Однажды авва Киндей и несколько братий Парамоновой пустыни пришли работать в поле. Авва же Киндей был старшим и говорил братии: ты копай здесь, а ты там. Ты убери эти камни и отнеси их туда и прочее. Сам же он сел под деревом и стал читать. Братия же тем временем стали сетовать и говорили между собой: это не справедливо, мы работаем, а он только и знает, что командовать нами. И стали подговаривать одного: пойди спроси его, почему не работает. Тогда же пришел к нему один из братьев и говорит: Почему авва ты не работаешь с нами. Он же ответил: я не работаю, потому что мне нужно руководить вами. Брат же отвечает: А почему именно ты руководишь, я бы мог руководить, а ты бы работал. Нет, - отвечает авва, - нет, ты не сможешь. Почему? - спрашивает тот. Все дело в интеллекте, - отвечает авва Киндей.

- А что такое интеллект? - Спрашивает его брат.

- Интеллект - это то, что отличает меня от тебя, ибо я познал это, а ты еще нет, - отвечает ему аава Киндей.

- Я бы хотел познать, научи меня, - говорит ему брат.

- Ну хорошо, смотри, - отвечает ему Киндей и прислонив ладонь к стволу дерева, говорит ему: бей по ладони со всей силы.

- Боюсь, - говорит брат, ибо тебе будет больно, брат же был весьма силен.

- Не бойся, бей!

- Ну хорошо, - и размахнувшись ударил со всей силы, а авва Киндей убрал руку и брат ударил по стволу дерева.

- Ой! - вскрикнул брат.

- Ну теперь понял?

- Понял, - сказал брат и пошел к остальным.

Приходит же к ним, а те его спрашиваю: ну что?

- Все дело в интеллекте.

- А что это? Спрашивают братья.

- Ну это когда, вобщем... короче... Брат осмотрелся вокруг ища в поле дерево и не найдя и немного подумав, прислоняет ладонь ко лбу своему и говорит: ударте со всей силы.

- Зачем, говорят ему?

- Бейте, я покажу вам, что такое интеллект, как показал мне авва.

Тогда один из братьев, размахнувшись нанес удар, а брат убрал ладонь, так что удар получился по лбу.

- Ой, ой! - вскричал брат закрыв лицо руками, - больно, блин!

Авва же Киндей видя это посмеялся, хотя и жаль ему было брата и подошедши к нему и обняв его сказал:

- Запомни брат, интеллект это великая сила, которой наделил нас, разумных тварей, Творец. Только одно тебе нужно запомнить: интеллект без рассудительности пользу не принесет, а только шишки на лбу.  

Вывкладываю полный текст первой книги ПП. Дима жду от тебя истории, которые надеюсь поместить во второй и третьей части :) 

Теперь обратим речь о том человеке, который был для аввы Прокла ближайшим всех, его радостью и горем, ибо познали они с ней и радость совместной жизни и боль разлуки, лакси любовные и "жгучие розги ревности", близость и последовавшее за ней отторжение, смех и слезы, вихр страсти плотской, доходившей до помрачения разума и ту бездну падения, которая следует за ними. Затем, покаянный плачь и стенание. Это была блаж. Анфуса. Говорят она родилась в землях Понтийский, происходила из довольно знаменитой семьи, отец ее умер рано, а мать ее, овдовев, не вышла вновь замуж (хотя была хороша собой), но сохраняла скорбь по мужу до конца своих дней. Девочку же она воспитывала в традиции языческой, ибо сама не была крещенной. С юных лет Анфуса прилежала к учению и, к удивлению многих, с легкостью овладела музыкальным искусством и художественным, познанием в области филологии и философии. Свободно изъяснялась не только на родном ей наречии, но знала и латынь и варварские языки.  Этим она быстро выднинулась из среды своих сверстниц и вошла в светский круг. Была же она красива собой, скромна и украшена мудростью, много превосходящую обычную женскую, так, что могла легко разговаривать с мужами на равных. И так как она играла на некоторых музыкальных инструментах и хорошо пела, ее звали на вечера и пиры. И в один из таких случаев сблизилась она там с одним мужем. И после того, как какое-то время он ухаживал за ней и они встречались, решились они к совместной жизни. И прожили так ок. 2-х лет, в течениии которых родила она ему 2-х сыновей. Он же был крещен в нашу веру и увещевал ее, дабы она возлюбила Христа и приводил ее в Церковь и учил молитве. И когда она прониклась духом христианским, то пожелала она, чтоб благословил их брак епископ и венчал их. Тогда она поделилась этим с мужем своим, но он стал отклонять ее от этого и после сего изменился, стал мрачен и суров. Ибо содержал он некую тайну в сердце своем, ту которую хотел скрыть от нее. Тайна же была в том, что имел он уже жену с которой промышляли они разбоем. И когда пошли они на дело, то ее поймали, а он бежал. Жена же сия была люта. И вот, как-то раз объявилась она в том городе, где жила блаж. Анфуса с мужем. А в это самое время блаж. Анфуса склонила мужа к тому, чтоб обвенчаться в Церкви. И назначили день и муж сказал Анфусе иди в Церковь и жди меня, и она пошла. Он же бежал из города. И когда Анфуса довольно прождала его, то епископ спросил ее: где же муж? И не дождавшись его епископ стал утешать Анфусу и взял ее под свою опеку. Со временем он посвятил ее в чтецы, певчии и сделал служительницей (диакониссой) при Церкви. После же всего случившегося, одолела блаж. Анфусу хворь, которая проистекала из сильного душевного расстройства и печали, и скорби, какую испытала Анфуса. И прожила она так шесть лет, упражняясь в подвигах благочестия, молитве, чтении и достигла немалых успехов, так что все окружающие любили ее и дивились ей.  

