Часть 1

2007 год
2008 год
2009 год
2010 год
2011 год
2012 год
2013 год
2014 год
2015 год
2016 год
2017 год
2018 год
2019 год
2022 год
2023 год
2024 год



Александр Альфредович, Павел Фаритович (в узком кругу с легкой руки Колюни – «Фарит Иваныч»), отец Стефан Козак, «старец» Евгений, Александр Викторович Барбир («универсальный солдат» в звании полковника), я, Коля Изюмский (взял на себя в Ходу функции «Росгвардии»)


«Полно вам; все общество, все святы, и среди их Господь!
почему же вы ставите себя выше народа Господня?
Моисей, услышав это, пал на лицо своё и сказал Корею и всем сообщникам его, говоря:
завтра покажет Господь, кто Его, и кто свят, чтобы приблизить его к Себе;
и кого Он изберёт, того и приблизит к Себе;

…
и расселась земля под ними; и разверзла земля уста свои, и поглотила их,
и домы их, и всех людей Кореевых и все имущество;
и сошли они со всем, что принадлежало им, живые в преисподнюю,
и покрыла их земля, и погибли они из среды общества» (Числа 16:3-33)

…
Великий пост, Крестопоклонная седмица, Благовещение. В конце службы, на которой было одних только причастников около ста человек, батюшка объявил, что подходим ко кресту, который лежит на аналое, и ушёл в алтарь к остальным священникам. Первыми подошли дети и их мамы/бабушки, вслед за ними - плотная толпа женщин, сладенько мурлыкающих друг с другом. Мужчины стояли вдоль стеночки справа, пропускать их теперь никто не собирался. Минуту-две я глядел на это безобразие, надеясь, что у кого-то из тёток проснется совесть. Как в семейной жизни ждать от них разумного поведения тщетно, так и в церкви. Мужчинам надо всегда брать всё в свои руки.
- Женщины! – скомандовал я. - Дайте мужчинам пройти первыми ко кресту! Это надо делать не только во время причастия, а всегда!


Остановились, замолчали, подчинились, отошли на полметра от креста. Только одна, стоявшая где-то сбоку от меня, негромко недовольно произнесла: «Как так? Все ведь равны…» Если равны, то почему же все-таки первыми пытаетесь пройти, а не по-очереди хотя бы? Когда женщина заговаривает о равенстве, это означает, что она хочет быть впереди. Не стал даже поворачивать голову. Мало ли кто там глупости говорит. Спорить бессмысленно, рассказывать, что сатана тоже считал себя равным Богу – это подпортить себе утро после причастия выслушиванием истерики. Приложился, вышел на крыльцо храма…
- Как ты их, Петрович!... – Саша Власов вышел вслед за мной.
- Кого? А… Да. Работа у меня такая… ЗдорОво, бродяги! – обратился я к бездомным, сидевшим рядом на скамеечке.
- Здравствуйте, Василий! - пожилая цыганка слегка поклонилась. – А не мог бы ты мне сахар купить. И кофе.
- Коньяк не хочешь? Ладно, посмотрим…Привет, молодожены! Как дела?
- Ах-ха-ха! – прокашлялись со смехом слегка нетрезвые и синие от побоев «молодожены» Славик и Оля. – Хорошо, Василий Петрович!

- Вась, слушай, я тут куртки привез, - отвел меня в сторону кум Сергей. - Одна из них точно твоя! Я тебе говорю, она точно для тебя! Черная. А вторую я Славику обещал.
- А я ему черную футболку обещал, а то ему подарили белую, и теперь ему стыдно перед людьми, потому что она стала грязной очень быстро. Слушай! А возьму я твою куртку! Причем, с удовольствием! Это же подарок от Бога через твои руки: я только что причастился, сделал сразу после этого хорошее дело, которое для некоторых с виду нехорошее. А Боженька подтвердил через тебя, что я всё сделал правильно. О, так она еще и с красной подкладкой! Короче, царская порфира. А черная сверху, чтобы никто не догадался, - подмигнул я Сереге…

…Во время хождения по пустыне в еврейском стане поднялся в очередной раз ропот. На этот раз выступление было направлено в основном против священника Аарона и его сыновей-священников. Бунт возглавили Корей из колена Левиина, Дафан и Авирон – из колена Рувимова. К ним присоединились двести пятьдесят именитых людей, начальников еврейского народа. Бунтовщики вознегодовали на то, что священство предоставлено только племени Аарона, и требовали, чтобы из всех колен выбирались священники. Они собрались перед шатрами Моисея и Аарона и громко их укоряли: «Полно вам; все общество, все святы, и среди их Господь! почему же вы ставите себя выше народа Господня?»

Оказалось, что не все равны перед Господом. Он повелел Моисею, чтобы народ отошел от шатров Корея, Дафана и Авирона. Люди послушались Моисея и отошли от шатров бунтовщиков. В это время по слову Моисея земля расступилась и поглотила Корея, Дафана и Авирона со всем их имуществом, а всех остальных заговорщиков попалил огонь, ниспосланный Господом. Суровое наказание, однако, не устрашило и не вразумило людей, а напротив – вызвало еще большее возмущение. На другой день народ собрался у Скинии и стал обвинять Моисея и Аарона в гибели лучших людей Израиля. Но вдруг над храмом явилась слава Господня, и Господь стал поражать израильтян. На этот раз не помогла и пламенная молитва вождя за свой народ. Моисей, видя, что Господь не принимает его молитвы, повелел Аарону взять кадильницу и кадить между умирающими и живыми. И только благодаря этому Господь прекратил поражать людей. В этот день погибло около пятнадцати тысяч человек.

Именно про подобных им упрямцев и упрямиц (либералов, протестантов и большинство женщин), с которыми не надо даже разговаривать, написал апостол Иуда в своем послании: «Горе им, потому что идут путем Каиновым, предаются обольщению мзды, как Валаам, и в упорстве погибают, как Корей» (Иуды 1, 10) Роль священника и главы в семье – малой церкви - принадлежит мужчинам. И только им.
…
…Примерно за две недели до крестного хода позвонил отец Андрей, ведущий по пятницам катехизаторские курсы в моем классе:
- Василий, тут есть одна прихожанка, Евгения, ты ее знаешь, так вот она хочет тоже пойти в Великорецкий. Просится с вами.
- Да дело-то в том, что если папа будет еще жив, то я никуда не пойду.
- А, вот даже так?
- Да. Такой у меня будет в этом году крестный ход. Мама на даче, а я с папой постоянно. Но ему всё хуже. Не знаю, доживет ли до июня.

…Через неделю мы встретились с батюшкой после лекции, рядом с ним стояла Евгения.
- Ну что, Василий, Вы едете?
- Не знаю пока. Как Бог даст.
- Если что, возьмете меня?
- Если будете хорошо себя вести, - усмехнулся я.
- Как это??
- Не как все женщины…, - рассмеялся и оставил ее в раздумье.
…
… В начале Великого Поста приснился странный сон. Какая-то большая птица, похожая одновременно на орла и на сову, пыталась зарыться в снег снова и снова, чтобы уснуть в нем, но он опадал. Сын Ваня обхватил ее сзади, потом она перебралась к нему на спину, держась крючковатыми коричневыми лапами за куртку. Потом превратилась в красивого голубовато-зеленого павлина, сидящего возле бассейна, мысленно сказав мне: «Подожду здесь, пока пойдет лед» Я ее мысленно спросил: «Пойдет или сойдет?» Она хитро промолчала, нырнула прозрачную теплую воду такого же цвета, как она сама, и я проснулся…

…Папа вдруг резко начал сдавать к середине апреля. 97,5 лет… Ноги стали подкашиваться, мама помогала ему ходить по квартире. Попросил починить бра, висевшее у него над головой. И заодно перевесить на стенку слева – руки у него уже плохо двигались, надо было, чтобы веревочка, которой включалась лампа, была под рукой. Бра починить из-за ветхости было невозможно, поэтому я, не откладывая в долгий ящик, сразу съездил домой, снял из комнаты Василисы бра («Все равно ты, доча, пока в Москве»), взял инструменты и повесил его туда, куда указал папа.

