Смотрела на крыло из окна самолета. Размышляла о том, где мое. Крыло. Искала его одержимо. В чувствах. Нашла. Оно было белое. Белое оно было. Но из окна торчало крыло серое. Металлическое и огромное. Вонзалось в синюю мякоть непостижимого неба и разрезало его - жестокое - на две части. И я тоже была в небе. И тоже летела. И если бы не жесткий корпус самолета, то, наверняка, у моего белого крыла, наконец, появился бы тот самый шанс - уникальный и единственный за целую вечность - прорости из моего тела, расправиться, взмахнуть всей мощью и вознести меня в самую высь. Или уронить меня, на самое дно, разбив вдребезги.

Разлетевшись на маленькие молекулы, я обязательно выпаду на землю белым снегом. Лягу снежинкой, воздушно и мягко, на нос, щеки и ресницы пешехода большого города.

Купаясь в этом, я утопала в кресле боинга и испытывала экстаз от ощущения перехода из времени «есть» во время «будет». Эта тонкая, сильная эмоция касалась моей души, словно смычок – расстроенной скрипки. И перед глазами вставал конец эпохи. Моей эпохи. Крушение самолета вокруг меня. Крик, плач, стоны, паника. Вырванные кресла. Разбитые стекла. Холод. Толстяк, прижимающий к себе дочь. Упавшая в обморок старуха. Женщина забилась под кресло. Плачет. Молится тому, кто ее никогда не слышал. Я смотрю на нее, и мне страшно, но мой рот - предатель расплывается в счастливой улыбке.