Я вернулся :-)

Вторник, 08 Января 2008 г. 16:20 + в цитатник

Вывод первый, у меня нет никакого терпения вообще, да и к дневнику я привязался, всё таки умные мысли лучьше записывать, а то они потом пропадают, так что вот вам рассказик, очень советую прочитать!

Один день из жизни беспризорника

Андрей Владимирский. Один день из жизни беспризорника. Солнце огромным багрово-кровавым шаром лениво поднималось с Востока. Сначала показалась только его верхушка – выпустила в разведку первые неумытые лучи, которые в ту же секунду вонзились тонкими пиками в плотный, холодный предрассветный туман. Но их силы было явно недостаточно, чтобы разогнать сырую пелену, и они в ней просто завязли. Солнце, кажется, обиделось на своего частого летнего спутника и в долю секунды вынырнуло всем своим величием, выпустив на волю всю свою мощную лучистую армию. Свобода! Туман рассеялся, земля скинула с себя наваждение предрассветных сумерек, встряхнулась и приготовилась к жизни. Гораздо раньше Небесного Светила проснулся двенадцатилетний беспризорник Гриша. Этим именем его баловали редко, чаще в компании таких же, как он беспризорников, окликали обидным прозвищем Свисток. Прозвище приклеилось к Грише не с потолка. Его большая тыквообразная голова на тонюсенькой шее действительно очень походила на свисток. Да ещё голос – сиплый и тонкий, ну и впрямь свисток паровоза «Кукушки». По началу Гриша кровно обижался на своих друзей-беспризорников за это, как ему казалось, унизительное прозвище. Бывало, в горячке даже с кулаками на них набрасывался, но со временем привык, и признаться, начал забывать своё настоящее имя. Свисток проснулся в половине второго ночи. Встал не сразу – натянув на голову старое, изъеденное молью одеяло, полежал ещё какое-то время в сладкой полудрёме на своём сколоченным из необструганных досок лежаке без ножек. Потом встал и тихо-тихо, чтобы не разбудить народ: трёх пятнадцатилетних мальчишек и десятилетнюю Настю, спящих на точно таких же лежаках, в полной темноте выбрался из душного подвала выселенного дома, где они впятером жили уже целых два года, наружу. Сегодня он добытчик пищи или на жаргоне беспризорников «кормовой». Это означает, что до рассвета он должен принести в дом какой-нибудь еды на завтрак. Кому быть «Кормовым» на завтра вечером определял старший по дому Фрол. «Кормовой» назначался в случае, если день не принёс никаких доходов ни в денежном, ни в продуктовом виде. Вчерашний день был именно таким. Не повезло никому, даже Настеньке, которая своим тонюсеньким жалостливым голоском клянчила подаяние на перроне местного железнодорожного вокзала и могла вышибить деньгу даже из самых непрошибаемых. В такой час копейкой разжиться не реально - для разбоя он маловат и слабоват, а просить милостыню просто не у кого. Так что звонкая монета отпадает. Раздобыть качественную еду тоже нет никакой возможности: стырить в чьём-нибудь погребе под гаражом картошку или какие-нибудь варенья-соленья тоже маловероятно - для такого дела требуется время, а времени у Свистка в обрез. Есть круглосуточные магазины, с прилавков которых запросто можно стянуть булку хлеба, фрукты-овощи или на худой конец какие-нибудь сладости. Но загвоздка в том, что торговые павильоны в этот час практически свободны от покупателей, а это значит, что беспризорник не сможет затеряться в людской толчеи и обязательно привлечёт внимание продавцов или того хуже охранников и тогда забить могут до смерти. Народ нынче жестокий, особенно к таким, как он. Остаётся последнее и самое неприятное – ревизия близлежащих мусорных контейнеров. Потуже запахнув полы грязной, дырявой, обесцвеченной временем ветровки, с тяжёлым камнем на сердце к ним и затрусил. Неприятным Свисток