2007 год
2008 год
2009 год
2010 год
2011 год
2012 год
2013 год
2014 год
2015 год
2016 год
2017 год
2018 год
2019 год
2021 год
2022 год


Когда ехали два года назад в Киров, было выдвинуто предложение помолиться святителю Николая о скорейшем ремонте дороги. Верилось слабо, но не сегодня дорога уже не представляет собой танкодром. Кое-где идеальная трасса, кое-где временно залепили ямки асфальтом, но на скорости 10 км/час ехали только 300 метров, а не 30 километров, как раньше. Прогресс.

Отец Виталий и отец Стахий решили оставить машину в Великорецком, чтобы 5-го июня вечером сесть и сразу поехать домой – 6-го утром надо было служить в сельский приходах на Троицкую родительскую субботу.

Ночевать наша объединившаяся в этом году компания - человек двадцать - устроилась в учебном центре кировского ЖКХ, так как директором центра является близкий родственник нашей Любы, поэтому нам без проблем было выделено под ночевку два класса, а для машин – охраняемая стоянка во дворе. Но самое примечательное состояло в том, что Серафимовский храм, из которого утром начинается крестный ход, стоял за стеной в сотне метров. В полное наше распоряжение была предоставлена комната психологической разгрузки, где мы не замедлили психологически разгрузиться после 400 с лишним километров пути от Сыктывкара. Предварительно сходили окунуться на источник в Трифоновский монастырь. Возле двери стояла очередь из нескольких женщин, мужики скучали, ожидая, когда же наступит их черед. Наконец, когда собралось уже порядка 30 мужчин, купель освободилась. Мигом все зашли, разделись, в купель, имеющую вход и выход, заходили аж по четверо, чтобы не задерживать очередь. Водичка оказалась холоднющей. Один батюшка уговаривал своего отрока не бояться и быстро зайти в купель. На одно окунание уговорил (после чего мальчишка, дрожа, выскочил из купели), на второе стали с шутками-прибаутками уговаривать окружающие мужики. После купания зашли в храм, поклонились мощам преподобного Трифона, приложились к старинным иконам.

…Утром начал накрапывать дождик. Я раздал мусорные пакеты желающим, чтобы закрыли рюкзаки. Помнил опыт прошлого года, когда после дождя отсырел и рюкзак, и вещи. Болоньевые накидки, как оказалось, не помогают в сильный дождь, лучше все вещи упаковыать в непромокаемые пакеты, а потом уже складывать в рюкзак. Во дворе Серафимовского храма собирался народ. Наконец-то приехали и ростовчане, в прошлом году их не было. От Алексея получил 2 неожиданных подарка: 1) мусорный пакет 240 литров, который путем несложных операций ножницами превращался в накидку и на меня, и на рюкзак. 2) самую полезную вещь для нашей компании – деревянный восьмиконечный крест на длинном разборном древке. Благодаря этому кресту наша компания на привалах всегда была вместе. Для того, чтобы отличаться от ростовской братии с еще двумя подобными крестами, на нижнюю перекладину своего креста привязали две зеленые ленточки - пояса от плащей. Получилось очень символично – впереди был праздник Троицы. Кстати, из-за выпадавшей на время прохождения крестного хода Троицы батюшек в этом году было очень мало.



Кеды пришлось почти сразу сменить на сапоги, дождь все моросил и моросил, просветов на небе не наблюдалось. Тут же вспомнились слова из фильма «Форрест Гамп»: «Однажды начался дождь и не прекращался четыре месяца. За это время мы узнали все виды дождя: прямой дождь, косой дождь, горизонтальный дождь, и даже дождь, который идет снизу вверх». Снизу вверх дождь не шел, но накидка не закрывала сапоги, поэтому джинсы снизу до колен намокли. Полиэтилен не пропускал воздух, из-за чего все в накидках упрели и стали насквозь сырыми к первому же привалу в Макарьево. Неудобный мешок, из-за которого вымокли джинсы, было решено сменить сначала на китайскую непромокаемую накидку-плащ синего цвета (взял для проверки, оказалась крайне непрочной), а потом почти сразу - на кусок пленки зеленого цвета. По поводу смены «облачений» начались шуточки:
- Нет, мы понимаем, что синий плащ – в честь Владимирской иконы, зеленый цвет пленки – Троица на носу, а черный-то одевал почему? С учетом того, что спал ты в прошлом году с посохом на архиерейском месте, что-то, Василий, ты не договариваешь...


На привале ложиться на газоны почти никто не стал - неуютно. Стояли, нахохлившись, как воробьи, жевали сухарики и орешки с изюмом. Зинаида кипятила чай в самодельной мини-печке: сбоку в нижней части большой банки из-под «Нескафе» проделано технологическое отверстие - «топка» - для сухого спирта, сверху вставляется меньшая банка с водой, которая над спиртом держится на гвоздике-упоре. Вода кипятится довольно быстро, существенно экономится спирт.

После Макарьева я стал засыпать на ходу. Сказывался недостакток сна: в день выезда проснулся в 4 утра, мысли витали в голове... Прочитал Акафист Николаю-Угоднику (Саша, как оказалось, в это время делал то же самое). В учебном центре заснуть не дал храп соседа, пришлось пойти спать в коридор. Коврик и спальник не спасали от холода кафельного пола. В общем, не выспался. Глаза после привала закрывались, разлепить не было никаких сил. Пару раз ловил себя на том, что начинаю терять равновесие – засыпаю. Минут через двадцать неожиданно приступ закончился, и я нормально шел до самого Бобино.



Люба пошла на разведку – проверить место для ночевки. Мы стояли у креста, вылавливали своих из растянувшегося на пару километров крестного хода.



Валюша сбегала в магазин, купила себе сапоги. Всю дорогу шла в кроссовках, обмотанных пакетами. Пакеты уже давно продырявились и представляли собой слабую защиту от сырости, а впереди предстояли переходы по грязям и ручьям. Вскоре вернулась Люба и сообщила, что на доме Ольги, которая нас принимала каждый год, висит замок, но зато нашелся дом, в котором никто не живет. Родственники умершей пару лет назад бабушки сдавали его за сто рублей с человека за ночь. Хозяева принесли ведро кипятка и ведро холодной воды. Во дворе я опять, как и год назад в Монастырском, развел пионерский костер, благо в сарае были сухие дрова, а дождь ненадолго прекратился. Точнее, не прекратился, а стал капать потихонечку. Мы успели просушить одежду, поужинали, и тут грянул гром, и опять полило, как из ведра. Саша в шутку пригрозил мне как ответственному за прогнозы, что если утром, как проснется, он не увидит солнца, то… Пришлось объяснить, что в полтретьего ночи солнца он в любом случае не увидит.

