться детским произведениям Лермонтова — его драме «Боярину Орше» и т.п. (не говорю уже о «Демоне»!): это не «Руслан и Людмила», тут нет ни легкокрылого похмелья, ни сладкого безделья, ни лени золотой, ни вина, ни шалостей амура — нет, это сатанинская улыбка на жизнь, искривляющая младенческие ещё уста, это «с небом гордая вражда», это — презрение рока и предчувствие его неизбежности. Всё это по-детски, но страшно сильно и взмашисто. Львиная натура! Страшный и могучий дух!»

Ахматова говорила, что не от Пушкина или Гоголя, а именно от Лермонтова произошли Толстой и Достоевский.
Нет в нашей литературе явления более загадочного, мистического, фатального, непостижимого, чем Михаил Лермонтов. Поневоле думаешь о пророческих знаках, которыми была отмечена вся судьба этого поэта. В год столетия со дня его рождения началась I мировая война, в год столетия со дня смерти — Вторая. И всякий юбилей Лермонтова сопровождался у нас в стране большими историческими потрясениями. И сам Лермонтов обладал знаниями пророка, о чём писал:

С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка...

И если один наш пророк — Пушкин - в 20 лет уже предсказал «рабство, падшее по манию царя», то другой — Лермонтов — в свои 16 далеко его опередил в своём всеведении:

Настанет год, России чёрный год,
когда царей корона упадёт.
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
и пища многих будет смерть и кровь...

Поражает сила проникновения этого поэта в тайну своей судьбы, предсказавшего собственную смерть:

В полдневный жар в долине Дагестана
с свинцом в груди лежал недвижим я,
глубокая ещё дымилась рана,
по капле кровь точилася моя.

Лермонтов не только предчувствовал свою роковую смерть, но прямо видел её заранее. И не верится в случайность этой гибели. Это не случилось, а свершилось.

Не говори: я трус, глупец!
О! Если так меня терзало
сей жизни мрачное начало,
какой же должен быть конец!

Не здешний душой

Существует предание о том, что род Лермонтова происходит от испанского герцога Лермы, который во время борьбы с маврами бежал из Испании в Шотландию. И будто поэт даже долгое время подписывался под письмами и стихами: «Лерма». 

"Портрет герцога Лермы" (1832-1833), первое известное живописное произведение Лермонтова. Своему воображаемому предку художник придал автопортретные черты.

Правда, позже выяснилось, что это предание не соответствует действительности.
Существует также легенда о другом предке поэта — шотландском барде-пророке Томасе Лермонте, воспетым Вальтером Скоттом в своей балладе.

Пророчества его, высказанные в поэтической форме предсказания исторических событий в Шотландии, ценились очень высоко и ещё в 1615 году были изданы в Эдинбурге. Большой известностью он пользовался и как поэт. Ему приписывалось авторство древнейшего варианта «Тристана и Изольды».

Рассеянный судьбою род Лермонтов искал счастья по всему свету. Одна его ветвь осела в России. К восьмому колену, когда явился в этом роду младенец Михаил, Лермонты обрусели и стали Лермонтовыми, незнатными дворянами, почти утратившими воспоминания о земле, откуда вышли.

Лермонтов упоминает о своих шотландских предках в ранних стихах 30-х годов:

Под занавесою тумана,
под небом бурь, среди степей
стоит могила Оссиана
в горах Шотландии моей.
Летит к ней дух мой усыплённый
родимым ветром подышать...

могильник ирландского певца Оссиана в Северной Ирландии

Я здесь был рождён, но не здешний душой...

О, зачем я не ворон степной!
На запад, на запад помчался бы я,
где цветут моих предков поля,
где в замке пустом, на туманных горах
их забвенный покоится прах...

Сын страданья

Тарханы — не только место рождения, но и творческая колыбель поэта.

Тарханы. Пензенское имение Е. А. Арсеньевой

Здесь в 1828 году (в 14 лет) были написаны «Черкесы», спустя несколько лет драма «Два брата», поэма «Сашка». Здесь истоки поэзии Лермонтова.

рабочий кабинет Лермонтова в Тарханах

Здесь он похоронен в часовне рядом с прахом матери.

С детства Лермонтову пришлось стать свидетелем семейной драмы его родителей.

