Наступает время, когда желание уходит. Ко всему. И к вещам, и к людям…



Много лет назад, когда ещё была жива моя мудрая бабушка, она однажды сказала нам с мамой, вешающим новые шторы к Пасхе, одну замечательную вещь… Шторы были, по тем временам, новомодные: с ассиметричными ламбрекенами, кистями, прочими прибамбасами…Они никак не хотели прицепляться к карнизам, падали нам на голову… мы ругались, возились, хохотали, снова брались за дело…

– Ещё совсем недавно я бы до потолка прыгала, если бы у меня появились такие шторы, – произнесла бабушка, – а сейчас ни крупинки желания… Оно уходит, девчонки… желание уходит. Ко всему. И к вещам, и к людям…

Делайте всё, пока у вас есть на это желание. Тратьте деньги на ерунду – не копите! Ерунда дарит радость, а накопления – нет. Куда копить? На похороны? Ещё никого непохороненным не оставили… Радуйтесь, пока есть радость… Любите, пока хочется… Наступает время, когда и тепла чужого не хочется… Ничего уже не хочется…

Наверное, природа так специально делает, чтобы мы спокойнее уходили, не цеплялись ни за барахло, ни за людей… Вот и я уже готова уйти… А если бы сейчас могла вернуться в ваши годы, то жила бы одним днём, и радовалась каждому желанию…

Бабушки давно нет. А я живу именно так: одним днём, и радуясь каждому желанию…

Автор: Лиля Град

https://www.youtube.com/watch?v=dwc7ZEYfWYc://

В колонках играет - https://www.youtube.com/watch?v=4O_YMLDvvnw
Блюз осеннего дня
Эта музыка пахнет чистым спиртом и весельем, которое наступает по ту сторону отчаяния

Этот материал вышел в № 111 от 4 октября 2019
ЧИТАТЬ НОМЕР
КУЛЬТУРА
19:56 02 октября 2019

Алексей Поликовский
Обозреватель «Новой»



Ты спрашиваешь, мой друг, что мы будем слушать этой осенью, и я отвечу, увидев небо в белых стоячих тучах, желтые листья под ногами и ощутив лицом сырой тягучий воздух октября: «Ирландский блюз-рок». Да, рок и блюз, слияние двух рек, одна из которых вытекает из Ливерпуля, с его агрессивными гитарами и дерзкими мальчишками в кожаных куртках, а другая берет начало на американском юге, где старый негр в синих выцветших штанах, с белесой щетиной на щеках, сидит на обочине и играет на губной гармошке. И вот две эти реки, Мерси и Миссисипи, сливаются там, где им никогда не слиться в школьной географии: в Ирландии.

Их трое, тех, кто даст нам силы одолеть длинный день, когда мы с тоской смотрим в утреннюю хмарь, забрызгавшую дождем стекла окон. Как пуст день без музыки. Но вот Рори Галлахер берет в руки гитару, и над московскими крышами медленно плывет густой звук. В руках у него старый Фендер Стратокастер, который был с ним на сотнях сцен и на тысячах концертов; руки музыканта стерли с него краску и протерли чуть ли не до дыр.

Красные пятна на деке как пятна крови на голой душе ирландца, бившейся об углы нашего странного и неприютного мира. Зачем он такой? Кто его знает.

Рори Галлахер, мальчик-вундеркинд из города Корк, в десять лет удивлявший взрослых тонкостью игры на акустической гитаре, вырос, отпустил длинные волосы и ушел в блюзовое странствие. Он жил от концерта и до концерта, и только на концертах он жил. Только тут, на сцене и с гитарой, он ощущал себя в ладу с самим собой. Гитара приросла к его рукам; он ничего больше не хотел, как играть на гитаре. И поэтому его концерты длились бесконечно, он мог играть четыре часа подряд, и люди в зале теряли ощущение времени и пространства, забывали, где они и кто они, их забирал, закручивал, возносил и доводил до слез и восторженного крика этот мощный звук. Они видели чудо ― Рори Галлахера, претворявшего свое тело и свою душу в блюз.