Пока сушили одежду, разговорились сначала с дочкой покойной хозяйки дома, а потом и с ее мужем, который принес еще одно ведро воды. В дом они перестали пускать паломников пару лет назад. Пустили, говорят, один раз, а потом в течение года стали происходить несчастья: умерла мать, потом еще кто-то из родственников, потом еще, у мужа выявилась какая-то неприятная болезнь, из-за которой он передвигался с трудом. Мы уговаривали сходить его крестным ходом хоть немного – ответил, что хватит его совсем ненадолго, вплоть до потери сознания. Дома 11 лет лежит парализованный отец-коммунист, креститься не хочет. Вернее, раньше не соглашался, а сейчас не спрашивали. Мы, как могли, объясняли, что надо отца Бог хочет привести к себе через болезнь; возможно после стольких страданий он уже и не против, чтобы покреститься; надо креститься и причащаться – и не такие болезни проходили; им самим не отчаиваться и паломников принимать, ибо это дело хорошее, и даже от этого небольшого доброго дела людей пытаются отвратить несчастьями.

Через короткое время хозяйка вернулась и сообщила, что заберет к себе в дом двух женщин. Отправили Зину и невесту ее сына Миши Евгению. После подъема хозяин передал мне с записку с именами для поминовения в церкви. Два меленьких шажка сделаны.

Утром за Мишу заплатил и я, и, как оказалось, Зина, потом разбирались с деньгами. Лучше бы я эту тему оставил в покое. Деньги за Мишу Зина мне отдала, а я через пять минут ходьбы почувствовал, что натираю палец на ноге. Сапоги те же, что и днем ранее, все то же самое, даже сырости нет, а мозоль к первому привалу натерлась. Блаженнее давать, чем получать, ой, блаженнее… На привале начал раздавать шоколад, орехи, изюм… Палец перемотал пластырем. К полудню мозоль исчезла - кстати, единственная: сказался опыт прошлого года, поэтому на разговоры я пытался не отвлекаться, только молиться и молиться. Перед крестным ходом знакомые просили молитв, нельзя такие просьбы игнорировать. Да и о тех, кто не просил, совесть не позволяла забывать. У кого дети больные, у кого проблемы в личной жизни, а кого-то следователь терзает второй месяц из-за несчастного случая со смертельным исходом. Господи, помилуй!

Утро порадовало чистым небом, день намечался солнечный.



За сутки дождь залил поля и лесные дороги, от чего продвижение колонны замедлилось. На зыбких местах были проложены доски, но кое-кто стремился вперед, опережая образовавшиеся людские заторы, шел напрямик, оставлял в грязи сапоги или набирал в них воду через край, кто-то спотыкался и падал в ручей. Народ искал броды по всей ширине поля.



Своих пацанов мы перенесли на руках, иначе они бы начерпали воды в свои коротенькие сапожки.



Перед лесом опять все тропы соединялись, и образовалась пробка. Отец Виталий нараспев начал читать акафист святителю Николаю – и не так томительно стоять, и народ в грязь не падает. Спереди раздалось: «Доски! Доски передавайте вперед!» Через головы стали передавать сзади обрезки досок и куски деревьев, чтобы проложить более широкую и удобную тропу через грязь.



На привал пришли с сорокаминутным опозданием от головы колонны, долго искали на склоне более-менее сухое место с минимальным количество лужиц, укрепили крест между рюкзаков для того, чтобы остальная наша компания не потерялась. Вскоре ход начал движение, а мы еще сидели. Как все напились чаю, так и пошли догонять колонну.



В Загарье опять пришли опять с опозданием минут на сорок, но привал был долгим: успели и к иконе приложиться, и попасть на помазание, и пирожков накупить, и борща баночного наварить. Сняли резиновые сапоги, развесили амуницию сушиться, расстелили пленку, кинули спальники и легли спать.



Запомнилась самая концовка того, что снилось: стою в поселковом магазине, людей нет, передо мной практически пустая стеклянная витрина-холодильник. За стеклом стоит единственный пасхальный кулич, а продавщица мне говорит: «Берите, всего 65 рублей. Очень вкусный!» И тут я проснулся. Кулич - Вятская Пасха, однако! Появилось осознание того, что пройду, как положено, на этот раз не сойду.

Лежа в спальнике, услышал призывы, разносившиеся из громкоговорителя: «Уважаемые паломники! Кто не в силах продолжать крестный ход, не мучайте ни себя, ни других, садитесь в автобусы! Вас ждут автобусы маршрута № 113 Загарье-Киров!» Тут уж вспомнился фильм "В зоне особого внимания", когда попавших в окружение десантников уговаривали сдаться, обещая теплую одежду, вкусную еду, горячий чай и радушный прием. Кто ж променяет пасхальный кулич на котлету? «Не было нечестивца, который бы как Исав за одну снедь отказался от своего первородства (Евр. 12, 16).». Были, правда, те, кто сел в автобус, но их грех винить: в Кирове перед крестным ходом какие-то предприимчивые граждане продавали путевки (!) в крестный ход, обещая благоустроенную ночевку и обеспечение едой на привалах. Ни того, ни другого, естественно, не оказалось. Замерзшие ночью и обессилевшие от недосыпа и недоедания люди, преодолевшие сложнейший переход по бездорожью с затяжным подъемом перед Загарьем, не чувствовали сил идти до Монастырского. В автобусы село совсем немного народу. Почти все шли дальше, отказываясь от людской помощи, надеялись на помощь Божию. Не раз звали потом врача то хвост, то в голову колонны. Переход на второй день долгий - около пятидесяти километров. Кое-кому сил и здоровья не хватило.

После Загарья опять стал накрапывать дождик, все повытаскивали пленки и накидки. К следующей остановке дождь сначала ненадолго прекратился, потом опять заморосило. Легли на травку в конце села, вернее, уже за селом, чтобы не пропустить выход иконы. Накрылись накидками. Брат Коля, шедший впервые, подкармливал меня пирожком и бананом, за своей едой в рюкзак мне было залезать лень из-за дождика. Сидел, опершись на рюкзак, дремал, смотрел сквозь пленку на лес и на отдыхающую братию. На сапоги… По брючине полз красно-черный клещ. Я щелкнул по нему, он слетел ниже к сапогу. Опять щелкнул, тот улетел в траву. Потом я пожалел, что не сжег, спички были под рукой в кармане.

