1 часть
2 часть
4 часть
5 часть

Шел в горку и пел опять «Отче наш», «Верую» и так далее, наверху уже стало теплее. Пел, пел, пел и минут через десять-пятнадцать холод ушёл.

«Обышедше обыдоша мя и именем Господним противляхся им,
обыдоша мя яко пчелы сот, и разгорешася яко oгнь в тернии;
и именем Господним противляхся им.
Отриновен превратихся пасти, и Господь прият мя.
Крепость моя и пение мое Господь, и бысть ми во спасение…


Шел сначала слева по травке. Скользкий спуск, канавка с грязной водой, главное не упасть. Палка или посох сегодня – незаменимая вещь. Сколько людей идут с палками? Пятая часть паломников? Четверть? Треть? Палки у многих. Слева впереди кусты, надо через разбитые колеи перейти аккуратно на правую сторону. Нога скользнула по глине в лужу. Нет, не черпнул. Палка – незаменимая вещь... И матерчатые перчатки, хоть и мокрые, держат тепло…

«…Глас радости и спасения в селениих праведных; десница Господня сотвори силу.
Десница Господня вознесе мя, десница Господня сотвори силу.
Не умру, но жив буду и повем дела Господня.
Наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя…»

Позвонил Володя:
- Василий, ты Фаритыча зря ждешь! Он тут стоит на асфальте уже, впереди нас!

Ну и прекрасно. Значит, идёт. Значит, у него всё хорошо. А у меня всё отлично: после молитвы было такое впечатление, что Ангел опять мне помогает идти. Возможно, это был просто ветер, но он дул в попутном направлении, и ноги сами бежали. Было похоже на один из тех случаев несколько лет назад, когда мне казалось, что-то кто-то невидимый сзади поднимает рюкзак и толкает меня вперед. Но тогда ветра не было... А вот скоро и асфальт, деревня видна. А там и Загарье, привал.

«…Отверзите мне врата правды; вшед в ня, исповемся Господеви.
Сия врата Господня; праведнии внидут в ня.
Исповемся Тебе, яко услышал мя eси и был eси мне во спасение.
Камень, eгоже небрегоша зиждущии, сей бысть во главу угла;
от Господа бысть сей, и eсть дивен во oчесех наших.
Сей день, eгоже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в oнь…»

Серое небо без малейшего просвета с самой ночи. Нависает отяжелевшими от воды тучами. Щедро льет на нас воду. «Егоже бо любит Господь, наказует». Видно, любит нас Господь. Очень любит. Благодать изливает водопадом. А мы будем петь Тебе, петь-напевать, обходить лужи. По неглубоким можно и прямо, обгоняя уставших людей…

«…О, Господи, спаси же, О Господи, поспеши же.
Благословен грядый во имя Господне; благословихом вы из дому Господня...

Вышел на асфальт в деревню Рублёнки, опять остановился, вылил воду из сапог, выжал носки и стельки. Надел рюкзак, затянул ремень…

«…Бог Господь, и явися нам; составите праздник во учащающих до рог oлтаревых.
Бог мой eси ты, и исповемся тебе; Бог мой eси ты, и вознесу тя;
исповемся тебе, яко услышал мя eси и был eси мне во спасение.
Исповедайтеся Господеви, яко благ, яко в век милость eго».
(Псалом 117)

И очень потихоньку, совсем не спеша, отправился к Загарью, напевая «Богородице, Дево, радуйся!». Низина перед Загарьем, засыпанная опилками, после ливня превратилась в древесную кашу. После каши - опять сплошная вода, её обходил, держась за кусты руками и опираясь на палку. Не хотелось лишний раз черпать сапогами воду. А вот и база грузовиков перед самым Загарьем. Под передней приподнятой частью нескольких прицепов-рефрижераторов расположились люди, прячась от дождя. Под каждым таким прицепом.

Уже после хода Ваня Лыткин рассказал, как он с детьми Максимом 9 лет и Евой 11 лет прошли этот день:
- Мы дошли до деревни Рублёнки, дети к этому времени уже начали замерзать, два раза я им зажигал специальную охотничью горелку, около которой можно было погреть руки. Удобная штука оказалась, погасил - и в воск всё превратилось. Потом опять зажёг. А они не понимают серьезности момента, балуются – через замерзающие руки весь человек быстро начинает замерзать. Ещё очень помогли серебряные накидки, задерживающие тепло. Самое интересное, что Максиму из-за воды в сапогах стало мягче и легче идти, не так страдал от своего плоскостопия. В Рублёнках смотрим, пацана выносят на руках, а его аж трясет от холода. Отец его тут же усадил в машину - видимо, мама мальчика позвонила заранее, и папа приехал. И нам, добрая душа, предложил: «Поехали, я вас в Монастырское отвезу?!». А куда нам в Монастырское? У нас ни одной сухой вещи. Где там сушиться? Палатку можно было бы поставить, но камера хранения откроется только вечером. В общем, я поблагодарил и отказался. А рядом еще одна машина стояла, там такой смиренный дядечка-водитель оказался. Я ему: «Отвезёте нас в Киров?» И он нас отвёз. Господь милостив. Николай Угодник услышал детские молитвы. Доехали мы до квартиры Раисы Васильевны, где в ночь со 2 на 3 июня ночевали все мы, кого привез отец Александр Митрофанов, девять человек. А сейчас я с детьми без предупреждения, она не слышит, дверь не открывает. Вот мы на пятом, последнем, этаже и разложили везде свои сырые вещи. Потом, конечно, в квартиру попали, два дня сушились. А у Евы были зимние сапожки с мехом сверху, так они неделю сохли потом. Детям, кстати, наказал: «Воду, которую раздают, сырой не пить. Только кипяченую». Я помню, как в один год меня после такой воды в Бобино полоскало так, что я собирался выйти из Хода.
- Я помню этот год. Наши некоторые тоже заболели. Думали, что ротовирус. И тоже на воду грешили. Только на другую – из источника.
- Ну вот. Потом мысль пришла, что надо продолжать, выходить нельзя. Господь такую мысль дал. Как-то дополз до Монастырского одним из последних, обратился там к врачу. А она сразу: «Это у тебя птичий грипп. У многих сейчас так. Давай я тебе укол сделаю, а потом таблетки купишь здесь, 10 рублей всего стоят» Сделала укол, я смотрю – а жизнь-то налаживается! Тут же хорошо поел и пошел утром совершенно нормально, таблеточки эти жёлтые пил. И весь ход прошёл. Главное, что я понял - по жизни надо идти к цели и молиться, идти и молиться. И Господь либо помощь даст через людей, либо укрепит. А в другой год с Колей Ракиным мы ехали в Киров, он кондиционер в машине включил. И меня конкретно продуло. Утром перед Ходом просыпаюсь - никакой. Сопли, горло болит, весь разбитый. Татьяна, теща у Саши Барбира, дала мне прополис, и вот я им лечился постоянно. Иду, состояние отвратительное, но иду, молюсь. И после Бобино в какой-то момент чувствую – выздоравливаю! И через пять минут ощутил себя совершенно здоровым! Это какое-то чудо Божие было! А всё почему? А потому что я весь в гордыни поехал в Киров: сейчас я пройду, не впервой! И Господь меня смирил. Смирил и исцелил. Слава Богу! «Близ Господь сокрушенных сердцем, и смиренных духом спасет» (Пс. 33:19)

***

После хода я позвонил и Коле Ивасенко, которого встретил только в Великорецком в гостинице:
- Коля, а ты вообще шёл? И как шёл? Потому что я тебя только в Великорецком мельком видел, когда ты в гостиницу зашёл.
- Да и я почему-то тебя в Ходу не видел.
- А я и не старался быть на виду. Скорее, наоборот.
- Да я многих, кстати, не видел. Только потом узнал, что они шли. Трудно распознать было под пленками или в накидках. Ход был трудный для многих, конечно. Очень много народу падало в обморок, прямо пачками: и в пробке перед выходом на поле, и на самом поле, и в Загарье. Постоянно крики: «Врача! Врача!» Врачи бегали там без отдыха то туда, то сюда.
- Да?! Всё мимо меня прошло.
- А мне однажды аж как-то не по себе стало: один мужик попытался встать с привала на поле и не смог. Упал, глаза закатились, к нему сразу бригада врачей. А я как-то нормально прошёл. За Дмитрия Алексеевича больше беспокоился, как он переносит такие условия. Думаю, если он скажет: «Выходим», то выйдем. А в Загарье смотрю: идёт, всем улыбается! Ну, значит, идём дальше. И в Великорецком, когда ожидал его, думал, они там с матушкой Лукерьей, келейницей отца Александра Митрофанова, еле идут. Наверное, силы закончились у них. Нет, матушка такая выносливая оказалась: идут, оба улыбаются! А в Загарье стою на молебне, дождь стеной, я весь мокрый реально до нитки. Весь! Даже не накрывался уже – зачем? И вот после молебна батюшка объявляет: кто хочет выйти, тот может сесть на автобус…

…А из Загарья шёл всего один автобус. В МЧС позже подсчитали, что в Загарье пришло 14000 человек, а вышло 7000. 800 паломников обратились за медицинской помощью. Весь этот народ пытался уехать на попутном транспорте. Многие дошли аж до федеральной трассы – а это 9,5 километров - и там уже как-то добирались до Кирова на попутках. Слава рассказывал потом, что когда он заходил в гостиницу, его жутко бил озноб от переохлаждения.

