Ты помнишь тот октябрь? Холодный, с продолжительными моросящими дождями. Мы приехали в Москву и поселились в пятиэтажном доме красного цвета, напротив старого немецкого кладбища. Тебе было шестнадцать, а я уже учился на первом курсе в университете.
Когда я вспоминаю прошлое, а тебя нет рядом, ты являешься ко мне всё в том же чёрном платьице, и мне кажется, что нас уже двое. Октябрь был, и деревья осыпали землю пылающей листвой. Барабанил по крышам дождь, мы забрели с тобой на погост, ты была вся мокрая от дождя. Тропинка вела вдоль надгробных плит и заброшенных склепов.
Мы грустили, и брели молча. Октябрь. Багряные солнца под ногами. Ты вымокла вся до нитки, и я тоже. Сиротливые деревья, одинокие люди, забытые места – всё это нам нравилось - место, куда заходишь, чтобы поговорить с одиночеством.
Моросит. Дождя и не видно, но волос чернеет на глазах. Я спросил: - Что ты скажешь своему одиночеству? Оно держит тебя за руку.
- Как и моя свобода, оно во всех нас, и в тебе.
- Только холодное и сырое от дождя.
Дорога наша блуждает вне времени. Мы с тобой идём, держась за руки. Без мыслей, желаний и чувств. Мы видим течение времени, и временами эта скорость нас пугает – мы не успеваем даже обернуться, как становимся другими людьми. А позже уходим безвозвратно туда, где эти имена и фамилии на плитах и табличках. Нам не хватает музыки, но от песен кружится голова. Возможно, мы прислушиваемся не к тем словам, и к наивному сердцу. И всё слёзный октябрь. Ты прощалась со мной без поцелуя – мы были в душе взрослыми людьми.
- Тебе пора.
- Я знаю. Может, ещё прогуляемся.
- Под дождём?
Ты улыбнулась и молча отправилась домой.

Тетрадка на последней странице промокла от слёз. Я крепко держал тебя за руку. Так и написал – я любил и немножечко верил. Ведь мне не с кем было гулять под плачущим дождём и грустить. Смысла нет в нас, до тех пор, пока мы не обретём стремления жить. Мне стоило дописать ещё что-нибудь важное, но бумага, вымокнув, стала мягкой, и записи мои размылись. Я мысленно повторял про себя: Октябрь. Люди. Багряные солнца и дожди, да ты, в моей памяти растраченной где-то.