Итак, продолжим повествование и обратимся к изображению следующего спутника аввы Прокла - блаженной Атэкусе. Трудно сказать о ней, что-либо более, чем оставил в своих воспоминаниях авва Прокл, а немного и авва Киндей, впрочем - со слов Прокла. "Она была актрисою, и даже за кулисами играла роль...", так пишет о ней авва Прокл, читируя известного поэта-песнетворца. Прокл любил ее, и об этом знали все, ибо ни он не скрывал, да и само трезвомыслие проявляло сие. Но любить можно по-разному: любить вожделея, или любить обожая, и Прокл любил обожая, но не вожделея. Была же она из гистриониток, но уразумев тщетность жизни, ее скоротечность (ибо она была из тех, кои считают жизнь мимолентою) вожделела к тому, чтобы прийти к высшему гносису. И посему, отсавив все, устремилась она к обществу учителей и прильпнула к училищу святых словес, где и проводила дни иночи, жаждая поступить в орден ученных. Но мужы, искушенные в науке и философии советовали ей не пренебрегать природой женственной и отстать от замысла философствовать, как муж. Но она ни во что вменяла сии увещевания и разыскала авву Прокла в его потайном месте и сказала: нужно мне, чтобы обучил ты меня всему, что знаешь и знай, что не избавишься от меня, пока не дашь мне то, чего желаю. Он же сказал: не скрывают лампу под столом, и если хочешь учиться, надо будет многое претерпеть. Она же ответствовала, хотя бы и муки подобные аду. Тогда же он сказал ей: гносис холоден и холодит сердце. Она же сказала ему: жизнь моя истекла бурным потоком и теперь я подобна чистому пруду. И он полюбил ее после сих слов и учил ее всему, что только мог передать ей.

Итак, думается, что облик аввы Прокла начертали мы правильно, согласно всем законам агиографии (знающий, да разумеет), ибо мы не биографию пишем, но лишь те духовные стороны личночсти, скрытой во плоти и преворсходящей естество, как разумеют о том, богословы и философы, ибо они определают личность, как некое таинство природы и не сводимое к банальной экзистенции, но как некое онтологическое и сокрытое, но проявляющееся в нас и не понятой нами до конца. Да, такое странное, но традиционное мнение мы найдем резгнув книги знаменитейших, таких, например, как Хайдегер, или Лосский, и вся плеяда его учеников (Тимоти Уэр, Иоанн Зизиулас) ибо, по определению того же аввы Прокла личность есть: совокупность всех психофизических характеристик человека, не являющаяся, чем-то одним из них, но превосходящая их, но и не чуждое им и обладающая ими, как присущая им (ПП. II, 13), хотя он ит критически относился к просопологии, как ее представляли его современники, и часто говорил, будьте бдительны и критичны.

Теперь же следует начертать нам - по порядку портреты тех людей, кои непосредственно связаны с аввой Проклом, его ближайших сподвижников, без коих, как говорит в своих ""Памятных записках" авва Прокл, он бы не ступил бы и шага. Итак, по порядку это были его самые близкие други и поддруги: авва Киндей, которому он непосредственно иповедовался, и блаженная Атэкуса, которую он любил во истине, всю жизнь, и его спутница блаженная Анфуса, коя была ему и женой, какое-то время, и первенцой его, и матерью его сыновей.