Вышли вместе с головой колонны, пытались не отставать. Не отставать было трудно – первые ряды шли, сцепив друг с другом руки в локтях, и никого к себе не пускали. В голове колонны шел фонарь, потом хоругви, потом певчие, потом кадило, потом икона, за ней – предстоятель хода отец Иов вместе со своей правой рукой проводником Виктором, за ними – запасные тройки тех, кто будет нести икону (если переход длинный), потом отдыхающие две смены певчих. И вот за певчими - несколько непробиваемых рядов тех, кто постоянно хотел видеть перед собой икону и слышать ангельское пение хора. Так как впереди было поле, то можно было идти рядом с головой колонны, не отставая. Главное – не забегать вперед иконы. На следующей остановке традиционно, как и перед каждым привалом, служился молебен. Через плечо постоянно передавались записки, в которые были завернуты десятки. Записки отдавались для поминовения священникам, а деньги складывала в закрома одна из женщин.

На следующем привале разлеглись на ковриках посреди травы, достали пирожки, водичку, вытянули ноги перед последним марш-броском до Монастырского… За спиной раздался голос Миши: «А кто знает, клещ это или не клещ?» Миша разглядывал снятую со спины у Жени довольно шуструю красно-черную букашку. Отец Виталий взял ее в руки, попытался раздавить – не давится. Опять клещ - как оказалось, не последний. Шутили, показывая Мише дыры на ковриках – вот, мол, какие бывают злобные клещи. Дошутились. В Монастырском отец Стахий обнаружил присосавшегося к голове клеща. Быстро отправился к "скорой", через полчаса возвратился, демонстрируя красно-черную тварь в пенициллиновой бутылочке.



Врачи порекомендовали в течение трех суток сделать укол иммуноглобулина, один кубик которого стоит примерно 900 рублей. Как потом оказалось, укол надо делать в течение 24 часов после укуса, Слава Богу, что клещ оказался не энцефалитным. Не энцефалитным он оказался и у Ивана, который обнаружил на своей спине кровососа только спустя неделю после укуса. Тельце оторвал, а голова осталась. Пришлось идти к врачам.

В Монстырском стояли полевые кухни, где раздавался кипяток и гречневая каша, которая нам не досталась. Всем предлагали бесплатно по пакетику с двумя пирожками, но мужики объяснили, что нас двадцать человек, и забрали, не мелочась, целую коробку. Что примечательно, рядом с бесплатными пирожками стояли лотки с пирожками по десять рублей. Чем отличались – непонятно.

Хозяйка дома приняла нас чрезвычайно радушно. Приготовила «оливье», окрошку, всем постоянно подливала чай с лимоном. Для желающих был горячий душ - правда, горячий он был только для первых желающих, последним достался холодный. Дом был изрядно протоплен, поэтому спать с Александром, Сергием и Иваном мы пошли на веранду, но сначала пришлось погоняться за комарами. Комары - не клещи, можно перетерпеть. Сначала я пытался надеть на себя чью-то кепку с антимоскитной сеткой, но она оказалась пропитана неприятно пахнущим спецраствором, да еще и падала на лицо. Решил спать, как есть. Никто и не укусил до утра - похоже, всех переловили.

Полчетвертого утра вышли на трассу Сыктывкар-Киров, с неба опять начало капать. Над лесом угрожающе чернела туча - похоже, и сегодня без дождя не обойдется. Так и есть: слегка накрапывающий дождик сменился моросящим, все опять достали накидки. Впереди предстоял путь по раскисшей грязи через поля, затяжные спуски и подъемы по глинистому бездорожью через лес.

В Горохово увеличившееся число крестоходцев стало особенно заметно. Палатки и коврики были уже не только на поляне, но и в лесу. Очередь за святой водой растянулась метров на 100, очередь в женскую купель – метров на 50, а мужчины раздевались в лесу возле своей купели, из-за чего один из батюшек пригрозил вообще запретить купание, пока все не начнут раздеваться там, где положено. Первые пять минут раздевались возле купели, потом батюшка ушел, а мужики снова принялись за старое. Кому охота полчаса стоять в очереди? А так получился конвейер, один за другим все входят в купель.



Как обычно, возле церкви стояла полевая кухня, мы разжились овсяной кашей, попили чайку и легли спать. Одежду развесили на ветвях березы, там же прицепили нагрудные иконки. Пока мы с Сашей лежали под черной пленкой, кто-то пытался поставить прямо на нас палатку. Это было еще ничего. Поймал себя на раздражении, когда некая пожилая тетушка, сидевшая под березой, начала снимать мою иконку и спрашивать людей, собирающихся уходить, кто иконку оставил:
- Кто иконку забыл?
- Бабушка, это моя икона.
- Кто оставил иконку?
- Это моя икона, пожалуйста, не трогайте!
- Чья икона?
- БАБУШКА! ОСТАВЬТЕ В ПОКОЕ ИКОНУ! Э Т О М О Я И К О Н А!!
- А... А я думала, кто иконку оставил…

Думал, заработал себе на мозоли. Обошлось…

Из Горохово мы традиционно вышли с сорокаминутным опозданием от головы колонны: впереди был километр непролазной грязи, в пробках стоять не было желания. На следующем привале увидел спящего Алексея, но не стал его будить. Добрый мОлодец уморился после двухчасового перехода, пусть отдыхает. Оказалось, он просто дремал и расстроился, что я его не растолкал.

Когда ростовская компания пошла вслед за ходом, я окликнул его. Леша подошел со словами:
- Отец Василий, благословите!

Шутник. Благословил я его, как смог, и поцеловал в маковку.

- Вот этого мне и не хватало! - Алексея благословение устроило.