А вслед за ним в наш стылый осенний воздух входит Гэри Мур, ирландец с лицом, сильно помятым жизнью. В молодости он услышал, как Питер Грин из Fleetwood Mac ― великий Гриини, впавший в безумие от несправедливости жизни и надолго приземлившийся в дурдоме ― играет блюз-рок на гитаре. Услышал и больше не мог жить спокойно. Он разбирал игру Грина по частям и нотам, он слушал его гитару день и ночь, но так и не мог понять, как Грин делает это. Это было что-то неуловимое, что давало звуку горечь и тоску, что превращало блюз в любовь, а рок в страсть. Мур в конце концов додумался до того, что тайна игры Грина кроется в его гитарах, и поэтому он купил у сбрендившего Грина его гитары. Я бы не удивился, узнав, что Мур, запершись в комнате на каком-нибудь ветхом ирландском чердаке, разбирал эти гитары, ища в них душу, подобно тому, как врачи средневековья разнимали на части человеческие тела, ища в них обиталище души.


Секрета Грина он так и не раскрыл, но зато записал для больного друга альбом Blues for Greeny. Играл вещи Грина, используя старую гитару Les Paul Standart, на которой их играл сам Грин.

Когда играет Гэри Мур, шум жизни утихает сам собой; кошка перестает мяукать; чашка кофе задумчиво замирает в руке; разговор прекращается; дождь становится фоном для гитары.

В шуршании дождя играет Гэри Мур и своей игрой снимает с человека всю дрянь, которая к нему прилипла. Неловкие слова, лишние движения ― все к черту. Страдание гитары в руках Мура обнажает душу, даже если мы не знаем, где она живет. Гэри, гитарист с сердцем теленка, вместившем в себя грусть и печаль жизни, играй с тем драйвом, который делает звук плотной рекой видений, ассоциаций и галлюцинаций. Куда она несет нас и куда впадает? В ирландский рай, в зеленые равнины вокруг Белфаста, в тот яркий, сияющий, истовый свет испанского городка, где в номере отеля Kempinski у Мура разорвалось сердце?



И третий ирландец тоже тут, дружбан Мура с юных лет, высокий, стройный Фил Лайнотт с шевелюрой как куст и со смуглым лицом, в черных джинсах с собственноручно пришитыми заплатками и легких кедах. Соединение Мура и Лайнотта на сцене всегда было соединением керосина и огня, алкоголя и педали газа. На пару они впадали в заводное и заразное безумие. Когда, поссорившись, встречались, окружающие их люди опасались драки. Но дело кончалось не дракой, а музыкой.

Какие музыкальные дебоши они устраивали, играя в Thin Lizzy, в какой раж и жар впадали, не уступая друг другу в соревновании соло и баса, голоса и рыка. Фил Лайнотт, сын гордой Филомены, ирландец с африканской кровью в жилах и вирусом придури в мозгах, то клеил осколки зеркала на гитару, чтобы пускать зайчики в лица девушкам в зале, то мазал подглазья гуталином и в знак дружбы двух народов запивал ирландский виски шотландским самогоном.

И это был у него блюз, переходящий в панк, панк, переходящий в рок, рок, снова переходящий в блюз ― ирландская блажь, ирландская ширь, черная роза Ирландии.



Да, все трое пили, пили по-страшному, галлонами и литрами ― три ирландских алкоголика, одержимые блюзом.

Их музыка, их блюз-рок пахнет чистым спиртом и весельем, которое наступает по ту сторону отчаяния. Это смех после слез, когда все уже выплакано.

Одиночество Рори Галлахера на темной сцене, мучительное желание разгадать тайну блюза у Гэри Мура и приступы саморазрушения у Фила Лайнотта ― все это так странно, так нелепо и так больно. Печень Галлахера, сердце Мура и легкие Лайнотта не выдержали. Но что мы знаем о мучении души, ищущей звук, чтобы судить их за выпадение в осадок, за несвязные речи и странные поступки? Как они играли и как звучат сейчас, осенью, когда сверху, из окна, видны медленно плывущие по улице черные мокрые зонты. Блаженны играющие блюз, ибо им принадлежит рай.

