Его давно грозятся убить. И это странно, потому что ну кому поперек пути мог встать простой научный работник? Ан нет -- встал. Кандидат наук Гелий Малькович Салахутдинов покусился на самое святое -- историю отечественного естествознания. И до того многих огорчил своими исследованиями, что один аспирант прямо в институте накинулся на Гелия Мальковича с кулаками. Хорошо, Гелий Малькович раньше боксом занимался, иначе неизвестно, чем бы закончилась его научная карьера. А аспирант, кстати, в этой научной дискуссии отделался всего лишь разбитыми очками... Да, но отчего же такой накал страстей вокруг исторической науки?

Я о чем иногда думаю: вот был Ленин и все эти эсдэки, эсэры, анархисты, бундовцы и прочие т.н. революционеры. И каноническая версия гласит, что это, мол, они-то и сделали в России революцию, всю эту кровавую баню, которая и превратила некогда великую и подающую большие надежды страну в то, во что она сейчас превратилась: в мировое посмешище и пугало. В нацию, которая одержима фетишами даже не 20-го, а 19-го века. А может, даже, и 18-го...

И вот, дескать, все тогда орали: царь - дурак, а потом горько пожалели, что вообще его свергли. И что по сравнению с тем ужасом, в котором потом оказалась страна, пресловутые "отдельные недостатки" Российской Империи были сущими пустяками и детскими шалостями.

Но если проанализировать те причины, которые привели к русской революции и вообще - всей этой чудовищной смуте, которая длится уже 100 лет (а это прежде всего - вступление в первую Мировую войну и отказ от радикального решения земельного вопроса), то начинаешь понимать, что на 90% мы за все это обязаны тогдашней российской власти и лишь на 10% перечисленным выше эсэрам, Ленину, большевикам, меньшевикам и т.д.

То есть если предположить, что Ленина и Ко вообще бы не было в тот момент, но все ошибки, которые совершило царское правительство, оно бы совершило, то революция все равно бы была. А вместо лениных и троцких были бы какие-то другие люди. Не менее радикальные и аморальные.

И, соответственно, главным врагом "стабильности и спокойствия" является отнюдь не Ленин, который все время до этого мирно пил пиво в Женеве и Цюрихе, а именно что сама действующая власть, которая (как не парадоксально!) в собственных глазах и является источником и гарантом этих самых "стабильности и спокойствия". Ибо именно она совершает те самые фатальные ошибки, которые губят не только ее (черт бы с ней в конце концов), но и нацию в целом.

Если же посмотреть вообще на все известные революции, то обнаруживаешь аналогичную закономерность: на 90% любая революция предопределена ошибками действующей на тот момент власти и лишь на 10% - каким-то смутьянам и бунтовщикам, которые подхватывают и возглавляют проест, который случается в результате этих ошибок власти.

И что печально: всегда, когда именно что ошибка может погубить все дело, власть всегда ее совершает. Всегда и без исключения. И на первых порах не то что сама власть, но и народ не видит, что это - ошибка. Сначала все радуются и кидают вверх чепчики: ура, мол, ура, как власть замечательно все устроила и мы опять великие и всех переиграли! 

Анатолий Найман

поэт, прозаик

Советская школа привычно гнала нас на выпасы общепринятых наук, от ботаники до тригонометрии, но всерьез сосредоточена была на том, чтобы сбивать в стадо. Тут главный кнут был история, перевитая более тонкими жилами литературы. Класса до 8-го в голову не приходило, что история России могла бы быть какой-нибудь другой, с несвергнутым царем или с независимым парламентом. На то существовала реальная Англия. Остальные государственные строи воплощались странами, располагавшимися между Францией и Соединенными Штатами. Что конкретно они собой представляют, сказать и мы, и учителя затруднялись: картинки были расфокусированы. С литературой дело обстояло яснее — книги, их можно прочесть. Не все, не все, и те, которые можно, могли оказаться не полными, урезанными, помета «Печатается с сокращениями» не останавливала внимания. С историей же вели себя вольно, главными лицами в ней были не какие-то Мономах и Екатерина, а Ермак, Разин и Пугачев, про которых историчка на уроках разве что не песни пела. Правда, Ярослав продолжал быть Мудрым, Петр — Великим, но баба-яга Салтычиха заслоняла всех.

Я слушал то, что говорил собеседник, и искал мгновения прекратить нашу встречу, но так, чтобы это выглядело наименее с моей стороны неприязненно. Он был литератор, писал стихи и прозу, неделю назад попросил меня дать оценку его новой рукописи. Я в этой роли выступать не люблю, но мы знакомы лет 10, и это была не первая его такая просьба. Однако на этот раз мне, пока читал, было неуютно: я регулярно натыкался на политически двусмысленные намеки, это было как бриться советским лезвием «Балтика», оставлявшим порезы и рассчитанным на квасцы. Так что, встретившись, я для начала спросил, верно ли мое ощущение. Он открыл рот, и полилась быстрая, гладкая, звучная речь, известная мне с начала российско-украинского конфликта по ТВ, а с того времени, как я прекратил его включать, — по экрану компьютера.

«На станциях тела умерших взрослых вышвыривали в двери вагона, детей — в окно»

Ровно 70 лет назад в Советском Союзе была проведена депортация крымских татар, которых сталинский режим лишил их исторической Родины. А вчера марионеточные власти Крыма запретили коренному народу полуострова выходить на митинги памяти

Завтра в Крыму состоятся акции в память одной из самых страшных национальных трагедий XX века — депортации крымско-татарского народа. По злой иронии истории эти мероприятия пройдут в условиях, до боли напоминающих события 70-летней давности. Как и тогда, сейчас крымские татары опять столкнулись с враждебным отношением и даже ненавистью со стороны непризнанных властей полуострова, которыми управляет Кремль. И потому они не исключают волны репрессий в свой адрес. Более того, вчера самопровозглашенный премьер Крыма Сергей Аксенов издал указ о запрете массовых акций на полуострове вплоть до 6 июня

  Всякий раз, когда заходит разговор о великой русской литературе, вспоминается практически один и тот же ряд безусловных авторитетов — Пушкин, Толстой, Достоевский, Чехов. Этот список писателей может дополняться Набоковым или Гоголем, Булгаковым или Горьким. Но как-то незаслуженно редко звучит имя Виктора Астафьева, которому 1 мая 2014 года исполнилось бы 90.