Отец дурно обращался с матерью, изменял ей, даже поднимал на неё руку. Ребёнок рос слабым, болезненным. Мать и любовь, и горе своё выплакала над его головой.
Мария Михайловна была одарена душою музыкальною. Посадив ребёнка на колени, она играла на фортепиано, выплёскивая в музыке свою боль, а он, прильнув головкой, сидел неподвижно, и звуки потрясали его младенческую душу, и слёзы катились по детскому личику.

Мать передала ему свою необычайную нервность. Через три года чахотка свела её в могилу.

Она скончалась в 21 год. Лермонтов очень её любил и с тех пор всё время словно прислушивался к чему-то, поющему в душе, стремясь уловить памятью ускользающую мелодию, тень её песни...

В младенческих летах я мать потерял.
Мне мнилось, что в розовый вечера час
та степь повторяла мне памятный глас.
За это люблю я вершины тех скал,
люблю я Кавказ.

Это «памятный глас» - эхо рано прервавшейся жизни, забытая песня матери. Это «забытое» он будет слушать и искать всю жизнь.

Ранняя смерть матери, разрыв между отцом и бабушкой, смерть отца — всё это несомненно повлияло на характер Лермонтова и на его творчество, предопределив появление многих трагических мотивов.

Я сын страданья. Мой отец
не знал покоя по конец.
В слезах угасла мать моя.
От них остался только я:
ненужный член в пиру людском,
младая ветвь на пне сухом...

Согласно завещанию бабушки, Лермонтов должен был жить с ней до его 16-летия, в противном случае она лишала его наследства. Она пошла на этот хитрый шаг, чтобы привязать к себе внука, без которого не мыслила жизни. Таким образом она обезоружила отца поэта, вынужденного ради благополучия сына терпеть разлуку с ним, хотя он очень тосковал по ребёнку. Когда же срок 16-летия подошёл, и сын должен был уехать к отцу, бабушка сделала всё возможное и невозможное, чтобы помешать этому. Упрёки, угрозы, слёзы, интриги... Жизнь без внука была бы для неё адом, и она восстала против этого ада.

Лермонтов сдался, пожалев бабушку, и остался с ней. А отец вскоре умер. Что сразило его — болезнь или нравственное страдание? Может быть, и то, и другое. Лермонтов страшно переживал смерть отца, мучаясь сознанием своей невольной вины. «Ужасная судьба отца и сына — жить розно и в разлуке умереть...»

отец поэта. Акварель Лермонтова. 1835 год.

Чёрные мысли овладевали его душой. Той же весной 1830 года он пишет стихотворение «Смерть». Оно преисполнено вертеровского настроения, решимости уйти из жизни. «Окончен путь, бил час, пора домой» (домой — на «небесную родину», если по Жуковскому). «Пора. Устал я от земных забот». И это не игра в смерть, это действительно мысли о самоубийстве, настолько тяжело даётся поэту жизнь во всех своих проявлениях. Он буквально изнемогает душой. Он любит земное, любит жизнь с её страстями, и никто, как он думает, не подвержен им так сильно, любит даже мучения, но он устаёт, как пловец среди больших волн. И возникает некий протест, душевный срыв:

Ужели захочу я жить опять,
чтобы душой по-прежнему страдать
и столько же любить? Всесильный Бог,
ты знал: я долее терпеть не мог.

Мысль о смерти постоянно тяготела над ним:

Я предузнал мой жребий, мой конец,
и грусти ранняя на мне печать.
И как я мучусь, знает лишь Творец,
но равнодушный мир не должен знать.

Он не совершил этого греха, но готовность к самоубийству оставила рубец на его душе. Эта мысль встречается в его стихах, в записанных в черновых тетрадях сюжетах для драм, и обе драмы его, носящие автобиографический характер, «Люди и страсти» и «Странный человек» кончаются самоубийством.
Но, как ни странно, грустные, а часто по-настоящему трагические стихи Лермонтова дают душевную силу, какую-то внутреннюю свободу. Ведь многие живут как бы зажмурившись, отгоняя от себя мысли о смерти, распаде тела, муках души. Лермонтов не боится проникать в самые глубины ада. В стихотворении «Чума в Саратове» под впечатлением слухов о холере, которая была тогда в наших краях, Лермонтов рисует страшную картину, представив себе погибшей от чумы девушку, которую он любил, кузину Анюту Столыпину, увидев в этой воображаемой страшной смерти возмездие за умершую любовь, которую они оба не сберегли.