«Что же скажем? Неужели неправда у Бога? Никак.
Ибо Он говорит Моисею: «кого миловать, помилую; кого жалеть, пожалею»
Итак, кого хочет, милует; а кого хочет, ожесточает.»
(Послание к Римлянам, глава 9)

Оставался мне подъем к колокольне, пять минут ходьбы. Последнее усилие. Зазвонил телефон. Я расстегнул ветровку, палку засунул подмышку, расстегнул сумочку, снял перчатку, достал телефон. Ага, это Альфредыч:
- Петрович, ты где?
- Зашёл в Загарье. Подняться осталось.
- Мы практически в том же самом месте, но чуть ниже, в доме чуть ниже, чем в прошлом году. Дом №27.
- Понял. Пять минут.

Закрыл телефон, положил в сумочку, закрыл её, застегнул ветровку, надел перчатку, взял палку. Через полминуты меня начала потихоньку обгонять напевающая тропари и молитвы группа во главе с батюшкой. Я чуть ускорил шаг, и, напевая вместе со всеми «Воскресение Христово видевше…», бодренько дошёл почти до самого верха, не глядя на номера домов – а чего на них глядеть, если наши «почти там же»? Приду сейчас и осмотрюсь.

Я подошёл к дому, где мы всегда останавливались вплоть до 2019 года. Пёсика (того самого выросшего щенка, который в 2014 кусал меня за кроссовки) на этот раз не было. Спрятался от дождя, наверное. Я прошел через двор мимо навеса сарая-дровяника, под которым отдыхали люди, к прошлогоднему месту стоянки и оттуда посмотрел на следующий дом: «Да, он как бы… вроде… немножко ниже... На метр. Или полметра. Вокруг него забор, значит, отсюда не попасть, надо выйти на улицу» Прошёл к ближайшей калитке - крепко закрыта, боялся сломать не поддавшуюся с первого раза защёлку. Вернулся туда, откуда и зашёл, вышел на улицу, посмотрел на номер дома, во дворе которого я сейчас был: 35. А следующий - 27? Какая странная здесь нумерация. Закрались первые сомнения. Пошагал к следующему дому «чуть ниже». Какой здесь номер? 37, естественно! Как и положено. И около него стоит ростовский дом на колесах с разложенным навесом. Люди обедают. «Так, может наши что-то перепутали, и где-то здесь их Лёша кормит?» Зашёл за машину – нет никого в пределах прямой видимости. Пойду в обратную сторону. К дому номер 27. И в этот самый момент из-под навеса вышел Лёшечка. Обрадовался, схватил, затащил под навес:
- Все смотрите сюда!

Женщины оторвались от тарелок и подняли глаза. Лёша завёл старую песню:
- Это Василий из Сыктывкара! Вы все находитесь здесь только благодаря ему, потому что когда в 2007 мы пошли в крестный ход, то пошли из-за него, а потом вы все начали ходить сюда!

Одна паломница пыталась что-то возразить, но он махнул, остановив ее жестом руки и заключил:
- Ты тоже со своей подругой пошла из-за него!

Никакой моей заслуги не было: отец Николай предложил, я передал идею, Лёша с Володей загорелись и приехали из Ростова, взяв желающих. «Ибо всё из Него, Им и к Нему. Ему слава вовеки, аминь.» (Рим. 11:36)

Друг усадил меня за стол, налил сначала горячий суп, пододвинул рыбные консервы и банки с фасолью. Потом был чай с овсяным печеньем.



Опять позвонил Альфредыч:
- Ты где??
- Вы ж сказали мне на старом месте, я пошёл и попал к ростовским. Здесь дом не 27, а 37.
- Да нет! Ниже - это ниже, то есть раньше по дороге! С таким крыльцом, … как тебе сказать...
- Так бы объяснили, что на 200 метров раньше. Я бы понял. Сейчас буду.
- 27! Мы в первом сарае тут сидим, чай хотим! Тут Фаритыч тебя уже ждёт, страшными глазами смотрит, чаю хочет. Не знаю, что тебе скажет при встрече.

Мы попрощались с Лёшечкой, люди с интересом смотрели на нас. Наши могли вскипятить чай и без меня – у Саши Барбира имелась горелка, но он потом объяснил, что его не научили ею пользоваться. Но в сарае кроме него было четыре взрослых мужчины: Альфредыч, Володя, Женя и Павел. При желании смогли бы разобраться, если бы стало совсем невмоготу. Я через три минуты нашел нужный дом и сарай. Альфредыч стоял в дверном проеме, высматривая меня.
- Саш, ты переоделся? – глядел я на его сухой свитер.
- Да, чего мерзнуть тут два часа.

Из темного угла Павел сверкал глазами, в которых читался немой вопрос: «Где ты был??»:
- Ты меня бросил!
- Я бросил, я же и поднял! – глумился я на сытый желудок. – Я ж думал, что опередил тебя. Честно ждал друга полчаса.
- Да я ни разу не останавливался в пробках в лесу! Не стоял ни секунды, всё время шел!

Вали Бикалюк уже не было.
- Муж забрал, опасался за неё - пояснила Валя Курочкина. - Заходила, попрощалась и уехала. Хотела пойти дальше, но послушание есть послушание.
- Молодец. Любит мужа. И он ее. «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» Будет у них благодать. А пошла бы дальше наперекор мужу, не получила бы благодать…

Я достал свой стульчик, попросил у Жени короткие досочки, сложенные в углу, установил на них горелку и поставил кипятиться воду в полуторалитровую кружку. Когда закипело, не выключив газ, бросил три пакета заварки.
- Петрович, что ты кипятишь его?? – встрепенулся Альфредыч. – Ты же его испортишь. Я вареный чай не пью.

Да я тоже не пью. Но что-то я забылся. Перемкнуло.

- Чифир какой-то нам сделал, - улыбнулся Володя.
- Чифир не нагревают, - возразил Саша.
- Второй раз нагревают.

Разговор ненадолго свернул куда-то не туда - про тюремные традиции. Из сумки с продуктами я извлёк конфеты, шоколадки и частично подмоченную солёную соломку. Размокшие палочки съел сам, сухие предложил желающим. Мой стульчик стоял рядом с неглубокой канавкой, когда-то прорытой хозяевами наружу, в которой периодически появлялась вода – видимо, когда дождь усиливался. Потом постепенно уходила куда-то. Или впитывалась.

Я тоже переоделся в сухое: снял мокрую водолазку, достал из рюкзака сухое термобелье и кофту, завёрнутые в мусорный мешок. Иконку и мокрую водолазку повесил на старую оконную раму за дверью. Рядом стоящий туалет оказался без внутренней защелки. «Хм… непорядок. Надо на улице подождать следующего желающего. О, вот и он…»
- Посторожите? Потому что тут без защёлки. А потом я посторожу Вас.
- Да, конечно!

…Икона ушла еще полтора часа назад. Мы смотрели из сарая на улицу и в смартфон на Яндекс-погоду. На смартфоне Альфредыча туча уже ушла из Загарья, и больше дождей не ожидалось до конца дня:
- Петрович, приоткрой дверь.

Я открыл. Мелкая водяная пыль сыпалась с неба серыми штрихами:
- Нет, моросит... По-коми - «буситэ», - просвещал Альфредыч (произносится на коми как «бущитэ»). – Ждем. Не будем идти под дождем. Всё равно догоним.
- Бущитэ, - подтвердила Валя.

Смотрелись они как медвежонок и ежик из мультика «Ёжик в тумане». Прошло еще десять минут. Поглядели наружу:
- Бущитэ...
- Бущитэ.

На ум пришло японское слово «бусидо» - кодекс самурая. У нас кодекс простой: «Возлюби Господа Бога и ближнего твоего, как самого себя». И как сказал преподобный Иустин Попович: любовь к человеку без любви к Богу есть самолюбие, любовь к Богу без любви к человеку есть самообман».

