Написала статью. Хорошую. С легкой руки подруги Йольки перевела на польский и уже полгода не могу отнести ее в журнал. Ступор какой-то. Я никогда не боялась людей, а тут... Может мои неудачные попытки пристроить свои творения по издательствам виноваты? Я никогда не мечтала о славе, хотя это было бы забавно. Но издавать еще один тираж за свой счет - ЖАБА. А пристают. Где продолжение Лили? Написала я продолжение. Но издавать - ЖАБА. Тут еще пишу театральные байки. Про Виктюка в дневнике есть. Написала еще пару. Где издавать?

#виктюк #театр
Я была кошмаром режиссера Виктюка. Знаете, когда встречаешь человека знакомого внешне и никак не можешь вспомнить, кто это и откуда ты его знаешь. Вот я и была таким человеком. При встрече с маэстро, я как вежливая и представленная ему многократно, здоровалась. Но он меня никогда не помнил. На его лице отражалась мука, спросить меня, кто я такая, он стеснялся и кинув «привет, спешу» пролетал мимо. Познакомила нас Тамара Иванова. Причем, не один раз. Выглядело это так. Мы приходили на спектакль, у Тамары было приглашение. Виктюк встречал зрителей в фойе. Тамара кидалась к нему с возгласом «Маленький! Здравствуй, познакомься, это моя подруга Юля». Говорила она это громко и хорошо поставленным голосом. Прозвище «Маленький» Виктюку явно не нравилось. На что он в тон Тамаре отвечал, обращаясь уже ко мне «А это моя старая подруга Тамара, очень старая, самая старая, старше, чем она я женщины не знаю…». При этом старался стоять на ступеньку выше, чтобы быть вровень с нами. В другой раз, услышав обидное прозвище, он переходил на украинский и говорил: «Я не маленький, я – ВЕЛИКИЙ». «Кто ж спорит?» - соглашались мы с Тамарой, и шли смотреть спектакль.
Но один раз он все же от меня не сбежал. Так получилось. Нам достались соседние места на Михайловского в Оперном. Причем, его место было за моим и над нами нависали ложи партера. Бежать было некуда. Я поздоровалась, он ответил. Места эти были для сотрудников театра. Меня, по старой памяти иногда на них пускали. Помолчав минуту, маэстро сказал:
- Тут нифуя не видно.
И не удивительно. Мэтр оказался зажатым между выпуклым золоченым животом ложи и мной, 185 с каблуками. Я возвышалась над ним, ка Эйфелева башня над Парижем.
- Да, - согласилась я, хотя мне с высоты моего роста видно было. Пересядем?
- Давай.
Мы переместились на ряд вперед и ближе к центру. Зал тем временем стал заполняться.
Смотрю, Виктюк нервничает. Я на него вопросительно посмотрела.
- А не попросят ли нас отсюда?
- Вас? А кто посмеет?
- И правда.
Успокоился. И нас никто не поднял. Может его узнали или просто повезло. Зал был полный. После спектакля мы пошли в закулисье. Виктюк – общаться, а я – домой. Служебный выход был ближе к моему дому. Я кивнула ему на прощанье, он не заметил.