Когда пошёл лед 17 апреля, у мамы на даче случился второй инфаркт, и ее увезли в больницу. Папу стал по квартире водить я. А 22 апреля, когда с Сысолы лед сошёл полностью, папа сказал, что ему страшно по ночам. И я к нему переехал окончательно. Хорошо, что отец Стахий успел причастить и пособоровать его в Великий вторник, пока у отца работала голова, и он мог исповедаться. Папа спал днем, а ночью ему не спалось, и он просил то есть, то пить, то посидеть с ним, рассказывая что-то… Одновременно почти пропал аппетит, кончались и силы. Сначала я его просто поддерживал, когда мы шли на кухню, потом обхватывал сзади под грудь, и мы вместе передвигали ноги. Однажды, когда он хотел встать с кровати, я наклонился к нему, как обычно, чтобы он обнял меня, а я – его, и медленно поднял. Посмотрев на его высохшие коричневые пальцы, цепко держащие меня за плечи, я узнал эти птичьи когти из своего сна. «Так вот что это за птица, которую обнимает сын со спины и носит…»

Через некоторое время я просто носил его на руках до кухни – так было легче и безопаснее, потому что один раз я еле удержался на ногах, поддерживая его сзади, а ноги в этом момент у него подкосились, и он начал заваливаться вперед. Я успел одной рукой схватиться за дверной проем. На кухню надо было проносить его очень аккуратно, чтобы не задеть локтем косяк:
- Ну что ты … со мной… так грубо…, – с трудом проговорил он, когда я усадил его на стул. – Как… с куклой…
- Папочка, прости. Я старался. Проем здесь узкий, в спальне-то широкий.

Он съел три чайные ложки каши, с трудом держа кружку, в которой был намешан цикорий с молоком, отпил три глотка. Я ее аккуратно поддерживал снизу, чтобы подстраховать дрожащие папины руки.
- Всё… Больше… не могу… Устал. У меня же желудок маленький… я ем мало…
- Ну, пошли на кровать.
- Только осторожнее… Локоть не стукни мне…
- Да, папочка, буду осторожнее, осторожнее…
…
… Папа стал очень беспокойным, каждые 20-30 минут что-то просил: то пить, то ответить на какой-то его вопрос, то сам что-то рассказывал... Просьбы папы надо выполнять. Отец – единственный человек, к которому нужно прислушиваться сыну, независимо от занимаемой должности. Такова была задумка Господа Бога – проверить моё послушание, которое ранее в молодости почти совсем отсутствовало. Через отца доносится воля Бога, а уж когда отец болен или при смерти, то в этот момент Сам Христос сообщает Свою волю… «Господи, дай мне сдать это экзамен не оценку «ладно», а хоть чуточку лучше… Дай мне сил и терпения…»

- Вася, может… нанять кого-то… сиделку… Ты же работаешь… И дети…
- Нет. Лучше меня никто это не сделает. Да у них и сил не хватит тебя таскать.
- Мы с тобой… совсем не ходили… по квартире… Мне надо… тренироваться… так я совсем разучусь ходить… Устал я… когда это все закончится?... Умереть хочу…
- Потерпи, мое солнышко, - я гладил его руку, которой он держал мои пальцы, не опуская. – Птичка ты моя…

Поцеловал его руку. Бедный мой папочка…
- Вася,... не уходи… Куда ты… всё время уходишь… посиди со мной…
- Сижу, папочка, сижу. Сижу, мой хороший… Скоро все закончится, и отдохнешь. Ну потерпи еще чуть-чуть. Несколько дней. Хочешь крещенской воды?
- Да… Я ничего не вижу. Найди врача. У нас же деньги есть? Заплати. Пусть вылечат мне глаза… Я хочу читать…
- Надо лечить в больнице. А в больницу тебе в таком состоянии нельзя.
- Найди платного врача…
- Ладно, поищу…
…
- Вася… Вась… Ва… цикорий.. цикорий… Холодный… жарко…в груди
- Сейчас. Три минуты.
Налил треть чашки (больше не сможет выпить), перелил в блюдце, положил в морозилку.
- Открывай ротик. Вот так… так… так… Давай вытрем теперь…

Папа пил маленькими глоточками, я следил, чтобы он проглатывал, и наклонял чашку снова. Он стал, как большой ребенок: то спит, то что-то просит постоянно, то пьет молочко с сахаром или воду с сахаром, а говорит так, что иногда ничего не понятно…
…
- Са… Саш… Саша, - отец звал маму.
- Я здесь, папусик. Чего ты хочешь?
- М-м-м… Как его… не могу… вспомнить…
- Цикорий?
- Да…
- Холодный?

Сил у него не было, но мимика еще работала неплохо. Он прикрыл глаза, снисходительно улыбнулся слегка, вздохнув, что означало: «Васька, ты у меня дурачок совсем что ли?»
- Кто ж пьет… холодный… цикорий?
- Теплый?
- Ну конечно!...
Я отправился на кухню, смеясь в голос над происходящим и покачивая головой. Отец меня в который раз развеселил.

В одну из ночей в середине мая я спал часа три урывками. Утром подташнивало от недосыпа, но надо было еще решать вопросы на работе, а вечером вести урок и приготовить ужин детям, оставив папу почти на три часа. Поэтому ужин готовил днем вместе с обедом. Лекцию читал в каком-то слегка пришибленном состоянии. «Нет, это не дело. Надо сегодня хоть как-то поспать…» Я закрыл дверь в его комнату и в свою, вставил беруши, накрыл голову подушкой. Вот теперь не слышно ничего. Папа хоть и лежал уже неделю, не вставая, еле двигал руками и головой, но голос остался громкий, и я слышал папу даже через беруши, если дверь в его комнату не была закрыта. «Ну что, Ангел Господень? Ткни меня в бок, если что… как обычно… В руце Твои, Господи, предаю дух мой...» И мгновенно провалился в сон.

…Внутри головы раздался требовательный громкий стук костяшек пальцев о деревянную столешницу. Я тут же открыл глаза: час ночи, проспал три часа. Что это было? Показалось? Вынул из правого уха берушу: нет, не показалось - папа зовет! «Хватит спать, Василий Петрович! Бегом к нему!» - вот что означал этот стук в голове. А через пару дней Ангел разбудил меня тем, что я услышал отчетливый детский плач. Бывало раньше, что какие-то ситуации в жизни были некритические, но важные (а важность я мог и не осознавать), тогда у меня раздавался в голове нежный, похожий на женский, голос: «Вася…» И я тут же открывал глаза. Рядом никого нет. «Ну раз разбудил, надо начинать что-то делать…» И оказывалось, что необходимые дела я успевал завершить именно потому, что меня разбудили чуть раньше, чем я сам планировал.

…В четверг, за три дня до смерти папы, приехала моя сестра Лена, успела. В ночь воскресенье перед этим приснился тревожный сон: я увидел папу в зеркале, которое стояло в другой комнате. Это было странно и немного страшно: «Он же не должен быть в этой комнате… Он спит в другой…». Заглянул за стену – а папы там нет. Только отражение в зеркале - взгляд из потустороннего мира... Я пошёл в другую комнату проверять - и проснулся. Во сне был ужас, но когда открыл глаза, то тревога улетучилась. Сообщил сразу Василисе, что дед скоро умрет, похоже. Рассказал сон. Она попросила купить ей билет на ближайший самолет, чтобы застать его живым. Купил билеты и Лене. И если накануне ее приезда я папе дал очень серьезную дозу успокоительного, прописанного врачом, и лекарство не помогло (дед упорно вылезал из-под невидимой плиты, которой придавливало лекарство, и не давал ни мне, ни себе покоя), то с приездом Лены папа стал вести себя почему-то сразу тихо, хотя я не дал ему ни капли лекарства, и я понял, что проверка на послушание закончена.

- Вась, давай купим пюре детское? Покормим. Может, поест.
- Лена, не надо. Он и пьет-то с трудом. Ему уже ничего не нужно.
Купила все-таки. Ладно, пусть пробует…

- Не смог проглотить.
- Конечно, не смог. А еще бы подавился, что тогда? Неслухи вы, женщины…
- Я хотела, как лучше.
- Естественно. Этим всегда и оправдываете свое безумие. Я знаю, как лучше. Я.
- Может, его надо попереворачивать? Вдруг у него пролежни?
- Нет у него пролежней. Он всегда сухой. Я слежу. И он сам несколько дней назад сказал, что кроме плеча его ничего не беспокоит. Не надо его трогать. Я сам стараюсь реже это делать, потому что у него ноги дрожат, когда я их даже в подушку упираю, чтобы все поменять. Дайте ему спокойно умереть!
- Ну может все-таки посмотреть?
- Лена!!... Это уже ни на то не повлияет. Что ж вы меня не слушаете…
- Я слушаю.
- «Слушаю» – это когда с первого раза. А не с третьего, заставляя переходить на повышенный тон…

Будучи еще в сознании, он напряженно смотрел на повешенный на стене ковер с изображением преподобного Серафима, тянул руку к нему. Иногда внимательно вглядывался перед собой и чуть вверх, видя то, что мы с Леной не видели, медленно крестился непослушной рукой и пытался приподнять голову, вытягивая к невидимым посетителям обе руки... За два дня до смерти папа взял мою руку своей совсем ослабшей ладонью, подтянул с трудом к лицу и поцеловал. «Христос поцеловал!…» Потом папа попросил у Лены прощения еле шевелящимися губами и впал в полузабытьё. Ночью он опять приснился: протянул мне заполненный выигрышными номерами лотерейный билет. Господь выставил оценку. Проверка на послушание была закончена…

Утром 23 мая я сменил сестру, встав в 6:00. Папа дышал очень часто, глаза были закрыты, левая рука была уже прохладной. Печка наша остывала – папа иногда даже в минус 30 ходил без перчаток. Я сделал все необходимое, прилег на диван в своей комнате. Вскочил от того, что услышал странный громкий вздох. Дыхание стало тихим, спокойным, медленным, с паузами. Долгим.
- Лена! Лена! Вставай! Всё, папа умирает…, - растормошил я сестру.