Дальше пошли вместе. Каюсь, отвлеклись от молитвы, делясь новостями. Но все-таки поучительную историю рассказал Алексей. Незадолго до этого шли они своей энергичной компанией, неся в руках византийский флаг, и на весь лес распевали «Богородице, Дево, радуйся..» Шли они так, шли, пока их не остановил батюшка: «Ребята, а вы устав читали? Эту молитву надо напевать вполголоса. Кроме того, вы мешаете другим сосредоточиться на молитве…» Петь громко прекратили, но внутренне с батюшкой не согласились: «Ну вот, помолиться нормально не дают даже здесь…» На следующем привале к ростовчанам подсела бойкая женщина из Ижевска, которая, по словам Алексея, ни на секунду не закрывала рот и за десять минут успела в сжатом виде два раза пересказать всю свою жизнь. Уморила ребят донельзя, уходить даже после ясных намеков не собиралась. Исчезла так же, как и появилась – неожиданно - после того, как Алексей вспомнил замечание батюшки и внутренне с ним согласился. Как обычно, в Великорецком ходу все происходит мгновенно, без запоздания – и наказание, и прощение. С Алексеем, правда, мы тоже не шепотом разговаривали. Тоже, видать, мешали…

Про другое «наказание» рассказали мне ребята из Кирова, с кем делил трапезу в последний день пути. Шли они через Медянский лес, обходя лужи по бурелому, и тут один паренек пошутил: «Ну, сейчас еще одну икону найдем!» Только произнес, тут же запнулся и упал в грязь. Скорее всего, шутить на эту тему он больше не будет.

…В Великорецком нас с Сашей оставили с крестом возле храма встречать отставших отца Виталия и отца Стахия, а так же певчих Марину и Елену. Все четверо потом уехали на машине, чтобы успеть к утренней субботней службе. Отец Виталий приехал в Слудку в четыре утра. Поспать, похоже, и не успел… Мы с Сашей пошли разыскивать своих. Ориентиром был указан дом с новыми воротами, а следующий дом был предоставлен для ночевки. Пока шли, повстречали группу женщин, которые спросили, не ищем ли мы жилье. Подсказали, что через два дома хозяйка сдает для мужчин чердак - видимо, женщин считала более привередливыми. Чердак был назван интеллигентно - «второй этаж». Сначала мы зашли к нашим в соседний дом. На скамейке у калитки, зажав сигарету зубами, сидела хозяйка со стеклянными глазами. Как ей удавалось не падать в таком состоянии, осталось загадкой. Впрочем, потом она с очередной сигаретой в зубах все-таки упала в хлеву, разбив себе лицо. Ваня с Колей решили уйти ночевать в палатке на берег Великой: «Спалит дом вместе с нами своими сигаретами, да еще скажет, что избили...» На крыше хлева («сеновале» - хотя сено там давно отсутствовало) она и предоставила места для наших мужчин, женщин разместила дома. Потом наши мужики вынесли лишнюю мебель из дома в сени и разместились на полу – все-таки теплее, чем на улице. Мы с Сашей пошли смотреть «второй этаж» в дом напротив. Хозяева – Тамара и Андрей - оказались довольно дружелюбными, денег за ночевку на крыше хлева (даже с наличием сена!) брать отказались. Сено оказалось кстати: суставы болели, когда попробовал лежать на полу, подстелив лишь туристический коврик. Да и всякие запахи аромат сена перебивал. На самОм чердаке ночевали еще трое молодых ребят, а недалеко от нас в углу на диване – не особо общительный кировчанин, который останавливался на ночевку в этом доме, на этом диване каждый крестный ход. Саша пытался разговорить его, но брат во Христе сначала довольно холодно, а потом уже с заметным раздражением реагировал на попытки установить контакт.

Утром мы с Сашей встали пораньше, пошли на улицу читать «Последование…». Потом всей нашей компанией отправились на службу на берег Великой. Пришли как раз к окончанию ранней литургии, которая начинается в шесть утра. Через мощные колонки доносилось: «Видехом свет истины, прияхом Духа Небесного». Ребята, которые ночевали в лесу в палатках рядом с храмом, делились впечатлениями:
- Мы на раннюю литургию 6-го не пошли, решили отдохнуть немножко и пойти на позднюю, а стояли рядом в лесочке. И вот в 6 утра: "Благословенно Царство!!!" Лежишь в палатке, в спальнике, а вокруг Литургия! Слышишь каждое слово...

За алтарем растянулись четыре или пять длинных очередей - по числу исповедовавших батюшек. Передавая друг другу ручку, которой записывали на кусочках бумаги, кто что вспомнил из своих злодеяний, мы стали ждать, когда освободится со службы отец Игорь из нашей епархии. Если бы не он, то на Причастие мы бы точно не успели – настолько много было желающих исповедаться. В прошлом году, если не ошибаюсь, было 22 батюшки, поэтому успели исповедаться и причаститься все желающие. В этом году исповедь продолжалась даже после окончания поздней литургии. Отец Игорь исповедал долго и подробно, вытаскивая из нас все, о чем забыли написать. Сначала подошли наши отроки-крестоходцы погодки семи и восьми лет Стефан и Николай, потом их отец, потом потихоньку все остальные.



Опять вокруг солнца была радуга. Над храмом под облаками парил орел. Ветра почти не было, я пытался дождаться, когда же солнце зайдет сначала за край крыши, потом за маковку церкви - уж очень захотелось попасть в тень, а кепку-то невозможно надеть на литургии, стоять надо с непокрытой головой. Поглядывал редеющую очередь к отцу Игорю: успеют или нет? Вроде, все успевали. Потом началась давка к четырем чашам. Толпа напирала. Чтобы не упасть на стоящих впереди, я наклонился спиной назад. Батюшка, державший плат, по очереди с трех направлений выбирал по человеку, а остальных отделял рукой от чаши. Конус из людей потихоньку продвигался. Что удивительно, когда я оказался в первой тройке, давление сзади немедленно прекратилось. Как – ума не приложу. Только что на тебя давила стена людей, и вдруг стоишь (рядом еще двое) перед священником – и полное спокойствие.

Потом было очередь на запивку, но я стоять не стал – со мной поделился Николай. Сон на берегу для него не прошел бесследно: и он, и Иван простыли. Перед тем, как уйти с сеновала, успели попариться в бане, а ночь было прохладной. Я сначала пытался обойтись без спальника, но среди ночи проснулся от холода. Пришлось укутываться. Кроме того, хозяева великодушно предложили несколько шуб, но мы с Сашей оказались. Шубами можно будет воспользоваться, если, Бог даст, будем ночевать в этом доме в совсем холодный год.

