Леонид Георгиевич Енгибаров 

15 марта 1935 — 26 июля 1972

В день смерти неподражаемого мастера пантомимы, актера цирка и кино Леонида Енгибарова, 25 июля 1972 года, в Москве была небывалая жара и засуха. Уже неделю в Подмосковье горели торфяные болота, и в отдельные дни воздух был таким, что в нескольких метрах невозможно было увидеть человека. Енгибарову стало плохо. Врач диагностировал отравление. Артист мучился от боли и во время одного из приступов внезапно попросил у матери: "Дай холодного шампанского, мне станет легче!" Видимо, он и его мама, не знали, что шампанское сужает сосуды. Выпив полбокала шампанского Леонид Енгибаров вскоре умер от разрыва сердца. Ему было всего 37 лет… Когда Енгибарова хоронили, в Москве начался проливной дождь. Казалось, само небо оплакивает потерю прекрасного артиста...            


Владимир Высоцкий

Енгибарову от зрителей.

Шут был вор: он воровал минуты-
Грустные минуты, тут и там-
Грим, парик, другие атрибуты
Этот шут дарил другим шутам.

В светлом цирке между номерами,
Незаметно, тихо, налегке
Появлялся клоун между нами,
Иногда в дурацком колпаке.

Зритель наш шутами избалован-
Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
И кричит: "Да разве это клоун?
Если клоун - должен быть смешной!"

Вот и мы... пока мы вслух ворчали:
"Вышел на арену - так смеши!"
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души.

Мы опять в сомненьи - век двадцатый:
Цирк у нас, конечно мировой,-
Клоун, правда слишком мрачноватый-
Невесёлый клоун, не живой.

Ну а он, как будто в воду канув,
Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых в пиджаки.

Мы потом смеялись обалдело,
Хлопали, ладоши раздробя.
Он смешного ничего не делал,
Горе наше брал он на себя.

Только - балагуря, тараторя-
Всё грустнее становился мим:
Потому что груз чужого горя
По привычке он считал своим.

Тяжелы печали, ощутимы-
Шут сгибался в световом кольце,-
Делались всё горше пантомимы,
И морщины - глубже на лице.

Но тревоги наши и невзгоды
Он горстями выгребал из нас-
Будто обезболивал нам роды,
А себе - защиты не припас.

Мы теперь без боли хохотали,
Весело по нашим временам:
Ах как нас приятно обокрали-
Взяли то, что так мешало нам!

Время! И, разбив колени,
Уходил он думая своё.
Рыжий воцарился на арене,
Да и за пределами её.

Злое наше вынес добрый гений
За кулисы - вот нам и смешно.
Вдруг - весь рой украденных мгновений
В нем сосредоточился в одно.

В сотнях тысяч ламп погасли свечи.
Барабана дробь и тишина...
Слишком много он взвалил на плечи
Нашего - и сломана спина.

Зрители - и люди между ними -
Думали: вот пьяница упал...
Шут в своей последней пантомиме,
Заигрался - и переиграл.

Он застыл - не где-то, не за морем-
Возле нас, как бы прилёг, устав,-
Первый клоун захлебнулся горем,
Просто сил своих не расчитав.

Я шагал вперед неутомимо,
Но успев склонится перед ним.
Этот трюк уже не пантомима,
Смерть была - царица пантомим!

Этот вор, с коленей срезав путы,
По ночам не угонял коней.
Умер шут. Он воровал минуты-
Грустные минуты у людей.

Многие из нас бахвальства ради
Не давались: проживём и так!
Шут тогда подкрадывался сзади
Тихо и бесшумно - на руках.

Сгинул, канул он - как ветер сдунул!
Или это шутка чудака?
Только я колпак ему придумал, -
Этот клоун был без колпака. 

 Первая реанимация  ночью 25 июля 1979... 
Через полтора месяца Высоцкий выступает на Пятигорской студии телевидения 14 сентября 1979 года. "Какой вопрос вы бы хотели задать самому себе?" - спросил его ведущий.
Высоцкий ответил: "Я вам скажу... Может быть, я ошибусь... Сколько мне еще осталось лет, месяцев, недель, дней и часов творчества? Вот такой я хотел бы задать себе вопрос. Вернее, знать на него ответ"...
До смерти Высоцкого оставалось чуть более 9 месяцев.
Последние слова вечером 24 июля 1980 года Нине Максимовне... вдогонку... Мама, я сегодня умру...

Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть...

Видно люди не могут без яда,
Ну а значит не могут без змей...