Он тихо и медленно вдыхал, потом была пауза, затем такой же долгий тихий выдох, после которого было непонятно, сделает следующий вздох или нет. Так было раз двенадцать или пятнадцать в течение двух-трех минут. Завораживающее и загадочное зрелище – исход души... Почему-то она представилась в виде нежного цветка, который пытается аккуратно покинуть тело, не сломав хрупкие лепестки… Я ожидал очередного вдоха, но его не последовало. Синяя венка возле большого пальца перестала биться.
- Ну вот и все, папочка. Вот и всё! Полетела моя птичка… отдыхать в теплые края… , - я на прощание поцеловал его в лоб, прижался к щеке… Папа совсем похудел, нос заострился и действительно стал похож на клюв. – Дедуська… Совёнок мой...

«Душа наша, яко птица, избавися от сети ловящих: сеть сокрушися, и мы избавлении быхом. Помощь наша во имя Господа, сотворшаго небо и землю…» Папа сам освободился и меня освободил. Теперь можно и в Великорецкий.
…
- Отец Стефан, у меня нет никакого беспокойства. Наоборот, мне хорошо: я исполнил свой долг. Вернее, постарался. А папе уже было тяжело жить. Но он до последнего читал акафист Николаю Угоднику два раза в день. Лежа, но это неважно. Еще лет 10 назад сказал, что пошел бы тоже в Великорецкий, если бы не вылетающее колено. Меня любил и бережно относился. Не наседал. Ел, как птичка, трудился до последнего. Наш человек, короче. Думаю, заберет его Господь поближе к себе. В общем, я спокоен.
- Да, люди не понимают нас, православных. Идут грустные на кладбище, а мы тут «Христос воскресе!» кричим и радуемся.

На похоронах люди часто говорят, что покойный теперь в лучшем мире, отмучился и т.д, и т.п. А если человек в церковь не мог зайти, если его от запаха ладана воротило, если Пасхальную или Рожденственскую службу полностью отстоять был не в силах, не исповедался и не причащался, то как ему будет легче там, где идёт непрекращающаяся Литургия? Если на земле это было мучением для человека, то и там будет мучением, и его избавят от присутствия на ней…

А папе тоже сон примечательный приснился еще осенью 2016.
- Смотрю, стол длинный. Нет никого, только рядом со мной стоит грустная Танина мама и еще кто-то. Сестра, видимо, у Тани. Я говорю: «Нет, такой праздник нам не нужен!», встаю из-за стола и ухожу. А они садятся какой-то автобус и уезжают...
- Так это поминки тебе приснились…

Таня умерла в праздник, 22 мая 2020 года, в день памяти Николая Угодника. В 7:55. А отец сказал, что ему такой праздник не нужен, подождал год и сутки, умер 23 мая 2021 года в 7:45. Интересно Господь рассказывает: в одной фразе несколько смыслов, и все верные.

Канон на исход души прочитал незадолго до смерти папы. 31 мая, на девятый день, съездил на деревенское кладбище, почитал панихиду и 118-й псалом - как благословил отец Николай, у которого не получилось приехать. На ветку сосны почти в двух метрах от меня села ворона, остальные переговаривались, перелетая с дерева на дерево.
- Кар-р…
- Привет, родственники… Слушай, слушай. Послезавтра едем в Великорецкий, там тоже псалтирь надо почитать об упокоении…

****
Звонок.
- Василий, ну что, Вы едете? – Евгения не оставила свою затею.
- Еду.
- Меня возьмете?
- Нет. Зачем мне это нужно?

Евгения зависла.
- Э…
- Понимаете, если я Вас беру, то вынужден буду взять за вас ответственность. Мне нужно будет следить за тем, чтобы Вы поели, найти ночлег, решить возникающие проблемы… А если мне нужно будет куда-то уйти, то я сбагрю Вас остальной мужской компании? Они не обрадуются, скорее всего.
- Я ходила в турпоходы. Я в принципе самостоятельная, за мной не надо особо следить.
- Туристка. Ясно. другая ситуация: я в 2019 шел один большинство переходов. Если мне нужно побыть одному, то с Вами это не получится. Третий вариант, как пример: у человека медовый месяц. Зачем им третий лишний?
…
Позже получил СМС: «Василий, Вы меня ошарашили своими словами: «Зачем мне это нужно?» Мы же православные, должны друг другу помогать. А так, конечно, больше незачем»

«Вот именно из-за того, что Вы начинаете рассуждать, а не слушать беспрекословно, я Вас и не беру. Сказали бы: «Да, как скажете, Василий» – другое дело. А так Вам нужно найти женскую компанию. Женщины должны ходить с женщинами»

Мужчин я брал. Даже пятерых готов был вести. Даже проблемных, непонятливых и ненадежных – и таких мужиков брал. А женщины нужны либо абсолютно послушные, либо никаких. Вот Валя Курочкина: в своё время пошла с Альфредычем в первый крестный ход, держалась все время за ремешок его рюкзака и ходила неотступно, как хвостик. Никаких проблем. Мне не нужны рассуждающие, мне нужны послушные. Рассуждение – это дар, он есть не у всех. Еретики тоже думают, что они рассуждающие, а на самом деле они отпадающие. Отпавшие.

Позвонила Люба за три дня до Хода, обсудили всё это:
- Мне непонятно, как вы нас взяли в свою компанию?? - смеется
- Ну вы же особых проблем не доставляли. Рядом тогда был еще и отец Николай. Вы свои, короче.
- Я вот думаю, сходить или нет. Хотя бы от Монастырского до Великорецкого опять… Не знаю, как ноги себя поведут.
- Ну думай, думай.
- Ты стал жестким. Тебе не кажется, что это может свидетельствовать о затухании любви?
- Нет. К тем, кто меня любит, у меня прежнее отношение. И даже нежнее, чем было: к детям, к друзьям, к папе, ... Они никаких изменений не заметили. А заметили те, кто занимался свинством и хамством. Я просто с ними перестал общаться, независимо от степени родства. Господь ведь так и сказал: «…кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат и сестра, и матерь…» И в то же время Он рекомендовал не метать бисер перед свиньями и не давать святыню псам, иначе оборотятся против вас и разорвут. Мы и сами бываем часто свиньями, но тут надо смотреть на раскаяние человека. Большинство из тех, с кем я перестал общаться, просто не могут извиниться. Комплимент сказать, ласково обратиться, льстивые слова выдать, улыбаться и тому подобное сделать могут, а внятных извинений произнести не могут. Язык у них не поворачивается. А от избытка сердца говорят уста. Значит, нет искреннего раскаяния. Поэтому обязательно наступишь на те же самые грабли в который уже раз, если подпустишь этих людей близко. И дело здесь не в прощении. У меня нет ни к кому претензий, я всех простил. Я понимаю, что они все – инструмент в руках Божьих для моего вразумления и воспитания. Поэтому я всем доволен, все меня устраивает, но их близко не подпущу. И Василисе все это объяснил. Потому что над ней тоже издевались и подставляли, но время лечит, боль забывается, и можно снова пострадать от свинства подруг или псевдодрузей. Вроде, доча поняла.

