Если в поисковой строке напечатать слово "дшмуштеуктуе", машина смекает, что речь идёт о liveinternet, и выдаёт соответствующие результаты. Это лучшие умы человечества перенесли вирус самособойразумеетства из мира людей в мир машин.
А если требуется найти именно дшмуштеуктуе? Что тогда? Самособойразумеетство блокирует оборот определений и мыслеформ, не имеющих свободного хождения в информационной среде. В особых случаях единство массового отрицания непопулярных или табуированных понятий достигает абсурдной плотности, выстраивая такую стену общественного порицания, сквозь которую не пробраться незамеченным.
Ярким примером может служить история с Фон Триером, на которого давеча улюлюкали СМИ за то, что он на камеры упомянул Гитлера, а конкретно - сказал, что понимает его. То есть сказал - или хотел сказать - что рисунок мыслей военного преступника, несостоявшегося императора и завоевателя мира, сидящего в берлинском бункере весной 1945 года, может приблизительно проявиться, если о нём концентрированно и правильно думать, думать так пристально и ненормально, как это умеет делать Ларс фон Триер. Этот эпизод его публичной жизни, по большому счету не стоящий выеденного яйца, стал даже частью викиистории фон Триера под названием "Скандал на Каннском кинофестивале (2011)". Из контекста его высказывания были выдернуты слова "понимание", "сочувствие", "Гитлер" и они стали тем тестом, из которого эмоционально нищие журналисты слепили и испекли много горячих кренделей для своих информационных лент. Высказывание фон Триера цитируется полностью, а затем следуют пространные суфийские толкования, превосходящие первоисточник и по объему, и по яркости эмоционального накала.
За кадром остается абсурдность самой табуфобии, когда упоминание Гитлера в любом контексте заставляет ханжей нервно ёрзать на стуле. Говорить о Гитлере прилюдно стало таким себе ханжеским моветоном.
Так же со словом "нацист". На публике к нему лепят самые уничижительные эпитеты, оставаясь глубоко в душе латентным, но кондовым нацистом. "В мире, где есть всё", найдется и такая нация, по отношению к которой представитель другой нации почувствует превосходство, как чувствует его горожанин по отношению к деревенскому родственнику, который удивляется домофону или называет расточительной причудой привычку пить натуральный молотый кофе. Хорошо, если только превосходство, а не отвращение и ненависть. Мой товарищ терпеть не может цыган, их эстетику и их ля-минорную музыкальную традицию. Вместе с цыганами одним списком пошли румыны, болгары... Ну, там же цыган много. А товарищ, между прочим, воспитанный человек. Правда, его снобизм иногда переливает через край, вот и вылился национально ориентированная струя снобизма в тихий бытовой нацизм. Еще он не любит татар. Не любит их за иго, за попорченную славянскую кровь, за Крым, откуда их было в 1944 году депортировано двадцать тысяч, а вернулось в 1989 году - двести. В действительности же было депортировано 190 тысяч татар, но если мой товарищ потрудится узнать о своем заблуждении, то только станет еще большим нацистом, латентным, разумеется. А нацисты в гитлеровской униформе как были, так и останутся для него изгоями истории.
(Забавно, что самые ярые нациненавистники - американцы - никак не переживают по поводу индейцев, остатки которых они загнали в резервации, где и держат их до сего дня.)