Сбоку от алтаря между сосен была установлена рамка с пятью колоколами. К ней по очереди подходили молодые звонари и извлекали веселый звон. Я сел рядом прямо на землю – чтобы из головы выбить остатки дури. Потом мы пошли к палаткам, купили огурчиков, жареной рыбки, сока – время-то, оказывается, перевалило уже за полдень. Служба, получается, длилась около трех часов. За водой очередь стоять не стали: триста человек с бутылками – это надолго. В купель было ненамного меньше, и мы отправились домой отсыпаться.

Долго спать нам не дали хозяева – включили разухабистую песню про тещу, слушать это не было никакого желании ни у меня, ни у Саши. Собрались, пошли к купели. Вовремя нас разбудили хозяева - в купель как раз должны были заходить мужчины.

Вода показалась теплой, о чем я незамедлительно поделился с Сашей. Даже задержался под водой, чтобы острее ощутить холод воды. Вот кто меня тянул за язык? Потом, через сутки Николай Угодник дал возможность подольше прочувствовать холод. Меньше, меньше надо языком молоть… За водой опять стоять не стали, так как очередь уменьшилась с полудня несильно. Решили придти ночью перед выходом.

Спускаясь к реке в полдвенадцатого ночи, повстречали отца Игоря, который объяснил, что набрать воду без очереди (а в очереди, несмотря на позднее время, было человек тридцать) можно за купелью, где погружаются священники, только набирать неудобно – трубка спрятана под деревянными конструкциями. Чтобы дотянуться до нее, пришлось сложиться пополам и вытянуть руку. Перед нами набирали воду двое парней, девушки, наблюдавшие за ними с деревянного помоста, попросили набрать святой воды и им.
- А что, самим спуститься тяжело? - недовольно буркнул один.
- А если б Христос попросил, набрал бы? - спросил у него второй. Молчание. - Вот Он сейчас и просит… Набирай.. Давайте, девушки, бутылки

Набрал...

Потом девушки поинтересовались, из каких краев мы с Сашей.
- Из Сыктывкара.
- Ого! Вот это да!
- Да что Вы так удивляетесь, мы ж не пешком до Кирова пришли! - рассмеялись мы.

Продуктовые палатки из Юрьянского райпо торговали до двух ночи – до самого выхода крестного хода. Немногочисленные паломники набирали пирожки в дорогу, шоколад, фрукты. Мы с Сашей попили чайку и решили где-нибудь прилечь до молебна. Многие спали прямо в храме на полу. А мы легли прикорнуть в обтянутой пленкой палатке, в которой днем принимались записки на молебны. Трое крестоходцев уже облюбовали там места. Когда мы стелили пленку и расправляли коврики, тетушка, лежавшая в углу, повернулась к нам и заметила:
- Надо же! Ложилась – одни были рядом, просыпаюсь – другие...

Подремали, встали в час ночи. В храме только начался молебен. Мы нашли места поближе к алтарю, чтобы видеть икону, достали книжечки с акафистом. Народ хором пел вслед за священником «Радуйся, Николае, великий чудотворче….». Час пролетел мгновенно. Ход стал строиться в колонну, с колокольни зазвучал энергичный перезвон. Я заметил, что непроизвольно ногой выбиваю такт - уж очень заводной был благовест. Все-таки настроение при выходе из Кирова и при выходе из Великорецкого различается: будто туда идем в бой, а обратно уже несем победу.

Как обычно, начал капать дождик. Правда, в этом году не в момент выхода, а десятиминутным опозданием. Опять все вытащили пленки и накидки. Я сменил кроссовки на сапоги, когда ход сошел с трассы на грунт. Внушительных размеров туча, казалось, нагоняла нас. Привал был примерно через час. Среди низких туч едва различалась умолкнувшая колокольня. Дождь на этот раз опоздал, поливал Великорецкое уже после ухода колонны. Саша Липин с Сергием и Сашей-полковником получили благословение нести икону, пообещав нам, что замолвят за нас словечко, чтобы доверили нести икону и другим сыктывкарцам. Отец Иов на следующем привале сказал, чтобы мы - группа из трех человек - подошли к нему через один переход. А пока все легли на мокрую траву – кто пить чай, кто – как Николай - спать. Привал был недолгим, Коля только уснул, а икону уже подняли. Пришлось разбудить его, положив ему в рот кусочек шоколадки и поставив рядом на травку кружку с горячим чаем. Попутно я сообщил, что отец Иов доверит нам нести икону через переход. Шоколадного заряда хватило Коле ненадолго, минут через 15 - 20 пути он сообщил мне, с трудом разлепляя глаза и шмыгая носом, что лучше в тройку взять кого-нибудь другого, а он сам еле ноги передвигает и икону нести не в силах. Пришлось подбодрить его тем, что впереди долгий, на ва с лишним часа, привал – успеем и отоспаться, и червячка заморить, и чай попить. А там уж пусть решит, есть силы или нет.

Через два часа, в восемь утра пришли к Медянскому лесу. Отец Иов напомнил, что сегодня, 7 июня, день Святой Троицы, поэтому будет первый после Пасхи молебен с коленопреклоненными молитвами. Час продолжалась служба, народ стоял вокруг иконы, трижды опускаясь на колени по слову священника.



Потом был объявлен двухчасовой привал. Наши уже развели костер, вскипятили воду, сотворили суп из лапши быстрого приготовления, нарезали колбаску в честь праздника. Попив чайку, я, Николай и Вениамин быстро легли под елки. У меня заснуть опять не получилось, все думал, как бы не проспать. За пятнадцать минут до выхода подошли к отцу Иову, который сказал нам, что нести будем не только мы, но еще две тройки – переход намечался на два с половиной часа, одной тройке нести тяжело весь путь. Нести хотелось непременно первыми, но шустрые москвичи нас опередили, отец Иов благословил их поднять икону после привала. Менее шустрые, чем москвичи, но более шустрые, чем мы, вятчане стали вторыми. А мы, замороженные северяне, стали, соответственно, последней тройкой. Ребята слегка расстроились, я тоже. Потом всем в голову пришла мысль, что «будут последние первыми, и первые последними», так что нет причин для расстройства. Через минуту поделился с Колей и Веней соображениями о том, что нести последними очень даже хорошо: а) мы будем держать икону на молебне, который будет служиться в конце перехода б) первые несут икону со свежими силами, а мы возьмем последними, когда все устанут – двойной подвиг. Лица братьев просветлели: не надо было суетиться, Господь все устроил лучшим образом. А вот третий плюс выявился спустя два часа.