Психика наша работает так, чтобы мы смогли уснуть, поэтому плохое стирается из памяти, загоняется чаще всего внутрь. И свиньи этим пользуются, подходят с улыбкой через несколько месяцев или лет и используют тебя в очередной раз. Кстати, я слушал зимой проповеди Оптинских старцев. И у кого-то из них в житии обнаружил интересный момент. По-моему, про Льва Оптинского эта история. Приезжает к нему женщина, которую он принимал когда-то ранее. А он на нее даже не смотрит, проходит мимо, как с чужой обходится. Как-то она все же добилась его внимания, а он ей и говорит: «Вы если спрашиваете меня, то делайте, а если не делаете, то и не спрашивайте!» Так что я очень рад, что Господь привел меня к тем же принципам. Мне так легче и комфортнее. Душа спокойна, а это верный признак того, что Господь ведёт. И близкие чувствуют это спокойствие. Отдаляя от себя псов и свиней, больше оставляешь сил для любящих и любимых.
- А ночлег нашли?
- В Бобино - у Романа на участке. Кировчанина, который мне несколько лет назад дал деньги на лечение Тани. Павел предлагает взять любую из двух палаток на выбор: одна шестиместная, но семеро влезут, а вторая – четырехместная, но та прямо переносной дворец: предбанник, столовая зона, по бокам – два спальных отделения. Еще и комплект складных стульев и стол есть. Так что я буду иногда спать во дворце в этом году. В Монастырском тоже, видимо в палатке. А аванс за «Ковчег» в Великорецком я перевел еще в середине мая, когда выяснилось окончательно, что Ход будет. В Мурыгино тоже вроде есть три варианта. Правда, один под сомнением...
…
- Суп будешь, Васюня? – обратился Альфредыч ко мне, когда я опоздал немного в его «воскресную школу» (так называется наша традиционная братская трапеза в офисе Липина по воскресеньям после службы).
- Буду, конечно! Ой, как интересно! Меня так давно никто не называл. 25 лет. Вторая жена, которая «гражданская», так называла первое время. Когда была влюблена.
- Тебе не нравится?
- Нравится! От вас! От женщин теперь бы не понравилось, – смеялся я. – Просто непривычно, давно такого не слышал!
- Так мы ж тебя любим!
- А я знаю. И я вас всех люблю!

Христос не переставал быть Любовью, когда стегал бичом торгующих в храме или когда назвал Петра сатаной. Господь был и выборочно строг, и выборочно нежен. Любимый ученик апостол Иоанн возлежал у Него на груди, а про Иуду Господь сказал, что лучше бы этому человеку было не родиться. Апостол Петр был в любви, когда умертвил Ананию и его супругу за утаённую цену проданного ими имения. И апостол Павел пребывал в духе любви, когда решил блудника-извращенца «силою Господа нашего Иисуса Христа, предать сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасен…» (1 Кор 5, 1-5). Бог Ветхого Завета кажется многим очень жестоким, но Он во все времена Один и Тот же – Любовь. Не Он зол, а люди злы и непокорны. Извращения называют любовью, а настоящую любовь считают жестокостью или глупостью.

…Валя Пунегова сначала написала 1 июня, а потом решила позвонить:
- Васенька, привет!
- Привет!
- Едешь, вижу, в Великорецкий. А у меня тут знакомая одна хочет пойти. Я вот не знаю, пойду или нет. Просится.

Сговорились, что ли?...

- Нет. Я уже одной отказал. Не хочу женщин брать. Сами. Всё сами. А потом, меня ведь Павел везет, он тоже не любитель посторонних. Даже не собираюсь его уговаривать. Мы вдвоем обратно до Кирова пойдем. Или втроем, если отец Стефан захочет. Он впервые идет, пока не знает, что это такое. Остальные у нас в этом году только до Великорецкого, а Володя Растворов совсем не идет – последствия ковида…
- Ну ладно. Будем думать.

««.. и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» - с «ним», а не с «ней». Я всегда найду себе оправдание, хе-хе… Мерзкий, мерзкий тип…»

Лучше злой мужчина, нежели ласковая женщина (Сир 43, 14)

****
2 июня.

Суп на два дня детям сварен, полуфабрикаты куплены.
- Ваня, Тима. Пельмени не надо есть постоянно. Бабушке Гале позвоните, пусть она вас кормит. На ужин к ней напроситесь.

Себе сварил уху в небольшой кастрюльке – незадолго до этого сосед дал килограмм пять свежей рыбы, да еще и друг-крестоходец Леша Вершинин как-то ночью заехал и всучил огромный пакет с еще живыми лещами и карасями. Рыбы в морозилке было полно. Как только я решил есть поменьше мяса, так Господь начал заваливать рыбкой. Съел я одну тарелку и пошел складывать разложенные вокруг рюкзака вещи. Потом включил на телефоне переадресацию, чтобы все звонки шли Василисе. С собой взял резервный телефон. Позвонил в такси, машина приехала почти мгновенно. Я забыл про остатки ухи и поехал с легким чувством голода. Да тоже неплохо…

Молодой таксист с уважением взглянул на мой 120-литровый рюкзак, палатку и сумку с продуктами.
- Великорецкий крестный ход. Великая вещь. 155 километров пешком по лесам и полям с чудотворной иконой Николая Угодника. Способ поставить сердце и голову на место.
Пока ехали, успел ему основное рассказать. Парень заинтересованно слушал и задавал вопросы.

… Братия потихоньку собиралась на молебен, вписали в список всех, кто едет. В кассе храма до молебна разменял тысячу на сотки. Сейчас все начнут мне давать по 600 рублей за «Ковчег», надо подготовить сдачу. Отец Стефан отслужил молебен, мы вышли на крыльцо. Павел, неугомонный наш человек, приехал откуда-то домой только накануне, рюкзак еще не собрал, поэтому опаздывал.
- Ромка-брат, а откуда у тебя такие кроссовки? Прислал мне вчера фото вещей вокруг рюкзака, а у меня же глаза завидущие, руки загребущие, я такие же тапки хочу!
- Да вон, в «Лидере» возле автопавильона. 1100 рублей, тряпочные, не жалко в ход взят и выбросить, если что.
- Прикольные. Дышащие. Я хотел сегодня заехать в «Спортмастер», уже присмотрел кое-что подобное на их сайте, но не успел. Придется в «Лидер» ехать, а то ноги в моих нынешних кроссовках упреют на такой жаре…

Наконец, приехал Павел, когда я уже начал набирать его номер. Все вещи нашей группы из семи человек мы погрузили в его пикап – Саша Барбир собирался оставить свою «Тойоту» в Великорецком, чтобы потом сразу оттуда уехать. Альфредыч, отец Стефан и второй новичок Коля Изюмский сели в его машину и налегке отправились в сторону Кирова. Им еще надо было забрать «старца» Евгения из Летки, с которым я познакомился в 2019-м. Прозвище к нему прилипло с легкой руки Володи Растворова. А нам с Павлом еще предстояло вернуться к нему в офис, забрать вещи, решить кое-какие дела и догонять своих, поэтому Сашу Барбира я просил не торопиться совсем.

- Петрович, помоешь машину, пока я там решаю вопросы?
- Да без проблем, брат Пабло. Чем-то же надо заняться, пока тебя жду.
- Ну ты меня опять уговорил!

Машину начал мыть я, а потом подошел сторож базы Иосиф, которому Павел постоянно делал замечания:
- Ты смотри, как Василий Петрович моет! Во так надо, а не как ты! Петрович, отдай ему шланг. Иосиф, не ленись, давай-давай! Все равно придется мыть машину фирмы!

Рюкзак Павла был огромен. Еще больше моего, над которым посмеивалась наша компания. Павел не спеша укладывал в него разные принадлежности, в том числе портативную газовую плиту, которую мы планировали использовать, если не найдем горячей еды на ночлеге, три газовых баллона, небольшие подушки, .... Я тоже взял кастрюлю на три литра и складную поварешку. Ничего этого не понадобилось в итоге. Пока он возился с вещами, я, сидя в мягком кожаном кресле, попивал чай с медом.
- Так, Петрович! Мне ведь надо еще в парикмахерскую. Я хочу все полностью сбрить на голове.
- Наголо?
- Да. И бороду. Меня жена бреет обычно, но она долго. Надо бы побыстрее где-то.
- Так поехали ко мне. У меня машинка профессиональная, с хорошим ножом. Если что, девчонки-парикмахерши подстрахуют, если кто-то сегодня работает.

Парикмахерши помогли повязать воротничок, надеть правильно накидку, и я принялся за работу.
- Всё это мне напоминает фильм «Д’Артаньян и три мушкетера», где Боярский брил налысо одного товарища опасной бритвой! – у нас началось веселье, которое продолжалось потом весь крестный ход на привалах. – Может, тебе оставить только снизу бороду? Будешь, как ваххабит. Ну что, вроде неплохо получилось. Поехали устроим монголо-татарское нашествие…
- Сначала домой в душ, попьем кофе вкусный, а потом поедем.
- Как скажешь.