Пишу. Склеила в еще одну книгу рассказы про Лилю. Вот вам новый. ДР Высоцкого, как никак.
Пьянству – бой .Часть четвертая
Мама моя, воспитанная трезвенником – дедом, когда вышла во второй раз замуж, столкнулась с проблемой. Отчим любил выпить. Нет, под забором он не валялся, но иногда являлся домой в качестве дров, что, понятно, маме не нравилось. Проблему она решила, но иногда загулы случались. Про такой веселый вечер я и хочу рассказать. Героем, на этот раз была я … и Ванда, естественно.
Мне тогда должно было исполниться тринадцать. Подарки меня ждали не ахти какие, я их нашла, конечно, хоть и прятали. Из всех своих нарядов, старательно сшитых бабушкой я выросла, выросла и из модных кофточек, прикупленных мамой у спекулянтов. Мои длинные руки обгоняли рукава, а в области груди появились два уплотнения, заметные под детскими блузками в лошадки. Короче, тогда я остро нуждалась в новом гардеробе. Поэтому я сказала маме, что хочу видеть на своем дне рождения дядю Вову, горячо любимого и имеющего доступ к валютным магазинам. Повторюсь. Вова заведовал торговой базой. У дяди водились не только деньги, но и чеки. Он мог их отоварить в Березке, в Москве, а Львовский аналог назывался Каштан. Простых смертных туда не пускали. Но не моего дядю. Мама мои планы просекла мгновенна и пошла звонить Вове. Ей тоже идея понравилась.
Как бы занят дядя Володя не был, но на тринадцать лет единственной племянницы не приехать он не мог. Взял билет на самолет и на следующий день нарисовался у нашего порога в своем торгашеском прикиде – дубленке, и с подарками для всей семьи. Ведь день рождения у меня на старый Новый год.
Для празднования была приглашена только Ванда. Никого из класса я пригласить не могла – каникулы. А Ванда, вот она, в соседнем доме да еще и ближайшая подруга.
В гостиной сияла огнями новогодняя елка, она уже немного посыпалась, за окном звучали фейерверки, стол уже слегка разоренный, все еще был полон дефицитными продуктами, привезенными щедрым Вовой. Ванда праздником осталась довольна. Она впервые надела взрослое платье. Это было изделие из тончайшего гипюра, белого цвета на розовой подкладке. Ванда выглядела в нем, как зефирчик. Володя похвалил выбор подруги и сказал, что Ванда – красотка. Так прямо и сказал. Ванда покраснела до кончиков ушей, как могут краснеть только рыжие девочки. И не чего не сказала, так растерялась. Меня нарядили в кримплен спортивного покроя, привезенный дядей. Это красное платье, тогда еще с длинными рукавами, потом их отрезали, когда я выросла, я носила года три. Оно было не убиваемое и от него отстировалось все. И еще оно умело говорить, и оно говорило – меня привезли из Америки. Громко так заявляло. Любимый наряд, короче. Но тогда я его надела впервые. Взрослые пошли на кухню пить кофе и разговоры разговаривать. Нам кофе и разговоры были неинтересны и мы остались под елкой. Вдохновленные взрослыми нарядами, обнаглели окончательно. И, когда моя мама готова была скрыться в кухне с кофейными чашками на подносе, я потребовала шампанского. Нам уже разрешили выпить па глотку за столом. Все же тринадцать уже. Мне понравилось не сколько вино, как сам ритуал – бокалы, хрусталь, звон стекла. Дзынь - и искорки от шампанского приятно щекочут нос.
Мама сказала: «Ладно». И скрылась в кухне. Там вытянув длинные ноги на семи квадратных метрах, и это считалось роскошью, сидели за столом отчим и дядя Вова. Они друг другу понравились с первого взгляда. Между ними стоял Наполеон. Не маршал, коньяк. Так, что их было трое. Мама же пошла бдить, чтобы выпито было не слишком много. Дядю предстояло еще отправить в аэропорт. Отчим надел подарок Вовы – шикарный спортивный костюм. Костюм был дефицитного красного цвета. На штанах сияли белизной три полоски, про которые в совке тогда еще никто не знал.
- С лампасами, - сказал отчим и одобрительно кивнул.
Лампасы – атрибут генеральства, были его заветной мечтой. И еще отчим был отчаянным модником, нормального мужчину такой колер бы отпугнул, но не его. На ногах у отчима сияли новой кожей мужские короткие сапоги – тоже новинка. Он их отказался снимать - так понравились. Маме дядя вручил пакет мохера - ты вяжешь, кажется… Мне же были привезены кофточки, юбочки из Березки.
В одной из них, которая оказалась волшебной и росла вместе со мной я еще походила в университет. Кроме Наполеона на столе стоял наш маленький японский магнитофон, привезенный из Владика.
Et si tu n'existais pas,
Dis-moi pourquoi j'existerais.
Pour traîner dans un monde sans toi,
Sans espoir et sans regrets
Пел Джо Дассен на французском. Мама ему тихо подпевала, а отчим с Володькой что-то говорили за жизнь, время от времени поднимая маленькие рюмки коньяка «за жизнь» опять же. По всем троим было видно, что жизнь у них в общем, удалась, но маму беспокоил стремительно убывающий уровень коньяка в бутылке. Но лучше бы она проследила за другой бутылкой, шампанского, которая осталась в наших детских руках.
Напились мы с Вандой безбожно. Два тела в циплячем весе и почти полная бутылка шампанского. Лица у нас покраснели а речь стала бессвязной. И в наши детские головы, затуманенные алкоголем, пришла гениальная идея. Нам захотелось проверить елочные игрушки на крепость. Первый шар сняла я и грохнула об пол, другой сняла Ванда и он последовал за первым. Потом пришла очередь шишек и сосулек. Игрушки разбивались издавая печальные звуки и на полу росла горка битого стекла. Наконец мы сняли с елки маленький золотистый чеснок. Чеснок разбиваться не желал. Мы несколько раз кинули его на пол – безрезультатно. И тут открылась входная дверь. Ее почему-то забыли закрыть и на пороге появился пан Станислав – татусь Ванды. За громкой музыкой, которую перекрикивали полковник и дядя Вова никто не услышал погрома, который учинили мы с Вандой. Время катилось к полночи, а Ванды, все еще не было дома. Вот пан Станислав пришел ее забрать. Узрев родного отца Ванда шагнула к нему, с криком – «татусь», но ноги держали ее плохо и она растянулась на полу.
- Децко, - сказал пан Станыслав, пьяне…
- О, курва, децко – пьяне.
И поставив Ванду на ноги, ринулся в кухню.
Тут его встретил отчим.
-Наливай! Вот и третий. Володька долил коньяка в мамину пустую стопку и сказал
- Нактим!
- У вас там децы пьяны.
Пан Станислав очень желал учинить скандал, но увидел прикид моего дяди Володи. А прикид этот, в который входила толстая золотая цепь, змейкой обхватывающая запястье Вовы, поведал пану Станиславу, что это «очень полезное знакомство». И пан Станислав передумал качать права. Ведь не даром мама говорила, что поляк – это не национальность, это – профессия.
Правда, мама моя тогда слегка струхнула.
- Да не пьяные они, просто выпили по глотку шампанского. Сейчас я их выгуляю, хмель выветрится моментом. Девчонки, быстро одеваться.
Мы с Вандой влезли в наши куртки, на ноги надели коньки. Ванда с трудом впихнула выросшие ноги в мои старые коньки, а я надела новые – папин подарок с заветными тремя золотыми звездочками на боку. Как на коньяке, сказал отчим и мы поехали кататься во двор. На коньках мы катались, как чемпионы. Даже шампанскому нас было не свалить. Ночь была светлая, подсвеченная вспышками самодельных салютов в честь Нового года по церковному календарю. Накатавшись, мы вернулись домой.
Там отчим и Вова успешно спаивали пана Станислава. Они элементарно развели его на слабо.
- Пей!
- Не хце.
- Как, не хочешь? – сокрушался отчим.
- Мне знакомый говорил, что поляки пьют черно, - подлил масла в огонь дядя Вова, - ты какой-то неправильный поляк. А может и не поляк вовсе?
- Цо ти знаш о пичу, естешь жидем. Налевай!
- Вот это совсем другое дело!
К нашему приходу вся троица была уже очень подогретой. Вова стал ерзать на стуле. Он опаздывал на самолет. Да и погода стала стремительно ухудшаться.
- Не дрейфь, успеем, - сказал отчим.
- Ой, только не это, - пыталась вразумить его мама, но он уже накручивал диск телефона.
– Дневальный!
Через десять минут под наш подъезд с грохотом и изрыгая дым подкатила боевая машина пехоты. Из железного люка высунулась голова водителя.
– Куда едем?
- Гони в аэропорт, в гражданский, - скомандовал отчим.
Слегка приху…вший Вова полез в люк. Отчим решил его проводить. Как был в кроваво-красном спортивном костюме, так и поехал. Холод его не брал. Туда же был втащен пан Станислав, вернее его бренное тело со слабыми следами жизни и мы. Я и Ванда напросились с ними. И как, были на коньках, так нас и приняли на борт не смотря на громкие крики моей мамы.
Ворота в Аэропорту нам, конечно же, открыли. Попробовали бы не открыть!
На взлетное поле вылетела машина пехоты, лихо развернулась на ходу и из нее вылез Володя со спортивной сумкой на плече. Трап уже убирали. Но по команде полковника, он стал разворачиваться. Посмей не развернуться, когда тебе дулом показали направление на разворот. Пока трап подъезжал к самолету, отчим , пан Станислав и Володька замерли на поле, как будто старались разглядеть что-то в мутной дали, из которой стал сыпаться снег.
Они стояли запрокинув головы к небу, а из японского магнитофона рвался хриплый баритон Высоцкого :
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть.
Но что-то кони мне попались привередливые...
И дожить не успел, мне допеть не успеть.
Я коней напою,
Я куплет допою, -
Хоть мгновенье еще постою на краю...
Чувствовался какой-то надрыв во всех троих мужчинах, замерших в начинающийся метели, стоящих почти на взлетной полосе. Что-то было, что объединяло их и этот голос из магнитофона. Почему эти трое успешных мужиков, здоровых и отчаянных так трагически молчали под Высоцкого? Я ничего тогда не понимала, но почувствовала, что что-то крупно не в порядке в этом лучшим из миров. Мы с Вандой тоже стояли там, пошатываясь, не от вина, оно давно выветрилось, а от того, что стояли на коньках. Тут трап наконец встал на место. Володька исчез внутри лайнера.
Полковник панибратски помахал летчику и Ил побежал по взлетной полосе, уже основательно припорошенной снегом и скрылся в темном небе.
Это был последний самолет, что улетел из Львовского аэропорта в ту ночь. Отчиму знатно бы прилетело за этот фокус с БМП на полосе, но… судьба его хранила. Буквально через пару минут началась такая метель, что при посадке один самолет вылетел за полосу и увяз в грязи. Отчим послал свой «танк» за солдатами. Они и выкопали злополучный лайнер, без них бы не справились. Отчим был за командира. В результате, вместо выговора – получил благодарность. Вова не долетел до Москвы. Самолет посадили где-то в Смоленске из-за метели. Он долго потом вспоминал мне этот день рождения, хотя прошел он не без выгоды для Володи. Пан Станислав в результате крепко с ним подружился из-за общности торговых интересов, и бонусом дружбы стали частые приезды Вовы во Львов, что очень мне нравилось.