не считал ни ужасное зловоние из этих железных баков, ни опасность пораниться битым стеклом и ни стопроцентную вероятность вымазаться по самые уши в самом настоящем дерьме - это мелочи. Неприятность, нет, больше – опасность таилась в другом - во встрече с взрослыми бомжами, которые своей вотчиной считали все без исключения помойки. Гостей, тем паче незваных, эти персоны жутко ненавидели. Любой чужой для них – это никто иной, как конкурент. А метод устранения конкуренции в таком роде «бизнеса» только один – увесистым арматурным прутом, какой носит под одеждой почти что каждый из них, по затылку. Пока Свистка такое наказание обходило стороной, а вот их старшему Фролу как-то раз перепало, да так, что он по сей день заикается, и глаза его смотрят в разные стороны. Но ничего не поделаешь - опасность опасностью, а нужда нуждой. Коротким путём – глухими переулками - до ближайших мусорных контейнеров с километр в северном направлении. Добрался довольно быстро - минут за пятнадцать. Ещё какое-то время постоял за высоким забором, отгораживающим мусорную площадку от серых квадратов домов. До рези в глазах напрягая зрение, наблюдал за находящимся в метрах шести-семи желанным объектом в узкую щёлочку между досками. Вроде бы всё спокойно: никаких подозрительных движений на территории помойки не наблюдается. Копошение двух бродячих псов у крайнего бака – ни в счёт. Эти «помоечники» трусливы и по большому счёту не опасны, хотя и вооружены острыми клыками. Скорее вперёд, пока не нагрянула настоящая опасность! Промедление может стоить очень дорого. С ловкостью кошки Свисток вскарабкался на забор и спрыгнул с двухметровой высоты на асфальтовое покрытие. Присел. С минуту не поднимался с корточек, уже широким обзором и с более близкого расстояния вновь приглядываясь к контейнерам. Вдруг чего опасного не углядел. По-прежнему никого, кроме всё тех же собак. Свисток в три прыжка преодолел расстояние от забора до первого бака. Потревоженные приближением человека псы, поджав хвосты и обиженно поскуливая брызнули в стороны. В ноздри Свистка ударил тухло-кислый «аромат» подгнивающего мусора. Маленького роста Свистка не хватало, чтобы стоя на асфальтовой площадке свободно изучать внутреннее содержимое мусорного контейнера. Пришлось подтянуться на руках и влезть внутрь. В предрассветных сумерках, да ещё и в тесноватом железном пространстве трудно было разглядеть среди разносортного мусора отходы с человеческого стола, потому выбирал на ощупь, иногда, правда, если уж очень сомневался, подносил подозрительный кусок к носу и принюхивался. Выбранное складывал в прихваченный из «дома» целлофановый пакет. Для тщательного обследования всех четырёх контейнеров потребовалось часа полтора. Уже почти полностью рассвело, когда Свисток с весомым кушем благополучно покинул чужое «злачное место». Спустя ещё четверть часа он был уже «дома». Семья ещё спала. С первого дня встречи беспризорники назвали своё сообщество семьёй. Правда, встретились не по-семейному тепло. Этот день навсегда остался в памяти Гриши. До того часа Гриша почти полгода бродяжничал в одиночку. Просто однажды он понял, что если сегодня не расстанется навсегда со своей настоящей неблагополучной семьёй, то завтрашнего дня может и не быть. А ему страстно хотелось жить, как живут все нормальные дети: хорошо кушать, мирно спать, общаться с друзьями, ходить в школу. Нормальной жизни не получалось из-за пристрастия Гришиных родителей к спиртному. Папа с мамой пили беспробудно – за всю свою сознательную жизнь сын ни дня не видел их трезвыми. Чтобы заполучить очередную дозу вожделённого напитка давно лишившиеся всякого дохода родители, выгоняли крохотного отпрыска на улицу попрошайничать. Случалось, что