Перевод – Е. Кузьмина © При использовании моих переводов обязательна ссылка на сайт http://elenakuzmina.blogspot.com/

Источник: Wabi Sabi: The Art of Everyday Life, by Diane Durston

Об авторе: Дайан Дерстон - писательница, лектор, преподаватель; наиболее известна своими тремя книгами и множеством эссе о Киото, где жила в течение 18 лет. Бегло говорит по-японски; изучала искусство, религию, историю страны.
Больше о Дайан Дерстон – здесь (англ.)

«Слова существуют ради их смысла. Как только вам открылся смысл, можете забыть про слова.
Где найти мне человека, который забыл слова – чтобы я мог перемолвиться с ним словечком?»
Чжуан-Цзы /Chuang Tse
 

Кисточка, подобно язычку пламени, наносит чернила на страницу – спонтанно и целенаправленно. Японская манера рисования кажется простой. Она проста – и в то же время сложна. Требуются годы, чтобы достичь легкости движений, требуется осознанность, внимание ума, когда кисть касается бумаги.

Я приехала в Японию в 1977 году, чтобы изучать технику рисования суми-ё. Моим первым учителем был Хидетоси Кувано (Hidetoshi Kuwano). Заранее, еще до приезда в Киото, я готовилась к этим урокам. Я прочла все книги. Я заучила последовательность движений кисти, необходимых для изображения в китайском стиле узнаваемого лотоса (цветка, который никогда в природе не видела). У меня была кисточка из шерсти барсука с бамбуковой ручкой, резная чернильница с изображением мифического дракона, стаканчик для воды из сине-белого фарфора с изображением китайского пейзажа, палочка ароматных чернил изысканного сине-черного оттенка, стопка бумаги ручной работы, а также крохотное лакированное пресс-папье, чтобы удерживать всё это на месте. Но всего этого было недостаточно.

Я забыла привезти с собой прозрение, умение проникнуть в суть, - основной инструмент художника, для овладения которым требуется время. Мне предстояло провести в Японии 18 лет и ни единый из уроков, преподанных мне Кувано-сенсэем, не обучал навыкам. (Сенсэй – учитель или мастер). Вместо этого он учил меня жизни, тому, какова она в восточной культуре. Он учил, что искусство – не цель, но путь.

К тому времени, когда я покинула сенсэя, я научилась задавать правильный вопрос: «Почему ты здесь?» Это – точка отправления в сферу исследования ваби и саби. Пара японских слов определяет наилучшие аспекты одной из самых удивительных мировых культур. То, что я знаю о ваби и саби, я узнала от Кувано-сенсэя, а также от других людей, встреченных мною в Киото: от жены владельца магазина, ремесленника, плетущего корзины, изготовителя гребней, дзен-священника, от старика-фермера и юной девушки, плачущей в саду.


Ваби переводят по-разному: безмятежная простота; аскетическая элегантность; неотшлифованная, несовершенная, несимметричная красота; безыскусственность; вещи в своем самом простом, строгом, природном состоянии; безмятежное, трансцендентное состояние сознания.

Саби переводят как «красота, хранящая в себе течение времени»; и «вызываемое ею ощущение мимолетности». Это патина, которую накладывает возраст; это природный цикл рождения и смерти. [О ваби-саби прекрасно написал Александ Генис - автор блога]

Впервые появившись как поэтические образы в японской литературе, ваби и саби тесно связаны с чайной церемонией, духовной практикой, придуманной дзен-буддийскими монахами в XV веке. Окакура Какудзо (Okakura Kakuzo), который сто лет назад написал первую «Книгу о чае» на английском языке, определил чайную церемонию как «искусство повседневной жизни».

Чайная церемония считается средством достижения просветления и спокойствия сознания посредством простой ежедневной процедуры приготовления чая. Основное внимание уделяется возможности разделить минуты отдыха и покоя с друзьями в атмосфере взаимного уважения, в обстановке и окружении, отражающих тихую красоту природы.