Кошмаром моей бабушки были цыгане. И не случайно. Мама моя в детстве была для бабушки большим разочарованием. О, ужас! Она не была красивым ребенком. Как только она появилась на свет, стало понятно, что черные кудри, голубые бабушкины глаза и стройный стан – все эти богатства она не унаследовала. Мама удалась в дедову породу. Белые тонкие волосики, темные, глубоко посаженные, глазки, крепкие ножки, туловище без талии и короткая шея. Грибок боровичок, а не девочка!
То, что ребенок был смышлен не по годам дело только портило. Высокий лобик будущего доктора наук и пытливый взгляд из под насупленных бровей бабушку не радовали. Ею был пущен в ход целый арсенал нарядов, бантиков и рюшечек. Они должны были, ну просто обязаны, придать маме миловидность, но на самом деле только полнили.
Со мной же все вышло по-другому. Я могла только мечтать о бантиках и кружавчиках. Меня одевали как монашку. Строгие платья и белые воротнички должны были подчеркнуть и мои огромные, как у олененка Бемби, глаза и темно-рыжие волосы, заплетенные в многослойные косы. Я явилась заслуженной компенсацией бабушке, взяв по-немногу от всех своих родственников, но больше всего – от нее. «Внучка у вас красавица! Вся в бабушку», - и бабуля начинала глупо улыбаться.
Так что там с цыганами? За маму бабушка не волновалась. Всем известно, что цыгане воруют детей и заставляют просить милостыню. Для того, чтобы хрошо подавали дети нужны красивые, веселые и разговорчивые. Мама же была букой и еще к тому же толстой букой. Цигане точно на нее бы не позарились, так считала бабушка. А зря!
Когда война только началась, дед увез бабушку и маму, которой было всего пять лет в деревню. Дал хозяйке денег и вернулся в Москву. Вот в этой деревне с романтическим названием Дубки, все и произошло.
Мама стояла одна в огороде и пела. Запрокинув голову, она четко и ясно выводила мелодию песни. Пятилетний ребенок пел о любви.
Толстая Мила очень рана обнаружила, что в ней что-то сидит. Это что-то было больше, чем она сама, сильнее, и просилось наружу. Мила стала ЭТО потихоньку выпускать. Сначала робко, только слегка открывая рот, потом больше. А потом ее услышала ее мама, моя бабушка.
- Мила, не кричи, пожалуйста, у меня голова болит.
- Мила, перестань визжать, как котенок, которого душат.
- Мила … Мила… Мила…
Мила поняла, что мама не любит, когда она поет и стала от нее прятаться. Она забивалась в укромный уголок и выпускала Голос на волю. Он постепенно выправлялся, креп и хорошел… Родные не догадывались каким сокровищем обладает их ребенок. Мила прятала голос, как любимую игрушку. Она почему-то знала с самого начала, что это драгоценность, хоть маме и не нравится.