Рори Галлахер, 1948–1995

Фил Лайнотт, 1949–1986

Гэри Мур, 1952–2011

Фантаст Беляев: «Не ищи моих следов на земле»



6 июля 1893 года в Лопатинском саду его родного Смоленска в небо поднялся воздушный шар с гимнасткой, сидящей на трапеции. Когда монгольфьер достиг высоты одного километра, девушка ринулась вниз. По толпе пронесся крик ужаса. И гимнастка неминуемо бы разбилась, если бы не раскрывшийся над ней парашют.


Тот день перевернул маленький мир девятилетнего Саши Беляева – будущего писателя-фантаста, создателя «Головы профессора Доуэля» и «Ариэля». 16 марта исполнилось 135 лет со дня его рождения.
Люди могут научиться летать! Тут же в ход пошли скатерти и простыни, зонт, который он стащил у отца – настоятеля церкви. С ними мальчик прыгал с крыш и заборов. Привязывал к рукам веники – «крылья». В один из «полетов» сильно повредил спину. Эта травма напомнит о себе через много лет.

О детстве Александра Беляева известно мало. Во время очередной забавы чуть не лишился глаза. Однажды купил в лавке гипсовый человеческий скелет величиной с ладонь. Отец приятеля – гробовщик - по просьбе Сани соорудил для него гробик. Саша оставил его дома на столе, чем до полусмерти напугал няню. Гроб распахнулся - из него выскочил скелет, дрыгая руками и ногами, привязанными нитками, за которые дергал проказник.



Сидя на стуле, Саша любил качать ногой. Нянька одергивала: «Не качай нечистого!» Но она отворачивалась, а озорник принимался за свое.

Чертей он видел - когда, объевшись сырого гороху, свалился в горячке. Бесята повылезали ото всюду и чуть не защекотали парня до смерти. Так ему казалось, когда он изнемогал в припадке смеха.

Болезнь отступила, и жизнь снова беззаботна и полна приключений. Вместе с братом Васей Саша «путешествовал» к центру Земли. Сдвигали столы, стулья, накрывали их одеялами и, вооружившись масляным фонарем, изучали «пещеры и пропасти». Кстати, позже ШураРом, как звали его друзья, изобретет стереоскопический проекционный фонарь. Подземелье не казалось страшным. Но когда появился Уэллс с кошмарами «Войны миров», «в этом мире уже не было так уютно...», - вспоминал Беляев.

По кличке Живой
Иллюзии детства окончательно развеялись, когда не стало Васи – студента ветеринарного института. В тот день Саша с товарищами поехали кататься на лодках. Василия с ними не было. Гребли по очереди. В минуты отдыха Саня мял в руках кусок глины. Получилась голова, очень похожая на Васину. Ребята посмеялись, и Саша выбросил глину в воду. А когда вернулись, узнали, что Вася тоже взял лодку и уплыл навсегда. Вскоре грянула другая беда – от саркомы умерла сестра Нина.

По настоянию отца Александр окончил духовную семинарию. Но стезя священника его не грела, и он поступил в юридический лицей в Ярославле. Попутно играл в народном театре. Когда в 1905-м отца не стало, вернулся к матери в Смоленск. Подрабатывал, давая уроки, рисовал декорации для театра, играл на скрипе в оркестре цирка.

Во время Первой русской революции Беляев не остался в стороне от студенческих волнениях, строил баррикады, был связан с социалистами-революционерами, за что оказался под колпаком у жандармов. В секретных отчетах он проходил под кличкой «Живой». За Александром была установлена слежка, его дом обыскали.

Лицей он все-таки окончил. Вел юридическую практику в Смоленске. За защиту богатого лесопромышленника получил столько, что хватило на попутешествие в Европу.

На счету Беляева-адвоката – громкий процесс, связанный с обвинением еврея в убийстве русского ребенка, совершенного якобы ради использования его крови для приготовления мацы. Для этого Александр Романович досконально изучил Талмуд, где о подобном обряде не нашел ни слова. Еврея оправдали.