{О авве Киндее}

Многое можно почерпнуть из 1 и 2 книг Парамнова патерика, в коих найдется мнгое, косвенно начертающее о личности аввы Киндея (и даст Бог, мы опубликуем эти книги полностью), но мы рассудили изложить здесь лишь то, что не вошло в источники, но то, что дошло до нас из предания. Так, например, блаженная Анфуса говорила, что авва Киндей подобен Архангелу, а авва Прокл говорил, что Господь послал ему идеального товарища, сестра Атэкуса говорила же, что Киндей портит брата Прокла, ибо она считала, что Прокл должен был раскрыть свои таланты, и что Киндей и, даже, Анфуса, понавшая Прокла, как жена, не достойны сего мужа, и говорила, что Прокл, отказался от своих крыльев, ибо одно он отдал Киндею, а другое Анфусе. Хотя и она благоговела пред мудростию аввы Киндея. А мудрость сего мужа была поистине велика и обладал он уникальным даром прозорливости и никто (лишь, может быть, кроме аввы Ура), не мог противоречить его логике и искусству убеждения, даже богатырь - авва Гедеон не мог рационально противостоять ему, и часто бросался на него с кулакими, но никто не мог сломить сего мужа, ибо, если обличал он, то - сам Дух Божий предстоял ему и лице его было подобно ангелу, а если же вразумлял он, то не боялся сильных мира сего и говорил в лицо всякому и правдиво, а если же нравоучал, или поучал, то реципиент говорил: так никто не говорил мне, что говорит сей муж. Он мог удивить и поразить словом, и обладая даром прозорливости, говорил так, что угадывал самые тайные мысли. Был же он по профессии мастер пейдалиопоисиса, т.е обладал - и в совершенстве - мастерством обувного промысла, ибо он был сапожником. Сам же он говорил авве Проклу (это засвидетельствовано Проклом в его "Памятных записях"), что эта работа благоприятствовала философствованию, ибо, говорил он: натягивая кожу на колодку и забивая гвоздь, вспоминал я муки Праведника за неправедных и говорил: прости нас Боже, Иисусе, ибо не ведаем, что творим. А намазывая клей, который был у нас двух видов, я рассуждал о добродетели и пороке, ибо лишь клей одного вида клеится, но не клеится клей одного вида к клею иного вида. И однажды, как говорит авва Прокл в своих записках, авва Киндей употребил эту метафору по следующему случаю:

<Из "Памятных записей" аввы Прокла о том, как некий миряним Стефан искушал блаженную амму Атэкусу, дабы причинить боль авве Проклу, и был наказан Богом, и как авва Киндей разъяснил причину горя, постигшего Стефана>

...Трудно воспоминать мне это, но по моей оплошности, развратник и совоспитаник мой в детсве Стефан, поглумился над, возлюбленной сестрой моей Атэкусой. А случилось это так. Однжды пребывая в гостях у Стефана, я был вынужден воспользоваться его телефоном, ибо батарея моего телефона исчерпала свои рессурсы и села, и я попросив его телефон, набрал номер Атэкусы. А он же, любострастный и бестыдный, воспользовавшись этим стал ей звонить и докучать, скрыв сие от меня. И однажды позвонив ей, сказал ей, что весьма желает ее лона, и хочет ее лоно облизать своим языком - о, верх бесчестия для мужа - и сделал он это, т.е. позвонил ей, прямо при мне, а когда же я, думая, что он по обычаю так говорит с какой-то блудницой, сказал ему, что язык тебе дан не для сего позорищного дела, то он надменно сказал мне: это я не с блудницей говорил, а с твоей поружницей Атэкусей. Я же возмутился весьма и хотел поколотить его и уже было поднял руку, и сказал: Зачем, негодяй? Он же сказал: не волнуйся, ибо я весьма был бит ее словами и не причиняй мне вреда. Я же сказал ему: сучий сын, не знаешь на какие скорби облекаешь себя. Нет, я не хотел ему вреда и лишь хотел вразумить его, что нельзя глумиться над святыми. Он же сказал мне: я раскаиваюсь, не знаю, что подвигло мною. И я помолившись о нем ушел. Но, Бог, не внял моил молитвам и в туже ночь ворвались к нему разбойники и взломав его дверь сильно били его и резали и обокрали его до нитки. И он был бит и еле выжил, а когда я посетил его  в следующий раз, то устрашился от вида его, ибо он был жалок и весь изранен. Был же со мной и брат Киндей. И Стефан пав пред нами на колени, плакал и жаловался и говорил: за что же меня порезали и избили и поглумились, и обокрали. Я же, поняв, что это из-за его святотатства, ибо глумление над святыми, сродни святотатству, ибо святые есть читсый и незамутненный образ Божий, как бы некая живая святыня, или икона, сказал: ты виноват сам. Он же, вцепившись в рукав брата Киндея, сказал: зачем? Тогда же брат Киндей сказал ему: я сапожник, брат, я не Господь, и не могу сказать тебе: зачем. Но, могу сказать тебе, что в нашем деле мы не можем приклееть верхнюю часть обуви к ее колодке, если предворительно не намажем клеем и верхнюю часть и колодку. И если ты потерпел беду, значит ты и сам был виновником и содетелем беды, ибо не было бы тебе намазано, если ты сам не намазал, и не склеилась бы беда. Я был изумлен, ибо, я сознавал вероятную причину беды Стефана, а брат же Киндей об этом не знал...

Так [сказано] у аввы Прокла в седьмом томе его "Памятных записок"       

Итак, таков был Прокл, но дабы осветить лик сего мужа и его верного брата и сотаинника Киндея, сделаем небольшой экскурс и попробуем начертать их портреты и тех, кои непосредственно связаны с нашей историей.

<Экскурс об авве Прокле>

То, что мы помещаем ниже взято нами непосредственно из тех документов и рукописей, кои предлежали пред нами; это во-первых те фрагменты из первых двух книг Парамонова патерика, характеризующие личность Прокла (как и его спутников), а так же фрагменты из третьей книги и из личной переписки аввы Прокла с прочими аввами, избранно именно то, что, по нашему мнению, поможет осветить лик сего мужа и прочих авв и блаженных сестр. Итак, в первой книге говориться о Прокле следующее:

Фрагмент 1.