Хозяйка чайной церемонии и её гости размышляют о важности умения ценить и беречь каждый проходящий миг в потоке нашей короткой и часто беспорядочной жизни. Таким образом сама жизнь превращается в искусство, проявлением которого являются ваби и саби.

Каждый предмет в чайной церемонии играет свою роль. Грубая, кривая чайная плошка напоминает, что ничто в жизни не безупречно. Пустое пространство на рисунке в виде свитка говорит о том, что незавершенность может вдохновлять воображение зрителя. Один-единственный цветок в вазе из бамбука приглашает вас отметить его недооцененную красоту. Примитивная отделка нелакированной кедровой коробочки напоминает, что дерево всегда будет красивее, чем пластмасса. Патина, которая с годами покрыла бронзовый чайник, напоминает, что и мы тоже изменимся с течением времени.

Для Сэн-но-Риккю (Sen no Rikyu), мастера, в XVI веке вознесшего Путь чая (The Way of Tea) к вершинам, чайная церемония не более чем это:

«Приготовь чашку вкусного чаю; положи древесного угля, чтобы подогреть воду; расположи цветы подобно тому, как растут они в полях; летом дай прохладу, зимой тепло; делай всё заранее; подготовься к дождю; даруй тем, кто рядом с тобой, почёт и уважение.
«Насколько сложно этому следовать?» - спросил один из учеников. И Сэн-но-Риккю ответил: «Что ж, если ты сумеешь овладеть этим искусством, научишь меня».


Юная девушка

Сад художника во власти дождя. Ни местечка для яркого солнца; всегда он печален и сер – словно стареющая женщина, чья увядающая красота напоминает о том, как прекрасна она была когда-то. Сегодня тихая грусть цепляется, как ворон, за мокрые ветки сосен.

В летний дождь листья зеленее и роса светится на мокрых камнях, вытесанных два столетия назад каменщиками, которых поглотило забвение еще при жизни. Опрятный, но растрёпанный, сад обладает собственным сознанием. Деревья стали выше, чем были посажены. Вещи умирают и сменяются другими. Ломаются ветки, рыба стареет, израненная. Цапля появляется, словно призрак во сне, на мгновение останавливается на мосту и исчезает.

Присядь на портик ненадолго; смотри, как мелко сыплет дождь на безмолвный пруд. Мастер, давно ушедший, создал его именно для таких дней. Он понимал красоту мимолетных мгновений. Чувствуй дождь. Дай ему омыть твои руки и лицо. Смотри, как каплет с соломенных крыш чайных домиков в мутный пруд. Сидеть здесь, молча, в промозглый осенний полдень, окруженный поэзией и искусством, застынув в этом мгновении – достаточно, чтобы заставить юную девушку плакать.

Ваби подобно ощущению вечернего неба по осени, хмурому цветом, лишенному звуков. Вдруг – причину сможет найти каждый, - слёзы начинают бежать неудержимо.
Камо но Тёмэй / Kamo no Chomei

Ваби – это выражение красоты, которая есть проявление творческой энергии, пронизывающей всё живое и неодушевленное. Это красота, которая как сама природа, и темная, и светлая; и печальная и радостная, и суровая и нежная. Красота этой природной силы несовершенна – всегда изменчива и недосягаема.
Макото Уэда /Makoto Ueda

Не ворчать и не жаловаться на отчаянное положение, ненавидя бедность или даже пытаясь освободиться от неё; но восставать против материальных трудностей и ограниченности в материальном, преобразовывая это в новообретенную сферу духовной свободы;
не попасться в тиски мирских ценностей, но радоваться безмятежности за пределами повседневности, - вот жизнь истинного приверженца ваби.
Хага Косиро / Haga Koshiro


Нам нравятся вещи, несущие отметины въевшейся грязи, сажи, непогоды, мы любим цвета и блеск, вызывающий воспоминания о прошлом, которое их создало.
Юнихиро Танизаки /Tanizaki Junichiro

На стуле прямо у входа в его старый деревянный магазинчик Синтаро Морита сидит, расщепляя бамбук. Его инструмент сделал его дед из рукояти самурайского меча, купленного на блошином рынке 70 лет назад. Рассказывая историю меча, Синтаро сообщает, что измельченный панцирь речного краба – лучшее средство от крапивницы; если вы поранились, работая с натуральным лаком. Как говаривал дед, это стоит запомнить.

