Как сообщается в обращении состоявшегося во вторник заседания Высшего церковного совета, за последнее время произошла череда актов вандализма в храмах. ВЦС призвал верующих 22 апреля совершить молебен в защиту поруганных святынь. Ситуацию для «Нескучного сада» комментирует епископ Смоленский и Вяземский Пантелеимон, член ВЦС.



За последнее время произошла череда актов вандализма и осквернения храмов: 21 февраля – кощунственная акция в храме Христа Спасителя; 18 марта осквернен кощунственными надписями храм преподобного Сергия Радонежского города Мозыря; 20 марта в мужчина с охотничьим ножом ворвался в Покровский собор Невинномысска, воткнул нож в поклонный крест, избил священника, сломал Царские врата.

Не исключая новых нападений на храмы, ВЦС призвал верующих 22 апреля, в день воспоминания уверения апостола Фомы, совершить молебное стояние в защиту веры, поруганных святынь, Церкви и ее доброго имени. Молебны пройдут при каждом кафедральном соборе епархий Русской Церкви, в Москве это храм Христа Спасителя. Ситуацию для «Нескучного сада» комментирует епископ Смоленский и Вяземский Пантелеимон, член Высшего церковного совета.

— Владыка, как Церковь должна защищать свои святыни? Не приведут ли молебны к обострению ситуации, к эскалации нападений на храмы?

— В разные времена Церковь предпринимала в защиту своих святынь действия разного характера. Когда мы читаем жития христианских мучеников, то мы видим, как некоторые из них молчали, смирялись, а некоторые – грозно обличали своих мучителей. Мы знаем случай, когда к одному грузинскому монастырю подступили войска персидского шаха Аббаса, а была Пасха, и монахи служили заутреню. Монахи сказали: или мы останавливаем службу и будем сражаться, или вы даете нам послужить Литургию, и мы выйдем к вам без оружия. И они послужили службу, и вышли без оружия. Там в монастыре в храме целый огромный ящик мощей – кости этих мучеников.

Мы знаем другой случай: один святитель Церкви ХХ века, новомученик Андроник Пермский на допросе у большевиков в какой-то момент снял с себя панагию, положил ее на стол – потому что в тот момент он говорил не как епископ, а просто как человек – и сказал: «Если бы вы были в моей власти, то я бы приказал вас расстрелять, так что нам с вами не о чем говорить». Потом перекрестился, одел панагию и замолчал. Его расстреляли – не помню, в этот же день или на следующий.

Мы знаем, что когда к Троице-Сергиевой лавре подступали поляки, монахи не вышли навстречу и не сдались, а поднялись на стены и сражались. Когда одного из них спросили – как он, монах, может сражаться, это же запрещено монахам – он показал свои раны и сказал: где бы еще я приобрел такие награды? Так что и святые по-разному поступали в таких случаях.

Но сказать: вот вы христиане, поэтому вы должны смиряться и молчать, а мы будем плевать на ваши святыни, совершать в храме кощунства, в месте, где вы молитесь, исполнять богохульные песни – потому что никак по-другому случившееся в храме Христа Спасителя назвать нельзя – а вы терпите — как это можно?

Люди обвиняют Церковь в том, что она не прощает совершивших кощунство. Но они не просят прощения, насколько я знаю. Я готов пойти к ним в камеру, если нужно, я готов с ними беседовать, принять покаяние, прочитать разрешительную молитву.

Нельзя позволять так обходиться с нашими святынями, должна быть какая-то реакция с нашей стороны. Поэтому ВЦС и призывает к молитве перед этими поруганными святынями – привезут в Москву иконы и крест, пострадавшие от кощунства. И в храме Христа Спасителя соберутся люди, чтобы этим стоянием просить прощения у Бога, и в том числе и за грехи этих людей. Просить у Бога вразумления для тех людей, которые не понимают, что такое святыня для человека.

— Кощунственная акция в храме Христа Спасителя вызвала много ожесточения в православной среде: звучали угрозы, проклятия, ругательства…

— Конечно, это неправильно. Не должно быть никаких угроз. Не должно быть никакого ожесточения. Некоторые говорят, что вот, если бы такое случилось у мусульман, то кощунники не остались бы живы. Церковь к такой ожесточенной реакции не призывает и считает такую реакцию неправильной. Даже требовать какого-то определенного наказания этим женщинам мы не можем, потому что меру этого наказания должен определять суд. Они нарушили норму закона – хулиганство, оскорбление чувств верующих. Если государство не будет следить за соблюдением этих правил, что тогда будет? Мы уже это проходили во время февральской революции, когда из тюрем были выпущены преступники, когда люди выходили на улицы и радовались, что нет городовых – и к чему это привело? Ни к чему хорошему.

Я думаю, что Патриарх готов просить о помиловании этих женщин, но они же не просят о помиловании! Они ни в чем не раскаиваются.

— Одна из обвиняемых, Надежда Толоконникова, написала открытое письмо, в котором цитирует Евангелие и говорит, что они, участницы акции, и есть настоящие верующие, подвижники.