Опять мы никуда не торопимся, но везде успеем. Буду сидеть и наблюдать за происходящим.
- А без нас все равно не начнут – вещи-то все у меня в машине!
И мы заржали, как кони. Два сапога – пара…

Настроение было прекрасным. Причащался я за неделю до этого непосредственно перед отпевом папы во вторник 25 мая. В воскресенье, в день смерти папы, почему-то прихватило живот. «Странно, вроде ничего необычного и не ел, уже и мясо не ем, с чего бы? За что? Или ДЛЯ ЧЕГО?… Придется завтра на сухариках посидеть, попоститься в понедельник. А раз попоститься, то можно и причаститься. Даже нужно, я же собирался: в среду - важная встреча! Если во вторник будут поминки, то поста не получится. И в среду я не смогу причаститься. Да и во вторник, в день похорон, нужно не суетиться и всё успеть. Вот оно что! «Господи, если живот из-за этого прихватило, то прекрати, пожалуйста!»» И живот пришел в норму…

«…и не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная…» (Рим. 12, 2)

Заехали к Павлу домой, старенькая собака Ника, которой исполнилось уже 17 лет, узнала меня, оживилась, завиляла хвостом, ткнулась требовательно носом в ладонь и подставила голову для почесываний.
- Ника, не приставай к Василию Петровичу. Нехорошо. У тебя все есть, – Ольга Васильевна пришла варить кофе, а Павел Фаритович отправился душ.
- Ты ведь не будешь кокос, Никуся?
- Да всё она будет. Еще как!
- Ладно, собака, вот тебе одна штучка…
…
- Петрович, вы где? Мы уже проехали 200 километров, - интересовался Альфредыч в трубку.
- Да только выезжаем.
- Только выезжаете?? – прошло два с половиной часа после их выезда, а мы только собирались садиться в машину.
- Да. Но Павел обещает, что мы полетим.
- Ну ладно… Догоняйте!

Полетели мы, но не очень быстро. Павла я вскоре сменил, чтобы он поспал. Даниловку пропустили впервые за долгие годы. Есть не хотелось, а полчаса сэкономили.
- Братья! Дорогие мои! Вы где сейчас? Мы уже очень вас ждем! – Саша Барбир, растягивая слова, звонил из Великорецкого.
- Подъезжаем к повороту на Великорецкое. 15 минут – и у вас.

Павел Иннокентьевич разрешил Саше поставить его «Камри» во двор гостиницы. Вещи были уже у нас в кузове. Отец Стефан, Саша и Женя сели на заднее сиденье пикапа, и мы помчались в Киров, потому что Альфредыч опять спрашивал, где мы – они-то уже были в Кирове в учебном центре (их из Даниловки забрала случайно_оказавшаяся_там_в_этот_момент попутная сыктывкарская машина), а сумки с продуктами ехали с нами.
- Надо заехать в Монастырское, поискать жилье заранее. А то дед Тагир нам отказал в этом году заселяться в заброшенный дом. Полчаса потратим, найдем – хорошо, не найдем - есть семиместная палатка.
- У меня был телефон мужика, который приглашал за 200 рублей в заброшенный дом. Но почему-то телефон не отвечает, - посетовал Павел. – Можно еще зайти в дом к Ольге, у которой в бане мылись тогда. Там, правда, постоянные люди останавливаются - банкиры и стоматологи из Перми, но мало ли.
- Зайдем и туда, и туда.

Дом за 200 рублей был закрыт на замок, пошли к Ольге.
- Добрый вечер, паломников принимаете? – задал вопрос в лоб Павел.
- Так еще же не крестный ход…, - ошарашено округлив глаза, произнесла хозяйка.
- Так мы и не сегодня! – рассмеявшись, успокоил ее Павел.
- Нет, все занято будет. Постоянные у нас. Есть еще одна Ольга, она будет точно сдавать жилье, я утром с ней говорила. – И хозяйка описала нам другой дом.

Там тоже висел замок, телефона второй Ольги никто не знал. Зато в соседнем доме подвыпивший мужичок нам подсказал, что точно принимают в одном месте на улице Полевой после почты. Отправились по указанному адресу.
- Хозяева, есть кто-то дома? - в потемках нащупал дверь и зашел в неубранное помещение.
- Есть, есть, - раздалось из комнаты слева.

На кровати лежал какой-то относительно молодой мужчина с отсутствующим взглядом, направленным в одну точку куда-то в потолок, и бессмысленным выражением лица. В полной апатии, без движения. Жутковатая картина. Около кровати возле его ног сидели на табуретках двое мужчин и женщина и заканчивали бутылку. Спрашивать что-то после увиденного расхотелось, но я все же задал вопрос:
- Жилье сдаете?
- А, сдаем, сдаем! - Оживилась женщина. – Не здесь! Пойдемте, покажу другой дом.
- Павел, пошли! – я стукнул в стекло машины и махнул рукой, приглашая. – Глянешь своим цепким взглядом.

Другой дом – это хорошо. Ну так мне сначала подумалось. Другой дом оказался таким же, если не хуже: запах курева, печка с дырами и трещинами, готовая развалиться в любой момент, кривые грязные полы, …
- Как вас зовут, кстати?
- Ольга.

Надо же. Одни Ольги…
- Полы я помою, суп сварю, приберусь.
- Сколько?
- Ну мы в селе договорились по 400 рублей с человека брать.
- Ладно. Лучше будет поспать в тепле после такого перехода, а то и меня пару раз трясло, и мужиков озноб бил.
- Печку натоплю! Вот чайник тут есть. Воду принесу. Сколько вас будет?
- Человек десять, наверное.
- Ну вот вам две комнаты. У меня тут еще пару человек будет, но они лягут в другой комнатке.

Другая комнатка оказалась каморкой без окон за занавеской. Трое влезут.
- Хорошо, давайте свой телефон, мы позвоним, когда будем на подходе.
- А в соседнем красивом доме интеллигенты живут. Злые они, не принимают никого.
- А по поводу чего водку пьете?
- Да утром полиция соседа увезла. Знакомую убил. Вот, сидим…

Время 21:15. На улице термометр показывал +11. Я замерз слегка, пока бегал в одной кофте по Монастырскому. А будет под утро так же, даже холоднее.
- Господь сказал останавливаться в первом доме, в котором примут, так отец Стефан?
- Совершенно верно. Я помню, какие были условия, когда я учился в Костроме. Холодный душ, все скромно, но зато кормили три раза в день бесплатно…
- Надо ехать в Бобино! - предложил Павел.
- Поздновато. Народ спать ложится, напугаем.
- Ничего! Зато видно по свету в окнах, кто дома! Зато большое дело сделаем, если найдем еще и там ночлег. Липин нам все простит, любое опоздание!
- Ну поехали. Саша, достань телефон, посмотрим маршрут.

Только я успел частично загрузить карту, как слабенький Интернет пропал совсем.
- Очень похоже, что от объездной километра два всего в сторону. Проехать после развязки километров шесть-семь и повернуть налево. Напротив будет село Кассины. Что-то очень знакомое. После Гирсово его проходим, что ли…

Проехали всю объездную до поста ГАИ перед Кировом, указателя не нашли.
- Пойду спрошу у гаишника, - Павел остановил машину, отстегнулся и пошел к полицейскому. Вернулся через минуту. – Надо поехать в сторону Слободского семь километров примерно, и будет поворот налево.
- А, вон оно что! Я не понял, что это не та транспортная развязка… Ну поехали. Семь минут – и мы там. А через Кассины мы проходим в первый день в конце, да, точно…

Остановились в начале Бобино напротив будущей камеры хранения. Слева в доме горел свет. Я постучался. Открыл молодой мужчина.
- Здравствуйте. Мы из Сыктывкара, будущие паломники. Ищем ночлег на завтра.
- Не, у меня дети. Извините.
- Да ничего, понятно. И вы нас извините. Всего хорошего!

Я пошел назад к дому справа от дороги. Хозяин как раз вышел из бани.
- Не, мы не принимаем… Работаем оба завтра сутки. Я в 6 утра уезжаю и потом в 6 утра только приеду. А вот соседи принимают, я у них траву сегодня косил, узнавал. Но их сейчас дома нет.
- А телефон их есть?
- Нет. Телефон не знаю.
- Спасибо.
- Не за что.

Обошел странного вида соседский дом, нашел входную дверь с висячим замком. Оторвал половину листа А4 и оставил записку со своим телефоном – вдруг перезвонят завтра. Саша и Женя тоже после поисков вернулись к машине ни с чем. Ожидаемо. Я звонил за несколько дней до этого Роману. Он сообщил, что из знакомых никто не принимает:
- Но можете палатку кинуть у меня во дворе. Травы много. Кипяток сделаем, вода есть.
…
- Липин дал нам два часа на все про всё. До 22:50, - сообщил Саша.
- Нормально, успеваем. Если что, будем валить всё на отца Стефана, у него день рождения сегодня, он неприкасаемый. Скажем, что он заставил нас искать ему ночлег.
- Да, ныл постоянно, - смеялся вместе со всеми батюшка.
- Ага: «Не хочу, но придется проклянуть, если жилье не найдете…»

Все уже заходились от смеха.
- Что-то как-то мы нехорошо смеемся! - переводя дыхание, сказал Павел.
- Ну хорошо или нехорошо – это мы увидим потом.
- Надо звонить Липину, спросить, что купить.