ЧУМА В САРАТОВЕ

Чума явилась в наш предел;
Хоть страхом сердце стеснено,
Из миллиона мертвых тел
Мне будет дорого одно.

Его земле не отдадут,
И крест его не осенит;
И пламень, где его сожгут,
Навек мне сердце охладит.

Никто не прикоснется к ней,
Чтоб облегчить последний миг;
Уста, волшебницы очей,
Не приманят к себе других;

Лобзая их, я б был счастлив,
Когда б в себя яд смерти впил,
Затем что, сладость их испив,
Я деву некогда забыл.

Саратов 19 века. На Волге. Курсеев В.А.

Одинокость

Лермонтов очень любил Пушкина, Шиллера, но больше всего говорил его душе Байрон.

Белинский в то время писал о несуществовании русской литературы, и мрачная байроновская муза нашла отзвук в душе молодого непризнанного ещё поэта. В стихотворении «К...» Лермонтов сделал попытку выяснить степень своей близости к нему:

Не думай, чтоб я был достоин сожаленья,
Хотя теперь слова мои печальны; — нет;
Нет! все мои жестокие мученья—
Одно предчувствие гораздо больших бед.

Я молод; но кипят на сердце звуки,
И Байрона достигнуть я б хотел;
У нас одна душа, одни и те же муки;
О если б одинаков был удел!..

Как он, ищу забвенья и свободы,
Как он, в ребячестве пылал уж я душой,
Любил закат в горах, пенящиеся воды,
И бурь земных, и бурь небесных вой.

Как он, ищу спокойствия напрасно,
Гоним повсюду мыслию одной.
Гляжу назад — прошедшее ужасно;
Гляжу вперед — там нет души родной!

Однако вскоре Лермонтов освобождается от влияния своего кумира, отвечая тем, кто упрекал его в подражании английскому поэту, стихотворением, в котором отстаивал свою индивидуальность:

Нет, я не Байрон, я другой,
Еще неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.

Я раньше начал, кончу ране,
Мой ум немного совершит;
В душе моей, как в океане,
Надежд разбитых груз лежит.

Кто может, океан угрюмый,
Твои изведать тайны? Кто
Толпе мои расскажет думы?
Я - или бог - или никто!

Однако мятежный дух Байрона — дух гордого одинокого изгнанника — всегда жил в сердце Лермонтова. Он всегда ощущал себя одиноким. В университете держался в стороне от студентов и не примыкал ни к одному кружку. Он даже не познакомился с такими своими товарищами по университету, как Белинский, Герцен, Гончаров. На лекциях поэт не слушал, читал книги, был погружён в себя. И зыбка была грань, отделявшая то, что было в нём от книг, от Байрона, книжного романтизма — от его истинной сути.

Пусть я кого-нибудь люблю:
любовь не красит жизнь мою.
Она, как чумное пятно
на сердце, жжёт, хотя темно.

Враждебной силою гоним,
я тем живу, что смерть другим,
живу, как неба властелин -
в прекрасном мире — но один.

В 16 лет он напишет стихотворение — наверное, не найти в России человека, кто бы ни знал его наизусть - «Белеет парус одинокий...» - раздумье о себе, о своей одинокости, о грустной бесцельности жизни, когда ни в прошлом, ни в будущем нет счастья, как нет и настоящих бурь, способных насытить мятежную душу.

В стихотворении «Одиночество» юный Лермонтов пишет:

Как страшно жизни сей оковы
нам в одиночестве влачить.
Делить веселье — все готовы:
никто не хочет грусть делить.

Он с горечью сознаёт:

Никто не дорожит мной на земле
и сам себе я в тягость, как другим...

Он в отчаянии от этой вселенской глухоты и непонимания: «Но люди не хотят к моей груди прижаться», - оттого, что «души в них волн холодней». Он ищет в земном хоре созвучий свою человеческую рифму.

И как преступник перед казнью
ищу вокруг души родной.

Но он был не создан для этого слияния. Поэт страдал от всякого неловкого прикосновения, от каждой фальшивой ноты в отношениях, и редко допускал кого-либо в святая святых своего я.