малолетнему попрошайке удавалось наклянчить ни на одну, а на целых три бутылки водки и целую булку белого хлеба, от которой «кормильцу» перепадала горбушка. А случалось, что оставался голодным, да ещё и жестоко избитым злыми людьми. Не смотря на отягощённую наследственность, Гриша родился не с тягой к спиртному, а со стремлением к знаниям. Феноменально, но мальчишка самостоятельно по найденному на помойке букварю научился читать и писать. А позже поставил перед собой цель – не глядя ни на что поступить в школу. Ведомый простым желанием жить как все нормальные дети, в один прекрасный день Гриша навсегда оставил отчий дом. В школу, на которую он с завистью смотрел каждый день, стоя с протянутой рукой у магазина напротив и куда пришёл сразу же после побега из дома, его не приняли. Строгая тётенька за гардеробной стойкой, выслушав вполне взрослый, рассудительный рассказ мальчишки о тяжёлой судьбе и просьбу записать его в школу, вместо класса отвела его в ближайшее отделение милиции. Там его тоже слушала тётя в сером мундире и погонами на плечах. Выслушала и пообещала определить его в хорошее место, где обязательно будет хорошая школа. Две недели Гриша жил в отделении милиции под присмотром тётеньки в сером мундире, а после его отвезли на милицейской машине в приют для беспризорных детей. Там действительно была школа, но, она ему сразу не понравилась. Тесные серые классы, запуганные ученики, злые, постоянно надрывающие горло учителя, которые не столько давали знания, сколько шлёпали учебниками по затылкам. Конечно, там не было вечно пьяных, матерящихся и усердно воспитывающих кулаками родителей. Их заменили какие-то безликие тётки, которые называли себя воспитателями, но их воспитание не пришлось по нраву Грише. Конечно, спать в тёплой комнате на собственной, застланной застиранным, но всё-таки чистым бельём кровати, было много лучше чем на грязном холодном полу, но сама атмосфера спальни невыносимо давила на Гришу. Конечно, там не выгоняли на улицу попрошайничать, а выводили гулять в обнесённый бетонным забором двор, и это почему-то жутко не нравилось Грише. Его окружали сверстники и сверстницы, но Гриша считал их глупыми детьми по сравнению с собой и старался избегать их общества. Конечно, там вкусно и сытно кормили, пожалуй, то единственное, что понравилось Грише в этом учреждении, но это обстоятельство не стало решающим в его дальнейшем выборе. Спустя месяц Гриша сбежал из приюта. Он не знал, ищут его или нет, но чисто интуитивно старался избегать встреч с людьми как в военном кителе, так хоть отдалённо напоминающими приютских воспитателей. За эти полгода он научился зарабатывать себе на хлеб не только попрошайничеством. Жизнь заставляла промышлять и «щипачеством», и кражей, и даже мелким мошенничеством, а порой и собственным горбом. В холодное время года Гриша обживал многочисленные теплотрассы, а в тёплое не гнушался открытого неба. Так и бродил одиноким волком до того самого дня, пока по случайному стечению обстоятельств видно сама судьба не свела их пятерых в один день в подвале выселенного дома. Первым пришёл туда пятнадцатилетний Фрол. Следом в поисках не знамо чего забрёл в подвал Гриша. Токсикоман и алкоголик со стажем, болезненно худой и не по годам на лицо повзрослевший Фрол встретил незнакомца похожего «розлива» весьма воинственно. Набросился с кулаками и изрядно поколотил много уступающего даже его габаритам мальчишку. Но Гриша сдался не сразу. Пару-тройку раз всё-таки сумел дотянуться кулачками до перебитого в драках сизого от алкоголя и паров дурманящих веществ носа Фрола. Странно, но противостояние Фролу понравилось. - Фрол, - первым подал он потрескавшуюся от грязи руку. - Гриша, - ответил смелым