7. ПУТЧ 91-го
До отъезда в Америку оставалось ещё долгих четыре года, поэтому мы решили, что успеем поучаствовать в установлении демократического режима на родине. В первую ночь августовского путча народу у Белого дома собралось намного меньше, чем в последующие двое суток. Рассовав по карманам записки с именами, адресами и телефонами родственников на случай опознания трупов, мы с Мишей поехали защищать демократию. Построив несколько баррикад, получили приказ: тем, у кого есть машины, посадить в них как можно больше народу и разъезжать по пустынной ночной Москве, объясняя посетившим столицу танкистам, что в народ стрелять не надо, а лучше разъехаться по своим Кантемировским и каким там ещё дивизиям. Как наш "жигулёнок" не лопнул, разместив в своем нутре 12 человек, не знаю. Помню, что мальчишки в танках, с сонными лицами, на наши вопросы "Знаете ли вы, где находитесь?" отвечали - нет. Когда им сообщали, что это Москва, с любопытством оглядывались - Первопрестольная! Смутно помню Ельцина в белой рубахе, без пиджака, толкающего речь из окна Белого дома и призывающего нас не оставлять его там наедине с Хасбулатовым; Ростроповича то ли с дирижёрской палочкой, то ли с автоматом Калашникова в руках; грязные лица боевых незнакомых товарищей; постоянно меняющуюся информацию "Эха Москвы" о количестве танков, спешивших к нам со стороны Калининского проспекта... Когда привезли полевую кухню для защитников, мы дружно построились в очередь в ожидании двух бутербродов, варёного яйца и свежего помидора. Вот тогда-то и услышала я то, что запомнилось больше всего из августовского путча. Грязный, потный, уставший к четырём утра, но все ещё очень интеллигентного вида пожилой мужчина, стоявший в очереди перед нами, под звуки строительства баррикад и крики "Где же танки!" протянул покрытые ржавчиной руки за своим сухим пайком и вежливо осведомился: - Девушка, скажите, пожалуйста, а помидоры мытые?
8. АНАЛИЗЫ
К Вовке, нашему соседу по московской коммуналке, приехала мама из солнечной Грузии - на сынка посмотреть, заодно и подкормить немножко. Мы с Вовкой ровесники, только он успел развестись, а у нас недавно второй малыш родился. Мама была замечательная. Она кормила изумительными грузинскими блюдами не только Вовку, но и всё наше семейство, растущее на оладушках из блинной муки и манных кашах. В то утро я спешила с младшим сыном в поликлинику, надо было отнести анализы, с большими сложностями помещённые накануне в баночку и спичечный коробок. Мы опаздывали, соседи без устали сновали из комнат в туалет и обратно, Константин Устинович по радио в нашем коридоре лично руководил из Центральной клинической больницы поворотом вспять северных рек, Женька капризничал, коляска не раскладывалась... Одна лишь Вовкина мама, находившаяся в законном отпуске, безмятежно восседала на своей кухонной табуретке, словно царица Тамара на троне, и спокойно наблюдала за нашим обычным утренним дурдомом - ждала, когда мы все разбежимся, чтобы начать свои грузинские ритуалы на нашей коммунальной газовой плите. Наконец-то справившись с коляской и схватив в последний момент сыновьи баночки и коробочки, мы отчалили в поликлинику... Дальше - коротко. Медсестра, ответственная за приём детских какашек, была искренне поражена, обнаружив в спичечном коробке с именем моего ребёнка аккуратно уложенные производителем спички. Я же смотрела в распахнувшиеся от удивления глаза медсестры, а видела изумлённый взгляд красивой, высокой, интеллигентной Вовкиной мамы, настоящей царицы Тамары, открывающей коробок "спичек", по ошибке оставленный мною на нашей общей газовой плите... Когда вечером мы собрались за Вовкиным столом, мама, с неповторимым грузинским акцентом и мягким юмором, рассказывала свою версию этой истории: - Бэру я этот кхарабок...