После разговора с Альфредычем решили в магазин не заезжать, а съесть то, что в сумках. А в сумках ничего прмечательного не оказалось: рыбные консервы, хлеб, сухарики, сыр, луковые кольца во фритюре, которые я зачем-то взял (не зачем-то, а чтобы побаловать себя: «Дайте мне кольца! Мне срочно нужны кольца!»). Потом на столе появилась еще и копченая рыба, переданная Володей Растворовым. В отличие от предыдущих лет, когда была и колбаса, и сало, и какие-то овощи, в этот раз сидели относительно скромно, но весело, как всегда. И не в комнате психологической разгрузки, потому что ее заняли другие сыктывкарцы, а в классе.

Павел под общий смех (приукрашивая, конечно) описывал, как его в 2015 году Липин с Барбиром отшивали, не желая брать с собой в Ход:
- Барбир мне говорит: «Мужик! Купи себе на самолет и будет тебе счастье!»
Только мягкое, но решительное благословение отца Михаила решило проблему.
…
- А как мы сейчас добирались из Даниловки! - заинтриговал нас Альфредыч.
- Да, это было что-то! - поддержал Коля.
- Вместе с нами одновременно на какой-то «Калине» подъехал монах наш Алексей, который Прокопыч. Николай угодник тут, конечно, управил всё идеально. За рулем молодой парень. Машина вся разбита, стекло все в паутине трещин, тормозов почти нет, летел под 140. Прокопыч робко спрашивал, нельзя ли поосторожнее, а тот недоуменно отвечал, что он же нормально едет и тормозит вовремя. Тормозил он, может, и вовремя, но было страшно, потому что до грузовика, за которым мы пристроились после торможения, всего метр оставался!
- Ну это как было с Зурабом при обгонах, - мне вспомнилось, как мы ездили в прошлом году в Дивеево примерно такой же веселой компанией. Только там машина была нормальная
- А что за дом нашли в Монастырском? – вспомнил о главном Альфредыч.
- Дом у этой Ольги, конечно, страшный. И грязный. Полы кривые, печка разбита, воды нет, света почти нет…Я не хочу, чтобы она нам что-то готовила. Помрет там кто-то, а потом думай, от чего. Нечистоплотная она, – вынес вердикт Павел.
- Короче, ясно. Такой же примерно, как у деда Тагира. Значит, сами ужин сварим.

Коля слушал все эти разговоры, потом выдал:
- Ё-маё! Я-то думал, что тут такие герои идут, спят стоя по пояс в воде, - и он, встав и вытянув вверх руку, спародировал Володю Растворова, который незадолго до отъезда рассказывал, как в 2011 году проснулся в Монастырском ночью от того, что по склону возле часовни, где они расположились на ночлег, текла вода в рукав и вытекала из штанины. – А тут они, понимаешь, недовольны, что пол в доме недостаточно чистый!

Все хохотали, потому что Колей в позе статуи Свободы можно было залюбоваться. Он хоть и являлся самым молодым – всего 35 лет – членом нашей команды, но был настоящим бойцом. Причем, неизменно в бодром расположении духа, и своими шутками-прибаутками или просто забавными интонациями периодически веселил компанию. Я потом ночью этого дня минут пять не мог уснуть, потому что хмыкал сам с собой, смеясь внутри над вечерними Колиными пассажами во время трапезы.

Перед сном взял заранее приготовленный пакет с верхней одеждой и тщательно обработал средством от клещей в коридоре подальше от всех, пакет плотно завязал, чтобы к утру всё хорошо пропиталось. Полночи вертелся внутри спальника, сон никак толком не шел, только ближе к половине третьего ночи я, наконец, уснул. Утром выяснилось, что я не один такой. Проклеил пластырем проблемные места на ногах, замотав подушечки всех пальцев. На этот раз надел в Ход «велосипедки», чтобы избежать натёртостей - последовал совету отца Ильи, который он дал много лет назад. Дома из шкафа вынул лежащие без дела легкие светлые спортивные штаны с сеточкой внутри, чтобы ткань к телу не прилипала. Откопал древнюю, подаренную в 96-м году еще второй женой, светло-серую водолазку, закрывающую руки и шею. Пусть за эту водолазку Господь ее спасет и помилует... Взял с собой мазь от солнца с маркировкой «50+» и свою традиционную широкополую австралийскую шляпу – давний подарок сестры. Ну и дешевые, но удобные и легкие дышащие кеды, купленные по наводке Ромы. Такова была подготовка к предстоящей жаре. И по итогам Хода выбранная одежда полностью себя оправдала.

Попили чай и решили отнести с Павлом и Колей не нужные в течение дня вещи в камеру хранения. Зашли на территорию монастыря по привычному для себя маршруту с «черного хода» - со стороны улицы Урицкого через какую-то проходную. Время было 7 утра, народу возле грузовиков было мало.
- А вот этот здоровый рюкзак можно прямо так сдать?
- Нет, только палатку. А вещи надо перегрузить в наши мешки.

Потом в Монастырском я увидел рюкзаки и даже огромные чемоданы с бирками, как на сданной палатке. Как выяснилось дня через три, можно было просто доплатить еще 500 рублей за негабарит и сдать. Сотрудник этого не знал. Пришлось распаковывать огромный рюкзак Павла и распихивать вещи по мешкам. Всё спокойно погрузили. Правда, Павел Фаритович традиционно решил помучить сотрудников своим просьбами:
- А чек вы выдаете? А кто знает? Александр Елькин? Где он?
- Павел, вон Саша, - мы с Александром поздоровались, обнялись. Павел начал полушутя приставать теперь к нему.
…
- Он потом икать будет при виде тебя.
- Да я же шучу!
- Да я знаю. Он-то - нет.

Вышли через ту же проходную, вахтер даже показал, где лучше выходить.
…
- Всё, парты сдвинул, ключи сдал Алексею, все пошли на выход! – скомандовал Альфредыч. – Петрович, пойдем через центральный вход.
- Вы меня не ждите, идите в Трифонов. Я Павла подожду возле крыльца, он просил. Задерживается возле машины.
- Догоняйте!

Встал спиной к выезду со стоянки, положив нижнюю часть рюкзака на перила возле входа в гостиницу, чтобы разгрузить плечи, и стал читать акафист родителям Богородицы Иоакиму и Анне, ожидая Павла. Прочитал, и тут раздался звонок:
- Петрович, ты где? Народ тебя потерял.
- В смысле «где»? Жду тебя возле выхода из «Губернской».
- А я-то уже возле колокольни.
- Очень интересно… Ладно, иду.

Павел лежал возле колокольни на травке.
- А я тебе место занял.
- Ты имеешь в виду вот этот металлический штырь, торчащий из земли?
- Да! Можно я лежа молитвы послушаю?
- Можно, что с тобой делать…
- Ты меня опять уговорил!

А вот и наш монах Алексей:
- Василий, Христос воскресе! – опираясь на самодельную палку, подошел наш старый друг.
- Воистину воскресе, отец Алексей! – обнялись.
- Да я же не священник, я просто монах Алексей. Вот, благословлю тебя этим крестом, - и он небольшим деревянным крестиком тщательно благословил меня на крестный ход.

Увидев это, народ стал подходить к нему под благословение. На его пояснения, что он не священник, никто не обращал внимания:
- Да всё равно благословляйте!
Черное облачение, мантия, крест в руках, благообразный вид старца, ... – и вот уже тридцать человек подходят друг за другом, сложив руки лодочкой.
- Ты попал, - улыбаясь, сообщил ему я, когда он благословил последнего желающего.
- Да, я попал, точно!
…
Когда остатки народа выходили с территории монастыря, ко мне подошел отец Дмитрий Хрусталев:
- Василий, Христос Воскресе!
- Воистину воскресе!
- У меня такой вопрос: ты как назад добираться будешь?
- На машине Павла Фаритовича.
- Это Ильясов который? Я его знаю, у меня мама с ним работала. А места свободные есть?
- Два точно. Если отец Стефан не пойдет в обратный путь, то три.
- А нас как раз трое – я, Зина и Галя. Возьмете?
- Ну, я думаю, он не будет против. Спрошу.
- Вон, смотри, там Манефа стоит, - и он показал на бабушку в платочке, стоявшую метрах в двадцати от нас ближе к выходу на хоздвор.
- О! Я пошел обниматься, - и я раскинул заранее руки для объятий.
- Не меняется совсем с годами!
- Ага!

Манефа и Зина – вечно улыбающиеся сестры тещи отца Дмитрия. Манефа смотрела на меня пару секунд, потом узнала, расцвела, тоже раскинула руки и пошла навстречу. Я обнял ее, нежно приподнял слегка над землей и опустил обратно.
- Ой-ой! Васили-и-и-й! Как я рада тебя видеть!
- Да! Сто лет же не обнимались! Ты идёшь?
- Нет, я только до Макарья провожаю!
- О! Зи-и-ина! Дай я тебя тоже обниму и приподниму!.