рукопожатием Гриша. Мирный договор был заключён. Сразу же принялись обживать новый дом. Из старых досок, найденных в сырой глубине подвала, состряпали лежаки, почерневший от времени винный ящик, стыренный за пивным ларьком неподалёку от дома, заменил обеденный стол. Фрол застлал свой лежак валявшейся тут же старой мешковиной, а Гриша бросил поверх досок когда-то откопанное им на какой-то свалке и всюду носимое с собой дырявое одеяло. Только устроились на лежаках покемарить немного после трудового часа, как в подвал один за другим пожаловали ещё двое бродяг-подростков. Между уже считающими себя хозяевами жилья и незнакомцами завязалась нешуточная потасовка. Они бы забили друг друга до смерти, не останови драку тонюсенький девчоночий писк: - Мальчики, перестаньте мутузить друг друга. Давайте жить одной семьёй. Предложение незнакомой девочки все неожиданно восприняли как приказ. И в самом деле, их жизнь полна опасностей, а впятером куда лучше защищаться, чем по одиночке, да и прокормиться легче. - Тогда теперь мы семья, - твёрдо заключил Фрол. – И жить будем как семья. Возражений не последовало. - Старшим в доме буду я, - снова взял слово Фрол. – Вы должны мне полностью доверять и выполнять все мои поручения. Противников единолично принятого решения не нашлось. Позже Фрол дал всем, кроме девочки, которая назвалась Настей, клички. Гриша – Свисток из-за формы головы и голоска, те двое: Гнилой, потому как воняло от него - упаси боже, и Беззубый – ни единого зуба во рту. - Кому не нравится его погоняло? – осведомился Фрол. - Мне не нравится, - осмелился Гриша. - А мне нравится, - хохотнул Фрол. – Ничтяк же: Свисток. Гриша насупился, отошёл к своему лежаку, лёг и отвернулся к стене. Ещё какое-то время он всё никак не мог привыкнуть к своему новому прозвищу, обижался на членов семьи, когда те его Свистком окликали, даже в драку с мальчишками лез. Но постепенно свыкся. Свисток так Свисток. Вот так и жили они уже два года одной дружной семьей, абсолютно ничего друг о друге не зная. Как-то не принято было «сопли о себе размазывать». И не размазывали. Каждый сам по себе и вместе. Свисток осторожно открыл дверь и прошмыгнул внутрь. Комната со скудным интерьером: лежаки вдоль стен в притык к друг другу, да винный ящик в центре была сравнительно небольшой, тёплой, а главное сухой. Освещалось сие пристанище огарками восковых свеч, приткнутых на паровых трубах, змеившихся по всему периметру помещения. Прежде чем разбудить семью на завтрак, Свисток тщательно исследовал содержимое своего пакета. После ревизии на перевёрнутом вверх дном винном ящике появились: полбатона хлеба, немного рыбных консервов на дне жестяной банки, слегка надгрызенное яблоко и (вот удача – нет необходимости идти за водой) почти полная бутылка минералки. Остальное, увы, оказалась непригодным для употребления в пищу. Пришлось выставить за дверь. Завтрак, конечно, не королевский. Но заморить червячка перед трудным днём всё-таки можно. - Семья, кончай дрыхнуть! Хавать подано! – весело выкрикнул Свисток и шутливо поддел носком своего стоптанного кроссовка мягкое место самого ближнего к себе – Беззубого. Тот что-то пробурчал себе под нос, потянулся и ткнул грязным носком в темечко Гнилому. Гнилой по цепочке боднул ногой голову Фрола. Настенька сама открыла глазки, но подниматься не спешила. Выглядела она нездорово: по резко осунувшемуся бледному личику бродил лихорадочный румянец, губки потрескались, всегда искрящиеся детской радостью глаза потухли и глубоко запали в глазницы, худенькое тельце сотрясал жуткий озноб. - Настенька, худо тебе? - Свисток, с первого дня относившийся к девочке, как к родной сестре, присел рядом с ней и потрогал своей растрескавшейся ладонью