Почти перед самым выходом сучилось забавное происшествие. Я сидел уже в углу сарая, наблюдая всё со стороны. В дверной проем, не торопясь, зашёл Хозяин Дома. Лет шестидесяти, с посохом. Важно внёс свое немаленькое тело. Спокойный, уверенный, непробиваемый. Как танк «Т-34», только меньших размеров и в человеческом обличье. Оглядел всех. Фаритыч и Альфредыч втянули животы, распрямили спины и приготовились рассказывать, что у нас здесь всё в порядке, но сначала решили уточнить:
- А… Вы… кто?
- Сейчас узнаете. Вот кто ВЫ такие, интересно?.. – продолжал он неторопливо двигаться вперед, внимательно оглядывая пространство.
- Да мы тут греемся, - расступились Павел и Александр, и он сел на место Павла Фаритовича.

Тут у гражданина зазвонил телефон, он взял трубку:
- Да. Алё. Да зашел я в дверь. Сарай здесь. В баню надо? Следующая дверь?

И тут же к нам заглянул его товарищ:
- Да мы там, в соседней бывшей бане! Пойдем!

Наш посетитель смутился, встал, извинился за вторжение и покинул помещение. Сарай вздрогнул от нашего хохота.
- Фаритыч и Альфредыч, да он в два раза наглее вас двоих, вместе взятых, - заходился я от смеха.
- Главное – уверенно!! Поставил себя, как надо! - все смеялись над ситуацией и над собой.

Как я не понял, куда мне идти и где искать свою компанию, так и мужчина не понял, что его компания не здесь, а в соседнем помещении. Зашёл сюда, глаза еще не привыкли к темноте, рассматривал людей, ища своих друзей, которых мы, как он думал, потеснили.

…Выходил я самым последним в 13:30. Снял и сложил обратно в пакет кофту, рукава которой намокли от штанов, пока я сидел на стульчике и готовил чай. На улице было относительно тепло, +15, можно идти в термобелье и ветровке. Посмотрел, не забыли наши чего-либо? На гвозде висел пакет с женскими тапочками. Позвонил Вале. Не взяла трубку. Зато взял Володя:
- Нет, нет, это хозяйские тапочки! Уже были там, когда мы пришли!

В общем, все углы я осмотрел, а иконку свою маленькую, зелененькую, невзрачную с виду, забыл взять с оконной рамы… 09.06 на обратном пути домой мы с Павлом заехали в Загарье за ней, дом оказался закрыт, на сарае висела цепь с замком. На доме я увидел объявление о продаже, позвонил, объяснил, кто мы. Хозяйка сказала, что проверяла после нас всё, но иконку не видела.
- Да она просто очень маленькая. Бумажная, ламинированная. На оконной раме справа за дверью. Заберите, пожалуйста, чтобы она там не оставалась. А потом я заберу.

И обратился уже к Павлу,
- Ну что, Пал Фаритыч, через год будет обретение иконы. Или раньше.

Интересно, вернется ли к нам та самая Великорецкая икона, обретенная крестьянином Агалаковым на реке Великой в 14 веке? Может, ждёт где-то своего часа…


…Ростовский автобус давно уехал, я прошел 100 метров после дома №37 и опять остановился – заколка на верхних штанах от ветровки расстегнулась, и они опять стали спадать. Можно было бы идти и в одних спортивных, не замерз бы уже. Саше Барбиру я потом рассказал историю одного мужчины, который выжил во время наводнения в Крымске в 2012 году, когда за ночь с 6 на 7 июля выпало пять месячных норм осадков. Мужчина, попав в грязный поток из мусора и обломков, смог выбраться. И запомнилась из его рассказа одна важная фраза: «Даже один слой мокрой одежды лучше, чем голое тело». Лишний слой даже мокрой одежды очень помогает, но не надо забывать идти и молиться.

Шёл я, опять совсем не торопясь и читая молитвы. Низины по обеим сторонам дороги были залиты приличным слоем воды. Везде вода, куда ни посмотри. Старался идти по обочине, чтобы не отбивать ноги на асфальте. На мосту через речку пошел впервые по тротуару для пешеходов. Кончик палки попал между плитами, раздался хруст. Острие загнулось, а через несколько десятков метров и совсем отпало. «Лук сокрушит и сломит оружие, и щиты сожжет огнем» (Псалом 45). Когда уже мечи будут перекованы на орала? Это ли лето Господне благоприятное или еще подождать, терпением спасая души наши?

В Пашичах уже почти в самом конце села слева увидел Павла.
- Петрович, давай привал сделаем? Чай попьем.
- Давай.

Вышло даже солнышко, начало пригревать. Мы сели на стопку досок. Я достал из рюкзака влажную кофту, чтобы она подсохла. Вскипятил чай (теперь уже правильно), вытащил из сумки шоколадки, конфетки, рахат-лукум. Напротив нас в тени дома сидели двое паломников, уже заканчивая отдых, сложили мусор после трапезы в пакетик.
- Не выкидывайте, пожалуйста. Дайте нам, - обратился я к ним. - Мы тоже туда мусор сложим, потом выкинем.

Когда мы стали собираться в путь, я обнаружил на столбике, к которому был привален рюкзак, чью-то куртку. Те двое ещё не успели уйти, спросил – оказалась не их. Стало тепло, люди стали снимать верхний слой одежды и забывать вещи. Штаны от ветровки я наконец-то тоже убрал вместе с самой ветровкой в пакет. Кофту привязал за рукава к верхней части каркаса рюкзака. Должна успеть высохнуть полностью к последнему привалу перед Монастырским. Там солнце заходит, будет под вечер прохладно, надо будет надеть ее, скорее всего.

Пробок перед грязью не было, основная масса людей давно ушла. Я чуть опередил Павла, найдя оптимальный маршрут через грязь. Потом ждал минуты две. Но всё поле перед Кленовым было в воде. У Павла сапоги были повыше, и он бодро шел напрямик по колеям, а мне приходилось более тщательно выбирать дорогу, еле поспевал за ним. В Кленовом наши отдыхали за углом, окликнули нас:
- Петрович, Фаритыч! Мы ждали вас, чтобы чай попить. Но уже пора выходить.
- Да, попьём на следующем привале перед «железкой».

До следующего привала шли почти всё время рядом, чуть расходясь иногда и потом опять встречаясь. Решили расположиться на привале в самом начале поля. Икона только что ушла.
- Петрович, ставь чай! Торопиться некуда, впереди пробки после «железки» будут обязательно, а тем более сейчас. Сильно не отстанем.
- Давайте чуть выше поднимемся, метров тридцать хотя бы. Чтобы солнце подольше на нас попадало.

...В пятидесяти метрах после железнодорожных путей в ближайшей низинке через дорогу переливался довольно приличный ручей до полуметра глубиной в самой середине. Раньше его здесь никогда не было. По краям дороги были положены жерди, стояли мужчины-добровольцы и, подавая всем руки, переводили через ручей. Без сапог, не намочив ноги, пройти было невозможно. Какая же пробка впереди, где мы стоим всегда? А впереди был затор из нескольких сотен человек. «Восемьсот? Или меньше? Или больше? А что это там девчонки справа визжат?» А там несколько человек просто шли по колено в холодной воде через разлившийся ручей, выбирая, где не очень глубоко. Недалеко раздавался звук бензопилы - пилили бревна для мостков. «Так, в сапогах все равно вода. Хорошо, когда нечего терять - где хочешь, там и ходишь». И пошёл за таким же паломником по следам девчонок. Сначала осторожно, наступая на кочки. Потом, посмотрев вперёд, понял, что это не поможет даже если бы сапоги были, как у Фаритыча. Потому что сразу же стало по колено, холодная вода залилась в сапоги. Благо, идти по ручью надо было всего минуту - метров двадцать-тридцать.

Вышел, снял сапоги, вылил воду, выжал носки и стельки, засунул стельки, надел носки и сапоги. «Сейчас опять вода стечёт со штанов в сапоги. Интересно, кстати, почему я не чувствую мозолей? Они же вроде должны быть - ноги целый день в сырости. Прослойка из воды предотвращает трение?» Через пару минут в сапогах опять захлюпало, ноги сначала слегка мёрзли, но я так и шел, больше не снимая сапоги до самого Монастырского. Спускаясь к лесу, услышал позади себя шум голосов и молитв. Обернулся: метрах в ста шла многочисленная толпа. «Значит, мостик из бревен уже сделали, сейчас там веселей будут переходить. Если меня догонят, я потом буду стоять в пробках. Надо чуть ускориться».

Но заторы, конечно, всё равно были. Через лужи мимо нас по колено в коричневой воде шли пацаны просто в кроссовках. Я повторно не хотел заливать в сапоги холодную воду, ноги только согрелись. Да и там была чистая вода, а здесь грязь.