Сегодня Морита-сан плетёт волшебную цветочную корзину из полосок сусу-даке (susu-dake). Полоски сделаны из покореженных бамбуковых жердей, спасенных из крыш старых японских ферм, где единственным источником тепла был открытый очаг посередине комнаты. Поднимавшийся дым закалил и оплавил бамбук, окрасив черным, как сажа – кроме мест, где пеньковый шнур крепил жерди к потолку.
Когда жерди сняли и осторожно отполировали, проявилась изящная патина, с продольными прожилками оттенка карамели, янтаря и ржавчины. Разделенные и связанные в гибкие отрезки, сусу-даке затем могут превратиться в грубые простые ёмкости для цветов на чайных церемониях.
Не бывает двух одинаковых полосок этого материала.

«Настоящий сусу-даке в наши дни трудно достать, - жалуется мастер. - Осталось не так много старых ферм. Некоторые корзинки, которые можно увидеть сегодня, сделаны из обыкновенного бамбука, который протравили, чтобы подделать природную патину. Нельзя так делать. Подлинный мастер чайных церемоний всегда увидит разницу».

Когда настроением этого момента являются уединение и покой, это называют саби. Саби означает одиночество в значении буддийской непривязанности, когда наблюдаешь вещи происходящими «сами по себе», в чудесной спонтанности.
Алан Уоттс/ Alan Watts
Саби... это поэтическое настроение, намеком, легким прикосновением очерчивающее определенный взгляд на жизнь. Этот взгляд на жизнь называется ваби. Изначально ваби означало «печаль бедности». Но постепенно это понятие стало означать такое отношение к жизни, когда человек стремится жить скромно, ограничив потребности, находя покой и безмятежность духа даже в подобных стесненных обстоятельствах. Саби, идея изначально эстетическая, тесно связана с саби, идеей философской.
Макото Уэда / Makoto Ueda

В Киото
Я тоскую по Киото –
Песня ночной птицы.
Мацуо Басё

Этими словами бродячий поэт передает неописуемое, неподдающееся объяснению чувство тоски, стремления к чему-то – может, к древнему городу, может, к целой цивилизации или к идеалу. Он схватил красоту, одновременно совершенную и недостижимую. Басё увековечил чаяние, свойственное всем людям стремление, жажду просвещенного места или мгновения. Он скучает по Киото; Киото – не город, но мечта.

На рассвете тихого морозного дня молодой монах шуршит последними осенними листьями, сметая их с каменной дорожки – собирая в ворох тлеющих снов. Последние листья возносятся спиралькой дыма, змеясь сквозь ветки высоких сосен навстречу свободе в утреннем небе.
Как завидует он ничем не стесненному вознесению этих листьев, что становятся воздухом. Монах не спит с четырех часов утра, замерзшие покрасневшие пальцы его ног делают вид, будто не ноют от холода в соломенных сандалиях. Песнопения монахов эхом отражаются от пустынных улиц Киото: «Хоооо... Хоооо»
Домохозяйки, ранние пташки, готовят угощение, которое положат в чашки бродяг.
Обритая голова, темная роба, и сегодняшний урок бескорыстия – трудный путь для неугомонного юноши, который недавно унаследовал семейный храм. Его отправили учиться в Nanzenji, знаменитый дзенский монастырь на восточной окраине Киото.
Каждый день он собирает пожертвования, натирает до блеска деревянные полы в коридорах храма и сгребает листья во дворе – всё до завтрака. Он обдумывает вот эту дзенскую загадку: Изменение - не единственное ли неизменное?