её покрытый крупными градинами пота лоб. - Х-х-хол-лодно мне, - лязгая зубами, проговорила Настя. – И к-коленка болит. Накануне Настя, спасаясь от кулаков драчливых отпрысков свободного цыганского народа, считающих себя полными хозяевами всей территории вокзала и всегда озлобленно относящихся к конкурентам любой другой нации, споткнулась об рельс и в кровь разбила правое колено. Дома Свисток вымоленным у Фрола одеколоном обработал рану и приложил к ней лист подорожника. Сейчас он осторожно отодрал сморщившийся посеревший травяной лист и словно заправский доктор внимательно осмотрел повреждение. Мягкие ткани под запёкшимся кровяным сгустком вздулись, покраснели и стали нестерпимо горячими на ощупь. Со спины неслышно подкрался Фрол. Свисток обернулся к нему. - Сегодня её лучше не ходить на работу, - серьёзно посоветовал он. - Сам вижу, - недовольно пробурчал старший. Откуда здесь быть довольным: кормить лишний рот за счёт всех – дело накладное. - Я сам заработаю для неё, - успокоил Свисток. Поднялся, отошёл к своему лежаку, сдернул с него одеяло и бережно укрыл им Настю. Вчетвером позавтракали тем, что принёс Свисток. Два кусочка хлеба, яблоко и полбутылки воды Свисток положил рядом с вновь забывшейся тяжёлой дрёмой Настенькой. Пора на работу. Стайка беспризорников покинула дом и рассыпалась на все четыре стороны света. В «рабочий» день они не редко пересекались друг с другом, перекидывались парой тройкой фраз и расставались до вечера. А бывало, и не встречались вовсе… Постоянного места промысла не было ни у кого из них, за исключением Настеньки. Рыская по всему городу, беспризорники зарабатывали в любом подвернувшемся злачном месте. Свисток начал отрабатываться в многолюдном богатом супермаркете, раскинувшемся в самом центре города. Влившись в плотный людской водоворот, втёк в просторный, ярко освещённый, прохладный от работающих кондиционеров торговый павильон и метким профессиональным взглядом воришки-универсала определил, у которого из отделов реальнее всего поживиться. Продукты и вещи – не цель его визита. Карманы покупателей – вот сверхзадача. С кошельком всегда легче раствориться в разношёрстной толпе, чем с украденной крупной вещью или палкой колбасы. У продуктового отдела выстроилась длиннющая трехрядная очередь. Как раз то, что нужно! Свисток, благо росточка небольшого и комплекции не видной, угрём ввинтился в самый хвост очереди и, не медля ни секунды, занялся несанкционированным обыском брючных карманов покупателей. Узкая ладонь беспризорника тонкой воздушной струйкой просочилась в правый карман первой жертвы. Чувствительные пальцы безошибочно определили лежащий там предмет – пачка сигарет. Из-за такой мелочи здесь рисковать не стоит. Вообще-то, табак и алкоголь в «общак» не входили – каждый, кто употреблял сии зелья, добывал их себе сам. Свисток не пил и не курил, но сейчас, когда на больную Настеньку нацелилось злое око Фрола, сигареты могли подействовать на старшего по дому, как бальзам на израненное сердце. Нет. Игра не стоит свеч. Брать только деньги. А позже он приобретёт на них какую-нибудь смягчающую чёрствую душу Фрола отраву. Ладонь так же незаметно, как проникла в карман жертвы, выпорхнула из него, и так же легко юркнула в противоположный. Ого! Здесь именно то, за чем он и пришёл - портмоне. Очень аппетитное портмоне. Затаив дыхание, Свисток крепко сжал вожделенный аксессуар между указательным и большим пальцами. Теперь молниеносно вытащить и угрём из очереди – дважды в одном месте не отрабатываются. Ещё несколько миллиметров и «лопатник» оказался бы на свободе, но вдруг, будто краб вцепился своими клешнями в запястье Свистка. Бедняга аж присел и охнул от резкой боли. В следующую секунду прямо