…Вышли из арки монастыря мы одними из последних. Народу было заметно меньше, чем в 2019-м. Как потом написали, 17000 против 37000. То ли испугались коронавируса, то ли отсутствия организованного ночлега и питания на местах стоянок.

Дома я приготовил Псалтирь, для того чтобы читать молитвы об упокоении Петра и Татьяны. Но книжка как в воду канула: перерыл рюкзак, но так и не нашел. Все-таки, забыл дома… Да и сильный ветер не дал бы читать. Кроме того, одна рука была занята сумкой с продуктами. Пришлось придумать свое небольшое правило: я мысленно читал три раза 90-й псалом, потом «Слава…», молитвы об упокоении, после двенадцатого прочтения 90-го псалма – «Слава, и ныне», «Боже духов и всякия плоти…» (здесь иногда поминал вообще всех покойных родственников, друзей и знакомых), Трисвятое, и по «Отче наш» - молитвы ангелу Хранителю, «Слава…», Символ веры, «И ныне», Богородице, 40 раз «Господи, помилуй» и завершал 50-м псалмом. В общем, хотелось сочинить что-то похожее на молитвы об упокоении в Псалтири. Во время перехода мы с Павлом старались хотя бы раз вместе почитать акафист Николаю Угоднику, а в остальное время старались идти молча («ну да, ну да...»), чтобы не заработать мозоли. Но чаще я читал мысленно «Богородице, Дево, радуйся».

- Смотри, Петрович, хитрые паломники лежат, - проходя мимо заправки, кивнул Павел на лежащих возле перекрестка людей.
- Это потому что они к храму не пошли и им не надо будет возвращаться обратно?
- Именно.

Наша стоянка-полянка в Макарье возле автобусной остановки была перепахана. Травы и кустов, дающих тень, не было. Впрочем, как и клещей – свои плюсы и минусы. Батюшка притормозил отца Александра Соколова, который проходил мимо, и он с ребятами прилег рядом. После привала рядом с нами обнаружилась чья-то сумка:
- Это отец Александр забыл или солдатик, который отдыхал тоже рядом? - размышлял отец Стефан. – Сейчас посмотрим, что там. Ага, требник. Требник солдатику не нужен. Требник может быть только у батюшки! Сейчас позвоним, вернем сюда отца Александра!

По другой стороне улицы шла группа паломников с какой-то иконой на носилках. Парень, шедший впереди, довольно громко и зычно крикнул три раза: «Христос воскресе!»
- О! Василий №2! - улыбнулся Саша Барбир.

А я решил проверить беспокоившие меня ступни. Так и есть: пластырь скатался, появились натёртости. Были у меня сразу сомнения в его надежности. Ту марку пластыря, который я использовал всегда, в этот раз не нашел, обойдя несколько аптек. Купил что-то более-менее похожее: широкий, вроде липкий, на не очень блестящей тканевой основе (а нужно совсем без блеска). Один рулончик узкого пластыря телесного цвета достался мне по наследству от папы. Этот не подвел, а вот широкий слез и скатался, как носок. Пришлось проклеить узким проблемные места на ногах: все пальцы, стопу под ними, пятки и внутреннюю часть стоп.
- Ну сейчас пойдем через город, зайдешь в аптеку да купишь новый, - посоветовал Павел.
- Он тоже может оказаться полной ерундой…

Одна аптека оказал еще не открытой, в другой была очередь паломников.
- Петрович, я пойду в МТС зайду. Забыл в машине шнур для зарядки телефона. Твой не подойдет.
- Ок, я подожду здесь возле пекарни.

Потом подумал: «А чего стоять? Вон еще одна аптека в торговом центре», и направился туда... В аптеке что-то покупала пара паломников, мужчина и женщина. Женщина прямо возле кассы поставила вертикально свой свернутый в трубку коврик. Пока я рассматривал пластыри, задел его сумкой с продуктами, и он упал.
- Ой. Коврик упал, - флегматично произнес я.
Женщина посмотрела на него¸ потом на меня, и так же неторопливо сказала:
- Наверное…надо что-то сделать?
- Видимо… надо его поднять.

Она помедлила пару секунд, не увидела никакой реакции с моей стороны. И подняла сама. А не надо ставить коврики у меня на пути. Надо учиться смирению, кротости и благодушию. Как Манефа с Зиной.

Вернулся к пекарне, Павла все не было, решил зайти внутрь – а там он, естественно. Без шнура, но зато с пакетом пирожков. Пока он разговаривал с другим паломником, я купил два сочня и ром-бабу. Один сочень начал есть тут же на улице, утоляя неожиданно подступивший голод. И немного пожалел, что купил всего два – сочень оказался очень вкусным. Двигались по тротуару, так как колонна давно ушла, и открывалось движение машин по дороге. Полицейский сделал замечание паломникам, которые продолжали идти по проезжей части. Павел подумал, что он обращается к нам, и слегка возмутился:
- А мы где идем??
- Да я не вам, а им.

У одного из паломников, шедших впереди метрах в тридцати, упал коврик. Женщина с ребенком, проходившая рядом, подбежала, подняла коврик, пыталась докричаться до удалявшихся ребят, но бесполезно. И догнать не могла из-за маленького ребенка. Обратилась к стоявшим полицейским, но те развели руками: «Нам приказано здесь стоять, ничего не можем сделать…» (хотя им достаточно было бы сообщить через громкоговоритель). Пришлось ей догонять, кричать, парни обернулись, остановились, оглядели вещи, и один из них пошел навстречу женщине забирать коврик. Всё благополучно завершилось, я показал доброй женщине знак «¡No pasaran!». Все улыбались. Кроме полицейских. Они и на прошлом переходе проявили себя как ленивые и неинициативные товарищи, которые нам совсем не товарищи: одной из паломниц стало плохо, народ стал звать врача, а они, не вынимая рации, со скоростью один километр в час вальяжно покинули обочину и стали наблюдать за происходящим с видом обычных зевак.

…На привале наши лежали на обочине почти напротив иконы.
- Петрович, если нужен кипяток, то он в пятидесяти метрах позади.
- Видел.
- Только ты бери не из чайника, там холодный, а из бака ковшиком.
Так и сделал.

- У кого есть крем от загара? Коля, у тебя был! – обратился к нему Альфредыч.
- Есть! Тебе какой! 50? 100?
- Коля, дай ему 200, пусть замерзнет!

Я сам намазался остатками спрея «50+», действовал он очень хорошо, жары не чувствовалось совершенно. Мы попили чай, я доедал необычные сладкие вяленые помидоры, который взял с собой Альфредыч. Отдохнули, несмотря на опоздание, вполне достаточно, вскоре икона тронулась, мы все вместе пошли опять после основного потока. Подходя к ферме пред Кассиными, закончили читать акафист, пропели величание, я набрал воздуха в грудь:
- Христооос воскресе!!
- Воистину восресе! – отозвался народ.
И так три раза.
- Это Петрович готовится петь! – смеясь, пояснил отцу Стефану Альфредыч.
Петь я не собирался - если только мысленно. А покричать «Христос воскресе!» и услышать ответ сотен людей – это бесценно. В Дивеево в августе 2020-го православный народ возле купели преподобного Серафима меня удивил: мы читали акафист возле креста над купелями, к нам присоединились несколько человек, пропели все вместе величание, потом я притормозил наших, которые уже собрались спуститься вниз к воде:
- Мы же к Серафимушке приехали? Он же всех встречал словами: «Христос воскресе, радость моя!». Поэтому над покричать!

Набрал воздуха в легкие:
- Христоооос воскресе!!!
И гробовая тишина. Народ в недоумении смотрел на нас. Самое интересное, что молчали и наши. Саша Барбир потом объяснил: «А я думал, что ты им кричишь, и не стал людям мешать отвечать!»
- Христоооос воскресе!!!
Молчание. Наши нестройно поддержали.
- Христоооос воскресе!!!
- Воистину воскресе! – ответила наша компания.

- Да что ж такое?? - я был в недоумении.
- Василий, да ты не расстраивайся.
- Да я не расстраиваюсь. Я удивлен. Ведь это же не туристы, это паломники! Православные! Вроде. А Христос для них не воскрес почему-то… Удивительно!

