как он печатает: "женщина я скучал," - пренебрегающий знаками препинанья, резкий, способный устроить во льдах цунами, чтобы натравливать айсберги на причал, если на оном не вывешу белый флаг.
как безвозмездно вмещают его глаголы от горизонта ползущие ледоколы писем, которыми море пьянеет в хлам.
как он печатает: "женщина это трэш всё что с тобою связано обращает в новую веру где север и крики чаек перебинтуй мне паузу нет отрежь хватит меня разгадывать я же вот пьян предсказуем безумен почти что сломан," - да, у обычных женщин на этом слове бабочки опускаются на живот (или какие метафоры ща в чести, чтобы витиевато и беспонтово выразить истину "самка уже готова" и до аудитории донести?). ну а со мной сложнее - могу заржать, вежливо хмыкнуть и прочее в этом стиле.
жалко мальчишку. сказать бы ему "прости" и данную тему больше не продолжать.

но не получится, как ни тяни кота, сколько, не зная броду, ни суйся в реку.
сука во мне выключается крайне редко, дрянь же не выключается никогда.

Sterva

Он красив чуть более, чем смешон. У него десяток детей и жён. А она слоняется нагишом при открытых шторах в пустой квартире.

[и стишок заранее обречён, только с ним не справиться - бьёт ключом, так что я здесь вроде и не при чём, лишь бы рифмы лишнего не хватили]

В них играют разные города - анекдот лиричен и бородат. Значит листьям - падать, дождям - рыдать, остальным - угадывать продолженье.
У неё апатия и пажи - постоянно требуют: "Накажи!" Ей совсем не сложно, но плеть визжит так, как будто делает одолженье.
Он почти моряк. И в любом порту посреди толпы угадает ту, за которой ночь проведёт черту невозврата, тонкую и прямую. У него фрегат из трёхсот кобыл, никому не ведомо как добыл, но они становятся на дыбы и порой друг к другу его ревнуют.
У неё скелеты в стенных шкафах, на балконе урна и саркофаг.
Он пятнадцать лет не носил шарфа, не ходил в кино, не встречал такую, чтоб смогла талантливо отказать, разбудив отчаянье и азарт.

[здесь уместно новый начать абзац]

Чудеса случаются, атакуют.
"Но не с ними. Слишком они ярки, нереальны образы, их штрихи как спецом заточены под стихи. А в обычной жизни таких не встретишь," - возразят читатели.

Ни хрена.
У всего на свете своя цена. Изначально заданы он, она, это значит встреча случится третьей.
Отведу им утро, а лучше день, и одну из маленьких площадей в запылённом городе без людей, где у местной Леты ни дна, ни русла, где газетны тени усталых лип, а сквозняк состарился и охрип, да ещё и радио барахлит...
Ну не важно.
Встретятся - разберутся.


Sterva

Этот мир фатален и неподсуден,
Разделяясь на инь и пьянь.
Даже девочки для битья посуды
Ищут мальчиков для битья.

Потому что парность универсальней,
Чем любое из прочих зол.
Все слова, что когда-то уже связали,
Повторятся в другой сезон -
Оттого не менее увлечённо -
У поэтов и сволоты.

Будет чёрным белый и белым чёрный,
А малиновый - золотым.

И какой-то Гамлет не станет Бродским,
Научившись принадлежать,
Отпустив на волю свои наброски
С тридесятого этажа.


Sterva

Только сняв экип становишься совершенней.

Он проходит путь от охотника до мишени,
Истребитель, подбитый где-то в районе шеи,
Чтоб на левой лопатке попасть в самолётный рай.
И привет спасателям, ищущим чёрный ящик.
Там, где прошлое заново кажется настоящим,
На одном крыле, живой, но уже горящий
Он, конечно, верит в возможность не умирать.

Только сняв экип, покинув вторую кожу,
Ты его покажешь. Позволишь. Подаришь. Позже
Подтолкнёшь узнать, насколько фатально схожи
Наши скорости, что без шлема сожгут лицо,
Наши шрамы [раз уж каждый на них воспитан].
Ну а шлемам придётся ждать, затаив обиду,
Обживая подоконник с прекрасным видом,
Символичным видом на чёртово колесо.