Читать далее...

Так получилось, что в новой львовской школе меня посадили за первую парту. Моя соседка, Ванда, оказалась очкариком. Разместив свой портфель, я наклонила голову вбок и стала рассматривать свою новую знакомую. Наклоненная голова в этом случае должна была изображать деликатность. Ванда была, несомненно, очень красивой девочкой, очки ее не портили, и она об этом знала, но в силу малолетства еще не умела своей красотой пользоваться. У соседки также были золотистые волосы, которым немного не хватало яркости, чтобы считаться рыжими и зеленые глаза. Все ее широкое лицо покрывали густые светлые веснушки. Ванда несомненно была модницей. Ее школьная форма была совсем не школьного цвета. Она была темно-вишневой. Фартук же был сшит из целого куска черного кружева. Такой красивой формы я никогда не видела до этого. Девочка сказала: «К-хм ». Я поняла, что мне пора заговорить.
- Меня зовут Лиля, я из Москвы, у тебя красивая форма. – выпалила я, как из пулемета.
- Спасибо, - сказала Ванда. В ее речи был слышен еле уловимый акцент.
- У тебя тоже красивая форма.
Читать далее...

Во вторник утром приехали новые гости. Мы с мамой прибыли в Морское днем раньше и чувствовали себя почти старожилами. Аня выделила нам комнату своего сына, сам же Сережка отправился спать в гостиную. В этом году у Ани и Максимыча ожидался аншлаг. Надо было дом достраивать. Максимыч немного «наехал» на Аню за комнату, но она сказала, что Людмилу поселит в любом случае, потому только в ее присутствии Максимыч ведет себя как человек. Мама во время приезда гостей возилась на кухне, а я сидела в винограднике и рассматривала вновь прибывших. Двое из них сидели сейчас за столом, курили и о чем-то разговаривали. Вернее говорил только толстый дядька в полосатой импортной футболке с интеллигентной бородкой под Генриха 8. Второй выглядел лохматее и проще.
- Знаешь, просто потрясающая картина. Впереди Венера, и дальше еще несколько статуй, мальчишка в матроске. Все это как будто ввинчено в пространство Колизея. Слева - голова быка, как из мозаики и всюду пчелы…
- У Дали на этой картине не пчелы, а мухи, - вставила я свои пять копеек, из виноградника.
- Пчелы.
- Нет, мухи. Я точно знаю.
- У Дали – пчела часто повторяющийся образ.
- Муравьи, не пчелы. А у Венеры – мухи.
Читать далее...

Нет-нет-нет. Это все планировалось к дописанию в плане жуткой мистики, но жизнь вносит свои коррективы и получается комедия, а не трагедия. Допишу позднее. Пока дописываю детектив. Чмоки всем.

Теперь - Мимолет. Ужас. Плохая карма.

Вот моя книга http://book.mimolet.com/product/12-763714/

А издательство http://www.lulu.com/ - ужасные уроды, которые суют свою рекламу, вместо моей прекрасной книжки. Чтоб им разориться.

И издательство http://www.vkrylov.ru/ " Крылов" - не лучше, предлагают дружить, а потом на письма не отвечают. Где вежливость? Это ведь не я к вам пришла, заметьте...

