Устав от сухих угловатых цифр, засматриваюсь в окно на яркий июньский мир, слегка запылившийся к концу бездождевой недели. Он изменчив, вещен, осязаем, он полон целеустремлённого движения. И он есть иллюзия. Майя? Морок? Фантазия одного из неспящих богов? Не важно. Можно дать любое имя — уверенность, что названное соответствует сути, как правило, тоже иллюзия.
Времени нет. Это твердят все мои знакомые физики, и я верю им. Физики вообще очень убедительны, особенно теоретические. Впрочем, математики, отдадим им должное, способны свести с ума не менее ярко. Химики резки и взрывоопасны. Лингвисты хорошо владеют языком, это так, но им не хватает лёгкой сумасшедшинки, присущей жрецам точных наук, которые раз за разом, вооружённые только тростинками гипотез, уходят в темноту неведения, окружающую крохотный костерок наших представлений о мире.
Итак, времени нет. Во всяком случае, для меня. Лучшее свидетельство тому — дискретность моего присутствия в мире. Кажется, одно смыкание ресниц назад сухой горячий полдень спешил за окном по неотложным делам, а сейчас — прохладный вечер приглушённо гудит голосами соседских бабушек, разбирающих по домам внуков. Изменились вид за окном и среда обитания, но всё, что я делала в промежутках между осознаниями себя, не имеет значения. Как, да и зачем, мне измерить время своего неприсутствия?
Скорость, с которой год от года всё быстрее летит моя жизнь, поражает. Когда мне было два года, с высоты моего небольшого роста жизнь представлялась бесконечной и поэтому текла так медленно, что день мог вместить в себя три глобальных открытия, два дневных сна и одно сотворение мира. К семи годам жизнь немного ускорилась, и только это позволяло выносить пытку обязательного школьного образования, не оставлявшего шансов узнать что-нибудь действительно стоящее. К девятнадцати годам, когда я впервые влюбилась, несуществующее время освоило аллюр, но это было мне на руку — иначе как бы я выносила разлуку с Ним? (Почему-то в девятнадцать всё, что связано с мужчиной, принято писать с прописной буквы и произносить с придыханием). Начиная с тридцати пяти, жизнь, видимо, пересела на сверхзвуковой самолёт. Я до сих пор не могу понять, когда успели вырасти мои дети?
Сейчас мне сорок. Жизнь безжалостно демонстрирует по утрам свои дизайнерские находки. Я вооружаюсь волшебными кистями и вступаю в бесплодную битву с неизбежным. Это помогает отвлечься от колючей мысли: кто я и чего достигла к сакраментальным сорока?
Чего стоит скорость, если нет цели?
Расстояние — иллюзия не меньшая, чем время и скорость.
Смотрю на свой лакированный красным ноготь и думаю: между атомами любого физического тела, да хотя бы этого пальца, или ногтя, или слоя лака, покрывающего ноготь, существуют огромные — в рамках микромира — расстояния, не заполненные ничем. Значит ли это, что они не являются частью целого?
Закрываю глаза. Последняя мысль, уловленная перед приходом темноты: между людьми может быть расстояние всего в один сантиметр, но значит ли это, что между ними — близость?
Уже другая