После революции, в 1922-м, Беляев поступил на работу в канцелярию уголовного розыска младшим милиционером. По совместительству снимал на фото преступников и читал лекции по праву. До этого заведовал школой-колонией в Крыму, куда направляли трудных подростков. Правда, выдержал всего неделю. «Сквернейшие условия, клопы, плохое питание и пр. заставили меня пешком сбежать в Ялту…», - сообщал он.

Простил измену
Во время учебы в лицее Александр женился на Анне Станкевич. Но всего через два месяца новобрачная изменила мужу с его же другом. Беляев взял вину на себя – только так Анна могла выйти замуж за любовника. Впрочем, после этого она часто жаловалась Александру: «Ты меня никогда не ругал, а этот бьет».

Станкевич Беляев обязан знакомством со второй женой - слушательницей Московских высших женских курсов Верой Прытковой. Избалованная, капризная барышня была вечно всем недовольна. Когда она начинала кричать, Беляев напевал:

- А я мальчик бедненький, бедненький, бедненький. Любить меня некому, некому, некому.

Когда писателя разбил костный туберкулез, Верочку как ветром сдуло. Перед уходом она заявила: дескать, не для того выходила замуж, чтобы ухаживать за больным мужем.

Мать, по совету медиков, привезла сына в Ялту. В 31 год он оказался закован в гипсовый корсет.

Врачи не обещали, что Беляев встанет на ноги. В Крыму он познакомился с библиотекарем Маргаритой Магнушевской, которая взяла на себя заботы об Александре. Они обвенчались, родилась дочь Людочка (в шесть лет девочка умерла от менингита), но даже после этого Беляев продолжал писать своей непутевой Вере.

«Голова профессора Доуэля» - произведение… автобиографическое. Болезнь уложила меня… на три с половиной года в гипсовую кровать. Этот период… сопровождался параличом нижней половины тела… Вот когда я передумал и перечувствовал все, что может испытать «голова без тела», - отмечал литератор.

Он не падал духом. Публиковал в местной газете стихи, изучал иностранные языки, медицину, биологию, историю. Болезнь ненадолго отступила. С Маргаритой Александр перебрался в Москву. Устроился на работу в Народный комиссариат почт и телеграфов. Много писал, словно боясь не успеть выплеснуть фантазии, часть из которых позднее воплотились в жизнь. Радовался рождению второй дочки, Светы.

В 1920-30-е годы вышли «Остров погибших кораблей», «Человек-амфибия», «Над бездной», «Борьба в эфире», очерки о Ломоносове, Менделееве, Павлове. В 1934-м Циолковский, прочитав роман «Воздушный корабль», отправил автору открытку: «... остроумно написан и достаточно научен для фантазии. Позволю себе изъявить удовольствие т. Беляеву». Тот создает «Звезду КЭЦ», посвятив ее основоположнику космонавтики.

Очередь на погребение
В 1921-м от голода умерла мать Александра Романовича. Лишения, недоедание, болезнь преследовали Беляева всю жизнь. Перед Великой Отечественной войной он с семьей переехал в город Пушкино под Ленинградом. Опухший от голода и холода он умер в ночь на 6 января 1942 года. Через две недели после смерти мужа Маргарита Константиновна смогла оформить документы, раздобыть гроб и отвезти тело в склеп на Казанском кладбище. Там нужно было выстоять очередь на погребение – его наметили на март. Но в феврале жену, дочь и тещу писателя немцы угнали в плен, в Польшу. После войны они отбывали ссылку за Уралом. Вернулись только в 1956-м. Бывший сосед передал Маргарите Константиновне чудом уцелевшие очки писателя. На дужке была прикреплена записка: «Не ищи моих следов на этой земле. Я жду тебя на небесах. Твой Ариэль».

До сих пор точное место погребения литератора неизвестно - он упокоился в братской могиле. Мраморная стела с именем писателя установлена на участке его знакомого, умершего с ним в один день.



Источник ➝https://www.eg.ru/culture/711869-fantast-belyaev-ne-ishchi-moih-sledov-na-zemle-055962/