Авва Прокл пришел в пустынь из далека, потому и отцы нарекли его Проклом... Еще Прокл не отличался святостью жизни и мудростью, как прочие отцы, и был недалек, а также казался отчужденным, сам себе на уме, так, что его называли аутостэхэйном...

Схолия Исолофея: аутостэхей, можно истолковать, как человек в своей стихии, или, как принято говорить у нас: на своей волне.

Фрагмент 2.

Вопросил же авву Парамона Прокл: авва, не нахожу успокоения сердца. Ответил: блажен, кто удалился от мiра не с тем, чтобы изменить обстановку, но чтоб измениться самому.

Фрагмент 3.

Авва Прокл очень любил острить, как-то раз послал он блаж. Атэкусе sms: «блажен тот, кто не строит планов, ибо всегда найдется кто-нибудь, кто их нарушит». Через некоторое время он послал ей sms: договориться о встрече с ней, излагая свои планы. Отвечала ему блаж.: «блажен тот, кто не строит планов…»

Фрагмент 4.

Встретились как-то Великим постом авва Терентий с аввой Проклом и говорит авва Терентий авве Проклу: «Привет, у тебя есть духовная квазимотивация экзистенциального модуса бытия?» «Нет, - ответил Прокл, - я просто пребываю в состоянии кенотического анабасиса». Авва же Терентий сказал ему: «Прокл, Прокл, опять ты сублимируешь явно нетождественные понятия, причем периферийного характера. Будь проще».

Фрагмент 5.

Собрались как-то аввы Прокл, Перикл, Герохд и блаженная Анфуса на агапе, аввы сокрушались о том, что мало жен в Парамоновой пустыни, Перикл же сказал: «Одна лишь блаженная Анфуса не гнушается нами». «Это потому, что превзошли мы естества чин», - отвечал Прокл, допивая вторую бутылку пива…

Фрагмент 6.

Прокл тяготился и стеснялся всего и всех. Казалось, что он смотрит на все с высока и ни во что не ставит всех и вся. Он был так отстранен от всех, что никто не мог определить в точности, что у него на уме. Философ, - говорили одни, - безумец, - отвечали другие. Он искренен, - замечали одни, - он не честен, - рекли третьи. Он умеет любить, - говорили некоторые, - да он утратил эту возможность, - отвечали им другие. Но этот муж сильно и не вдавался в подробности того, какие слухи ходили о нем. «Всяк человек ложь», говаривал он.

Фрагмент 7.

Авва Прокл и авва Киндей, находили утешение в философском общении. Как и прочие подвижники, аввы старательно плющили мозг и смиряли плоть эллинскими винами и напитком германских варваров. Набравшись порядком, аввы принимались за обычное для мозговиков занятие – они созерцали вечность. При этом Киндей любил декламировать откровения философа кинической школы (последователи Диогена) Шнура, например следующее: «www Ленинград, www точка ru,» или: «когда переехал не помню». Тем самым он намекал, что он везде и всюду дома. Полагая, что просторы Великой Армении включают в себя и Скифию...

Это подборка из первой книги, кроме сего читай опупликованное ранее, ибо и там можно найти многое, к характиристике этого мужа. Теперь же приведем несколько фрагментов из переписки Прокла с братьями и сестрами:

Фрагмент 8.1. <Из sms'ки аввы Терентия>

...У Прокла все позади и все впереди: таков Прокл...

Фрагмент 8.2. <Терентия>

Чудесен Прокл гордыней осиянный ,и стиль твой важен и высок, но коль не хочешь скунсом быть благоуханным,побудь паршивым песиком дружок!

Фрагмент 8.3. <Свидетельство японских братьев, в передаче аввы Терентия>

Сказал как-то преподобный Хирошито преподобному Ли Бо: Есть некто Терентий из Нагои, который говорит что он смердящий пёс и все люди подобны ему! Ли Бо ответил: Есть более  великий Прокл из Сы Чуаня утверждающий что
он-Великолепный Благоухающий Скунс,знающий и говорящий Великие Истины!Хирошито заметил: Лучше быть псом имеющим Хозяина,чем Скунсом который даже якобы благоухает и говорит, но из Сы Чуаня!

Схолия Исолофея: возможно этот вирш является изобретением самого аввы Терентия, ибо известно в каких отношениях они были друг к другу, несмотря на то, что связывало из родство, известно так же и из-за чего рассеялась их любовь и дружба.

Фрагмент 9.1. <Из sms'сок аввы Прокла: к блаж. Анфусе>

Старикашка мой возлюбленный, в Иванов стан меня определил. Что делать мне смирится нету сил, все плачу, но ответа нет. Хотел бы быть я зверем полевым, но небо манит к птицам.

Фрагмент 9.2. <к авве Терентию>

Меня жалеть не стоит, и оплакивать рано. Ведь Прокл также счастлив, как те, что из боя вернулись живые.