Я холоден и горд. И даже злым
толпе кажуся, но ужель она
проникнуть дерзко в сердце мне должна?
Зачем ей знать, что в нём заключено?
Огонь иль сумрак там — ей всё равно.

В минуту отчаяния Лермонтов пишет сам себе эпитафию, которая кончается так:

И в нём душа запас хранила
блаженства, муки и страстей.
Он умер, здесь его могила.
Он не был создан для людей.

Мысль, которая была так чудесно высказана в «Демоне», когда ангел описывает любящую душу:

Творец из лучшего эфира
соткал живые струны их.
Они не созданы для мира,
и мир был создан не для них.

"Как Демон, с гордою душой..."

Считается, что Лермонтов стал известен широкой публике в 1837 году своим стихотворением «На смерть поэта». Но гораздо раньше — с 1829 года, когда он был ещё в юнкерской школе, его поэма «Демон» ходила по рукам в рукописи. Великий князь Михаил Павлович, отличавшийся остроумием, прочтя её, сказал: «Был у нас итальянский Вельзевул, английский Люцифер, немецкий Мефистофель, теперь явился русский Демон. Я только никак не пойму, кто кого создал: Лермонтов ли — духа зла, или Дух зла — Лермонтова?»

Голова Демона. М. Врубель

Поэма во множестве списков разошлась по стране и была воспринята современниками как призыв к свободе, вся читающая Россия знала её наизусть. Лермонтов работал над ней с 1829 по 1841 год (12 лет), она выдержала у него 8 редакций, в ходе которых он углублял характеристики героев, обогащал пейзажные зарисовки, менял стихотворный размер. Автограф последней редакции «Демона» утерян. Первое полное издание «Демона» было осуществлено в Германии в 1856 году, в России лишь в 1860-м (почти 20 лет спустя после его смерти).
«Демону» Лермонтова предшествовал, как известно, «Демон» Пушкина, оказавший сильное влияние на молодого поэта:

Тогда какой-то злобный гений
Стал тайно навещать меня.

Печальны были наши встречи:
Его улыбка, чудный взгляд,
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд.

Неистощимой клеветою
Он провиденье искушал;
Он звал прекрасное мечтою;
Он вдохновенье презирал;

Не верил он любви, свободе;
На жизнь насмешливо глядел —
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.

Это демон сомнения, дух размышления, рефлексии, разрушающий всякую полноту жизни, отравляющий радость бытия. Счастлив был Пушкин — тот злобный гений лишь навещал его в прошлом, но потом перестал и души его не отравил. Пушкин видел в нём врага и не пытался приблизиться к нему, понять его. Демон Лермонтова — иной.

Собранье зол его стихия.
Носясь меж дымных облаков,
он любит бури роковые
и пену рек, и шум дубров.

Иллюстрация Врубеля. Парящий в небе Демон. Если пушкинский Демон «вдохновенье презирал», то лермонтовский Демон — само вдохновенье, бурно летящее в тучах, полное страстей. Его Демон — это безмерная печаль одиночества и жажда любви, не осуществимая в жизни. Рванувшись к добру, он пал ещё глубже, не сумев преодолеть свою сатанинскую гордость. Он не создан для любви, он обречён на вечное одиночество в пустынных горах.

И душа поэта летит вместе с Демоном над снежными вершинами гор, страстно внимая тайному голосу его тоски.

Демон стихотворения Лермонтова — это не Демон поэмы. Это антипод ангела-хранителя поэта. Поэт предчувствует трудную жизнь и собирает все силы. И вот какова, он думает, будет его жизнь:

И гордый демон не отстанет,
пока живу я, от меня,
и ум мой озарять он станет
лучом чудесного огня.
Покажет образ совершенства
и вдруг отнимет навсегда
и, дав предчувствие блаженства,
не даст мне счастья никогда.

Двоюродная сестра поэта Саша Верещагина, когда он прочёл ей это стихотворение, спросила:

- Так Вы согласны со своим Демоном?
- Нельзя не согласиться со своей судьбой, - ответил он.
- Это великая судьба, - подтвердила она. - Но тогда Вам надо быть подальше от людей, как Байрону.