...Я сел на стульчик на углу поля при входе в село, предварительно надев под ветровку высохшую кофту. Ждал минут десять или пятнадцать. За ближайшим домом, где в предыдущие годы желающих кормило Кирово-Чепецкое подворье, теперь было пусто. А я мужикам предлагал поужинать именно здесь… Наконец, появились наши, слегка ошалев от того, что я уже жду их. Саша Барбир всплеснул руками, заметив меня метров за двадцать:
- Ты как здесь оказался?? Теперь Фаритыч там ждёт тебя, думает, что ты в пробке стоишь.
- А я пошёл прямо по воде, аки посуху. Почти как апостол Петр.
- Вот это да!
- Ужинать придется наверху - там же, где и в прошлом году. Здесь забор какой-то поставили, нет никого.

Подождали отставших, все вместе отправились к камере хранения и потом дружно тащили мешки к месту ночлега.
- А ваш один уже спит доме.
- Так это Женя! А давно? – уточнил Альфредыч.
- Час примерно уже.
- Ну вот женщины наши пусть в доме ночуют. И Володя. А мы вчетвером на веранду.

Женя ушел первым из Загарья, надоело ему ждать полное окончание дождя. Альфредыч сказал ему адрес дома, наш «старец» пошел догонять икону и, естественно, оказался в Монастырском самым первым. Одежды минимум - запасной практически нет, полупустой вещмешок: вода и бублики, выданные утром Сашей Барбиром. Пошёл в простоте своей, дошёл и лег спать быстрее всех, молодец! В Загарье, правда, Саша спросил про эти бублики.
- Какие бублики? – округлил глаза Женя.
- Так утром я тебе давал!
- Не знаю. У меня нет.

Бублики дематериализовались. Аннигилировались. Главное, что Женя был в порядке. А бублики мы найдем ещё.

Из дома выходил паломник, который обычно ночевал в этом доме. На самом деле, группа обычно бывает большая, но в этом году их шло всего двое, и один захотел выйти из хода - заболела нога. А этот решил его поддержать. Уходя, обратился к нам:
- Наше место на веранде не занимайте потом. В этом году уж ладно.
- Почему это ваше место?

Спор закончился, не начавшись. Оставили разбирательства на будущий год. Итак, вся веранда теперь была наша. Я поставил рюкзак возле лестницы внутри дома, вышел наружу, опять отжал носки и стельки. Полностью переодеться в сухое и чистое решил уже после ужина. Поднялись вверх по улице, смотрим - грузовичок, за ним народ копошится, с тарелками ходит - значит, нам сюда и надо. Горячий суп, на второе - макароны, соленья. Потом чай, печенье и конфетки. Я взял там «коровку», развернул, откусил, запил травяным чаем. Благодать…
- Откуда у тебя такая конфета? – встрепенулся Саша Барбир, увидев фантик. – Я тоже хочу!
- Вон там в тарелке.

Конфетка такая была последняя… Потом уже я вижу: Саша грызет белые семечки.
- О! Откуда?
- Да там же мешок лежит, бери.

Веранда оказалось приличной большой светлой комнатой, только неутеплëнной. Слева лежал матрас, большой, двуспальный. То ли ортопедический, то ли надувной. В центре - двухместный раскладной (выдвижной) диван. В углу – детская кроватка, битком набитая игрушками. Справа от входа – платяной шкаф, за которым стояла одноместная кровать.
- Я на кровати! – Альфредыч выбрал себе место. А никто и не против.
- Саш, мне вставать трудно с низкого матраса, - обратился я к Саше Барбиру. - Побаливает бедро к утру как-то... Мне надо чтобы повыше было, так вставать легче. Можно я на диван лягу?
- Без проблем, Вась!

Я переоделся в сухое, достал сумочку, начал изучать содержимое. Так и есть - всё было влажным: паспорт, деньги, бумаги для записи. Нужно было всё заранее сложить в полиэтиленовые пакеты. Паспорт раскрыл, положил на столик. До утра высохнет, это не одежда. Мокрые купюры разложил на тумбочке и на столике. Бумаги для записи выкинул, решил ничего не записывать: «Надиктую в Великорецком на телефон».

Все спальные места были застелены свежим бельем! Первый раз за 15 лет я в Монастырском ночевал в таких условиях. Рядом со мной в детской кроватке на ворохе игрушек спали плюшевые серый слоник, рыженькая белочка и белый медвежонок. Света на веранде не было, в сумерках я гадал, что за плоские маленькие подушечки лежали на моём диване. Утром разглядел. Оказалось, что это не подушечки, а сложенные пополам белые детские матрасики из коляски. Я лёг, накрылся одеялом, и попросил Сашу Барбира поверх одеяла укрыть меня ещё и спальником. Потом вспомнил, что забыл выключить звук телефона, встал, взял телефон, лёг, выключил звук и снова попросил Сашу укрыть. И снова он укрыл. Братская любовь.

Накрылся спальником с головой так, чтобы голове не холодно было. Сначала не мог уснуть, ломило пальцы ног после длинного перехода. Нагрузка за день была серьёзной, что и говорить. Но удивительно, что сами ноги особо не устали. И никаких намеков на озноб, который обычно начинался в Монастырском в предыдущие годы. Я массировал пальцы друг об друга, вертелся-вертелся и всё-таки уснул. И очень хорошо проспал до трёх часов.

В ногах Саши Барбира утром обнаружилась красивенькая пушистая дымчато-серая кошечка. Мирно спала, свернувшись в клубок, а Саша сказал, что он ее уже выкидывал из комнаты, дверь была закрыта, но она всё равно запрыгнула через щель сверху и опять легла к нему.

Я опять достал кофе и сливки, отнёс на кухню вместе с конфетками. А когда пошел забирать коробочку с кофе перед уходом, она уже успела дематериализоваться за компанию с бубликами. Саша Липин в доме забыл черные очки, а Павел забыл стельки (стельки аннигилировались вслед за кофе).

Рассчитывая на лужи на предстоящем пути до Горохово, я решил надеть вчерашние мокрые носки. Обыскался, не нашел. Ну, значит, надо надеть именно сухие. Как оказалось, совсем не зря - так Ангел-хранитель позаботился. Только когда выходили уже, то обнаружил сырые носки заткнутыми за рамку рюкзака. Сложил в пакетик вместе с влажными стельками. В сапоги вложил хозяйские газеты, как и Саша Барбир. Свои газеты я брал из дома, но они лежали в самом низу рюкзака. Ещё пригодятся.

Мы с Павлом опять задержались, в камеру хранения пошли к 4:30, когда уже все наши покинули гостеприимный дом. С учётом сложного предыдущего дня, мешки принимали и после половины пятого. Валя чуть не запутала нас накануне, сказав, что принимают до полчетвертого. Из дома мы вышли в 4:50. Поднялись вверх по улице, намереваясь повернуть в сторону трассы. Но оттуда шли три девчонки и огорошили нас:
- Там гаишники всех разворачивают. Сказали, что новый маршрут у хода.
- Какой ещё другой?? Куда идти-то? А чего гадать, дорога тут одна остаётся. Не в лес же обратно в сторону Загарья.

И пошли направо в другой конец села. Встретили человек двадцать таких же любителей поспать, во главе шёл батюшка, мы оповестили их о смене маршрута. Кто-то развернулся, кто-то стоял и раздумывал, что делать и куда идти. Чуть дальше увидели группы паломников, которые уже знали об изменении маршрута и целенаправленно шли в противоположную сторону села.

Оказывается, вчера вечером была разведка МЧС, проверяли три перехода через ручьи по дороге в Горохово. Третий ручей превратился в речку глубиной 2.20 и шириной от 20 до 30 метров. Никак не перейти. Батюшки с МЧСниками всю ночь думали, не спали, как проложить новый маршрут до Горохово, проверяли варианты. Нашли нужный. Как рассказали потом, некоторые попытались пойти по старому маршруту, но очень сильно пожалели.