Фрагмент 9.3. <к тому же авве Терентию>

Прокл был собою доволен весьма. И Анна его ублажала, и Элла прекрасная строила глазки раскосые, и Катюшенька рыжыми власами манила, лежала с ним рядом и дева красивая (уж имя ее позабыл), и Катя иная все замуж звала, и крепко его руку сжимала, и Люда световласая его обожала, и Валя хвалебная им похвалялась. Но только надменный сей Прокл не видел того, но время прошло и остался один, всеми забытый. И ушел он к монахам. Таков был сей муж, порожденный Терентием в незаконном союзе.

Схолия Исолофей: сей вирш интересен, правда не известен нам повод, по которому сам Прокл отправил этот откровенный стих Терентию, известно же, что этот стих положил разлад между сими мужами.

Фрагмент 9.4. <Из ответа на послание аммы Анфусы, написанный аввой проклом метром эллинским>

Когда знак узреть ты имеешь;

Не ищи смысл постигнуть;

Лишь на поверхность глядя.

Истолкованье дает Тот,
Кто и знак посылает,
Мы же приемля сии откровенья;

Лишь то должнû сознавать;
Что знак может быть как прилогом
лукавûм;

Так и святым откровеньем.
То же узнать должна ты еще,

Что знаки - ответ на твои сокровенные думы.

А вот некоторые рассказы о Бэт-Шаломском периоде из памятных записей (υπομνηματα) аввы Прокла:

{1. О блаженной Фекле и как испытывал ее авва Прокл}

Однажды, в обычное посещение Бэт-Шаломской долины аввами Проклом и Киндеем,  дабы воздать чевствование святыням ее и, паче же, могиле святейщего аавы кир Агапита, я и возлюбленный брат мой зашедши в Церковь повстречали там деву. И когда я увидев ее онемел и весь содрогнулся, а брат же мой Киндей , непонимая в чем дело, стал меня утешать и говорил: все ли в порядке, то я сказал ему о т ом, что свершилось чудо по милости Господа и молитвам блаженного аввы моего Агапита. Ибо, искренне и правдиво, изложу  я причину моего смущения, было же все так. Когда мы с братом Киндеем подходили к надгробию аввы Агапита, то я вопросил его, ибо томился тяжко, о том чтиобы указал он мне путь жизни моей; избрать ли мне спутницу, иль остаться в девственниках. И помолившись так, вошел я в Церковь. И что же я узрел? Ту, что давно была мне другом, дева блаженная Фекла, коя была не из этих мест и случайно не могла бы оказаться в этот день и час (если бы, о прости меня Боже, что не понял тогда, если бы не было на то воли Господней), и так узрев ее, я был ошеломлен и не понимал: в чем дело. Блаженная же, увидев меня, приветствовала, я же сказал ей: что ты здесь делаешь? (Впрочем же я знал о чем говорю, ибо я был в недоумении: не уж то авва Агапит указывает мне на сию деву - в спутницы и подруги) Она же, удивленно, ибо интонация моего голоса была весьма возбужденной, сказала: Я ты чего? Тогда же брат Киндей, видя мою возбужденность сказал ей: А, вы ,собственно, хто? Она же: Я слушальница Прокла, ибо, когда он читал лекции в Великой Александрии, я тогда проходила курс обучения и слушала его лекции по патристике. Он же ответил ей: вы, учитесь в начальной школе? После сих слов я улыбнулся, она же ответила ему: Нет, уж давно отучилась, я постигаю уже философские и высшие дистиплины: богословие и любомудрие (так называла она теологию). Тогда, я сказал: довольно. И отвел ее в сторону и беседовал с ней и, между прочим, сказал ей: сегодня мой учитель явил мне велие чудо. Она же сказала: Какое! Но я, увидев ее взгляд, испугался и сказал: сие поведаю тебы в другой раз. И я договорился с ней пойти в долину: в тайное место наших собраний, где мы любили проводить время на агапе, и она согласилась...

И немного далее Прокл пишет:

После сего мы распрощались и я отбыл в город, а брат Киндей остался в обители Агапита...

И затем:

Итак, в назначенный день и час мы с блаженной сестрой отправились на агапу, с нами же отправился некий брат с одной девой, подружкой Феклы. Я же хотел отести их в наше место и предупредил их, что путь туда труден, но брат и его спутница стали перечить мне и сказали: пойдем в общественное место - на общественный пляж. И в этом вопросе мы разошлись и он отправился в свою сторону (спутница же его последовала за ним), а мы с Фекой направились к нашему тайному братскому месту. И когда я стал говорить ей, что путь весьма труден и придется испытать свою волю на крепость, она ответствовала мне: я не пугаюсь трудностей, ибо мы христианские девы крепки духом. И вот я повел ее тропой к месту тому и шли мы чрез терновник и камыш и болото, и весьма пострадали от колючек, ибо были одеты легко. Я был в коротком подряснике, а она в легкой короткой тунике. И то и дело она воздыхала и стонала, когда обжигалась от жгучей травы, или накалывалась на терний. Наконец мы пришли и она, с чувством того, что достойно прошла сие испытание, села на скамью из бревен и стала рассматривать свою тунику (следует же сказать, что туника была римского пошива из тонкой и дорогой ткани), и призвала меня и сказала: вот, смотри я разодрала тунику о тернии, и вот разрезала ногу и руку, и порезалась о камыш и в волосах моих что-то запуталось, и была я укушена злостной мухой и комарами без числа. Я же утешал ее и говорил: велика сила твоего духа.  Она же рассматривая свою тунику, немного загрустила, что испортила ее, но собравшись, она сказала: Довольно, не будем делать культа из платья. И после сего, она обозрев вокруг, сказала: а ведь место сие и правда красиво и первозданно. Да, - сказал я, - оно похоже на Рай. И она сказала: вон и вода, я пойду купаться. И отошедши недалеко, но так, чтобы я не мог видеть ее, она скинула тунику, облеклась в купальный костюм и последовала к воде. Я же последовал за ней с великой опаской и смущением, ибо я не видел жен и не пребывал с ними наедине с того самого момента, как ушел из Александрии в пустынь, т.е. шел уже одинадцатый год как я удалился от мiра. Итак, довольно накупавшись и отдохнув под солнцем, мы отправились обратно, дабы посетить обитель и увидеть брата Киндея. И придя в обитель, мы повстречали привратника, который сообщил нам, что брат Киндей и другие братья отправились ловить раков. Потом мы повстречали брата Иоанна, моего старого сотоварища, он же увидев меня, радостно приветствовал и стал хвалить меня, думая, что сестра Фекла - моя супружница. я же стал уверять его: О, нет, нет, все не так. Затем мы повстречали пресвитера и он благословил нас, как-бы супругов. Я же все время думал о том, что это авва Агапит содействует мне и указывает на то, что это провиденциальное явление, что это промыслительно. Но, все же, я отгонял от себя подобные думы, ибо мне было трудно смириться с этим и растаться с моим привычным житием и психологической установкой. Одним словом, после того, когда мы вернулись в город, я не усилил наши отношения и оставил их на той ступени, на каковой они сохранялись и раньше, мы остались друзьями...

Так повествует авва Прокл в своих "Памятных записках"

Вот еще несколько виршей из кодекса, который имеет надписание: Аввы Гедеона сказания о паломничестве в N-скую обитель (имеется в виду Бэт-Шаломская долина и ее обитель - Исолофей):

Фрагмент 1

И было, аввы как – то раз в бытность свою, решили провести агапу у стен  N - ской обители (где начинали свой скорбный путь авва Прокл и авва Киндей), поскольку Парамона пустынь была растлена многочисленными паломниками и досужими зеваками, которые немало не заботясь о духовном, производили постыдные телодвижения (Джими, Джими, ача, ача) в присутствии братии. На поместном соборе, было решено перейти для подвигов в первобытное место Меотии, в окрестностях древних языческих дольменов (для борьбы с демонами страсти). Поскольку однажды, аввы, идя по площади, узрели жену, у коей из под короткой юбки просматривалась верхняя часть лядвей; Авва Гедеон сделал вид, что ничего не заметил, авва Прокл потупился, и лишь авва Киндей (будучи величайшим подвижником), проводил внимательным взглядом лядвеи блудницы. Притом он заметил: «ух, мама – джян, я бы тебе дал». Но что  именно дал бы Киндей блуднице, аввы не разумели...
 

Фрагмент 2

Итак, братия в дружном согласии, под предводительством Прокла, выдвинулась в направлении благочестия, причём Прокл утверждал, что благочестие есть состояние энергетическое, его достижение возможно только при наличии двух (а лучше трёх) банок концентрированного снадобья. Также Прокл уверял окружающих, что настоящий стоик (каковым по – видимому он себя считал), не зависит от канабиса, напротив, канабис истекает соками и «мучается доныне, ожидая откровения» сынов света. Долгое время, аввы искали брата Гедеона, поскольку тот удалялся в дальние земли Алании, и проповедовал среди язычников Кавказа. И вот наконец, авва Прокл сообщил брату Гедеону о приближающейся агапе, Гедеон возрадовался и незамедлительно проследовал в направлении N –ской пустыни. По прибытии туда, авва обнаружил, что среди этих диких мест, есть немало сынов Израиля, впрочем, многие из них к несчастью, oтягчены пьянством  и заботами житейскими . Так например некий авва, пригласив бл. Анфусу на танец,  лукавыми ухищренияим выманил у неё золотые (в долг), после сего скрылся в степях. Другие сыны, непрестанно разъезжая на колеснице, разговаривали матом и  бряцали оружием. Притом, когда зашёл разговор о вере, их предводитель суетливо принялся доказывать, что он есть несомненно православный. Свои доказательства он подкреплял декоротивным, вычурным крестом, который наспех был извлечён из загащников колесницы. На свою беду (или скорее счастье), сии сыны вняли искушениям со стороны аввы Прокла (ибо он проверял их веру), и решили доставить авв вверх по топистому берегу  Танаиса на колеснице.  Предводитель при этом непрестанно восклицал: «царь я, или не царь!»  Закончилось путешествие тем, что «царь», вынужден был сойти с колесницы, "в прахе и вретище", поскольку она плотно увязла в  речной грязи.
 