перед ним нависла отвратительная, лоснящаяся от жира физиономия. - Вот я тебе сейчас!!! – дико завопил хозяин кошелька – тучный плешивый мужик лет за сорок, и плашмя накрыл другой своей рукой голову Свистка. Свисток почувствовал, как на его голове сжимаются толстые сильные пальцы, пытаясь загрести добрый клок волос. Всё бы у мужчины получилось, если бы каждые две недели Фрол в принудительном порядке не стриг всю мужскую часть семьи, включая самого себя, старыми тупыми ножницами исключительно в целях гигиены – чтоб вши не завелись. А так, пардон – пустышка! Свисток рванулся что было сил и смог освободить свою голову от захвата. Пригнувшись, ракетой прокладывал себе дорогу сквозь плотную толпу: на ходу кого-то боднул в пах, укусил чьё-то запястье, неслабо приложился к чьей-то коленке, наконец, словно пробка из бутылки вылетел к самому выходу из супермаркета, толкнул плечом тяжёлую стеклянную дверь и в следующую секунду оказался на улице. На одном дыхании одолел ещё два квартала. Потом свернул в какой-то дворик и остановился перевести дух. Одновременно и не повезло – кошелёк так и не расстался с хозяином, и повезло – сохранил здоровье, а главное свободу. Желания по новой испытать судьбу уже не было: раз не фартануло, второй раз верняк не фартанёт. А «лавы», деньги значит, сегодня нужны как никогда. Он за двоих работает. Фрол не простит несдержанного слова. Придётся попрошайничать. Центральная улица города всегда многолюдная и в плане заработка выгодная. Какая только масть здесь не гнездится: калеки, нищие, художники, артисты, жулики, бандиты и прочие, прочие, прочие. Каждый зарабатывает, как может: кто ворует, кто рисует, кто милостыню просит, а кто поёт и танцует. К сожалению, петь, танцевать и рисовать Свисток не научился. А вот клянчить у прохожих деньги – здесь он дока. Здесь он нет – нет, да промышлял всяким-разным, потому ориентировался на местности вполне сносно. Выбрал для себя уголок поближе к живописцам и подальше от таких же попрошаек. Сел, голову к земле склонив, сложенные в пригоршню ладони перед собой вытянул и принялся голоском тоненьким и жалобным чужие сердца кровью обливать: - Подайте люди добрые: матери-отцу на водку, иначе быть мне битым ими до смерти, сестре малолетней - калеке безногой три дня голодной на молоко и мне на хлебушка кусок да воды глоток. Не обидьте несчастного! Трюк давний и гражданам хорошо известный, но всё равно не переводятся наивно-сердобольные и суют в грязные ладошки оборванца звонкие монеты. Раза два Свисток полную пригоршню рублей и двушек в карман опускал. Веселее на душе стало, но голосок беспризорного от того ещё жалостливее сделался. Вдруг по правую руку от себя заметил он мчащегося на всех парах Гнилого с дамской сумочкой под мышкой. Не было ни малейшего сомнения в том, что это он, Гнилой, летел, едва пятки земли касались, раскраснелся весь, запыхался. Пробегая мимо Свистка, швырнул к нему на колени свою добычу и просипел: - Бери и сваливай отсюда! У меня мусора на хвосте! Свисток подхватил сумочку и серым мышонком юркнул в ближайшую подворотню. Дворами, дворами выбрался на тихую улицу. Остановился, отдышался и осмотрелся. Улочка тихая, спокойная - ни вонючего стада машин, ни обозлённой людской толпы. Спрятался в тень раскидистого тополя, сумочку открыл и всё её содержимое себе под ноги выпотрошил. Помады разные, крема и пудры по собственным карманам распихал – Гнилой всю эту ерунду всё одно выбросит, а он подарок Настеньке сделает. Пусть девочка порадуется. В изящном дамском кошельке из настоящей кожи обнаружилось несколько сотенных купюр. Совсем неплохо. Но, увы, это не его добыча. Это взнос Гнилого в «общак», а ему, Свистку, ещё придётся поработать. Больше ничего, что