Поэт гнева и гордыни, Лермонтов с юности полюбил чёрный образ Демона, воспев красоту зла, его одушевлённость, мученье, тоску и величие.

Лермонтов первым в русской литературе поднял религиозный вопрос о зле. Никто никогда не говорил о Боге с такой личной обидой:

Зачем так долго прекословил
надеждам юности моей?

Никто никогда не обращался к Богу с таким спокойным вызовом:

И пусть меня накажет Тот,
кто изобрёл мои мученья.

Никто никогда не благодарил Бога с такой горькой усмешкой:

Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне
недолго я ещё благодарил.

Лермонтов чувствовал, что Демон, плод его фантазии, обретал какую-то свою, отдельную от него жизнь. Это уже не простой дух зла. Это отвергнутая Богом могучая и одинокая душа, хотя и мечтающая о прощении, как человек о счастье, но, если б оно последовало — может быть, и не принявшая бы его. И не только из гордости, а из любви к своей судьбе, такой, как она есть, из верности своему бытию.

Я не для ангелов и рая
всесильным Богом сотворён,
но для чего живу, страдая,
про это больше знает Он.

Но его Демон — это не Дьявол или, по крайней мере, не только Дьявол.

То не был ада дух ужасный,
порочный мученик, о нет!
Он был похож на вечер ясный,
ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет.

Почти то же самое говорит Лермонтов о себе самом:

Я к состоянью этому привык,
но ясно выразить его б не мог
ни демонский, ни ангельский язык.

«Какая нежная душа в нём!» - восклицал Белинский о Лермонтове. «Недобою силой веяло от него» - осуждал Тургенев. Так добрый или недобрый? И то, и другое. Ни то, ни другое.
Страшно делалось от невозможности понять самого себя, как будто несколько таинственных душ жили в нём под одной телесной оболочкой.

Меня спасало вдохновенье
от мелочных сует.
Но от своей души спасенья
и в самом счастье нет...

Первая любовь

Лермонтов начал жить, думать и чувствовать слишком рано. В том возрасте, когда детей тешат игры, он уже изведал безнадёжную любовь, чертил в тетрадях женские профили, а в 10 лет его опалило дыхание страсти.

Позже поэт опишет ту свою первую раннюю любовь — 9-летнюю девочку, встреченную на Кавказе у родственников, куда бабушка возила его лечиться на воды: «Кто мне поверит, что я уже знал любовь, имея 10 лет от роду? Белокурые волосы, голубые глаза...никого я так не любил, как в тот раз. И так рано! В 10 лет! О, эта загадка, этот потерянный рай до могилы будут терзать мой ум! Иногда мне странно, и я готов посмеяться над этой страстью! Но чаще плакать».

По мнению Байрона, поэта, очень близкого Лермонтову, такая страстная детская влюблённость является безошибочным признаком души, предназначенной для изящных искусств. Очевидно, к этому эпизоду детской любви относится стихотворение Лермонтова «Первая любовь», написанное в 16 лет:

О, этот взор в груди моей живёт.
Как совесть, душу он хранит от преступлений.
Он — след единственный младенческих видений.
И деву чудную любил я, как любить
не мог ещё с тех пор, не стану, может быть...

Но в 12 лет он переживёт ещё одну пылкую влюблённость. В стихотворении «К гению» рукою поэта была сделана приписка: «напоминание о том, что было в Ефремовской деревне в 1827 году, где я во второй раз полюбил 12-ти лет и поныне люблю».

Это была 12-летняя Анюта Столыпина, двоюродная сестра Лермонтова, с которой он встретился в селе Васильевском, куда ездил с отцом. Чистые серые глаза девочки заставили его забыть о синих. Они гуляли по саду, ели яблоки, падавшие с веток. Он брал с собой нож, чтобы очистить ей яблоко. Они долго шли, держась за руки, а потом садились под яблоню и молчали, глядя друг другу в глаза.
А однажды девочка увидела на стволе яблони свежевырезанные буквы «А» и «М». Потом Аня с матерью уехали в Москву. Мальчик одиноко бродил по саду. Ему больно было видеть места, где ещё вчера бывала она, буквы «А» и «М» на коре дерева. Он прижался лбом к этой яблоне. «Ты — свидетельница моей любви, - шептал он ей. - Ты видела нас счастливых. Живи дольше! Если ты засохнешь — и я умру. Пусть меня похоронят у твоих корней».
А потом им было написано стихотворение «Дереву», в котором он вспомнил «два талисмана», то есть те буквы А и М, вырезанные им на коре яблони.