А вот еще рассказ учеников Прокла о том, как проводила братия время на каникулах в Бэт-Шаломе, где повествуется о том, как авва Прокл истолковал сон аввы Герохда:

В летнюю пору, братия Парамоновой пустыни, частенько собирались на агапу, и там проводили всю ночь у костра, в ночных бдениях. Всегда же был у них стол скромный: немного овощей и вина, когда же недоставало вина, то заменяли его пивом. Но главное было не в том, чтобы есть и пить, но прежде всего – общение, ибо ночное время, когда все вокруг упокоевалось и лишь ночные совы, лягушки, да комары иногда нарушали тишь ночной поры. Тихо горел костер, потрескивая тлеющими дровами, в сосудах, отражаясь от света огня, поблескивало вино, немного поодаль шумела речка. В такие минуты, братия, поистине наслаждались покоем и миром, вдали от суеты цивилизации, горящей тысячами разноцветных электрических ламп и будоражащих взоры реклам. Они беседовали о вечном и настоящем, о своем прошлом и наболевшем, делились впечатлениями о жизни, и рассуждали о смерти. Говорили о Боге и любви, человеколюбии и дружбе, о Божиих дарах и о человеческой глупости, о вере и разуме и бескрайней вселенной. Называли же они таковые свои медитативные ночные беседы экзисцициями, словом, значение которого они не знали, но очень оно им нравилось. Однажды, заведя речь о снах, Прокл похвалялся своим искусством снотолкования и Герохд тогда сказал: «Брат Прокл, растолкуй мне один сон, который часто видится мне». Прокл же сказал: «Хорошо, брат, рассказывай». И Герохд сказал: «Мне снится часто говно». «Ну это к богатству», - сказал Прокл. «Правда», - обрадовался Герохд, - «мне снится много говна, вот я вижу, всегда, что мой туалет преисполнен сим веществом, так, что он уже не в состоянии сдерживать его в себе, и оно выходит наружу, и тогда я бегу за сосудом, и найдя весьма большой, хочу вернуться, чтобы вычерпать оное из моего туалета, и в этот момент всегда пробуждаюсь». «Сие означает», - сказал Прокл, - «что не видать тебе это богатство, как своих ушей». «Это действительно так», - опечалившись, спросил Герохд? «Действительно так!», - ответил Прокл, и рассмеялся. Рассмеялись тогда и прочие братья, и сам Геродх.

Итак, мы привели этот рассказ по той единственной рукописи, что была у нас под руками. Он довольно многое проясняет для понимания того, почему аввы пустыни особенно Прокл и Киндей, так благоговейно относились к Бэт-Шаломской долине и частенько предпринимали туда хождения. В одной из записей, принадлежащей авве Гедеону (или его школе), говорится, что Бэт-Шаломская долина и ее Лавра была местом начатка подвижничества Киндея и Прокла. Сам же Прокл называл Бэт-Шалом - святой землей.Итак, довольно об этом.

Теперь же приведем несколько виршей о пребывании, или каникулах братии в Бэт-Шаломе:

Глава заключающая в себе описание путешествия Киндея и Прокла в Лавру, и как это было и о событиях предшествующих этому, смиреннейшего Исолофея схоластика.

Так как, по милости Божией и во времена досуга мне удалось попасть в библиотеку Парамоновой пустыни и просмотреть множество из рукописей, кои братия копила и бережно хранила, и так как мне удалось отыскать интереснейший том, касающийся истории Парамоновой пустыни, а помимо того и множество мелких тетрадей и обрывков из каких-то сочинений, содержащих личную переписку между братией и их подлинные записи, то  рассудилось мне не оставлять все это множество богатств под спудом. И так я проведя не одну ночь (благо мой верный товарищ - кот Измрад - утешал меня своим нежным мурлыканьем, и когда я совсем было отчаивался распутать хронологическую нить из множества обрывочных записей и посланий, то он, верный мой товарищь, утешал меня, ибо терся о ноги мои и напевал свои кошачьи песни и успокаивал дух мой. Благо же, скажу дерзновенно, и благодарение Господу, за то, что даровал Он нам таких милых животных, даже друзей и верных спутников), я тщательно сопоставил различные свидетельства и совокупил все в одной хронологической последовательности. И теперь предлагаю тебе, любознательный читатель, полную хронику путешествия авв Киндея и Прокла на Север, в Великую Лавру кир Сергия, и те события, которые предшествовали им и были после сих. И свидетельствую пред Всевышним Творцом, что я изложил сии события, тщательно сличив их по документам и всякого заклинаю: да не прибавит и не отнимет ничто из повествования моего. Господи благослови!