Всем известно, что «кролики – это не только ценный мех»… В те давние времена, о которых пойдет речь это еще не было известно всем так, как «кролики» тогда только ходили в среднюю школу, как и я. А каникулы я проводила у бабушки в Москве. И все бы ничего, если бы мою маму не скосила подлая болезнь. «Почечные колики, не путать с кроликами», – сказал врач скорой.
- Вам отдохнуть надо. Вы вся синяя и ребенок у вас такой же. Нельзя столько работать. Поезжайте на море. Позагораете, покупаетесь, прогреетесь хорошенько. Рекомендую.
Мама задумалась.
- Лиля, вроде ты говорила, что у Ванды какая-то родня в Крыму живет?
- Да, двоюрный брат. У его родителей собственный дом в Морском.
- Неси карту.
Посмотрели мы карту. Нашли. Поселок Морское. Берег моря. Идеальное место. Только вот Ванда уже туда отбыла. Адреса нет. Решили ехать на свой страх и риск.
Дорога от аэропорта до райского места была такой, что мама вспомнила еврейские молитвы.
«Да будет угодно Тебе, Господь, Бог наш и Бог отцов наших, вести нас мирными дорогами и направлять наши шаги по безопасным стезям, - читала молитву моя мама, смотря в окно автобуса и видя там бездонную пропасть: – И указать нам надежные пути, и привести нас к цели нашего путешествия для жизни, радости и благоденствия. И спаси нас от рук всех врагов, и от тех, кто подстерегает нас в засаде,» – звучали древние слова, пока наш ЛАЗ петлял, преодолевая горные перевалы. « И от всяческих бедствий, которые постигают мир и пошли нам благословение во всех делах, и сделай так, чтобы обрели мы милость, любовь и милосердие…».
Мама вздохнула и продолжила.
«…в глазах Твоих и в глазах тех, кто видит нас и услышит мольбу нашу, ведь Ты внемлешь мольбам. Благословен Ты, Господь, внимающий молитве!»
Пока мама молилась, меня укачало. Меня всегда в автобусе укачивает. Я поднялась с места и подошла к выходу. Чтобы в случае неприятности не нестись через весь автобус.
Укачивало меня, как назло, в самых опасных местах. Когда дорога змеей уползала в скалы, я поднималась с места и вставала около водителя.
- Девочка, я тебя прошу, уйди отсюда, не стой, - умолял меня водитель.
- Хорошо, дядя, тогда меня стошнит прямо в салоне.
- Тогда стой.
К концу дороги мы даже подружились.
Прибыв в Морское, мы сразу поняли, что попали в пик сезона. Квартиру снять не представлялось возможным. Мы пристроили чемоданы в библиотеке, куда прежде всего идет культурный человек, и пошли по домам. Везде все было занято. Заняты были картонные домики в огородах, заняты были веранды и чердаки. Занято было все. В двадцатый раз мы постучали в хлипкие воротца, на улице Ленина. Ни звука. Вошли. Тенистый двор, увитый виноградом. Стол посреди двора. Приятная женщина режет овощи, рядом мальчишка моих лет канючит.
- Мама, дай.
- Тебе нельзя.
- Мама, я немножко.
- Тебе отвыкать надо.
Моя мама поздоровалась. И спросила, а что он просит.
- С вечера шампанское осталось. Вот и просит.
Мама поправила очки на носу.
- Мама, я вот выпью стаканчик, и сразу начну отвыкать…
Промолвил мальчик.
И мы поняли, что мы тут и останемся, это наше место. Молитвы мамы были услышаны и привели нас куда надо. Мама набрала полную грудь воздуха и …
Читать далее...

Всем известно, что «кролики – это не только ценный мех»… В те давние времена, о которых пойдет речь это еще не было известно всем так, как «кролики» тогда только ходили в среднюю школу, как и я. А каникулы я проводила у бабушки в Москве. И все бы ничего, если бы мою маму не скосила подлая болезнь. «Почечные колики, не путать с кроликами», – сказал врач скорой.
- Вам отдохнуть надо. Вы вся синяя и ребенок у вас такой же. Нельзя столько работать. Поезжайте на море. Позагораете, покупаетесь, прогреетесь хорошенько. Рекомендую.
Мама задумалась.
- Лиля, вроде ты говорила, что у Ванды какая-то родня в Крыму живет?
- Да, двоюрный брат. У его родителей собственный дом в Морском.
- Дай карту.
Посмотрели мы карту. Нашли. Поселок Морское. Берег моря. Идеальное место. Только вот Ванда уже туда отбыла. Адреса нет. Решили ехать на свой страх и риск.
Дорога от аэропорта до райского места была такой, что мама вспомнила еврейские молитвы и шептала их все время пока наш автобус петлял по горным перевалам. Меня в автобусе укачивает. В самые насыщенные моменты я подходила к водителю и вставала рядом с ним. Чтобы в случае неприятности не нестись через весь автобус.
Укачивало меня, как назло, в самых опасных местах. Когда дорога змеей уползала в скалы, я поднималась с места и вставала около водителя.
-Девочка, я тебя прошу, уйди отсюда, не стой, - просил водитель.
- Хорошо, дядя, тогда меня стошнит прямо в салоне.
- Тогда стой.
К концу дороги мы даже подружились.
Прибыв в Морское, мы сразу поняли, что попали в пик сезона. Квартиру снять не представлялось возможным. Мы пристроили чемоданы в библиотеке, куда прежде всего идет культурный человек, и пошли по домам. Везде все было занято. Заняты были картонные домики в огородах, заняты были веранды и чердаки. Занято было все. В двадцатый раз мы постучали в хлипкие воротца, на улице Ленина. Ни звука. Вошли. Тенистый двор, увитый виноградом. Стол посреди двора. Приятная женщина режет овощи, рядом мальчишка моих лет канючит.
- Мама, дай.
- Тебе нельзя.
- Мама, я немножко.
- Тебе отвыкать надо.
Моя мама поздоровалась. И спросила, а что он просит.
- С вечера шампанское осталось. Вот и просит.
Мама поправила очки на носу.
- Мама, я вот выпью стаканчик, и сразу начну отвыкать…
Промолвил мальчик.
И мы поняли, что мы тут и останемся, это наше место. Мама набрала полную грудь воздуха и …
Читать далее...