могло заинтересовать воришку в сумочке не оказалось. Свисток спрятал деньги в носок, пустой кошелёк положил обратно в сумочку и забросил её высоко на ветки тополя. Сделал первый шаг из-под дерева и, вдруг его как ветром снова прилепило к шероховатому стволу. В десяти метрах от его убежища из переулка выбежал Гнилой, а в затылок ему дышали два дюжих милиционера. Настигли, сбили с ног, пересчитали рёбра сапогами и руки за спиной наручниками сковали. Один из стражей порядка что-то неразборчиво проговорил в болтающуюся на груди маленькую рацию. Не прошло и пяти минут, как из переулка вырулил милицейский «воронок». Гнилого забросили в «собачник», хлопнули дверцами, и «воронок», зло фыркнув мотором, упылил восвояси. Тоскливо стало на сердце беспризорника. Только что он потерял члена своей семьи. Да, да, навсегда потерял. Гнилой больше никогда не вернется в семью – из милиции ещё не удавалось сбежать ни одному беспризорнику. Жалко Гнилого, привязался он к нему за это время, как к брату родному. Свисток почувствовал, как увлажнились его глаза, и противный колючий ком перекрывает дыхание. Ему хотелось плакать, но усилием воли он смог удержать себя от слёз. Увы, доля беспризорников далеко не завидная. Теперь у Гнилого другая дорога. И пусть она будет не такой тернистой, каким был его прежний путь… Постояв ещё немного, Свисток побрёл куда глаза глядят и куда ноги выведут. Глаза глядели в пыльный, разогретый летним солнцем асфальт, а ноги вывели к маленькому овощному рынку. От источающегося отовсюду фруктово-овощного аромата неприятно засосало под ложечкой - некалорийный завтрак давал о себе знать. На этом пятачке можно было разжиться съестным и без криминала. Перетащил десяток другой ящиков с товаром со склада на прилавок, и колоритный южанин – торговец расплатится за работу подгнившими овощами и фруктами. Свисток уже подошёл к одному из прилавков, как вдруг услышал позади себя, в глубине складских помещений, устрашающий вопль. Свисток развернулся и поспешил на крик - ему показалось, что голос кричавшего очень уж знаком. Тело Свистка мгновенно парализовал дикий ужас, когда он увидел припёртого к кирпичной стене одного из помещений Беззубого, корчащегося и стонущего под градом ударов, щедро сыплющихся со всех трёх свободных сторон. Трое мужиков явно с седых Кавказских гор били беднягу не поучительно, а вкладывая в каждый удар всю свою звериную ярость и силу. Лицо Беззубого превратилось в одно сплошное кровавое месиво, из горла вырывался уже не крик, а предсмертный хрип. Но это не останавливало озверевших от вида крови южан. Наоборот, они ещё с большей силой продолжали рушить на его голову, грудь, живот свои кулаки и твёрдые подошвы ботинок. Через какое-то время, Беззубого перестали избивать, оторвали от стены и как мешок картошки бросили на землю. Один из избивавших, присел подле него на корточки, потом вдруг резко поднялся на ноги и напугано завертел смоляной головой по сторонам. Свистка, укрывшегося за высокими металлическими контейнерами, он не мог заметить. А вот Свисток видел всё, что происходило у склада, но прийти на помощь члену своей семьи был не в состоянии. Что его кулачки супротив шести кувалд? Звать кого-то на помощь тоже бесполезно. Народ нынче просто глух к чужой беде. Убийцы, коротко посовещавшись между собой, затащили бездыханное тело Беззубого внутрь склада и заперли дверь изнутри. Свисток и не помнил, каким образом оказался в другом конце города. Ему было больно и обидно за то, что он не смог предотвратить жёстокое убийство дорогого ему человека. Пусто стало на его душе, безжизненно. Он брел, понурив голову и опустив худенькие плечи, уже не сдерживая обжигающего щёки потока слёз. Никто не обращал на него