Sterva

бывает что-то чертишь и шепчешь линиям
которые словно не линии но мосты
которые всё яснее и неделимее
про красно-чёрно-зелёные флаги ливии
про взорванные иракские блокпосты
про тех кто теперь без имени
идёт босым в созвездии гончих псов
на вечный зов из тысячи голосов
и смотрит сверху как дьявольский тамада
февраль блюющий красными командирами
наводит кровавую камеру на майдан
а зрители аплодируют


Sterva

…спокойной ночи, свой собственный/мой/ничей мужчина/мальчик/Синяя Борода/Кай.
почти отвыкший от тысячи мелочей, от того, что можешь нравиться. привыкай
к «мы», полученному формулой {‘я’ квадрат}… написанному, как сотни других картин.
закрепленному талантливо, на ура, сетом настольного секса (1:1).

…

привечай/встречай… нечаянно… чая нет…
не надо чая… водицы бы ключевой…
в ковше/горсти. ты прости, начала пьянеть.
стемнело… пойду… не надо мне ничего.

тетивой – хоть вой! – натянутая болезнь/асфиксия/фикса… цитировать/целовать/
понимать: без ума… не лезла бы… бесполез… задохнусь… жжет жабры… моря! потом слова
выбирать/вбирать/впитывать… (наугад!) бредить/бродить/бередить/побираться по…

…спокойной ночи… загад не всегда богат.

…кусочки счастья рассыпаны в разнобой.



Sterva

С ним не хочется спорить. Прочитан, прокурен, сух
На слова и, пожалуй, на всё, что они несут.
Он давно перерос и принцесс и холёных сук,
Каждой встреченной женщине предпочитая скорость.
Откупорив бутылку, в которой окреп сентябрь,
Он давно не гадает, что будет в его сетях.
Видишь, падают листья. Когда-то они взлетят
Из-под пары колёс - обнадёженно и рисково.

Если возраст Христа означает собой рубеж,
Он его преступил и на память забрал рубец,
Что дорогою жизни идёт от скулы к губе,
Ну, не то что бы знача... скорее, напоминая:
Неизбежность присуща. Присуща. На этом всё.
Может, кто-то на облаке время его засёк.

И внимательно смотрит, как тихо течёт песок,
Ваша первая осень. Краплёная. Именная.


Sterva

запасные герои под куполом шапито,
представление века - всё это не наш итог.
да и август не осень, а только её исток.
покидать города - неизменное право цирка.
он уехал, его тарантасы клубят вдали,
увозя гуттаперчевых мальчиков и далил,
проповедуя рифму, которой они сдались.
не преследуй его. не преследуй, не провоцируй.

между ночью и днём на заброшенном пустыре,
может, самое время кого-то в себе стереть.
ты художник, ты должен под шлемом носить берет,
объявляя любовь королевой бензоколонки
на границе с Техасом. а кисть заменяет байк.
и тебя не пугает, что осень ещё слаба,
чтобы жить и писаться. я выбрала ей слова,
подождём до рассвета - появятся в заголовке.

это новая сказка. герои её просты.
мы ещё разберёмся кого же из них растить.
но любому понятно, что будут они в разы
беспокойнее нас. и талантливей. и честнее.
это новая осень. такая не сходит с рук
[непременно в перчатках, которые просят руль].
мы однажды возьмём и вернёмся к её костру -
покурить тишину, как случается только с нею.


Sterva

сочиняя осень, не бойся её раздать,
разорвать, рассыпать на трассы и города,
чтоб летела в ночь золотая её орда,
и под ней, ордой, дичая, ревели байки.
потому что отныне имя тебе Батый.
подожжённые дальним светом, горят мосты,
отменив туман. по праву живой воды
золотая ярость плещется в каждом баке.

предстоящий край огромен и непочат.
оттого-то воли полон любой колчан.
запредельный драйв считается в сволочах,
и - само собой - они образуют братство.
здесь под каждым шлемом - пламя на волосах,
а ещё глаза - как звёзды - на пол-лица.
сочиняя осень, не бойся её кромсать.
если ты боишься, не стоило даже браться.

это вера вер. у каждого и своя.
посмотри же, как они за неё стоят,
а потом летят, бездонную ночь слоя,
прогоняя сон, доколе не будет вещим.
по железным жилам - огненная вода.
и шаман, и волк, и мученик, и вандал
для неё равны, пока собирают дань
сыновьями сильных рыжеволосых женщин.


Sterva

крыша и стены сложены в лабиринт.
время остановилось, решив прилечь.
дом с непонятным символом на двери
долго готовил речь,
ждал, что придёшь и щурился на закат
маленькими крестами оконных рам.
а у тебя в чистилище рюкзака
ангел не умирал.