Это было давно. В то время я пребывала в кошмаре. Мой кот Муря пропал. Ушел, зараза такая, три дня не возвращался. Я сделала объявление, размножила и глотая слезы, расклеила на дверях подъездов нашего небольшого квартала у Оперы. Дальше ходить смысла не было. Муря был крышно- чердачным котом. В его интересы входили подвалы, но основной «специальностью» были все же птички и ночные бабочки, и саранча, которая иногда залетала к нам на огонек и попадала прямо в мягкие Мурины лапы. В объявлении не написала: «пропал кот»– осторожно написала – «потерялся». Позвонили в тот же день. С крыши упал мой Муря. Прямо на старушку, которая с собакой гуляла. Хорошо, что мимо пролетел. А то бы был старушке пушной зверек. Муря у меня весил тогда восемь килограммчиков. И это был не жир, а литые кошачьи мускулы. Подрался Муря опять с Фанеркой – уличным котом. Фанерка все хотел показать, что он круче. Свалились оба, на соседнюю улицу. Фанерка в подвал ухромал а Муря, тяжеленный остался лежать на брусчатке. Утром старушка его перенесла с помощью соседки, одной Мурю было не поднять, за трансформаторную будку, в тень. А когда она вернулась в полдень, то кота там уже не было. Я была в шоке. Когда я его на следующий день искала, то до трансформаторной не дошла два шага. Короче, судьба Мури была покрыта мраком.
Читать далее...

По многочисленным просьбам читателей кошка возвращается. Как напишу, разошлю желающим.

Уехав из Москвы, мама совсем забросила грибы. Не было компании. Потом у нее просто не было времени – новая работа, диссертация, новый круг знакомств. И грибы, в конце концов, стали маме сниться. Маслята, подосиновики и белые смотрели на нее коричневыми шляпками из-под налипших сосновых игл. Красные сыроежки водили хороводы, а конопатые опята карабкались на мшистые пни и протягивали к ней рыжие головы – возьми нас с собой! Просыпаясь в очередной раз после грибных кошмаров – мама сказала себе – пора! Натали взялась вывезти ее в лес. Тем более, что лес начинался прямо за дачей, где Наташино семейство любило проводить выходные. Приехав из лесу, мама вытаращив глаза сказала: «Мне срочно нужен полный атлас грибов. Тут я ничего не знаю. Вот это, например, что?». Мама сунула мне под нос что-то напоминающее коричневую мочалку, которая пахла как гриб.
- Водоросль какая-то, - ответила я.
- В том-то и дело что нет. Это гриб оказывается. Сейчас он съежился и помялся, а в лесу он выглядел, как КОРАЛ оранжевого цвета. Народ называет это – гусиные лапки. Немного похоже.
- Можно мы не будем это есть?
- Не вопрос. Но в следующий раз обязательно попробуем. Только с атласом сверимся. Кажется мне, что это чудо - из условно съедобных. А еще какие-то гаркуши, скрипицы, польские, зонтики… Мрак. У меня такое ощущение, что я в тропики попала. И ведьмины круги из поганок и мухоморов всюду. Какой-то лес бабы Яги.
Проштудировав атлас, мама решилась на следующий шаг. В воскресенье они с Натали запланировали вояж в Карпаты за грибами. Был взят компас и запас воды. Еду две путешественницы не взяли – худеем. И двинули с корзинками на раннюю электричку до Мукачева.
Читать далее...

"Месть старой кошки" я закончила и разослала желающим. Смотрите почту.

была удалена под давлением Общества защиты старых котиков. Лежачего не бьют. Поэтому продолжение вы прочтете в моем полном собрании сочинений. Те, кто не может так долго ждать - прочтут, если оставят мне свою почту в личке. Ваша Старая кошка.

Дописала рассказ. Но мне что-то длинно. Может саму историю выстрела убрать и назвать "Чемодан. Не Довлатов."

Мне в жизни повезло. Многие дети растут «без папы». У меня их было целых два. Нередко отчима дети называют папой. В моем случае этот номер не проходил. Рядом имелся живой, самый настоящий родной отец. Как же я называла отчима? Все очень просто. Своего родного и горячо любимого папу я называла – Папочка, а отчима – Лапочка. Откуда взялось столь интимное прозвище? А вот откуда… Как уже не раз сообщалось на этих страницах, отчим был не дурак выпить. После полученного от мамы урока, приходить домой на горбу денщика он перестал, но иногда проколы случались. Прибыть совсем в бессознательном состоянии отчим не рискнул бы, так, слегка навеселе… Бывало. Это его особое состояние легко определялось уже на пороге по внешнему виду.
Читать далее...