…В Бобино вытащили мешки из камеры хранения наружу и встали в ожидании.
- Алё, Рома? Это Василий из Сыктывкара. Мы возле камеры хранения. Да, сразу здесь.
- Пять минут.
Через пять минут раздался звонок, я оглянулся – Рома стоял рядом и набирал меня, потому что за три года забыл мое лицо. Да и я его смутно помнил.
- Рома! Христос воскресе! – поздоровались, обнялись.
- Пошли за мной, я тебе покажу, как пройти к моему дому, а потом ты остальных туда поведешь. Вон, видишь сарай из профнастила? Справа дом из калибровки. Мой. Ставьте палатку, где удобно.

Мы минут пять выбирали место, где меньше кочек. В результате поставили семиместную палатку прямо возле стены гаража-сарая. Не с первого раза нашли нужные петли, куда надо было засовывать складные распорки-штанги. Пришлось вынимать и заново вставлять. Не закрепили правильно стопорные кольца внизу, в результате палатка не доставала немного до земли, образовались щели, которые мы закрыли сушившимися рядом половиками и придавили досками, чтобы комары нас не беспокоили. Когда только еще осматривали место и ходили по участку, на крыльцо вышла, видимо, мама Ромы и начала кому-то звонить.
- Рома нам разрешил здесь разместиться, если Вы ему звоните.
- А! – успокоилась она, как раз дозвонившись до него и получив подтверждение.

Еще на последнем привале Альфредыч долго не мог понять, будет нам Виктор, хозяин того дома, где мы ночевали в предыдущие годы, готовить ужин или не будет. Он был в принципе не против разместить нас и в этом году, но жена не захотела. Но приготовить ужин для нас Виктору разрешила, добрая женщина. И мы направились с кружками и ложками к его дому, который оказался совсем рядом. Виктор вышел и удивил Альфредыча, которого мы ожидали в сторонке возле небольшой эстакады, где планировалось устроить импровизированный стол:
- Он сказал, что готов приготовить ужин из наших продуктов.
- Так он ничего не приготовил??
- Нет. Так, у меня есть мясные консервы и пара картофелин. Заплатим, пусть добавит свою картошку. А лучше эту пусть посадит, сорт необычный. А сварит полностью из своей. Минут двадцать у нас есть, пойдем, приложимся к иконе.
…
- Петрович, смотри, твоё место возле иконы свободно!
Действительно, двор храма был заставлен палатками, а несколько квадратных метров возле иконы пустовало – «моё» место на песочке. Именно там я всегда ставил палатку.
- Все ждали меня здесь, а Василий Петрович в другом месте в этом году! Отец Стефан как раз недавно спрашивал, трудно ли найти место для палатки здесь. Мне – нет!

Один из священников стоял возле иконы и уговаривал подходить к ней с трех сторон, чтобы не создавалась очередь. Так мы и сделали. Сходили после храма в магазин за пирожками, а потом наша компания разделилась. Часть осталась напротив магазина на стоянке, а Альфредыч с Сашей Барбиром и Женей ушли куда-то к храму. Я пошел к дороге, встретив одно из регентов крестного Хода Екатерину Марьину, с которой мы были знакомы только виртуально до этого момента:
- Христос воскресе! – узнала она меня. А улыбка у нее мягкая и добрая…
- Воистину воскресе!


…
- О! Василий! Брат! – Коля Ивасенко тоже пошел в этом году.
- Колю-юня! - обнял я старого знакомого.
- Ты есть хочешь? Тут наш батюшка, отец Александр, окрошкой кормит за магазином! Пошли, пошли! Я уже поел, он сказал звать, кого найду.

Во дворе магазина припарковали старенький микроавтобус, внутри которого в баках была приготовлена окрошка. Квас стоял рядом на асфальте.
- Соль у нас отдельно, вот, берите, - пояснил отец Александр. – И квас отдельно, для желающих.
- Спасибо. Я своих позову?
- Зовите, конечно!

Но вернувшийся Альфредыч сам нашел, где можно поужинать:
- Там за храмом кормят горячим супом . И кашей, вот вам тарелочку принесли. Суп пойдете кушать?
- Не, я окрошки уже поел. Еще и Виктор суп сварит. Еще и эта каша. Достаточно.
- Ну тогда пошли все к Виктору.

Виктор уже сварил вкусный супчик, мы подмели доски на эстакаде, подождали, пока осядет пыль, и сели ужинать.
- Алё, Христос воскресе, брат Василий! Ты хде? – объявился Леша Корниенко, наш ростовский брат во Христе. Видимо, как всегда искал меня возле иконы.
- Напротив храма метров 100 через дорогу, проходишь мимо сцены - и мы здесь.
- Слева от сцены или справа от сцены?
- Слева. Мы за вторым панельным домом.

Минут через пять он уже издалека крикнул мне, смеясь:
- А где сцена??
Только сейчас я увидел, что деревянную уличную сцену давно убрали:
- А это пароль, ориентир для старичков!
- Вот тебе подарок, братка! - и он всучил мне огромный пакет с вяленой рыбой.
Мы с ним обнялись, потом с его братом Димой, он познакомился с нашими новичками.

- Ну что, свадьба скоро?
- Скоро, скоро, - отшучивался я.
- Когда? Признавайся!
- В июле. Наверное. Может быть. Не знаю, - хохотал я.
- Точно? Мы возьмем билеты и прилетим! Только чтобы это коми свадьба была!
- Ты что имеешь в виду? Горловое пение? У нас такого нет.
- Тогда с медведями!
- Да я же наполовину русский, а она чисто русская!
- Да какой ты русский?? Ты себя в зеркало видел, брат?


…
- Так, Петрович, благословение – доесть два яйца и свой суп! – хорошо, что Альфредыч не благословил доедать оставшиеся полкастрюли супа. Мда, и мы опасались остаться голодными, а тут я просто объелся… Ну ничего, с полным желудком приятнее уснуть. Но если так есть, то можно опять набрать вес, а я так старался поменьше есть и после Великого Поста…

Оказывается, у Жени не было спальника.
- Да нормально! Я так сплю, у меня куртка, теплые носки, свитер. Нормально!

Саша Барбир дал ему свое одеялко, но «старцу» Евгению с его благодатью должно быть везде тепло, раз он Богородицу видел. Явилась Она ему, что называется, в тонком сне и указала, где дом нужно строить на его участке. Приехал он потом туда, а там, где Она в видении стояла, цветы выросли посреди пустыря…

Ночью я проснулся и увидел, как он спит калачиком, поджав ноги, чтобы они оказались под курткой. Зато встал он первым, ему хозяйка тут же вынесла кипяток, и утром он с кружкой чая в руках встречал меня, вылезающего из палатки.
- Ну, Василий, ты похрапеть!
- Серьезно?
- Да, не успел я уснуть до тебя, - смеялся он.

Потом все потихоньку начали выползать из палатки на свет Божий, заварили чай, я достал конфетки «Степ».
- Видишь, Павел, я по дружбе на тебя не храпел. Хотя сплю обычно на левом боку. А храпел на Женю. Цени!

Саша Барбир показал случайно сломанные ночью темные очки. Треснули они ровно посередине переносицы. Он, смеясь, так и надел их на уши.
- Погоди, Саша, дай мне половину.
Я надел половинку очков на правое ухо, закрыв темным окуляром один глаз. Саша стоял напротив в своем камуфляже с закрытым второй половиной черных очков левым глазом.
- Фильм «Универсальный солдат», - пояснил я, состряпал каменную рожу Дольфа Лунгрена, перезарядил воображаемый пистолет, огляделся медленно и объявил. – Враги… Они повсюду!
Опять мы ржали все утро до выхода… Как нас Господь терпит…

Опять небо было ясным. В камере хранения встретили Сашу Елькина:
- Я такого хода не припомню. Все время ожидается солнечная погода и тепло.

Погода позволяла идти в кофте. В 4 утра, конечно, было еще прохладно, но с рюкзаком не замерзнешь. В конце села стояла вереница автобусов с ростовскими номерами:
- Ростовские в этом году оккупировали Бобино! Сколько их тут? Пять, шесть? – считал Павел.

Некоторые паломники остановились в палатках аж за озером, километрах в двух от Бобино, но их туда отвезла машина, похоже. Стояли возле остатков костра, попивая горячий чай…

В Стрелковых наша компания обнаружилась в самом конце переулка. Помахали нам рукой, и все мы вместе зашли на соседний участок, где гостеприимные хозяева как всегда вынесли тройник для зарядных устройств и приготовили чайник. Альфредыч сел в белое металлическое кресло, стоявшее на постриженном газоне, а я достал переносной стульчик. Остальные легли на коврики сушить бока на солнышке. Для отпугивания птиц метрах в пяти стоял манекен в светлом костюме. На клубничных грядках были установлены самодельные трещотки из пластиковых бутылок, приводившиеся в движение порывами ветра. В птичнике в окружении десяти курочек важно ходил петух и изредка кукарекал (я, конечно, не преминул потом подойти к нему и слегка подразнить - поговорили…).



Часть 2