нахер прелюдии. просто глуши мотор,
перерастай экип.
кто-то внутри шепнёт тебе, мол, готов.

двери невелики,
скошены, по наличнику вьётся плющ.
всё, заходи. и слушай. и дальше будь.
главное – отыскать говорящий ключ,
сплюнуть и вставить в грудь –
ржавчину ржавчине – это такой алтарь.
это такой пароль, за которым власть.
чтоб расцвела блаженная дурнота
и за тебя взялась.

старше идущего мимо идущий сквозь.
скрип под ногами – отныне не гид, но гимн.
а в рюкзаке крылатое существо
помнит тебя другим.


Sterva

восьмёрка жигулей не бьёт восьмёрку бубен.
мазила, ёшкин кот, восьмёрка жигулей.
не плюйся в потолок, поскольку все там будем,
сведённые к нулю глотать наживку лет.

карманная мигрень игрива по субботам,
тогда она сдаёт пароли до туза.
а первый встречный пас особенно заботлив
о Боге и других, кого не доказать.

любовь да суета. по сути, обе дуры.
мы с ними не в ладах, чтоб пьяно говорить,
куда уходит дождь, в какие увертюры,
исследуя себя на честность и на ритм.

мы счастливы другим - бездоннее, бездомней,
до осени в глазах друг другу велики,
никем не прощены. поэтому не стоит
играть с календарём на деньги и стихи.


Sterva

один из тех кто сорван на крик и бег
в формате матёрой трезвости по тебе
с последней клумбы зелёный ещё бутон
такие морские звёзды хватает ртом
у рюмки неутолённой у чаши чаш
поскольку она победа она ничья
поскольку под ободком не заметен скол
таращатся звёзды впроголодь в перископ
немного воображаемый горловой

и терпит бумага того кто уже вот-вот


Sterva

я не люблю проигрывать слова
пластинкой не во имя а заместо
которую уж если и заест то
скорее чтоб иглой разрисовать

когда слова берутся на иглу
садятся на неё синичьей стаей
их рифма преждевременно не старит
но как бы говорит: за нами глум -
почти москва
тупить и отступать
обыкновенно не имеет смысла

слова
порою хочется их стиснуть
зубами раскрошить

а вот судьба
считает это ересью присев
на корточки в углу пока ложатся
безжалостные образы из джаза
старательно форсируя резерв

ничком ложатся силясь не дышать
превозмогая утро новой казни

любая буква кажется опасней
в стихах грозящих мне принадлежать

в словах недоцелованных ещё
до выпуска на белую арену
заранее испытывая ревность
к тому кто будет ими прекращён

я не люблю выигрывать слова
но я люблю выигрывать словами
и похер что нагрузка смысловая
подчас не допускает их сдавать
рубашкой вниз до первого туза
мне нравится
ведь я больна не ими
прекрасно узнаваемая в гриме
готовностью/потребностью сказать




Sterva

Сигарета его долга,
А мальчишество - именное,
Обречённое полагать,
Что основано на миноре.

Будешь в ахуе - приезжай,
Будешь счастлива - не противься.
Неизвестность - приёмный жанр,
Он с рождения в ней прописан,
Словно выпущен с острия
Карандашного.
Вот он длится,
Чтобы боги могли стрелять
Сквозь его запасные лица
[и бояться свою мишень].

По-солдатски универсален,
Отвоёванный у стишей
Прототипов и расписаний,
Он отчаянно знаменит
[производное от "знаменья"]
На апрелях. И знает мир,
Что никем его не заменит.

У рассвета под животом,
Где начало берёт Перерва,
Никогда не пиши о том,
Кто похож на него и прерван,
Новолунием усечён
Или пряжкой лишён ременной
Быть на свете и ни при чём -
Беспристрастно, одновременно.

Прорисовывая родство
В настоящем - легко и быстро,
Никогда не пиши про стоп,
Выжидающий, чтобы сбыться.