ни малейшего внимания, все были заняты только своими заботами, и никому не было никакого дела до маленького человечка, безжалостно выброшенного жизнью на острые скалы… Позже Свисток заплутал в какой-то глухой переулок и изнеможенный страшными событиями присел на бетонный круг канализационного колодца, и сидел так без движения, пока рядом с ним не остановилась белоснежная машина «Скорой помощи». Свисток поднял глаза и непонимающе уставился на людей в белых халатах. Они не могли ему помочь. Да и не нуждался он в их помощи. Тогда зачем они здесь? Из машины вышли двое мужчин. - Этот что ли? – спросил своего коллегу в помятом медицинском халате седоволосый мужчина с трубочкой на шее. - Вообще-то передали, что в колодце лежит, - озадачено пожал плечами тот. - А ну-ка, мальчонка, брысь отсюда. – Мужчина с трубочкой на шее грубо спихнул Свистка с насиженного места, нагнулся и заглянул внутрь колодца. – Есть там кто-то. Лестницу из салона тащи. Полезу, посмотрю. Медик в помятом медицинском халате проворно выполнил поручение. Лёгкую раздвижную лестницу опустили на дно колодца, и мужчина с трубочкой на шее спустился по ней вниз. Минуты через две приглушённо сообщил: -Не разберусь тут, вытащить надо. На помощь подоспел водитель «Скорой помощи». Втроём они извлекли из колодца чьё-то тело. Свисток стоял подле радиатора машины и за спинами медиков не видел лицо пострадавшего. Когда же они немного расступились, новая волна ужаса окатила Свистка с головы до ног. На земле с целлофановым пакетом на голове, прижимая к себе пустую водочную бутылку, лежал посиневший Фрол. То, что Фрол нюхал всякую гадость, тут же запивая её водкой, ни для кого из членов семьи тайной не было. Не единожды он проделывал это прямо в доме. Надышавшись и напившись, засыпал, и что-то кричал во сне, отчаянно дрыгая руками и ногами. Седоволосый человек нагнулся, быстро стянул с головы Фрола пакет и приложил два своих пальца к его шее. - Готов, - разгибаясь, как-то буднично констатировал он. – Давай в морг. Водитель вытащил из машины носилки. Мёртвого Фрола переложили на них и затолкали в салон. Все расселись по своим местам, и «Скорая», едва не задавив окаменевшего от увиденного мальчонку, выехала со двора. Окончательно убитый горем Свисток, не помня сам себя, забрался на чердак какого-то дома, свернулся калачиком возле дымоотвода и уснул без всяких сновидений. Проснулся от холода. На чердаке было темно и даже немножечко страшно. С неба в открытый люк, ведущий на крышу, заглядывали крохотные звёздочки. Такие далёкие и молчаливые, как теперь трое членов его семьи. Вдруг память больно ужалила его, заставила сорваться с места, кубарем скатиться с лестницы и припустить что есть духу домой. Ведь там голодная и больная ждала его Настенька. На дворе стояла глубокая ночь, когда обессиленный Свисток, нагруженный пакетами с настоящей качественной едой, купленной на все без остатка деньги, добрался до дома. Вошёл в комнату, нащупал на трубе спичечный коробок и зажёг спичку. От неё запалил тонкую ниточку свечного огарка и с ним приблизился к лежаку девочки. Вода и яблоко оставались нетронутыми. Настенька тихо лежала на спине, её посиневшие пальчики крепко вцепились в край одеяла, широко раскрытые глаза смотрели в никуда остекленевшим взглядом, а из худенькой груди не вырывалось даже слабое дыхание. Она была мертва. Свисток обхватил свою уродливую голову руками и горько - горько зарыдал. Жестокая судьба вырвала его из родной семьи и в одночасье разрушила ставшую родной. Какие ещё испытания она ему уготовила? Возможно, только огромный багрово-кровавый шар, который завтра поднимется из-за горизонта и разбудит спящую землю, в состоянии ответить на этот вопрос. Россия. Бугульма.