Все, что вы сейчас почтете, к моему детству не имеет никакого отношения. Почти. Хотя, с какой стороны посмотреть. Персонажи этой истории мелькали передо мной статистами, до меня доходили обрывки их разговоров, многого я тогда не понимала, но запоминала машинально. Повзрослев, я сложила узор из кусков мозаики – из разговоров полушепотом и из маминых пояснений и еще больше – умалчивания. Мама делала хитрые глазки и говорила – «я тебе не скажу». Главный герой этой истории - Леша, книжный червь, подпольщик и распространитель самиздата. Как же он появился среди пестрого набора знакомых и друзей нашей несуразной семейки? Леша нашел нас сам.
Переезд во Львов начался для мамы с поисков работы. Мама оббивала пороги высоких кабинетов, и все больше зря. Пока безрезультатные поиски не привели ее на порог кабинета проректора по науке мединститута. Как только бумаги моей мамы легли на его стол, сработанный львовскими мастерами в золотой век сецессии, как чиновник возвел глаза к небу и возблагодарил Господа. Дело в том, что уже почти полгода он не мог найти человека на должность начальника отдела информации. На этой должности сидела очень важная дама с идеальной биографией, но неожиданно скончалась в самом расцвете лет, ей только исполнилось шестьдесят пять. Обычно с такой должности уходили не раньше восьмидесяти. Работа спокойная, с патентами, коллектив небольшой, никакой тебе проходной и дисциплины. Сиди, кофе попивай, и раз в месяц устраивай день информации или как там называется это сборище. Сказка, а не работа, но… Начальник отдела должна была иметь ученую степень, научные труды, знать два иностранных языка и иметь проверенного мужа. Нужно было еще иметь партбилет, но это дело наживное. На эту должность была масса претенденток, но два языка! Один бы выучить прилично. Тут и явилась моя маман, со своим французским и английским документально подтвержденными, с мужем – полковником, с кандидатским дипломом и кучей научных статей и даже двумя патентами, но без партбилета. Проректор вцепился в нее мертвой хваткой. Дело в том, что мама даже внешне была похожа на свою рано почившую предшественницу. Та же прическа, костюм, портфель, очки, только на тридцать лет моложе. Но, вот беда, кандидатка на сказочную должность хотела двигать науку. Чистый кабинет в центре города ее не прельщал, ей хотелось в белом халате проходить мимо укаканых клеток к столу уставленному пробирками, где подмигивает желтым глазом микроскоп, где тайны, загадки, где крик Архимеда из ванной : «Эврика!». А тут предлагают глотать книжную пыль!
- Нет, нет, и не просите.
Проректор встал на колени:
- Полгода, мы кого-нибудь подберем на замену. Полгода и любая лаборатория во Львове на выбор - ваша. Вы ведь сейчас точно не знаете, чем хотите заниматься, тут со всеми перезнакомитесь. Они же к вам будут приходить в патентах рыться, вся профессура, весь цвет нашей науки – можно сказать.
И мама сдалась.
- Полгода, не больше…, - и пошла принимать дела.
Первое, что бросилось ей в глаза, когда она вошла в свой кабинет – портрет Ленина. Старый, засиженный мухами Ильич сменил в столетней раме своего бакенбардистого предшественника – Франца-Йосифа, не иначе. Мама посмотрела на портрет ненавидящим оком. Ильич вздрогнул, и потрет под ее гневным взглядом тут же упал со стены, загрохотал, стекло разбилось. Мамина угодливая коллега кинулась поднимать, но начальница сказала холодно:
- Оставьте, там где упал. Я сама уберу. Но больше на стену ничего не вешать. Это опасно. Так портрет над головой у будущего начальника и не появился. В память об этом осталась большущая дыра в штукатурке, через которую был виден хороший австрийский кирпич – ровесник последнего австрийского императора. Ильичу же предстояло далее покрываться серой паутиной за шкафом.
Причем тут портрет, спросите вы? Цепь случайностей, господа… Если бы портрет не свалился, кто знает, нарисовался ли бы в нашей жизни Леша?
Вместо портрета вождя мирового пролетариата на стене, слева от кресла появился другой персонаж, большая фотография бородатого Хема в свитере грубой вязки. Когда маму спрашивали – кто это? Она нагло отвечала – мой любовник, под смешки начитанного коллектива. Кто же узнавал – зарабатывал себе бонус в виде хорошего отношения – как член закрытого клуба.
Немного остановимся на географии этого чудесного места – отдела информации. Когда-то кабинет начальника располагался в тесной каморке за большим залом, который был читальным, и в нем же сидели все немногочисленные сотрудники. Потом кабинет заняла машина с волшебным названием ЭРА. Она гудела, воняла аммиаком, пачкала руки, но копировала. Во времена книжного дефицита такая машина была настоящим кладом, просто Клондайком, копями чистейшего злата. А кабинет начальницы пришлось перенести в холл. Теперь все посетители проходили перед глазами моей строгой мамы. Со стены на них смотрел глазами грустного сенбернара пропойца Хем.
Задачка. Сколько времени понадобилось, чтобы весть о том что в мединституте появилась новая начальница, у которой на стене висит портрет Хемингуэя, а в кармане ключи от заветной комнаты с копировальной техникой достигла нужных ушей?
Читать далее...