Первая тройка подняла икону, вятчанам и нам отец Иов сказал идти за ним, перед запасными певчими. Остальной народ стремился попасть в голову колонны, но сделать это было практически невозможно. Один напористый мужичок все норовил обогнать и певчих, и нас, поэтому Виктор, правая рука отца Иова, тихонько сказал нам, чтобы мы этого упорного гражданина оттеснили, что оказалось делом непростым – сдаваться он не собирался, не реагируя ни на уговоры, ни на подставляемые ему наши могучие спины и ручищи (как мы о себе думали). Тогда Виктор вызвал по рации двух омоновцев, шедших недалеко от головы колонны, и они минутки через три-четыре, взяв мужичка в коробочку, доходчиво ему объяснили, кого и зачем надо слушать в крестном ходу. Кстати, пока я шел, то рассматривал обувку Виктора: на обычный носок был надет толстый шерстяной, потом полиэтиленовый пакет, который был примотан к голени скотчем. На эту конструкцию были надеты сандалии. И пальцы не натирает, и сухо. Я шел в кедах, когда сухо (но обычно натираются мизинцы, а часто и не только мизинцы) или сапогах. Очень многие шли просто босиком.



На ходу я успел написать на клочке бумаги имена своих родных, сложил записку вместе с десяткой во внутренний карман, чтобы подать потом на молебне. Виктор объявил 5-минутную готовность. Мы выстроились так, чтобы по команде без путаницы перехватить икону: Вениамин посередине (чтобы держать заднюю ручку носилок), а мы с Николаем – по краям (чтобы держать две передние ручки).

Стефановский ход научил ходить с иконой ровно, плавно, без раскачиваний. Там, где лужи занимали всю ширину дороги, и невозможно было нам с Николаем идти вдвоем, один брал икону, как носилки, а второй либо страховал сбоку, чтобы несущие не соскользнули в лужу, либо отодвигал от иконы свисающие ветви деревьев. Начал накрапывать дождик. «Ну, Никола покропит немного, ничего страшного», - решили мы. Накидки из рюкзаков все равно достать мы не могли. И тут дождь резко перешел в ливень. Куртка на мне была та самая, что и в прошлом году, поэтому минуты через три я был мокрый от макушки до пят. На этом дело не кончилось, настало время испытаний – тот самый пункт « в) », который был нам приготовлен. Перед тем, как взять икону, я поведал Виктору грустную историю о том, что в прошлом году я самостоятельно ход не прошел из-за плохого поведения, и последние 5 километров меня по Кирову везла «скорая». «Ну ничего, за одного битого двух небитых дают! Не переживай, бывает. Сейчас потрудишься, оправдаешься за прошлый год!» Как в воду глядел.

Ливень резко сменился градом размером орех.



Так как я не был застегнут, то мне за шиворот тут же нападало приличное количество льда, по позвоночнику и дальше... Лед под одеждой начал быстро таять. Мгновенно я продрог до костей, Коля сказал, что этот град заменяет все купели, вместе взятые. Вот тут-то я и вспомнил свое недовольство якобы теплой водой на источнике в Великорецком…. Коля посоветовал убрать мне руку с головы (я боялся, что градины могут набить синяки на голове). Секунд через 10 он с радостным видом сообщил, что у меня на голове небольшой сугроб. Сугроб на голове – это вообще не беда. Поймал себя на мысли, что Коля несет икону один, а я в состоянии легкого шока от холода иду рядом, забывая раздвигать ветки. Опомнился, пересилил, взяли икону, когда путь стал шире. Лед уже растаял, в процессе ходьбы холод уходил. Чтобы согреться, хотелось бежать, да нельзя. Отец Иов спросил, живы ли мы. «Если бы не были живы, валялись бы там, позади! :О)» Наш настрой ему понравился.

На молебне, одной рукой придерживая икону, подал мокрую записку. Завернутая в нее десятка вызвала у батюшек улыбку – видимо, мы выглядели так, что у других было желание дать нам самим денег :О))) Молебен продолжался минут 20, народ потихоньку вытягивался из леса. Без движения мы начали подмерзать… Взяли благословении развести костер, но даже с охотничьими спичками мы не могли разжечь костер в отсыревшем ельнике. Мокрая береста гореть не желала, а хотелось тепла. Смалодушничали, решили идти в Медяны, зайти кому-нибудь во двор и попросить сухих дров. Чуть весь свой подвиг этим не испортили. Вениамину в голову пришла здравая мысль взять благословение у о. Иова. О.Иов, посмотрев с сомнением на нас, ответствовал, что все в таком же положении, как и мы, все мокрые и замерзшие. Посмотрели – действительно, несмотря на накидки, многие были мокрыми с головы до пят (то ли накидки были коротковаты для такого ливня и града, то ли люди надеялись, что дождик будет не сильным и не надели накидок вообще).

Около костра, который развели какие-то ребята (видимо, с помощью сухого спирта) собралось человек 10-12 народу, сам костерок был небольшим, нам там ничего не светило, и тут увидели дым с того места, где мы пытались добыть огонь - паренек, которому оставили охотничьи спички и бересту, добился все-таки результата. Полыхал довольно приличный костер, в который набросали подмокших еловых веток, но они быстро подсыхали, и вскоре человек 6 из нашей компании сушили одежду. Я снял куртку, чтобы сохла и футболка. В сапогах хлюпала вода, но времени на привал отводилось не много, поэтому решил сушить только верхнюю одежду. Тепло сделало свое дело, народ повеселел, а я не заметил, что левый сапог у меня уже плавится. Народ пришел в еще большее веселье. Досмеялся – сжег куртку в двух местах, причем, манжеты почти не высохли. Достал нож, отрезал манжеты - все равно куртка уже была безнадежно испорчена костром. Синтетика расплавилась, и внутри рукава образовалось подобие пластмассы. На левом рукаве материал спекся в гармошку, которую мне посоветовали считать эмблемой хода. В общем, просох я плохо, джинсы подсушились только снизу и чуть выше колен. Все остальное было сырое. Тем временем, колонна уже ушла, мы быстренько собрались и пошли догонять. После иконы ноги сами несли вперед. Несмотря на то, что переход был длинным, а на привале мы не присаживались, усталости не чувствовалось совершенно. Голову хода нагнали в два счета, сделав рывок на затяжном, километр длиной, подъеме, обогнав большую часть колонны. И в Медянах особо отдыхать не хотелось - был какой-то необычайный прилив сил после несения иконы. Вспомнились слова из «Деяний»:
«[иудеи] призвав Апостолов, били их и, запретив им говорить о имени Иисуса, отпустили их.
Они же пошли из синедриона, радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие.»

