"Эдип-царь" в Александринке,
в постановке Теодораса Терзопуласа -
грека, переселившегося ещё молодым в Германию
и усвоившего брехтовские уроки "Берлинер Ансамбля".
Разительно, когда во вновь вызолочённом
многоярусье
имперского театра
не можешь поначалу оторвать глаз
от серебряновекной роскоши
головинского занавеса
к меерхольдовскому "Маскараду",
и когда он поднимается,
видишь вместо привычного "театра"
вдруг самый что ни на есть
постконструктивисткий
"Чёрный квадрат" Малевича.
По крайней мере тот,
что выставлен в Третьяковке:
в мелких уже трещинках,
в каких очевиден
и красный,
и малиновый,
и оранжевый,
и бежевый,
и цвета радуги,
как оказывается замалёванные
окончательно сплошным чёрным.
Застывшее пятно "табакерковскаго"
Александра Мохова - царя Эдипа,
и ползающий на "полусогнутых" хор органчиков,
громким придыханием изображающий праужас -
убийственная скука
посередь вымуштрованных статистов.
Не люблю, когда человеческую личность
(даже если это,
прости Господи,
и актёр)
корёжат и заставляют два часа
корчить из себя попугайчика.
Не люблю и так называемый
европейский театр,
в каком явственно очевидна
и схема,
и конструкция,
и скелет спектакля,
от головы задуманная "идея".
Мне, как русскому зрителю,
может быть, и не интересным,
"как это сделано",
мне хочется прежде всего
"чувства" и "сопереживания",
и спектакль для нас не "конструктор",
а чаяние "катарсиса" и потрясения.
Уже у Сергея Тимофеевича Аксакова,
есть убийственныя характеристики на заезжих
всеевропейских театральных див:
роль, отрепетированная перед зеркалом
тщательно и скурпулёзно,
но, Боже мой,
как это по ледяному
холодно,
"точно совсем нет души",
так что совсем эта игра
"никак не трогает и не задевает".
Аксаковским рецензиям уже 180 лет,
но как разительно подмечена
эта разница между
театром Станиславского и театром Брехта,
тогда, естественно,
и в помине не существовавших
между зрительскими "школами",
разница между русским
и европейским менталитетом.
Теодорас Терзопулос уже 20 лет
как "разработал" метод постановки
античных трагедий,
и уже в 30-ти университетах мира
его методично "проходят" и "изучают" -
точно прокатку стали,
стихослагательства и сочинительства,
точно, как если взять сейчас
и написать вдруг брошюру:
"Как за двадцать минут стать Мандельштамом!"

"Враг народа" Генрика Ибсена.
Премьера на сцене Малого Драматического театра.
Постановка Льва Абрамовича Додина.
Удивителен лаконизм сего маленького театрального шедевра -
это самая аскезная, по черно-белой графике, режиссура
в творчестве великого мистификатора.
И разительно художное поспешение,
с каковым оно репетировалось:
обычно Лев Абрамович репетирует
каждую пиесу год-два-три,
здесь он уложился в три месяца.
"Враг народа" Льва Абрамовича Додина,
по своей неизбывной минорности,
созвучен 15-му квартету Дмитрия Шостаковича,
его предсмертной альтовой сонате.
Это попытка выпростаться
за рамки лицедейного искусства
и поставить метафизную точку
в конце собственного жизненного пути.
У земной правды есть два лица: человеческое и Божеское.
"Враг народа" Льва Додина - попытка вглянуть на себя и свое творчество
уже со стороны Вечности.
И звучит это взгляд, как элегия прощаний,
как Калхасная песнь
неизбывно уставшего и трагически одинокого Мастера,
последнего из могикан
русского психологического театра,
после ухода коего в мир иной,
подлинному театральному катарсису
уже нигде нет места...

"Враг народа" Генрика Ибсена.
Премьера на сцене Малого Драматического театра.
Постановка Льва Абрамовича Додина.
"Враг народа", как и многие другие пиесы норвежского драматурга, -
это сказ о человеческой личности
с обостренным чувством правды,
в притворнопривременном веце
пытающейся "жить не по лжи"
В годы Брежневского застою
таких правдоискателей,
едва слышно кричавших,
что советский Титаник
рано или поздно, сам по себе,
безо всякого внешнего супостата
утонет в разливанном море лжи,
клеймили званием "очернителей".
Правдорубство в институте имени Сербского
слыло явственным симптомом "вялотекущей шизофрении",
а сами носители сего смертоносного вируса
подлежали полнейшей изоляции от общества.
Все семь десятин советской власти
пьеса "Враг народа", написанная в далеком 1882-ом,
была под негласным запретом:
Отговаривали ныне от постановки сей пиесы
и Льва Абрамовича,
правда уже по другим причинам: "Ибсен устарел и весьма зануден,
а сама пиеса слишком многословна"
Лев Додин сократил Ибсеновский текст наполовину,
лишил ее сценического движения
и обратил её - от первого лица - в исповедальный монолог
не о стране патологических лгунов и лицедеев,
а собственном жизненном пути.
"Враг народа" в Малом драматическом - это исповедь великого Мастера,
в силу фанатичной преданности Его Высочеству Театру
неизбежно конфликтующего с подмостной коньюктурой,
какую за подлинный театр он почитать никак не может.
"Враг народа" - это метафоричный сказ о мимикрии,
случившейся с феатронными единомышлениками,
об измене и предательстве со стороны наперсных учеников и друзей,
каковые шарахаются от него, как от прокаженного
и, как итог - о собственном, уже вселенском одиночестве:
"Но я сделал великое открытие.
Дело в том, видите ли, что самый сильный человек на свете -
это тот, кто наиболее одинок!"
http://az.lib.ru/i/ibsen_g/text_0050.shtml