Должны ли мы смотреть на вишню только когда она в цвету, или на луну только когда небо безоблачно? Мечтать о луне, глядя на дождь, опустить занавески и не осознавать, что весна проходит – это более трогательно. Ветви, готовые покрыться цветами, или сады, устланные увядшими цветами более достойны нашего восхищения... Наиболее захватывающее во всём – начало и конец.
Йосида Кенко / Yoshida Kenko

Поток реки непрерывен
И воды – всегда другие.
Пузыри пены, плавающие в заводях
То соберутся, то исчезают,
Всегда недолговечны. Так же и люди
И все жилища на этой Земле.
Камо но Тёмей /Kamo no Chomei

Человек, написавший эти строки, жил в Киото в период, когда хаос войны, землетрясений, голода, потопов и пожаров поглотил этот город. Тёмей принял буддийское монашество и удалился в простую хижину в горах. Там он проводил дни, сочиняя стихи, бродя по лесам, созерцая и обдумывая трагедии и простые радости жизни. В 1212 году он написал "Записки из кельи" (Hojoku), волнующее повествование о бедствиях того времени и о его жизни в 10-метровой хижине (The Ten-Foot-Square Hut). Открывается книга этим стихотворением, размышлением Тёмея о непостоянстве жизни.


С порывом ветра
Белая роса
На осенней траве
Рассыпается
Как порванное ожерелье.

Бунья-но-Асаясу/ Bunya no Asayasu


Если бы люди никогда не старели и не увядали, но вечно жили в этом мире – всё утратило бы свою способность волновать, трогать нас! Самая ценная вещь в жизни – её неопределенность, недолговечность. Взгляните на живые существа – ни одно не живет так долго, как человек. Майская муха не доживает до вечера, летняя цикада не ведает ни весны, ни осени. Какое великолепно неторопливое чувство – прожить один-единственный год в полной безмятежности! Если этого вам мало – проживите хоть тысячу лет, они мелькнут как сновидение одной ночи.

Легенда гласит, что "Записки от скуки" / "Эссе в праздности" (Essay in Idleness/ Tsurezuregusa, 1330-1332) написаны на обрывках бумаги, которые автор – Йосида Кенко (Yoshida Kenko) развешивал на стенах своего дома. Годы спустя один его заботливый друг осторожно снял эти обрывки, сохранив таким образом одно из величайших произведений японской литературы.
243 отрывка этого классического произведения XIV столетия хранят квинтэссенцию мимолетной природы сущего.

Жизнь – свеча на ветру.
Японская поговорка

Есть примерно один час осенью,
Когда небо ясно и прозрачно,
Когда предсказуемо движутся тучи,
Отказываясь в бурю собираться,
Когда бодрящая уверенность
В полноте своей красоты
Разносится в оттенках и цветах Горы,
Как будто в этот миг
Деревья не страшатся
Неминуемого Зимы приближения.
Они знают всё о том, что
Вероломный маскируется Обманщик
С ликом Смерти.

Самые ценные плошки для чайной церемонии – неправильной формы. На некоторых там и сям сохраняются золотистые пятна, подчеркивающие (а не скрывающие) потертости от рук давних владельцев.
Асимметрия и неправильная форма предоставляют простор для роста, совершенствования, а безупречность душит воображение.
Дональд Кини / Donald Keene


Во всем, о чем бы ни шла речь, единообразие нежелательно. Оставить что-либо незавершенным – значит сделать интересным, даруя ощущение простора для роста.
Йосида Кенко, Эссе в праздности / Yoshida Kenko, Tsurezuregusa

Родившийся в 1886 году, десятки лет спустя после того, как Япония открыла свои порты для Запада, Танизаки Юнихиро (Tanizaki Junichiro) был одержим традициями и прошлым своей страны. Он отвергал всё, что считал наносной вестернизацией, происходившей повсеместно. Произведение, которым Танизаки наиболее известен на Западе, - короткое эссе озаглавленное «Похвала тени» (In Praise if Shadows, 1933). В нём Танизаки Юнихиро выразительно и ярко пишет о тенистой красоте традиционного японского дома:

«Я призываю этот мир теней, который мы теряем, возвратиться. Я хочу широкие карнизы и темные стены, я отодвину в тени вещи, которые слишком выступают и выделяются, я сниму никчемные украшения. Я не прошу, чтобы так делали повсюду, но возможно нам позволят иметь хотя бы один такой дом, где можно выключить электрические огни и увидеть, каков мир без них».

Холодное январское утро. Раздвижные обитые деревянными дощечками двери – и первое, что приковывает взгляд в неброском интерьере, – крохотная ваза. Один-единственный прекрасный бутон камелии намекает на свет в конце зимнего туннеля – изящный поклон в сторону смены сезонов, чтобы не забыть о ней в извечной спешке.

На входе, на бетонном полу, оставляют обувь. Приглашают войти в маленькую комнату с татами на полу, где семья Хасегава приветствует гостей. Появляется Хасегава-сан, приветливо улыбаясь и глубоко кланяясь, символизируя уважение. Вы - почетный гость, как каждый, переступивший её порог.

В комнате нет ничего, кроме потертых бумажных дверей и видавшей виды деревянной стойки в углу, отполированной руками четырех поколений тружеников-торговцев. Хасегава-сан широким жестом приглашает присесть на подушки на полу, приготовленные для этого случая.

«Чашку чая?» - предлагает она. Никто из тех, кто знает её, не откажется.
Хасегава-сан знаменита тем, что сама называет своей единственной слабостью. Каждый месяц она старается сэкономить немного денег, потакая своей привычке – пить превосходный, самый лучший зеленый чай в мире. Это простое удовольствие, и она всегда находит время разделить чашку сладко-ароматного чая гиокуро – и тепло своего гостеприимства – с особенным гостем.

А пока давайте выпьем чаю. Полдень придает бамбуку блеск, фонтаны радостно журчат, легкий шопот сосен слышен в котелке. Помечтаем об исчезновении и остановимся на прекрасном безрассудстве вещей.
Окакура Тенцин / Okakura Tenshin

Аспекты наиболее важных для нас понятий сокрыты от нас вследствие своей простоты и привычности.
Людвиг Витгенштейн

Человек богат ровно настолько, насколько он способен отказаться от того, чем владеет.
Генри Дэвид Торо

Жизнь поистине проста, но люди упорно её усложняют.
Конфуций

Умный дурак способен сделать вещи крупнее, сложнее и бесчеловечнее. Необходимо прикосновение гения, – как и великая смелость, – чтобы идти в противоположном направлении.
Эрнст Фридрих Шумахер /E.F.Schumacher

Расщепляя очередную кедровую планку руками, Томии-сан терпеливо улыбается своим гостям, демонстрируя процесс создания традиционной японской бадьи для купания – такие больше почти никто уже не использует. Сидя на полу своего тесного старого магазинчика, он с помощью пальцев рук и ног по старинке делает деревянные бадьи. Обработанная вручную с помощью инструментов его деда, кропотливо соединенная бамбуковыми колышками, каждая кедровая планка гладко остругана и оставлена неполированной – чистая природная красота, доведенная до совершенства не стремящимися к внешней эффектности руками одного из последних подлинных мастеровых.

Пожилые соседи – единственные, кто использует его бадьи по назначению. Лишь немногие бережливы настолько, что приносят мастеру свои изношенные бадьи для ремонта – и мастер любит их за это. Некоторые из пожилых соседей отказываются пользоваться стиральными машинками – ведь они вряд ли следует отстирывают грязь. Стирка шелковых кимоно старинным способом в деревянных кадках заставляет пожилых женщин двигаться, сохраняет их традиции.

