Мир полон сказочных чудес,
И жизнь сама – большое чудо:
И дождь, пролившийся с небес,
И солнце, круглое, как блюдо.

Весь мир, сияющий вокруг,
И звезды – тайна мирозданья.
И ты – мой верный, добрый друг –
Всегда загадка, вечно тайна.

                                   Татьяна Лаврва

Люблю, когда в уже изученном и известном вдруг находишь что-то новое и делаешь для себя открытие. Чувствуешь себя номинантом на 

премию, Нобелевскую как минимум, уважаешь себя и любишь всё вокруг.  Я заново открыла для себя Овидия. Это, как подружиться с человеком, которого вроди бы и видишь каждый день, но близко знаком еще не был. А, оказывается, он  - замечательный. Овидий.

Оказывается, он тоже верил в чудеса, любил всё необыкновенное и преданное забвению. Значит, мечтал.В его времена было очень много древних мифов, которые кончались превращениями героев — в реку, в гору, в животное, в растение, в созвездие. Поэт Овидий попробовал собрать все-такие мифы о превращениях, которые он знал; их оказалось больше двухсот. Он пересказал их один за другим, подхватывая, переплетая, вставляя друг в друга; получилась длинная поэма под заглавием «Метаморфозы».

Начинается она с сотворения мира — ведь когда Хаос разделился на Небо и Землю, это уже было первое в мире превращение. А кончается она буквально вчерашним днем: за год до рождения Овидия в Риме был убит Юлий Цезарь, в небе явилась большая комета, и все говорили, что это вознеслась на небеса душа Цезаря, который стал богом, — а это тоже не что иное, как превращение.

Так движется Овидий от древнейших к новейшим временам. Чем древнее — тем величавее, тем космичнее описываемые превращения: мировой потоп, мировой пожар. Потоп был наказанием первым людям за их грехи — суша стала морем,  прибой бил в маковки гор, рыбы плавали меж древесных ветвей, люди на утлых плотах умирали от голода. Только двое праведников спаслись на двухвершинной горе Парнасе — праотец Девкалион и жена его Пирра. 

Схлынула вода, открылся пустынный и безмолвный мир; со слезами они взмолились богам и услышали ответ: «Материнские кости мечите себе за спину!» С трудом они поняли: общая мать — Земля, кости ее — камни; они стали метать каменья через свои плечи, и за спиною Девкалиона из этих камней вырастали мужчины,  а за спиною Пирры — женщины. Так явился на земле новый человеческий род.

А пожар ...  Юный Фаэтон,  сын Солнца,  попросил отца: «Мне не верят, что я твой сын: дай же мне проскакать по небу в твоей золотой колеснице от востока до заката.   «Будь по-твоему, — ответил отец, — но берегись: не правь ни вверх,ни вниз, держись середины, иначе быть беде!» И пришла беда: на высоте у юноши закружилась голова, дрогнула рука, кони сбились с пути, в небе шарахнулись от них и Рак и Скорпион, на земле запылали горные леса от Кавказа до Атласа, закипели реки от Рейна до Ганга,  ссохлось море,треснула почва, свет пробился в черное царство Аида, — и тогда сама старая Земля, вскинув голову,взмолилась Зевсу:  «Хочешь сжечь — сожги, но помилуй мир,  да не будет нового Хаоса!»   Зевс грянул молнией, колесница рухнула, а над останками Фаэтона написали стих: «Здесь сражен Фаэтон: дерзнув на великое,  пал он».

 

Начинается век героев,  боги сходят к смертным, смертные впадают в гордыню. Ткачиха Арахна вызывает на состязание богиню Афину,  изобретательницу ткачества. У Афины на ткани — олимпийские боги, Посейдон творит для людей коня, сама Афина — оливу,  а по краям — наказания тех, кто посмел равняться с богами: те обращены в горы, те в птиц, те в ступени храма.  А у Арахны на ткани — как Зевс обернулся быком, чтоб похитить одну красавицу,  золотым дождем для другой,  лебедем для третьей,  змеем для четвертой; как Посейдон превращался и в барана,  и в коня,  и в дельфина; как Аполлон принимал вид пастуха,  а Дионис — виноградаря,  и еще,  и еще. Ткань Арахны не хуже, чем ткань Афины,  и Афина казнит ее не за работу, а за кощунство: превращает ее в паука,  который висит в углу и вечно ткет паутину.  «Паук»  по-гречески — арахна.

Продолжение следует...