Цитата сообщения Ysh

Freaks. Просто freaks. Кругом одни freaks. Чёрт, посмотри, они разговаривают сами с собой. Представляешь, сами с собой. Они живут в теснейшем обществе, просто в муравейнике, они постоянно чувствуют рядом чужие плечи и спины, нюхают выделения чужих тел. Они рукой не могут махнуть, чтобы кого-нибудь не задеть - так им тесно. Их жильё - каменные паралелепипеды, набитые такими же особями. Они даже ночью не могут выйти из этих громад, чтобы не встретить как минимум десяток себе подобных. Но разговаривать они всё равно предпочитают с самими собой.
Они тоннами поглощают информацию. В своей жадности они даже не замечают, что жрут. Не чувствуют, как информация проходит через инфоварительный тракт. Делают они это постоянно, иногда не прерываясь на сон, еду и другие физические потребности. Они не разбирают, нужно им это или нет, они загребают всё что могут и тащат в коморки своего разума. И надеются, что когда-нибудь эта информация окажется необходимой, полезной, интересной, пригодной для хвастовства.
О да, они любят хвастаться. Порой они всю жизнь занимаются тем, что только хвастаются. А другие всю жизнь работают над тем, чем можно было бы похвастаться. Всё, практически всё направлено на хвастовство и достижение так называемого "уважения". Они часто путают уважение и любовь, уважение и страх, уважение и зависть... Они уже не помнят исконного значения этого слова.
Они любят отдаляться друг от друга, видимо по причине тесноты. Они отдаляются и посылают друг другу информацию. У них есть неисчислимое количество  средств для передачи информации, и когда им одиноко, они ими пользуются. А это происходит практически всегда. Если они не потребляют информацию, они её посылают.
Они терпеть не могут друг друга. Даже вдалеке от поселений, в затерянных глубинах их планеты, где всё ещё можно сделать хотя бы два шага, не наступив кому-нибудь на ногу, они избегают себе подобных. Они все одиноки, они выказывают по этому поводу недовольство, но они стремятся быть одинокими.
Они хотят выделиться из своего муравейника, стать не одними из числа многих, а просто одними. Это заметно по тем их вещам, коими они покрывают свои тела. Они так стремятся быть оригинальными, так стремятся похвастаться, что оригинальничают и хвастаются одинаково. Их порой нельзя отличить друг от друга, хотя на самом деле они все разные. Но разнообразие они губят, нещадно губят. Некоторые из них руководствуются только удобством вещей и не задумываются о внешнем виде и ведут себя так, будто их это совершенно не волнует. Другие поступают с точностью наоборот - какие бы они не испытывали мучения, иногда поистине адские, они идут на это ради хвастовства. Третьи делают вид и говорят, что их не волнует чужое мнение, но в то же время они носят на себе вещи невообразимых цветов и форм, целью которых является на самом деле привлечение внимания и провокация на составление мнения. Четвёртые совершенно не имеют вкуса, они даже не задумываются о сочетании и гармонии, как только они поворачиваются к зеркалу, то становятся слепцами.
В старости они становятся поистине мерзкими существами. Всю жизнь они терпеть друг друга не могут, но на склоне лет они просто ненавидят всё, что их окружает. Они учат детей ненавидеть других, но сами требуют уважения и почестей. И их самих в детстве учили ненавидеть. А превыше этого учили требовать уважения и почестей. Их взгляд к старости от ненависти и требований становится хищническим и пустым. Они только и думают, чего бы ещё потребовать и кого бы ещё поненавидеть. Но требования их пустые, поскольку они брошены в чужом для них мире. Мир меняется каждую секунду, а они с годами теряют способность к изменениям. Мир несётся бурным потоком, а они слабеют и опускают руки, их несёт в незнакомые места сначала в самую гущу течения, а потом на окраину, потом опять в гущу, потом опять на окраину, и они ничего не могут с этим поделать, поскольку не способны противиться и меняться в соответствии с течением. И вокруг они видят не себе подобных, а инопланетных гнусных существ, тех самых, которых учили, но которые унеслись далеко вперёд на лодках того учения.
И представь себе, где-то во всём этом нахожусь или буду находиться или находился я. Я. Я...

---

"Дорогая Тилла! Подумай только, по своей naivete я воображал, будто земляне встретят нас бомбами и пушками. Ничего подобного! Я жестоко ошибался. Тут нет никакого Рика, Мика, Джика, Беннона, никаких таких молодцов, которые в одиночку спасают всю планету. Вовсе нет.
Тут только и есть что белобрысые розовые роботы с телами из резины; они вполне реальные и все-таки чуточку неправдоподобны, живые - и все-таки говорят и действуют как автоматы, и весь свой век проводят в пещерах. У них немыслимые, необъятные derrieres. Глаза неподвижные, застывшие, ведь они только и делают, что смотрят кино. И никакой мускулатуры, развиты лишь мышцы челюстей, ведь они непрестанно жуют резинку.
Таковы не отдельные люди, дорогая моя Тилла, такова вся земная цивилизация, и мы брошены в нее, как горсть семян в громадную бетономешалку. От нас ничего не останется. Нас сокрушит не их оружие, но их радушие. Нас погубит не ракета, но автомобиль...
Милая, милая Тилла, вот тебе кое-какие цифры, если позволишь. Здесь, на американском континенте, каждый год погибают сорок пять тысяч человек - превращаются в кровавый студень в своих жестянках-автомобилях. Красный студень, а в нем белые кости, точно нечаянные мысли - смешные и страшные мысли замирают, застывают в желе. Автомобили сплющиваются в этакие аккуратненькие консервные банки, а внутри все перемешалось и все тихо.
Везде на дорогах кровавое месиво, и на нем жужжат огромные навозные мухи. Внезапный толчок, остановка - и лица обращаются в карнавальные маски. Есть тут у них такой праздник - карнавал в день всех святых. Видимо, в этот день они поклоняются автомобилю или, во всяком случае, тому, что несет смерть.
Выглянешь из окна, а там лежат двое, соединились в тесном объятии, еще минуту назад они не знали друг друга, а теперь оба мертвы. Я предчувствую, наша армия будет перемолота, отравлена, всякие колдуньи и жевательная резинка заманят воинов в капканы кинотеатров и погубят. Завтра же, пока не поздно, попытаюсь сбежать домой, на Марс.
Тилла моя, где-то на Земле есть некий Человек, и у него Рычаг, довольно ему нажать на рычаг - и он спасет эту планету. Но человек этот сейчас не у дел. Заветный рычаг покрывается пылью. А сам он играет в карты.
Женщины этой зловещей планеты утопили нас в потоках пошлой чувствительности и неуместного кокетства, они предаются отчаянному веселью, потому что скоро здешние парфюмеры переварят их в котле на мыло. Спокойной ночи, Тилла моя. Пожелай мне удачи, быть может, я погибну при попытке к бегству. Поцелуй за меня сына"

Рей Брэдбери "Бетономешалка"