Сегодня Томии-сан ведет своих любопытных посетителей на задний дворик своего скрипучего, покрытого черепицей столетнего дома, мимо бездонного старого колодца, деревенской печи, растапливаемой дровами, и импровизированного душа. Он никогда не увидит всё то, без чего не могут жить они: посудомоечные машины, сортировщики мусора, гардеробные. Это его не интересует. Он говорит, что покуда он не умрет, его интересует только создание деревянных кадок.

Без наследника и ученика, он пьет саке и каждую ночь в одиночестве ожидает рассвета, который подарит еще один день – с бесценным деревом, с улыбкой, с примером для нас – что значит любить свою работу.

Я очень люблю свою работу – делать бочки; соединять каждую дощечку - в одну круглую бочку.
дзэн-пословица

У мастера дзэн Тэнно Дого (Tenno Dogo) был ученик по имени Сосин (Soshin). Когда Сосин был принят послушником, он, естественно, ожидал от учителя уроков дзэн, подобно тому, как учат детей в школе. Но Дого не давал ему никаких уроков, и Сосин был растерян и разочарован.

Однажды он сказал своему учителю: «С тех пор как я здесь прошло много времени, но я не услышал ни единого слова, относящегося к сути дзэнского учения».
Дого ответил: «С того самого мгновения, как ты здесь появился, я давал тебе уроки о сути учения дзэн». «Что же это были за уроки?»
«Когда по утрам ты приносишь мне чашку чая, я беру её; когда ты готовишь мне еду, я принимаю её; когда ты кланяешься мне, я отвечаю наклоном головы. Как еще ты хочешь, чтобы тебя учили умственной дисциплине дзэн?»
Сосин ненадолго опустил голову, обдумывая слова учителя. Учитель сказал: «Если хочень увидеть – смотри сразу. Когда начинаешь раздумывать, ты упускаешь суть».

И у самых дорогих часов в часе – 60 минут.
Еврейская пословица

Великий враг чистого языка — неискренность. Когда между вашими истинными целями и провозглашаемыми есть разрыв, вы, так сказать, инстинктивно прибегаете к длинным словам и затрёпанным идиомам, как каракатица, выпускающая чернила.
Джоржд Оруэлл

**
Когда искренне любишь природу, красоту найдешь везде.
Винсент Ван Гог

Мой отец считал, что прогулка в горах равноценна посещению церкви.
Олдос Хаксли

Посмотрите на деревья, посмотрите на птиц, посмотрите на облака, посмотрите на звёзды... и если только у вас есть глаза, вы увидите, что всё сущее исполнено радости. Всё просто счастливо. Деревья счастливы без причины, они не хотят стать премьер-министрами или президентами, они не стремятся стать богачами и никогда у них не будет счёта в банке. Взгляните на цветы – а ведь без причин. Просто невероятно, насколько счастливы цветы.
Осо / Osho

Как для чистого разума все явления чисты, так для поэтического разума всё поэтично.
Лонгфелло
Японский Путь чая (чадо / chado), доведенный до совершенства в XVI веке мастером Сэн-но Рикю (Sen no Rikyu), имеет долгую и удивительную историю.
Почетная должность Великого мастера в Школе чайной церемонии Урасенке (Urasenke school of tea) перешла к Сэн-но Рикю через 16 поколений.
Доктор Генджитсу Сэн Сосицу XV (Dr. Genjitsu Soshitsu XV Sen), бывший Великий мастер, подробно писал о чайной церемонии (Пути чая) как посреднике мира, распространяя эти слова в 50 странах всего мира.
О важности чистоты и безупречности доктор Сэн писал:

«Безупречность, достигаемая простым очищением, это важная составляющая собрания для чайной церемонии – от приготовления, собственно чайной церемонии, до ухода гостей. Такие действия, как выметание пыли из комнаты или опавших листьев с дорожек в саду, олицетворяют очищение «мира от тлена», а также сердце и разум от мирских привязанностей. Тогда, избавившись от материальных забот, люди и вещи могут восприниматься в первозданном, самом подлинном своём виде. Акт очищения, таким образом, дает возможность почувствовать безупречность и священную сущность предметов, людей и природы.
Когда хозяин чистит и приводит в порядок место, которое займут гости, он наводит порядок и внутри себя; этот порядок необходим. Когда он занят уборкой чайной комнаты и тропинок сада, он в не меньшей степени занят собственным сознанием и состоянием ума, в котором будет прислуживать гостям».