Посмотрели на подтопленный дом у речки на противоположном конце Монастырского, поднялись на пригорок. Перегораживая дорогу, поперек стояла пожарная машина, чтобы паломники не запутались и свернули налево в лес. Шли минут десять-пятнадцать по разбитой грунтовке и наконец упëрлись в многолюдный затор перед небольшим озером. Скорее всего, позавчера это было всего лишь обычной низиной. Я стал ожидать Павла, наблюдая за пробкой. Она практически не двигалась. Зато справа по лесу двигались цепочкой люди. Подождал пять минут и пошел потихоньку за ними. По крайней мере, был шанс не стоять здесь час в пробке. Стояли двое или трое мужчин, переводивших по жердям через край озерца. Опять помогла палка в руках. Прошел через заросли и вышел к столбам линии электропередач. «Нежели мы пойдём по ЛЭП до самого Великорецкого прямыми отрезками?.. Интересная история». Солнышко уже вовсю светило, люди после преодоления преграды останавливались на травке и приводили себя в порядок, снимали лишнюю одежду. Полоса земли вдоль ЛЭП представляла собой относительное ровное поле, поросшее травой и кустарником. Местами пришлось опять обходить заболоченные места. Увидев впереди воду от левого до правого края ЛЭП, медленно пробирающихся вдоль деревьев и кустов людей, я остановился, достал черный скотч (тоже никогда раньше в ход его не брал) и замотал сверху сапоги вместе со штанами. В первую очередь - боковые декоративные дырки сапог, через которые могла заливаться вода. Удлинил так сапоги сантиметров на двадцать. И пошёл где-то всё равно слишком смело, черпнул воды, совсем слегка намочив правый носок. Не критично. Обогнал большую часть народа, которые выбирали самые сухие места, и тут же наткнулся на наших, которые чуть раньше меня вышли на привал. Люди на холме отдыхали. В первую очередь заметил Сашу Барбира по его зелёным непромокаемым гамашам, закрывавшим всю голень до колена.
- Вот, Саша, всё как в Библии: «Приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему». Идём, как по линейке.
- Точно! Мужик один сказал, который ездил проверять старую дорогу: «Переправу уже сделать невозможно. Всё, что вы видели до этого в худшие годы – это ерунда. Сейчас всё в десять раз хуже». А где Фарит Иваныч наш? – Саша вспомнил шуточное прозвище, данное Павлу Фаритовичу Колей Изюмским.
- Сзади.

Валя рассматривала свою обувку:
- Эх, скотч бы, да нету…
- Как, Валя, нету? Всё у нас есть!

Мы не стали задерживаться на привале, а Павел, выйдя на 10 минут позже меня, решил отдохнуть:
- Меня не жди. Я в своем темпе пойду.

Я чуть отставал от своих, потом догнал их на входе в какую-то деревушку – мы пошли по грунтовке. На спуске заскользил, опёрся всем весом на палку, и она сломалась теперь основательно: погнулась сантиметрах в двадцати пяти снизу. Стукнул по земле, и кусок отломился полностью, получилась трость. Когда метров через сто обгонял двух паломниц, невольно услышал несколько слов:
- …И вот я ему поставила условия, что, если не бросит пить, то расходимся!..

«Мд-а… Ситуация сложная… но может ли ставить условия жена? Хотя некоторым помогают именно ультиматумы. Проблема в том, что может понравиться ставить ультиматумы. И сейчас причина не в тебе ли как раз?.. Вопро-ос…»

Муж пьёт и гуляет? А где и как ты его нашла? Наверняка не молилась и выбирала сама на очередном корпоративе или на обычной пьянке? А теперь ставишь ультиматумы и выносишь мозг? «Так как вы сделали одному сих братьев моих меньших, то сделали Мне». И он не хочет с тобой разговаривать «почему-то»? Так и Господь, который всех любит, значит, не хочет с тобой разговаривать. Жена не послушна? Ведь ты же сам выбирал весёлую попрыгунью-стрекозу, вообще не пригодную к семейной жизни, не читая Псалтирь и не прося Бога решить проблемы в личной жизни, да и теперь не исполняешь заповеди Божьи. В том числе, заповедь о том, что мужчина должен быть мужем, главой, священником малой церкви, а не ребёнком или рабом. Так что в первую очередь мы все должны ставить ультиматумы себе…

В следующей деревне увидел отдыхающих возле забора Галю и Зину:
- Ну что, Зина, Горохово в этом году не будет?
- Как не будет Горохово? – удивилась она. - Будет!
- Смотри, я ведь проверю!
Смеётся.

Петляли по деревням, взбирались на холмы, спускались к глине, вышли по дороге на засеянное поле, пошли через лес и часам к семи вышли на трассу Киров-Сыктывкар. Спускались по импровизированным глиняным ступенькам. Прошли с полкилометра (может, чуть меньше) по асфальту и свернули к селу Савватеевщина. Метров в двухстах стояла красивая часовня. Наверное, икона здесь останавливалась на молебен. А мы, перекрестившись, пошли дальше. Поступило предложение остановиться возле поля на брëвнышке, переклеить пластыри и заодно отдохнуть немного. Никто не возражал - мы шли уже порядка двух часов, то есть восемь километров примерно. Валя достала яблочки, Саша Барбир их порезал, запили водичкой - такой был у нас перекус. Я снял носки, разложил их подсохнуть. Осмотрел мозоли. Да, вот что меня сейчас беспокоило на твердом покрытии – на пальце образовался пузырь. «Где моя булавка? На штанах, а штаны глубоко…»
- У кого-нибудь есть иголка или булавка? Мозоль проколоть хочу.
- У меня есть! - закопошилась Валя.
- Давай!

И только я нацелился проткнуть, как внимательный Саша Барбир тут же остановил:
- Нет! Надо обработать сначала мирамистином! – и тут же быстро направился к своему рюкзаку.
- Да ладно… я так…, - и повторно занёс инструмент над мозолью.
- Василий, ну послушание же! Ну как так?? – совершенно по-детски, очень эмоционально возмущался Саша. Расстроил я друга своим упрямством.
- Всё, всё, всё, Сашечка! Всё! – рассмеялся я. - Послушание, послушание! Давай свой мирамистин.

Обработал булавку и мозоль, проколол, заклеил двумя слоями.
- Саш, а сфоткай меня со скипетром и державой!



Минут пятнадцать-двадцать посидели и пошли дальше, я чуть задержался, складывая вещи. Обгонял парочку женщин, которые красиво пели молитвы. Одна среднего роста, а вторая, что называется, в теле. Тут первая прервалась и окликнула третью подругу, которая шла метрах в пяти-шести впереди их. Та нехотя остановилась, обернулась и слегка возмущённо произнесла:
- Вот только я разогналась, а ты меня останавливаешь!

Вторая, дородная, грубовато расхохоталась и что-то в шутку ответила. А я сам себе улыбнулся и подумал: «Вот интересные же люди, так красиво молятся, прямо приятно слушать. А в обычной жизни - хамоватые и бесцеремонные, как советские продавщицы. «На лицо ужасные, добрые внутри, там живут несчастные люди-дикари…». А мы все пришли сюда за счастьем. И все молимся. И все друг другу братишки и сестрёнки, и все мне помогут, если что…». Шел и улыбался.

Мы прошли несколько маленьких деревенек и вскоре асфальт сменился бетонкой. «Ага, значит именно эта бетонка выходит из леса метров за двести до Горохово, помню, помню...». Меня довольно бодрым шагом обогнал пожилой паломник со словами:
- Николушка за вчерашний день дал сегодня нам ровную дорогу!

Дедок, конечно, порадовался, но по бетонке довольно трудно идти долго, отбиваются ноги. Я выбирал места, где можно было идти между плитами или рядом с ними. Усталость уже чувствовалась, я опять читал акафист и молитвы, а примерно через час догнал Зину и Галю, которые очень медленно шли.
- Ну как вы?
- Ой, тяжело идти, Василий… Ты беги вперёд.
- Да уж, «беги»…

Обогнал. Утомившиеся длительным переходом люди то тут, то там устраивали маленькие привалы. В старые времена мы давно были бы в Горохово. Глядя по сторонам, я выискивал себе какую-нибудь новую палку. С тростью идти было не особо удобно. Бетонка всё тянулась и тянулась через лес и поля, не заканчиваясь. «Когда же это Горохово? Вот этот затяжной подъем одолею и тоже устрою привал минут на пять-десять. Надо посидеть, отдохнуть, а потом дойти до Горохово...» Но на вершине я почему-то понял, что уже выхожу к нему. Сзади услышал пение - догонял парень, который громко пел «Непобедимую Победу». Но он пропускал именно эти два слова. Когда он почти поравнялся со мной, я обернулся и сказал:
- Ты одну строку пропускаешь. После «Пресвятая Богородице, спаси нас» надо петь: «Непобедимая Победо», а потом уже: «Святие Ангели, Херувими, Серафими и Архангели, молите Бога о нас!».
- Да? Давай вместе споём.
- Давай, начинай.

Он посмотрел на меня в ожидании, я начал, он подхватил, сразу понял, как это поётся. И мы с ним полетели! Если я шёл до этого со скоростью три километра в час, то сейчас понеслись шесть километров в час, всех обгоняя. Люди расступались. Мы догнали наших. Саша Барбир остановился, оглянулся, удивлённо-восторженно поглядел на нас. Я ему махнул рукой: «Давай, присоединяйся!» Он прошёл с нами несколько шагов, но тут же отстал – пришли уже, не захотел ускоряться. Наш дуэт практически дошёл до церкви, метров за сто мы прекратили петь. И как только прекратили, так тут же мгновенно и затормозили.
- Вот только прекращаю петь, сразу останавливаюсь! – в голосе парня была некоторая досада и лёгкое удивление. - Такая молитва...
- Да, это великая штука.
- Тебя как зовут?
- Василий.
- Женя, - мы пожали друг другу руки.
- Спасибо, Жень. Так тяжело шел, а тут ты вовремя оказался, пробежали с тобой последний, самый трудный участок.