И деревцо с моей любовью
Погибло, чтобы вновь не цвесть;
Я жизнь его купил бы кровью,
Но как переменить, что есть?

Ужели также вдохновенье
Умрет невозвратимо с ним?
Иль шуму светского волненья
Бороться с сердцем молодым?

Нет, нет, - мой дух бессмертен силой,
Мой гений веки пролетит;
И эти ветви над могилой
Певца-страдальца освятит.

Анна Столыпина. Рисунок Лермонтова на посвящении к драме "Menschen und Leidenschaften".

Когда через год Лермонтов снова увидел Анюту — его постигло жестокое разочарование. Она не только совсем не помнила их любви, говорила о ней с насмешкой, как о каком-нибудь пустяке, но и не сохранила в себе ничего от той прелестной девочки. Черты её изменились. Душа тоже. Он вспоминал о заветном дереве в Кропотове, но всё это больше не связывалось с ней, - это была не та милая девочка, а холодная, насмешливая светская девица. В Петербурге родные подыскали ей выгодную партию.

А. Г. ФИЛОСОФОВА, УРОЖДЕННАЯ СТОЛЫПИНА
Акварель В. Гау, 1843 г.

В «Стансах», которые Лермонтов напишет в тот же день, эта встреча отразилась как одна из самых крупных его жизненных катастроф.

Смеялась надо мною ты,
И я презреньем отвечал -
С тех пор сердечной пустоты
Я уж ничем не заменял.

Ничто не сблизит больше нас,
Ничто мне не отдаст покой...
Хоть в сердце шепчет чудный глас:
Я не могу любить другой.

«Что ж, пусть это живёт во мне одном», - с горечью думал он. Лермонтов пишет стихотворение «Ночь» - явное продолжение «Стансов», посвящённых Столыпиной:

Один я в тишине ночной;
Свеча сгоревшая трещит,
Перо в тетрадке записной
Головку женскую чертит:

Воспоминанье о былом,
Как тень, в кровавой пелене,
Спешит указывать перстом
На то, что было мило мне.

Слова, которые могли
Меня тревожить в те года,
Пылают предо мной в дали,
Хоть мной забыты навсегда.

И там скелеты прошлых лет
Стоят унылою толпой;
Меж ними есть один скелет -
Он обладал моей душой...

А позже он адресует Ане Столыпиной трагедию «Люди и страсти» со стихотворным посвящёнием ей:

Тобою только вдохновенный,
Я строки грустные писал,
Не знал ни славы, ни похвал,
не мысля о толпе презренной.

Одной тобою жил поэт,
Скрываючи в груди мятежной
Страданья многих, многих лет,
Свои мечты, твой образ нежный;

Назло враждующей судьбе
Имел он лишь одно в предмете:
Всю душу посвятить тебе,
И больше никому на свете!..

Его любовь отвергла ты,
Не заплативши за страданье.
Пусть пред тобой сии листы
Листами будут оправданья.

Прочти – он здесь своим пером
Напомнил о мечтах былого.
И если не полюбишь снова,
Ты, может быть, вздохнешь об нем.

АВТОГРАФ ПОСВЯЩЕНИЯ К ДРАМЕ „MENSCHEN UND LEIDENSCHAFTEN“ ЛЕРМОНТОВА
С ЗАРИСОВКОЙ А. Г. СТОЛЫПИНОЙ НА ПОЛЯХ

Но, хотя Лермонтов и похоронил свою любовь под сухой яблоней, однако оставаться с незанятым сердцем было не в его характере. Он вновь увлёкся, правда, опять ненадолго. Летом 1830 года он напишет:

Никто, никто, никто не усладил
В изгнанье сем тоски мятежной!
Любить? -- три раза я любил,
Любил три раза безнадежно.

ЛЕРМОНТОВ
Акварель М. Дурнова, 1914 г.

Продолжение здесь: http://www.liveinternet.ru/users/4514961/post295571069/

Переход на ЖЖ: http://nmkravchenko.livejournal.com/227782.html