Sterva

воспитывая тыквы из карет
для той что неуместна и несметна
ты прячешься за плеск аплодисментов
и топишься в разлитом вискаре

ты сказочник от действия сказать
назначенного правильным глаголом
и вешаешь бессмертие на голых
не рабски но по-чёрному глазаст

бойцовский клуб преследует бойцов
просеивает скручивает курит
твоя война с собою носит кудри
мужское эго женское лицо

суббота одевается средой
а каждый новый Бог необитаем
пока стихи затравлены бинтами
ты чувствуешь по ним не вызрел дом

гони их побираться на Арбат
укладывай в рождественские ясли
чтоб выпал снег и сразу стало ясно
какую дверь по горлу надорвать



Sterva

просыпайся на чьё-то утро родным и трезвым
им просЫпаться не хлопотно и не жалко
если первый Бог по горлу уже надрезан
а второму ничего не принадлежало

успокойся они отныне тебя не делят
чтобы частное получать голубиной почтой
всё нормально не устраивай понедельник
четвергу если он по строчкам ещё грохочет

ты свободен свобода зрима и обоюдна
а навстречу такая смелая февраленность
что слова распрягают заживо отдают на
волю вольную

заметелена по колено
бесконечность восьмёрки бубен упавшей на бок

прорывается различается за анисом
запах женщины
номер женщины даже набран
в типографии и на пальцы твои нанизан

пустота между вами более чем халатна
набери её в рот и медленно изнасилуй

как последний робот-мальчик всея галактик
раз уж время проснуться стрелки не износило



Sterva

Зима одупляется без посредников,
Подтаявшим снегом блюёт восторженно.
Когда на душе сплошная Сретенка,
Так остро скучается по Остоженке.

Зима ощущает своё бессмертие,
Во всех отраженьях стоит мадонною.
Её вызывают апплодисментами
Стеклянные двери ночных макдональдсов.

А Сретенка носит меня - как свастику -
На левом предплечье - легко и знаково.
Условно родные, мы столько квасили,
Читали, любили и брились наголо,
Что кажется странным моё бессилие,
Моя невозможность по ней соскучиться.
Зато по Остоженке...

Как бесила и
Подчас восхищала, держа в попутчицах,
Остоженка - слишком чужая издали,
На всём протяжении длясь заносчиво.
Как била копытами, норовистая,
У Бога менявшая день за ночь его,
Решив непременно собрать кунсткамеру.

На Сретенке правит моё мальчишество -
Играет понтами в бессчётных каверах.

Остоженка правит меня и пишется.


Sterva

Они ползли в литературу
На необъезженном осле:
Тоска, косившая под дуру,
Мораль, уставшая взрослеть.

Тоска с собой играла в кости.
Зато мораль бывала зла
На мир и в этой тонкой злости
Изящно пялила осла,
Прилюдно самовыражаясь
Посредством скобок и тире.
Тоска училась брать на жалость,
Случайным словом матереть,
Не матерясь.

Одесса-мама,
Удочерившая мораль
[на середине их романа,
когда её казалось мало],
Была цинична и стара,
Но понимала: дело плохо,
Недаром доча разошлась.

Она молилась в томик Блока
И за тоску, и за осла
[который, кстати, Буриданов -
бурит на рифму что дают].

Мораль с лирическим приданым
Без постановки на уют
Реально принимала формы
И униформы.
А тоска
Ложилась к ней эффектным фоном -
Свои наброски поласкать
[само собою, от "полощет" -
не от синонима "дрочить"].

Могло, могло сложиться проще.
[привет, дежурные врачи
и санитары от лица их!]

Но - троекратное ура! -
Литература отрицает
Мою тоску, мою мораль.

=)



Sterva

Лежать. Курить. Читать тебе в глаза
Какую-то родную хренотень.
Лукавить и заканчивать вокзал
Как институт несбывшихся детей.
Затягиваясь, получать диплом
[иные получают по лицу].
Неспешно перелистывать тепло
И знать, что скоро мимо понесут
Хранимый подстаканником стакан
С паршивым чаем цвета коньяка.

[сегодня мысли прямо от станка
ложатся на январь, пока никак
предчувствием не обогащены.
"пока-пока" - колёса пропоют]

Протяжно целоваться и щемить
На выходе в рассветный абсолют.


Sterva

полночи вырвется из роли
её свободу не распутать
поскольку сломанное строить
куда спокойнее лоскутно

назло подбрасывая пазлы
в оранжевое неужели
слова рождаются из спазмов
опасно близкими

уже их
не так заметно на маршруте
краплёных/контурных и прочих
в четыре голоса не шутят
в четыре впадины не дрочат

у нас своё предназначенье
друг друга не распознавая
печаль притягивать на череп
расписываться под словами

всё это рифма и не строже
ни боже мой и не резонно
граничить будущее с прошлым
за выход в люди через окна


Sterva