Женя, не торопясь уже, двинулся дальше, а я подошёл к стоящему Саше Липину.
- Петрович, где останавливаться будем?

Перед церковью теперь была устроена стоянка машин. На нашем обычном месте красовалась ровная площадка размером примерно 20 на 20, посыпанная щебëнкой. Стояло несколько автомобилей.
- Надо где посуше. Не пойдём лес, как в прошлом году.
- Здесь трава, тоже не хочется. Может, возле ограды?
- Там ров рядом, узко очень. Дай-ка я посмотрю... Вон куст хороший. Деревце. Тенёчек, - я прошел по траве чуть вбок. – Саша, трава здесь небольшая, бугров нет. Давай здесь разложимся?

«Покосил» несколькими взмахами траву, доломав палку окончательно: нижний кусок отсоединился в месте стыка и отлетел в сторону. Теперь точно надо найти посох. Побрызгали репеллентом вокруг, расстелили плёнки. Альфредыч, Женя и Володя пошли за кашей и чаем, собрав посуду, а я начал развешивать на ветвях всю влажную одежду. Первым пришел Володя:
- Иди помоги Саше, каша горячая, ему неудобно, еле несёт!

Бегом побежал навстречу. Каша была традиционно без соли, но у меня было с собой два пакета соленых сухариков с чесноком. Добавили консервов, получился замечательный обед. Рассуждали, сколько же мы прошли. Вымотался даже пуленепробиваемый Александр Альфредович, заработав мозоли. Странно, но ни у него, ни у Саши Барбира раньше таких проблем не было. Помню, что однажды Саша Барбир прошел весь ход без единой мозоли, а сейчас от них серьезно страдал. Видимо, сырость повлияла. Он посмотрел по шагомеру и объявил:
- Мы прошли восемнадцать километров.

Потом это подтвердил и Павел, проверив по навигатору.


Старый маршрут. По новому шли на северо-запад (влево-вверх) до Савватеевщины, не приближаясь к Горохово, потом спустились влево-вниз (юго-запад).

- Ну да, примерно так и есть, - подтвердил я. – Обычно мы приходим сюда ближе к 8:00 или чуть позже. В 2018 мы с девчонками вышли из Монастырского в 5:00, шли без остановок, потому что никаких пробок не было уже, и пришли в 8:00. Вы вышли чуть раньше и шли 3:20. То есть примерно десять километров занимал путь. А сейчас мы вышли почти в 5, а пришли в 10:30. Были небольшие перерывы, но лишних два часа мы точно затратили. Как раз лишних восемь километров. А икона выйдет так же в 12.
- Мы пойдем после часу, как обычно, - объявил Альфредыч. - Там пробки однозначно будут.
- Да, можно пока поспать.

…Спал недолго. Потом просто дремал. Но через пару минут с неба упали первые капли. Очень хорошо, что я проснулся не от них, а сам (или ангел разбудил). Тут же быстро сгрёб с веток вещи, сложив в пакеты, пакеты – в рюкзак, подтащил его поближе, сапоги заткнул под пленку, а самой плёнкой укрыл себя вместе с рюкзаком, стоя на коленях. Несколько минут нас поливала тучка, потом ушла дальше. Мы опять расстелили плёнки. Обошлось. Опять выглянуло солнышко. Следующая туча уже шла мимо.
- Николушка отвел, - глядел на неё Альфредыч. – Нас не заденет.

А Павел, уставший до невозможности, пришел аж в 12 часов, на полтора часа позже нас. Еле-еле, на силе воли.
- Шпоры болят. Думал, не дойду... Надо замотать чем-нибудь.
- У меня есть эластичные бинты.
- Так что ж ты молчишь? А ещё друг называется! – не переставал шутить он.

Я достал бинты, Павел намотал на щиколотку, я ножом отрезал лишний бинт, замотал скотчем поверх. Процедуру повторили с другой ногой. Оставшийся кусочек бинта я намотал себе на голень - край сапога немного давил на ногу. Второй бинт пригодился для Вали:
- Васечка, скотч у тебя зверский! Липнет намертво!

Павел покушал кашку, которую мы для него оставили, я вскипятил чай. После 13:00 мы вскоре тронулись, набрав холодной воды в часовне. Возле нее женщины всем дарили детские книжки про дедушку Прохора, Валя ее взяла заранее, поэтому на привале зачитывала нам маленький кусочек. Может, стОящая. А может, псевдоправославная пошлость – сразу не понял. У меня до книги руки так и не дошли.

Павел, получается, отдыхал всего час с небольшим, сказал мне его не ждать. Я шел и молился, чтобы он дошёл все-таки. На входе в лес я подобрал первую попавшуюся палочку. Шли сначала все вместе, потом растянулись. Женя догнал меня незадолго до развилки на Медяны:
- Ты вроде как-то медленно идёшь, десять метров всего впереди меня, а я тебя догнать не могу! Скороход!
- Как во сне бывает: ускоряешься, а догнать не можешь. У меня подошва салом намазана, поэтому скольжу. Жень, а ты часто ли во сне летаешь?
- Ой, очень часто! Летаю постоянно!

А я вспомнил свой давний сон, который приснился мне в декабре 2016 года. Я лечу на уровне вершин деревьев со стороны реки Великой над дорожкой, по которой все спускаются на службу и к источнику. Сначала просто лечу, а потом начинаю крутить бочки, вращаясь вокруг своей оси и приближаясь к Великорецкому. Высший пилотаж показываю. Смотрю - впереди село, а монастыря нет, просто белые крыши домов, оцинкованное железо светится. Приблизился – а это не крыши домиков, а кресты кладбищенские в снегу. Много.

После долгой болезни умерла жена в 2020 году 22 мая, как раз на Николая Угодника. А папа умер 23 мая 2021 года. Получается, оба - перед Великорецким. При приближении к нему. Ну и как тут скажешь, что Николушка не следит самым тщательным образом?

Многие думали, что это я высший пилотаж кручу, а на самом деле, Господь всё делал, а я стремился Ему не мешать. Читал Псалтирь, слушал жития святых, размышлял над смыслом жизни и волей Божией. «Господи, я ничего не умею. Ты, пожалуйста, Сам всё сделай, а я Тебя буду только благодарить, можно?» Оказалось, можно. Можно только наслаждаться результатом. Всё Господь нам готов дать. Главное - терпеть, молиться и трудиться. И отгонять веником тех, кто пытается «помочь» и бесцеремонно влезть с ногами в твою жизнь, не разобравшись со своей. Не давая место воли Божией. И таких у нас большинство. Друзья пытаются наладить твои взаимоотношения с другими людьми, невзирая на твои настоятельные просьбы не делать этого, потому что у самих целый ворох гораздо бОльших проблем с друзьями и в семье. Женщины с маниакальным упорством раздают друг другу рецепты семейной жизни, ничего в этом не понимая. Потому что сами не живут по-православному и поэтому ничего правильного посоветовать не могут. Крещëные нехристи. Туристки крестного хода. «Вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Мф. 7, 3-5).

Выхожу после Хода из подъезда, упираюсь дверью в незнакомую женщину, вставшую поболтать на крылечке с моей соседкой сверху. Где приспичило, там и встали; где взбрело, там и припарковались…
- Ой, извините. Я не там встала.

А вот это нормально.

- Василий! Ты ударил женщину! Извинись! На колени! – в шутку сказала соседка, указывая пальцем моё место.

А вот это уже ненормально. В каждой шутке есть только доля шутки, а остальное – правда. «Ибо от избытка сердца говорят уста».
- Вы мужчине предлагаете встать на колени? – я пребывал в благодушно-сонном состоянии после Хода. – Ничего не напутали?

И тут оживилась ее подруга, пришла в себя, взбодрилась, удивилась-возмутилась:
- Ой, как жизнь изменилась, оказывается! Интересно, когда это произошло?

Молча спустился по лесенке. «Ничего, мы и вас научим… Родину любить…» О чём с ними разговаривать? Зачем с такими спорить? (Зачем вообще с кем-то спорить?) Что они друг другу могут насоветовать? Хотя куличи пекут, «Воистину воскресе!» кричат и яйца красят. Как им объяснить, что мужчины («Царственное священство, народ избранный, взятый в удел») никогда не должны становиться на колени перед женщинами? Только перед Богом, Богородицей и Его святыми. Но наше дело – свидетельствовать об Истине, а не добиваться того, чтобы Истина восторжествовала. «Отца ( - Истину) не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть». Если не хочет Сын открыть, можно лоб расшибить, а никому ничего не докажешь. Поэтому апостол Павел и советует с еретиками больше двух раз не общаться. Сложность возникает, когда в семье супруг(а)-еретик… Тут только молиться, трудиться и терпеть. Не молились до брака о будущей половине – молитесь в браке, но уже в скорбях. Вторая половина – всего лишь зеркало. Всегда как-то соответствует другой половине. Как муж к жене относится, так и Господь к ней. Холоден муж? Думай, почему Господь через мужа показывает Свою холодность. Может, не согрела его сердце теплом молитв и нежностью. Всех Бог любит, но кому-то скажет: «Отойдите, никогда не знал вас…» Как жена (не) слушается мужа, так и муж - Бога. Так Бог показывает его отступление. Так можно примерно оценить свою степень отдаления от истины. А дети нам хамят, как мы – Отцу.