Нечто подобно было и с нами: и вымокли до нитки, и замерзли, а шли и радовались, как дети. Маленький, но подвиг, который сами себе чуть не испортили, захотев убежать погреться. Отец Иов, храни его Господь, буквально спас нас от падения. И еще раз убедились, что не надо суетиться, а полностью положиться на волю Божию, Который все устроит наилучшим образом.


За кипятком стояла длинная очередь, стоять не хотелось. Тут же рядом в палатках продавали выпечку и чай за 10 рублей. Выпечку купил, а в котелок попросил на 10 рублей налить просто кипятка, т.к. заварка и сахар имелись свои в изрядном количестве. Девушка налила из чайника полный котелок кипятка. Бесплатно. Спаси ее Господь… Пошел к своим делиться выпечкой и водой. Кто переодевался в сухое, кто пил чай с пирожками. Впереди был последний переход до ночевки. Отправил жене, Владу, Алексею (который, наверное, уже подъезжал к Ростову) и о. Виталию смс с отчетом. Вскоре получил ответ от Влада: «Мокрые трусы - это у многих бывает», имея в иду, что сейчас иной случай - умеет человек подобрать нужные слова в трудную минуту :О)))

Саша Липин спросил, у кого ноги в нормальном состоянии, чтобы не отстать от передних рядов на следующем переходе и занять место на ночевке для всех. Сформировали «группу захвата» из меня, Миши и Василия-младшего. Минут через 10 мы увидели, что рядом идет и Саша Кулешов, который поначалу сомневался в своих ногах. К Ходу присоединился всеми любимый интернатский Коля, который опять начал всех строить, шпынять и командовать. Поначалу он пытался выгнать из колонны серьезного мужчину с посохом, который еще с Кирова следил за порядком в первых рядах. Мужчина просто и доступно объяснил, что если Коля еще раз на него прикрикнет, то получит посохом по голове. «НЕ НАДО», - ответил Коля с виноватой улыбкой и принялся за нас: «КУДА??!!!! НАЗАД!!!! СЧАС ВЫВЕДУ ВООБЩЕ!!!!»

Вдоль дороги валялось несколько десятков поваленных ураганом тополей. Оказалось, что дорогу успели очистить от них буквально к нашему приходу. 3-го июня, в момент начала Крестного Хода, возле Медян прошел ураган…

В Мурыгино пришли в первых рядах. Дурная голова ногам покоя не дает - решил срезать путь до интерната, положившись на свое представление о схеме расположения улиц в селе. В результате мы заблудились, и как два года назад, никто из местных жителей не знал, где находится интернат. Наконец, нашелся знающий человек. В указанном им направлении я с рюкзаком на спине и устроил кросс, ребята еле за мной поспевали, приходилось их дожидаться, чтобы не потеряли из виду. На входных воротах стояли человек 5 персонала. «Много народу уже пришло?» - «Нет, Вы первый». Успел, оправдал оказанное мне высокое доверие (С). По сравнению с прошлым годом, когда я еле доковылял, опираясь на палку, сейчас у меня хватило сил бегать по поселку - вот, что значит нести икону и молиться.

Опять для нас были приготовлены полные кастрюли супа, гречи с мясом, компота и чая. Ходила врач и всем обрабатывала мозоли. Кроме того, рядом с обеденным столом была оставлена коробка с различными лекарствами и пластырем – бери, кому что требуется. В душевую выстроилась очередь; подросшая за год детвора в полном составе опять начала наматывать круги по спортзалу. Утром они все лежали на матах рядышком в самых причудливых позах. В коляски наутро их просто погрузили.

А у меня горло начало потихоньку побаливать. Из сухого остались лишь носки и тельняшка, все остальное отсырело. Так и спал. Футболка, постиранная в Великорецком, до утра так и не просохла. Каждый год в спортзале мы развешиваем на шведских стенках влажные вещи, и каждый раз убеждаемся, что ничего не сохнет. Сапоги с мокрыми носками, стельками и утеплителем упаковал в пакет и завязал – благо, через несколько километров мы выходили на асфальт, а небо было ясным. Шел, пытался понять, что у меня вообще со здоровьем. За ночь не заболел – факт удивительный, только горло слегка болело. В Гирсово наши девушки повторно набрызгали мне в горло прополис, слегка полегчало. Гостеприимные жители Гирсово наготовили всякой еды, и кроме того, встретили нашу колонну хлебом-солью. Я сначала не понял, почему задерживаются люди возле какого-то мужчины, стоящего посреди дороги, а потом идут дальше. Оказалось, в руках у него был поднос, на котором соли было еще много, а вот от каравая остались одни крошки. Взял тоже одну. Соли едва ли не больше съел, чем хлеба.

После Гирсово начали читать акафист на ходу, шли быстро, т.к. вышли немного позже иконы. Нагнали еще одну группу, которая тоже читала акафист Николаю Угоднику. То мы: «Радуйся Николае, великий чудотворче!», то они тут же «Алилуйа!..» Получался какой-то винегрет. Решили обогнать, но потом ситуация повторялась еще пару раз с другими группами. Все-таки, наверное, выходить лучше вовремя и идти в среднем темпе.

Те, кто шел впервые, опять традиционно фотографировались возле огромной надписи «К И Р О В», стоявшей возле трассы, хотя до Кирова было еще километра 4. Небо опять затянулось тучами, пришлось надевать куртку. На последнем перед городом привале выгребли из рюкзаков остатки съестных запасов.

После моста крестный ход встречала колонна с хоругвями, вышедшая из храма Новомучеников, где ожидался наш последний привал. Дождь уже лил практически без перерывов. Весь молебен стояли, накрывшись накидками. Мы с Мишей и Евгенией стояли втроем, накрывшись моей пленкой; попутно узнал у них, что в Мурыгино они проспали до 7 утра – у Жени после вчерашнего ливня с градом поднялась температура до 38, сил продолжать ход не было. Потом сторож их разбудил: «Пора и честь знать…» Приняли жаропонижающее, до Кирова добрались на автобусе, ожидая нас в храме Новомучеников. Дальше опять решили идти вместе с нами.

После молебна было объявилено, что колонна выйдет в 14:30, т.е. через 45 минут. Мы успели пообедать. Как всегда, суп и каша оказались вкуснейшими, а приходские тетушки непрестанно предлагали добавки, подливали чай и подсыпали конфеты.