"Враг народа" Генрика Ибсена.
Премьера на сцене Малого Драматического театра.
Переломный оселок
меж девятнадцатым и двадцатым
в матушке России
слыл эпохой ибсенизма.
Норвежским ровесником Льва Толстого
и европейским "властителем дум"
зачитывались отечье-провинциальные бурсаки, и гимназисты,
стриженные Бестужевки и питерские студиозы.
Henrik Johan Ibsen своим творчеством
оказал подспудное влияние и на анархизм Льва Толстого,
и на бунтошное "босячество" Максима Горького,
и на "лишнелюдность" Антона Павловича Чехова.
Значимый кус феатронных постановок
пиес Хенрика Йогана Ибсена,
на русской сцене,
принадлежит по праву
его трепетному почитателю - Всеволоду Эмильевичу Мейерхольду:
"темному гению" и "красному арлекину",
бунтарю и ниспровергателю
на театральном подиуме,
режиссеру многомильонных перфомансов
на Красной площади
и автору идеи передвижного
кощунно-богоборного театра.
Подпись Мейерхольда, в православном крещении
раба Божьего Всеволода,
стоит наряду с факсимиле Максима Горького
под прошением к партии и советскому правительству -
снести храм Христа Спасителя.
Жизнь и творчество Всеволода Эмильевича
весьма сродственна ибсеновским героям
и, тем паче, удивительна "гримаса судьбы",
когда в 1939-м гордость совдепного подиума
объявляется вдруг, совсем по-ибсеновски, "врагом народа":
"...Когда следователи в отношении меня, подследственного, пустили в ход физические методы своих на меня воздействий и к ним присоединили еще так называемую "психическую атаку", то и другое вызвало во мне такой чудовищный страх, что натура моя обнажилась до самых корней...
Нервные ткани мои оказались расположенными совсем близко к телесному покрову, а кожа оказалась такой нежной и чувствительной, как у ребенка, глаза оказались способными (при нестерпимой для меня боли физической и боли моральной) лить слезы потоками. Лежа на полу лицом вниз, я обнаруживал способность извиваться, корчиться и визжать, как собака, которую плетью бьет хозяин..."
http://his95.narod.ru/doc22/51.htm
Предприговорно-предсмертные письма Всеволода Мейерхольда к Молотову -
один из самых жутких и последних приговоров
той страшной эпохе:
"Меня здесь били - больного шестидесятишестилетнего старика. Клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам ( сверху, с большой силой) и по местам от колен до верхних частей ног. И в следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-сине-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли). Меня били по спине этой резиной, меня били по лицу размахами с высоты..."
http://his95.narod.ru/doc22/51.htm

"Враг народа" Генрика Ибсена.
Премьера на сцене Малого Драматического театра.
Постановка Льва Додина.
Лев Абрамович Додин выпустил
самую крамольную пиесу Нового времени.
В 1901-м, во время гастролей МХАТа,
где доктора Стокмана играл сам Станиславский,
студенты после представления Ибсеновской пьесы
собрались дружным сходом у Казанского собора,
почав выкрикивать: «Справедливо ли, чтобы глупцы
управляли людьми просвещенными»?
"Враг народа" - любимая пиеса русских революционеров,
откуда они черпали и идеи, и вдохновение,
и саму пиесу разодрали на множество расхоже-крамольных цитат:
"Доктор Стокман. Я сказал, что буду говорить о великом открытии, которое я сделал на этих днях. Я открыл, что все наши духовные жизненные источники отравлены, что вся наша гражданская общественная жизнь зиждется на зараженной ложью почве..." http://az.lib.ru/i/ibsen_g/text_0050.shtml
Первым из них восторженно о "Враге народа"
отозвался в 1901-ом Лев Троцкий:
"История европейского общественного сознания никогда не забудет тех пощечин, тех поистине славных пощечин, которые Ибсен нанес чисто вымытой, хорошо причесанной и блещущей самодовольством мещанской физиономии."
http://www.norge.ru/trotskij_ibsen
И он-то самый первый, в стране Советов,
в речи Вышинского и был клеймен: "Троцкий - враг народа".
"Враг народа" - самое расхожее и самое зловещее обвинение
в стране Котлована и зияющих высот,
а сама пиеса норвежского бунтаря и нарушителя покоя
в СССР ни разу и не была представлена на подмостках...

"Дядя Ваня" Антона Павловича Чехова,
премьера на сцене театра на Васильевском,
режиссер-постановщик Владимир Туманов.
Как в кулуарах сказал сам постановщик:
"Такого "Дяди Вани" ещё нигде не было!".
И точно: три часа ходульной фейерии
в ядреной помеси
водевиля, балагана и индийской мелодрамы:
на крике, на истерике, надрыве,
на грани актерской невозмоги,
обращающие театральные подмостки
в реальную палату нумер 6.
И где и сам дядя Ваня, и доктор Астров,
точно слепки с тумановской души
и его весьма непростой театральной судьбы.
Туманов заполонил камерную сцену театра,
буквально нос к носу со зрителем,
фантомами собственных фобий,
собственных истерий и шизы,
заразив ими и актеров
и пытаясь весь этот ядовитый ушатец психопатоложности
выплеснуть и на обывательские головушки.
Раньше о том, что театральный режиссер Владимир Туманов
одержим и сурьезно психически болен,
знал весьма узкий круг посвященных,
теперь об этом будет знать
уже весь Петербург и вся Москва...