…Я шёл слева, а справа шел длинноволосый мужчина лет тридцати пяти, обхватив поперек большой деревянный крест длиной почти с его рост.
- С самого начала идёт… - пояснил кто-то из наших.

Да, нелегко с такой ношей в нынешних условиях… Лишь бы было благословение на такой подвиг. «Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться.» (2 Тим. 2:5)

Незадолго последнего привала догнал меня Миша Бодряков, бывший ученик:
- Василий Петрович, давайте я сумку понесу? – предложил он, забрав ее у меня, и повесил на плечо.
- Ну раз ты себя так бодро чувствуешь, соответственно своей фамилии…
- Да действительно! - улыбнулся Миша.
- …то неси, мне не жалко! - а сам накрылся пленкой, потому что уже слегка капал дождик.


Миша.

Поле на последнем привале перед Великорецком было почти не занято паломниками. Весь имеющийся народ расположился в основном возле иконы под тополем. А сама дорога, на которой обычно отдыхали люди и по обеим сторонам ещё метров на двадцать, была теперь свободна. Раньше мы с трудом проходили между людьми, перешагивая между ковриками, стараясь не задеть ноги. Теперь же почти никого не было. Я ушел в самый конец направо ожидать, когда икона пойдет. Прошло всего минут десять, и ход тронулся. Я подождал минуту, не стремясь зайти в самую гущу, и по краю, по травке стал неторопливо спускаться вместе со всеми. Рядом идущая женщина спросила:
- А Вы не знаете, сколько времени?
- «Счастливые часов не наблюдают…»
- Какой же вы счастливый!

Мы заходили в плотный затор. Последний перед Великорецким. На полчасика. Часть паломников шла справа через кусты и выходила метрах в пятнадцати, вклиниваясь в толпу. Ещё больше паломников шло слева. Я знал, что там можно спуститься метров на триста и сэкономить время. Но мне действительно было всё равно. Рядом как раз оказался Альфредыч, с которым мы потом так и шли недалеко друг от друга до самого выхода на асфальт.
- Видишь зонтик? – указал он вперед на большой черный зонт с белой надписью «Jaguar». - Это Саша Барбир!

Перед трассой я, опираясь на палку, вымыл в последней луже сапоги. Потом посох закинул в кусты. Альфредыч стоял уже с Колей Изюмским. Обнялись.
- Коля, хочешь сделать доброе дело?
- Рюкзак понести? - засмеялся Коля.
- Нет, мешок забрать с камеры хранения. Я с рюкзаком не смогу.
- Конечно! Только я не знаю, как получать.
- Очень просто: заходишь на территорию, там разложены рядами мешки по сотням, берешь 1112, на выходе показываешь вот этот номерок, держи. И тебя пропускают. Всё.
- А где камера?
- А там увидишь справа синюю фуру с прицепом, примерно через километр.
- Да давай вместе тогда пойдём?
- Давай.

Альфредыч остался ожидать Колю, а Коленька потом быстро отлучился в сторону камеры и догнал меня буквально через минуту уже с мешком на плечах.
- Шустрый какой!..


Лёшечка Корниенко с флагом. Ждёт икону.

Пришли в гостиницу, я ожидал увидеть перед закрытыми дверями толпу страждущих паломников, как это обычно бывало. Но во дворе никого не было. Оказалось, что всех уже пустили внутрь. «Странно как-то…» На входе стояла дочка Павла Иннокентьевича, выдала мне красную тесëмку для опознавания «свой-чужой»:
- Сколько нужно вам?
- Я пока точно не знаю. Штук пятнадцать. Потом остальные возьмут сами.
- Хорошо. Не пущу обратно внутрь, даже если кто-то в туалет без неё сходит!

Но почти сразу девушка ушла, и в итоге красная ленточка оказалась на запястье у меня одного. Володя, увидев потом её, спросил:
- Василий, что это у тебя на руке?
- Это я кусок лампаса оторвал.
- У казаков что ли?
- Не, у генерала одного.

Два незатыкающихся болтуна, прости нас Господи!.. Ещё и в алтаре всё время вместе по субботам. Но хоть там мы пытаемся держаться.

Итак, захожу я наверх и вижу странную картину: наш «аппендикс» (как назвал его Павел Фаритович) уже наполовину занят вразнобой разбросанными ковриками: три коврика в углу справа, где располагался обычно Альфредыч; два коврика слева пред диваном; ещё два коврика справа в середине, рядом стояла Валя Пунегова с незнакомой женщиной, которую я поначалу принял за какую-то её подругу из Сыктывкара.
- Валечка, привет! А чьи это коврики??
- Привет! Васенька, я не знаю. Я пришла, а они здесь уже были.
- Так! Ну брось хотя бы мою плёнку на пол, надо занять остаток мест и потом уже разбираться. А я пока займу диван для Фаритыча. Кстати, чьи это ещё тут вещи на краю дивана?

Я рассчитывал выпроводить тех, кто занял наши места, в левую часть чердака. Но и там мест почти не было. Оказалось, что накануне из Монастырского двадцать пять сыктывкарцев (какая-то паломническая группа, в которой я увидел только одну знакомую девушку – Машу Рубцову, бывшую ученицу) поехали сразу в Великорецкое в гостиницу, им сказали: «Идите на третий этаж». И они заняли почти треть мест левой части чердака. Соответственно, те, кто обычно там ночевал, туда не влезли, и расположились справа, на нашем кусочке. Слева оставалось два места, которые я по просьбе Коли Ивасенко занял для Дмитрия Алексеевича и матушки Лукерьи. А сам спустился искать Павла Иннокентьевича. Нашёл.
- Сами разбирайтесь, вы что-то поздно пришли в этот раз.
- Поздно?? Я пришел в голове колонны практически. Даже в камеру хранения не заходил. И колонна-то в этом году маленькая.
- Не знаю, не знаю. Вам надо гонца какого-то отправлять. Люди вон со вчерашнего дня занимали места, - выдал себя Павел Иннокентьевич.
- За сутки что ли?
- Не знаю. Можно и за сутки.
- Да я ещё в апреле звонил, подтвердил, что нас будет обычное количество, и мы рассчитываем на правую часть чердака.
- Мне что, ленточкой огородить надо было?
- Ну а почему бы и нет? Взять предоплату и огородить, и не пойдет никто сюда.

Павлу Иннокентьевичу было не до разбирательств со мной, он пошел заниматься другими неотложными делами, а я - обратно наверх. Под биллиардный стол разные люди пытались положить свои вещи.
- Валя, положи мой коврик туда! А я пока надую матрас, положу его посередине.

Валя с готовностью забрала коврик и предала своей «подруге». Та расстелила коврик под столом. Биллиардный стол в этом в этот раз заблаговременно накрыт зелёной пленкой, чтобы никто случайно не испортил сукно. Я на него сложил часть своих вещей, рюкзак привалил к ножке и продолжал думать:
- Женя, ложись там на углу, расстели теперь мою пленку там. Одно место пусть будет в резерве, сейчас Макс придет. Три места ещё им нужно. Откуда их взять, вот вопрос? Есть место под столом у окна, можно кресло из угла на стол положить, а Володе под стол ноги засунуть. Тут Саша, тут Валя Курочкина, тут калиниградцы, напротив Валя Пунегова. Вопрос, чьи вещи на диване? Ладно, будем ждать.

Я расположился на диване, охраняя его для Павла.
- Васечка, а как быть с моим ноутбуком? Надо же Альфредычу его отдать.
- О! Точно! Сейчас я Коле позвоню. Только есть ли связь…

А связь в этом году была хорошая - видно потому, что вышку рядом поставили. Раньше с трудом уходили смс, а теперь был даже нормальный интернет. Всё отлично работало на третьем этаже.
- Коленька, ты где? Валя хочет сумку с вещами отдать Альфредычу.
- Васенька, пять минут! Монастырь прохожу.

Мы с Валей пошли вниз встречать Колю. Рядом с крыльцом справа сидел паломник в полной прострации.
- Вымотался?
- Вообще… А вчера в Горохово еле пришёл.
- Вот, Валь, какая в этом году дорога. Человек пришёл в Горохово в полностью разобранном состоянии: «Кто я? Что я?».
Он устало повернул голову, едва улыбнулся и кивнул:
- Да, не понимаю: «Где я? Зачем я?»