Если мы не способны найти безмятежность в самих себе – бессмысленно искать её где-то еще.
Франсуа де Ларошфуко

«Пристально вглядываясь в зеркало, актёр театра Но молча стучится в двери восприятия. Сегодня он снова попытается оставить позади мир притворства и вступить в неуловимо-ускользающее пространсто мир Но. Маску, которую он держит в руках, называют Ко-омоте (Ko-omote), классический идеал женской красоты – воплощенная запредельная безмятежность. Он сам вырезал эту маску. Сейчас она кажется невыразительной, но на сцене они совместно воплотят меланхоличную душу чуткой 15-летней поэтессы, тонущей в элегантной тщете придворной жизни Японии X столетия.

Глядя на маску, человек смотрит на себя. Вырезанная им маска теперь сама вырезает, творит его душу. В последний молчаливый момент перед выходом на сцену он переступает пределы мысли и чувства, пронзает время и пространство. Он становится маской, а маска становится женщиной. Надев маску на лицо, он ступает на неуловимую территорию, где маска и тот, кто её надел, сливаются. Он скользит на ногах, теперь уже не вполне его собственных, в «проблеск вечного в мире беспрерывных изменений».

Посмотри, как природа – деревья, трава, цветы, - взрастает в молчании; посмотри на звезды, луну и солнце, как они движутся в молчании. Нам нужно молчание, чтобы иметь возможность прикоснуться к душам.
Мать Тереза

Только в спокойных водах вещи отражаются неискаженными.
Только спокойное сознание пригодно для восприятия мира.
Ганс Марголиус /Hans Margolius


Язык... создал слово «одиночество» для выражения боли. Но он создал слово «уединение» для выражения блаженства.
Пауль Тиллих / Paul Tillich

Плод молчания – безмятежность.
Арабская пословица

Справа – книги,
Слева – чашка чаю.
Передо мной – очаг,
Позади меня – стойка.
Не бывает счастья большего,
Чем это.
Teiga

Секрет довольства в умении радоваться тому, чем обладаешь, и в утрате стремления к тому, что недостижимо.
Лин Ютанг /Lin Yutang



Рёандзи (Ryoanji, Храм мирного дракона), один из знаменитых японских буддийских храмов, славен своим karesansui – садом камней. 15 камней разной формы и размеров расположены на плоской площадке аккуратно выровненного гравия.

Никогда, ни с одной точки невозможно увидеть все 15 камней одновременно. Многие пытались расшифровать смысл этой композиции. Может, это тигрица и её тигрята переходят ручей вброд, как гласит популярная легенда? Или этот сад – просто еще один дзен-путь передачи идеи непознаваемости вселенной? В своей непостижимости это сродни колдовству. Тот, кто создал сад, умер в 1525 году, и спросить не у кого.

Позади здания храма, по соседству с садом, расположена неприметная каменная чаша с водой, tsukubai, используемая для мытья рук и полоскания рта в символическом ритуале очищения. Верхняя часть чаши вырезана в форме китайской монеты, с квадратным отверстием посередине. На одной линии с четырех сторон квадрата расположены четыре китайских иероглифа, которые вместе создают такую дзен надпись:


Я не хочу владеть ничем, что не поместится в мой гроб.
Фред Аллен /Fred Allen
Недовольными собственным положением нас делает абсурдно преувеличенное представление о довольстве других.
Французская поговорка

Posted by LenKa leSoleil at 12:50 PM 0 comments   Links to this post

Labels: _misc_, Buddhism, Japan_East, poetry