— Да, я читал. Вы же видели, что они делали в храме, вы читали текст этой «песни»? Это грубые ругательства, какая же это «молитва»? А как они себя вели – прыгали, кривлялись, изображали напоказ крестное знамение, делали показные земные поклоны перед фотожурналистами, для съемки – какая же это молитва?

Надежда Толоконникова просто прочитала Евангелие, надергала оттуда цитат и написала «красивое» письмо. Один мудрый человек в начале 20 века говорил: студенты выходят на улицы, записываются в революционеры, чтобы девушкам понравиться. И это отчасти верно. Эта жажда, чтобы о тебе писали, она двигает не только этими женщинами, она двигает очень многими террористами, революционерами, людьми, которые совершают страшные преступления, чтобы о них стало известно. Эта страсть тщеславия сильнее, чем сребролюбие, мучит человека. И человек готов от многого отказаться: от денег, от удобств, — чтобы быть известным.

— От всех этих событий есть ощущение, что некая грань перейдена, и что теперь каждый храм под угрозой. В блогосфере, например, можно встретить немало желающих посмеяться над Церковью, над священниками. Может быть, стоит как-то усилить охрану храмов, сделать их более закрытыми, ради безопасности? Сейчас храмы беззащитны.

— В какой-то степени мы должны следить за порядком в наших храмах. И справедливо, что во время торжественных богослужений, где много народу, иногда даже рамки с металлоискателями устанавливают. Потому что помимо кощунств есть ведь и угроза терактов. Но с другой стороны храмы должны быть открыты для всех. Я даже думаю, что в больших соборах хорошо было бы, чтобы какой-то священник во время службы дежурил у входа и мог говорить с людьми. А для тех людей, которые дежурят за ящиком, главной заботой должно быть не продать побольше свечек, а помочь людям понять, что в храме совершается. Церковь должна быть максимально открытой.

Что касается людей, которые хотят посмеяться над Церковью, то нам, священникам это хорошо знакомо. Я помню, как я служил в своем первом храме, в деревне, на Пасху в конце 70-х годов. Я помню, как стоял читал молитвы перед Плащаницей, а кругом стояла плотная толпа молодых людей, которые с издевкой смотрели на меня в упор. А на паперти стоял пьяный милиционер и поигрывал дубинкой. На исповедь приходили полупьяные девицы, которые спрашивали, как им быть: «Вася бросил, а я его люблю». Да и хуже бывали вещи: врывались же в 20-х годах в храмы и священников распинали на царских вратах.

Даже в служебнике написано: если на храм нападут враги, священник может взять антиминс, взять Святые Дары, и завершить Литургию в другом, безопасном месте… но лучше принять мученическую кончину. Так что священники всегда должны быть готовы ко всему.

— Мы видим, что сейчас разворачивается информационная кампания против Патриарха…

— Меня поражает, что нападки на Церковь сейчас у нас приобретают форму личных нападок на Патриарха, собирания сплетен, клеветы. Мне кажется, что это говорит не о Патриархе, а о самих этих людях, которые распространяют всякие гадости. Наш народ, воспитанный в советское время, полностью утратил внутреннее благородство, стал подобным библейскому Хаму.

Всем известно самоотверженное служение Патриарха Кирилла Церкви. Мы поминаем его на службах как ВЕЛИКОГО ГОСПОДИНА и ОТЦА. Всем известно, сколько он сейчас делает для того, чтобы возрождалась церковная жизнь. Именно он больше всех поддерживает социальную деятельность Церкви – если бы не его инициатива, не развивалось бы так активно как сейчас социальное служение Церкви. То, что делается сейчас по восстановлению церковной жизни – такого никогда не было в России. И в ответ на это он получает угрозы и оскорбления.
У него нечеловечески плотный график, он мало очень спит, он постоянно работает, при том что он человек уже в возрасте. Личного времени у него нет никакого – вся жизнь отдана служению Церкви. Раздувать против него кампанию клеветы – это что-то гадкое, что ярче всего выражается в библейской личности Хама.

Я запомнил слова из одной его проповеди: «Церковь научилась говорить на языке богатых, а она должна научиться говорит на языке бедных». И он очень много времени уделяет выработке этого языка. Об этом почему-то не вспоминают. Однажды на Соловках он говорит: здесь на земле у нас разное положение бывает, но на Суде Божием будет не так, и там, может быть, патриарх будет просить у какой-нибудь церковной уборщицы: баб Мань, ты помолись там за меня, и она будет выше чем он.

В этой кампании против Патриарха я еще вижу одну сторону: мне кажется, из-за нашей советской истории, из-за того что большевики когда-то силой пришли к власти, люди у нас потеряли правильное отношение ко всякой власти – потеряли почтение к тем, кто выше их. Современный человек не признает возможным уважительное отношение ни к какой к власти. И это тоже Хамова черта, я так думаю.

Мне кажется, надо поддержать Патриарха, сейчас надо особенно молиться о нем.