Все, что вы сейчас почтете, к моему детству не имеет почти никакого отношения. Хотя, с какой стороны посмотреть. Персонажи этой истории мелькали передо мной статистами, до меня доходили обрывки их разговоров, многого я тогда не понимала, но запоминала машинально. Повзрослев, я сложила узор из кусков мозаики – из разговоров полушепотом и из маминых пояснений и еще больше – умалчивания. Мама делала хитрые глазки и говорила – я тебе не скажу. Главный герой этой истории - Леша, книжный червь, подпольщик и распространитель самиздата. Как же он появился среди пестрого набора знакомых и друзей нашей несуразной семейки? Леша нашел нас сам.
Переезд во Львов начался для мамы с поисков работы. Мама оббивала пороги высоких кабинетов, и все больше зря. Пока безрезультатные поиски не привели ее на порог кабинета проректора по науке мединститута. Как только бумаги моей мамы легли на его стол, сработанный львовскими мастерами в золотой век сицессии, как чиновник возвел глаза к небу и возблагодарил Господа. Дело в том, что уже почти полгода он не мог найти человека на должность начальника отдела информации. На этой должности сидела очень важная дама с идеальной биографией, но неожиданно скончалась в самом расцвете лет, ей только исполнилось шестьдесят пять. Обычно с такой должности уходили не раньше восьмидесяти. Работа спокойная, с патентами, коллектив небольшой, никакой тебе проходной и дисциплины. Сиди, кофе попивай, и раз в месяц устраивай день информации или как там называется это сборище. Сказка, а не работа, но… Начальник отдела должна была иметь ученую степень, научные труды, знать два иностранных языка и иметь проверенного мужа. Нужно было еще иметь партбилет, но это дело наживное. На эту должность была масса претенденток, но два языка! Один бы выучить прилично. Тут и явилась моя маман, со своим французским и английским документально подтвержденными, с мужем – полковником, с кандидатским дипломом и кучей научных статей и даже двумя патентами, но без партбилета. Проректор вцепился в нее мертвой хваткой. Дело в том, что мама даже внешне была похожа на свою рано почившую предшественницу. Та же прическа, костюм, портфель, очки, только на тридцать лет моложе. Но, вот беда, кандидатка на сказочную должность хотела двигать науку. Чистый кабинет в центре города ее не прельщал, ей хотелось в белом халате проходить мимо укаканых клеток к столу уставленному пробирками, где подмигивает желтым глазом микроскоп, где тайны, загадки, где крик Архимеда из ванной – «Эврика!». А тут предлагают глотать книжную пыль! Нет, нет, и не просите.
Проректор встал на колени:
Читать далее...

Кошмаром моей бабушки были цыгане. И не случайно. Мама моя в детстве была для бабушки большим разочарованием. О, ужас! Она не была красивым ребенком. Как только она появилась на свет, стало понятно, что черные кудри, голубые бабушкины глаза и стройный стан – все эти богатства она не унаследовала. Мама удалась в дедову породу. Белые тонкие волосики, темные, глубоко посаженные, глазки, крепкие ножки, туловище без талии и короткая шея. Грибок боровичок, а не девочка!
То, что ребенок был смышлен не по годам дело только портило. Высокий лобик будущего доктора наук и пытливый взгляд из под насупленных бровей бабушку не радовали. Ею был пущен в ход целый арсенал нарядов, бантиков и рюшечек. Они должны были, ну просто обязаны, придать маме миловидность, но на самом деле только полнили.
Со мной же все вышло по-другому. Я могла только мечтать о бантиках и кружавчиках. Меня одевали как монашку. Строгие платья и белые воротнички должны были подчеркнуть и мои огромные, как у олененка Бемби, глаза и темно-рыжие волосы, заплетенные в многослойные косы. Я явилась заслуженной компенсацией бабушке, взяв понемногу от всех своих родственников, но больше всего – от нее. «Внучка у вас красавица! Вся в бабушку», - и бабуля начинала глупо улыбаться.
Так что там с цыганами? За маму бабушка не волновалась. Всем известно, что цыгане воруют детей и заставляют просить милостыню. Для того, чтобы хорошо подавали дети нужны красивые, веселые и разговорчивые. Мама же была букой и еще к тому же толстой букой. Цыгане точно на нее бы не позарились, так считала бабушка. А зря!
Когда война только началась, дед увез бабушку и маму, которой было всего пять лет в деревню. Дал хозяйке денег и вернулся в Москву. Вот в этой деревне с романтическим названием Дубки, все и произошло.
Мама стояла одна в огороде и пела. Запрокинув голову, она четко и ясно выводила мелодию песни. Пятилетний ребенок пел о любви.
Толстая Мила очень рана обнаружила, что в ней что-то сидит. Это что-то было больше, чем она сама, сильнее, и просилось наружу. Мила стала ЭТО потихоньку выпускать. Сначала робко, только слегка открывая рот, потом больше. А потом ее услышала ее мама, моя бабушка.
- Мила, не кричи, пожалуйста, у меня голова болит.
- Мила, перестань визжать, как котенок, которого душат.
- Мила … Мила… Мила…
Мила поняла, что мама не любит, когда она поет и стала от нее прятаться. Она забивалась в укромный уголок и выпускала Голос на волю. Он постепенно выправлялся, креп и хорошел… Родные не догадывались каким сокровищем обладает их ребенок. Мила прятала голос, как любимую игрушку. Она почему-то знала с самого начала, что это драгоценность, хоть маме и не нравится.


Читать далее...

Кто знаком с моей Лилей, теперь может ее купить всю целиком. Это не значит, что я с ней расстаюсь. Продолжение будет обязательно. Купить, заказать можно тут http://prostobook.com/product/12-763714/. Если вам нетрудно, ведь многие ее читали, оставьте там на страничке отзывы. Благодарный автор.