Потом пришел батюшка и начал всех кропить святой водой. Саша Липин рассказал, что по странному стечению обстоятельств он от этого батюшки никак не мог скрыться: сначала после молебна получил изрядную порцию святой воды, т.к. стоял рядом, потом Саша пошел в столовую - и батюшка в столовую, Саша на улицу – батюшка тут как тут, Саша в храм – и батюшка туда же. В общем, оказался примерно в таком состоянии, как я вчера после ливня. Но от святой воды характер не портится – через 10 минут Саша подкармливал конфетами медсестру, сидевшую в сопровождавшей нас машине «Скорой помощи». А то девушка совсем нос повесила – ехали медики, как обычно, с раннего утра, никто их не кормил, опять в «скорой» сидели несколько потерявших силы крестоходцев, которых нужно было приводить в нормальное состояние.

В «Новомучениках» перерыв сократили, в столовой сидели на скамеечках, ноги вытянуть не получилось, и сейчас, после многочасовой ходьбы по асфальту болели икры (сразу вспомнил, как в прошлом году не просто болели, а стреляло током до потемнения в глазах), а на мизинцах начали чувствоваться мозоли. Зато дождь наконец-то кончился. Кировские улицы после затяжного дождя напоминали лесные дороги – приходилось обходить широченные лужи и потоки воды.



Самое интересное, что когда перед Трифоновым монастырем встречал батюшка, окропляя паломников святой водой, все подходили поближе, чтобы досталось побольше, хотя дождь уже всем надоел. Батюшка «работал» энергично, как в топку уголь кидал: за секунду он два раза успевал макнуть кропило в ведро с водой. Нам с Сашей пришла в голову шальная мысль свернуть на 200 метров раньше на ту улицу, где стояли наши машины, но тут же сообразили, что получится, будто ход мы не завершили и сошли. Тут же вернулись обратно в колонну. Хотя о. Иов утром благословил покинуть крестный ход тех, кто собирался уезжать в другой город или не имел сил продолжать идти, но мы-то никуда не торопились, и сил было еще в достатке. Впервые в этом году услышал, что самовольно, без благословения крестный ход покидать нельзя.

Охранник Женя с вахтершей радостно встречали нас учебном центре. Все отправились в Трифонов монастырь на источник набрать воды и искупаться напоследок, а я лег в жениной комнатушке на диван, пытаясь поспать перед ночной дорогой, чтобы подменить Сашу за рулем, если он будет засыпать. Я уже начал видеть какой-то сон, но тут зашел Саша и зачем-то доложил, что они идут на источник. Повторно уснуть из-за заложенного напрочь носа не удалось, да и мысли не давали. Крестный ход был закончен, свой пасхальный кулич я получил. Год я ждал этого. Манефа сделала сон почти явью – пришла нас провожать и принесла домашние пирожки в дорогу.



Охранник территории, на которой стояли наши машины, долго думал, выпускать нас или нет, ссылаясь на необходимость каких-то отметок и квитанций, мы ему намекнули, что традиции платить у нас пока не сложилось, т.к. есть личная договоренность с начальником учебного центра. Наконец, он открыл ворота, и мы, слегка поплутав по Кирову, двинулись той же дорогой, которой шли в Киров утром. В Даниловке попили чаю, взяли горький шоколад, чтобы у Саши глаза не закрывались. Ехали не торопясь, да и трасса в некоторых места была временно испорчена дорожной техникой, поэтому подъезжали к городу уже в 3-м часу ночи. И шоколад, и пирожки доели, поэтому пару раз выходили на свежий воздух, чтобы не уснуть на ходу.

Насморк и небольшая боль в горле так и не перешли в болезнь, благополучно исчезнув через несколько дней. В обычной жизни такое приключение даром бы не обошлось, наверняка провалялся бы в постели не один день, если не хуже. Поневоле поверишь в истории про то, как в давние времена христиан жгли на костре, отрубали головы, а они оставались невредимыми. Вот чувствуешь и холод, и голод, и хронический недосып, а они тебя не берут. Страдаешь, но Бог бережет. Зина, когда шла впервые в наш, Стефановский, ход, надела зимнее пальто - начало мая выдалось холодным. Но неожиданно пошел ливень, на ночевку все пришли мокрые насквозь. Пальто повесила, размышляя, как утром она его оденет. Утром пальто было абсолютно сухим…

«…сокровище сие мы носим в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам.
Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся;
мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем
…
Посему мы не унываем; но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется.
Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу,
когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно»

Зина, пока ехали, рассказала и то, как она пошла в первый раз в Великорецкий, взяв с собой из запасной одежды только сапоги, а из еды – только сухари и святую воду (так посоветовали знающие люди). Шла и молилась, чтобы Мишка поступил в институт. А поступить было непросто – и у Миши в учебе не все получалось, и конкурс был 5 человек на место. Надо было идти и молиться. В Бобино спала чуть ли не под открытым небом, в Великорецком – на каменном полу в храме возле паперти, на самом сквозняке, т.к. все остальные места были заняты. И не прошла – пролетела, не заболела. Только в последний день неожиданно образовалась огромная мозоль, водяной мешок на всю стопу. Киров был рядом, как на ладони, а боль была нестерпимой. Неужели сходить сейчас, когда позади почти весь путь? Встала и начала читать акафист Николаю Угоднику. Дочитала и сделала шаг. Тут же мозоль лопнула, и боль мгновенно прошла. События по ее приезду домой развивались примерно так же: Миша на все пятерки сдал вступительные, но из-за огромного конкурса оказалось несколько человек с максимальным числом баллов, которым не хватало мест. В приемной комиссии Мише настоятельно посоветовали забрать документы («у нас есть девушка, которую мы не можем не принять, тебе все равно ничего не светит, все решено…»). Зина сказала Мише документы не забирать ни в коем случае (было это в пятницу), а сама все выходные проплакала. В понедельник пришла на работу с ничего не соображающей головой и опухшими от слез глазами, никого не видела и ничего не слышала. Днем позвонил Мишка и сообщил, что принят в институт. Головная боль прошла мгновенно.



«…истинно говорю вам, если будете иметь веру и не усомнитесь, не только сделаете то, что сделано со смоковницею, но если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, - будет;
и всё, чего ни попросите в молитве с верою, получите»

Аминь.