Этот американец, влюбленный в Чайковского и Рахманинова, стал культурным посланником между Западом и Востоком в годы самого жесткого противостояния. «Его любили даже враги. Во времена холодной войны, когда две сверхдержавы — США и СССР — нацелили друг на друга тысячи ядерных боеголовок, он сделал больше для мира, чем дипломаты и политики… Президентам следовало бы поучиться у этого человека, который нес мир и любовь», — сказал прибывший на прощальную церемонию бывший президент США Джордж Буш. Он напомнил, какой невероятной была в апреле 1958 года победа неизвестного пианиста из Техаса на Первом международном конкурсе имени Чайковского в Москве, ставшего триумфатором и в СССР, и в Америке. «Великому американцу и близкому другу», — написал экс-президент на громадном венке из белых роз.

Послание президента России Владимира Путина доставила Ольга Ростропович. «Трудно подобрать слова, чтобы выразить то, что значил для нас, русских людей, для моей семьи этот человек. Он был нашим Пушкиным, нашим Рахманиновым и нашим Шаляпиным, олицетворением любви к человечеству», — от себя лично добавила дочь Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской, близким другом которых был Ван Клиберн.

Накрытый белым венком цветов гроб с телом музыканта внесли в старый готический храм под трубные переливы органа. «Этот орган Ван устроил в церкви по просьбе своей мамы, он так и носит ее имя — Рилди Би», — рассказала троюродная сестра пианиста Солли Кеннемер. В этом храме многое связано с Клиберном, стоит взглянуть на стеклянные полки с дорогими реликвиями в одном из церковных холлов: рядом с рождественскими мраморно-белыми фигурками волхвов мирно соседствуют ярко раскрашенные русские матрешки в красных платках.

«Его зачарованность Россией и искренняя любовь к ней были такой силы, что перехватывало дыхание», — обратился к залу Томас Смит, который после смерти матери Вана, по сути, и был семьей Клиберна.

В огромном зале храма, украшенном витражами, играли Рахманинова и Чайковского. А еще с великим другом России прощались под звучание «Подмосковных вечеров» — многоголосье хора местной филармонии старательно выводило по-русски простые задушевные слова, уплывающие под своды величественного храма. Крест на готическом шпиле церкви на Бродвее упирался в небесную голубизну. В городе зацвели вишни. Было так, как пианист описал в своих стихах: «Еще не ушел… Будет царственный хор петь для нас в царственном зале». За два месяца до смерти, говорят, он рвался в Россию.