Пришел с небольшим опозданием Коля, принес нам всем мороженое (поэтому и задержался), забрал сумку Вали и отправился к машине. Я пошел отмывать сапоги. Возле бордюрчика около клумбы девушка шлангом до блеска отмывала внутри и снаружи свои сапожки.
- Чем оттирали?
- Травкой, конечно!
- Понятно. Можно шланг? Я грязь пока размочу.

Облил сапоги, вернул шланг. Глядя на ее сапожки, я не понимал, что там можно ещё отмывать: «Они же стерильные уже…» Но она продолжала их драить. Потом вернулся наверх, сложил сапоги в пакет. На нашем этаже появились ещё пять человек: супружеская пара (вроде, из Калиниграда), кто-то из Твери, из Новгорода - в общем, разношёрстная компания из разных городов. И начали размещаться там, где им заняла места «подруга» Вали. И тут только я понял, что это никакая не подруга – просто они стояли рядом, когда я зашёл. И появились в гостинице почти в одно время, скорее всего. «Подруга» оказалось женой кировчанина Олега, моего давнего знакомого, с которым мы несли икону в 2009 на одном переходе – сначала их тройка, а потом мы с Колей Ракиным и с Вениамином. Новые гости увидели под биллиардным столом мой зеленый коврик, пребывая в недоумении. Я их успокоил:
- Это я для вас и занял. Чтобы другие не занимали…

Не стал уж говорить, что занял для них по ошибке. Моя невольная «доброта» сыграла свою роль на следующий день. Вскоре появился Павел. Дошёл. Дополз. Увидел всё это безобразие на этаже. Возмутился.
- Петрович, как так?? Что это??

Пересказал ему всю подноготную.
- Зато для тебя я занял диван.
Но он был возмущен до глубины души:
- Сходи к Павлу Иннокентьевичу! Только ты этот вопрос с размещением можешь решить!

Друг просит, схожу. Хотя друг забыл своё же прошлогоднее правило в Мурыгино: «Кто первый встал, того и тапки!», когда мы заняли диван, на котором в предыдущие годы спали паломницы. Я сходил к Павлу Иннокентьевичу, спросил, есть ли свободные места на втором этаже:
- Кто-то сказал, что комнаты пустуют?
- Нет. В коридоре можно лечь, где свободно, - и опять он занялся размещением других людей.

За прошедший год трапезную с помощью поликарбоната превратили в павильончик, в котором были устроены деревянные нары в два этажа. Павел Иннокентьевич встретил вновь прибывших паломниц и показал им места:
- Вот вам четыре места, как вы просили, - открыв дверь, указал он внутрь. – Двери закрывайте, чтобы тепло не выпускать.

- Василий! - позвал меня вышедший на крыльцо Коля Ивасенко. – Там Диму и матушку не пускают на их места.
- Как так? Сейчас разберемся!

Мы поднялись наверх. Оказалось, что кто-то из не в меру ретивых сыктывкарцев охранял два занятых мною места, не зная, что эти места предназначены именно для Дмитрия и матушки. Я подошёл, спросил, кто тут имеет какие-то вопросы. Таковых не оказалось почему-то. Только что были и исчезли. Ну и прекрасно, что не надо ни с кем разбираться.

Пришли как раз две женщины – молодая и пожилая, коврики которых лежали возле дивана. Вещи на диване оказались у пожилой («Слава Богу, что не ещё какого-то паломника!»), она как-то раздражëнно кинула их к себе на коврик. Мне почудилась в этом скрытая агрессия. Тоже попыталась внести свою лепту в обсуждение, как же всем нам разместиться:
- Вот под стол можно лечь кому-то!..
- Там уже лежит человек! – жёстко и внятно уведомил я её.
Она не поняла ответа, потому что никого там сейчас не было, а я имел в виду, что мы уже определили туда Володю.
- Так пусто же? – недоуменно она смотрела в сторону стола.
- Там уже место занято для человека! – я был готов к военным действиям, но последовала быстрая капитуляция:
- А, ясно… - тихо ответила она и отвернулась устраивать себе спальное место.
«Не будем воевать, дерзить и хамить мне? Ну и прекрасно».

Пришел с тремя друзьями Макс. Пришлось мне ещё раз сходить и поговорить с хозяином «Ковчега». Ещё в мае Максим просил занять ему здесь три места. Теперь добавился приехавший водитель.
- Осталось, Макс, всего одно место - рядом с Женей вот здесь на углу.
Макс был расстроен:
- Василий, а как так получилось? Мы же просили.
Я и ему рассказал грустную историю про триста спартанцев 25 сыктывкарцев.
- Как я могу требовать что-то с Павла Иннокентьевича, если он даже предоплату в этом году не хотел брать в апреле?
- Как чувствовал, видимо, что придется съехать с темы.
- Видимо.
- Что нам теперь делать?
- Вася, мальчик какой-то пришёл и забрал один коврик. В углу появилось ещё одно место, - обрадовала меня Валя Курочкина.
- Ну вот, Макс, уже два места.
- Этого мало. Давай я сам пойду к нему и поговорю.
- Сходи. Только после третьего разговора со мной он уже начал бегать от меня. Впал в раздражение: «Этот разговор ни к чему не приведет…» - и ушёл.
- А как он выглядит?
- Дедушка благообразный седой. С бородкой.

Макс вернулся почти сразу:
- Подошёл к нему: «Вы Павел Иннокентьевич?» - «Меня нету!», и ушёл.
- Замотанный весь, конечно... Пойду-ка я найду этого пацана, который коврик забрал. Чьи это два оставшиеся, интересно? Может, они тоже заберут…

Увидел мальчика возле павильона:
- А там наверху чьи два оставшихся коврика?
- У моей тёти.
- А где она?
- Не знаем.
- А ты с кем?
- С мамой.
- А где она?
- Вон, внутри.
Я заглянул. Мама мальчика тоже не знала, где хозяйка тех двух ковриков.

Наконец, та появилась вместе со своим сыном.
- Вы почему выбрали это место? – задал я вопрос.
- Мы со вчерашнего дня ночуем здесь.
- Это я понял. Мы здесь ночуем двенадцать лет. Ваш племянник с мамой находится в другом помещении. Почему они там, а вы здесь?
Женщина молчала. Я разговаривал, но не чувствовал в себе никакого раздражения. Как все-таки хорошо, что я причастился в день отъезда!..

Я спустился на улицу договариваться с Павлом Иннокентьевичем насчёт бани на завтра, а также забрать у него часы, оставленные Валей Курочкиной возле раковины (их сразу передали хозяину «Ковчега»):
- А они у моей дочки. Ей отдал. Поищите ее, она где-то здесь бегает.
- Я хотел ещё насчёт бани поговорить на завтра.
- Завтра все расписано до вечера. С 11 утра начинаем.
- А давайте мы в 10 пойдем?
- Но вы же будете на службе.
- Я сейчас предложу, чтобы все на раннюю пошли.

Поднялся наверх. Оказывается, Александр Викторович Барбир, наш настоящий полковник и бывший замминистра МВД, дотошный и въедливый человек, решил уточнить у женщины, не хотевшей освобождать угол, некоторые детали:
- Павел Иннокентьевич прямо сказал идти сюда? Или вы сами выбрали это место?
В итоге он довёл женщину до кондиции, и она стала собирать свои вещи.
- Главное, чтобы вы потом не говорили, что вас выгнали на улицу, - продолжал беседу Саша.
- Нет, у нас есть палатка, - намекала она на свою предстоящую нелегкую долю.
На самом деле она спустилась к своей сестре в павильончик, где расположилась вся ее компания. А я всем сообщил, что если пойдут на раннюю, то успеем в баню первыми, иначе мест не будет вообще. Павел, Женя и Саша согласились, конечно. Володя в баню не захотел. Я спустился в который уже раз во двор:
- Павел Иннокентьевич, все согласны. Мы на вас рассчитываем, что в 10 попадём в баню.
Потом подошёл к Максу, который вместе с друзьями ставил палатку.
- Василий, нам в принципе достаточно одного место в тепле, чтобы водитель выспался. А мы и на улице поспим.
- Макс, всё решилось! Есть три места около окна и одно возле Жени. Заходите!

Павел только вернулся со своим огромным рюкзаком из камеры хранения. Опять его там огорчили:
- Представляешь, Петрович! Я прихожу туда, а мой рюкзак стоит мокрый! Черный пакет, который я на него натянул, валяется рядом. Он упал, а они вместо того, чтобы закрыть рюкзак, просто положили его рядом! Я к ним, а они отвечают: «Не нравится – не пользуйся камерой». Ну что за люди? Надо пожаловаться твоему Роме потом!

1 часть
2 часть
4 часть
5 часть