{О том, как аввы Прокл и Киндей надумали отправиться в Великую Лавру}

Это случилось в начале осени, после того, как аввы вернулись из Бэт-Шаломской долины, где провели они все лето, близь обители всеславного Агапита Великого. Об этом же повествуется в третьей книги Парамонова патерика, где описывается собития Бет-Шаломского цикла. Как нам стало известно, третья книга состоит из нескольких записей, одни вели ученики Прокла и Киндея, другие принадлежат к школе аввы Гедеона. Есть так же свидетельства, что и блаженная Анфуса описывала события Бет-Шаломского периода братии пустыни и, кажется, несколько записей принадлежат и авве Герохду, но до сих пор их обнаружить никому не удалось. Есть, правда надежда отыскать их в хранилище Парамоновой библиотеки, ибо еще много их хранилищ ее не исследованы. Нам же рассудилось привести здесь некоторые, бывшие у нас под руками , записи братьев о том, как они пребывали в Бет-Шаломской долине.

{Рассказ 1: составленный учениками аввы Прокла о том, как он в юности поступил в обитель Агапита и познакомился с сим святым мужем}

В первой книге Парамонова патерика есть рассказ об авве Прокле, как он просил у Бога дух мирен и претерпел насмешки от братьев, именно тот, где повстречал он говорящую овцу (ПП. I. 70), в рукописях же нам встретилось продолжение сей истории из коей узнается,  что события предшествуют удалению аввы Прокла, тогда еще юноши в обитель блаженного Агапита, и как он познакомисля с сим великим подвижником. Вот собственно само повествование из первой книги ПП, гл 70 :

    В монастыре даже появилась такая шутка: "Слышали историю о Валаамовой ослице? Услыште же и о Прокловой овце". Кто-то смеялся, некоторые же братья задумались. И только Прокл был как никогда серьезен..."

Затем следует продолжение, опущенное в первой книги, но найденное нами в рукописи:

    Однажды произошел мятеж в Лавре, а Прокл в это время был в городе (носил работу братьев, чтобы обменять ее на еду), придя же в Лавру... и принеся провизию отдает ее эконому. И говорит ему эконом: "Вот, новый игумен хочет видеть тебя, иди". Приходит к игумену, и тот говорит ему: "Почему ты здесь?" "Я должен идти на запад, - говорит ему Прокл, - в Парамонову пустынь, но замедлил". "Вот и я говорю: иди в Парамонову пустынь; благословляю, иди с миром". И отпустил его. Прокл же приняв сие, как Божию волю, тотчас отправился в путь... Путь же Прокла пролегал с востока на запад, через Перайсмово море. Весь же путь Прокла занял по времени год и четыре месяца, ибо он делал остановки в Вавилоне (и жил там 80 дней), где познакомился с Киндеем, который изъявил желание идти с Проклом в Пустынь.."

На этом фрагмент прерывается, но, кажется, должно быть и продолжение. 

    Так говорил авва Прокл, а слушающие его не знали, как отвечать ему, ибо он говорил, как исполненный Духа Истины и лице его светилось святой радостью. <Е.>

- А я говядинку больше люблю, чем свининку, - шутливо произнес авва Прокл и после этих его слов, кто-то посмеялся, а кто-то заспорил друг с другом о пользе говядины и свинины. Впрочем, столпившиеся подле них люди, стали расходиться, так же и аввы направились восвояси. <Е.>

<Из второй книги Парамонова патерика, гл. 12, не имеющая заглавка, но в ней описываются трагические вещи и вспоминаются былые счастливые дни, упоминается об аввах Прокле, Гедеоне и Киндее и о смерти аввы Пароэна, блаженных сестрах Атэкусе и Анфусе и о других вещах>

    Но вернемся к нашему повествованию, к тем радостным и беспечальным временам, сменившимся позже вышеперечисленными злоключениями. Итак, агапа была назначена после всенощной и должны были прибыть на нее уважаемые братья. Но из всех подвижников, как оказалось, прибыли лишь сестра Анфуса, брат Памфил, кои были замечены в церкви. На середине службы, брат Прокл, быстро покинул собрание, и никто не ведал, куда он пошел. Встретив в притворе блаж. Анфусу, Прокл сказал ей, что скоро будет, а пока что, повелел ей собрать братьев и прибыть на место встречи. Сам же выйдя, он весьма винил себя, что поступает лукаво. Ибо, будучи инициатором агапы, брат Прокл, в то же время вел двойную игру, ибо шел на встречу с сестрой Атэкусой, которая просила его побыть с ним, ибо, говорила она: «скоро покинешь нас и желаем видеть тебя напоследок». Не знал Прокл, как поступить, ибо с одной стороны он хотел видеть всех братий на агапе, а с другой побыть и с блаженной отшельницей. Но, рассудил он сам в себе, можно ведь найти выход из этой ситуации в том, что пойти к Атэкусе и взять ее с собой на агапу. Встретив же ее, он изложил ей обстановку дел, но она ответила ему: «мне нет дела ни до кого, лишь хоту видеть тебя, если же ты хочешь идти на агапу иди один, а я вернусь восвояси». Тогда же без колебаний авва решил остаться с ней, думая побыть с ней немного, отдавая дань их дружбе, и вскорости вернуться к остальным, тем более, оказалось, что брат Киндей задерживается на пару часов. «Пару часов мне хватит», - подумал Прокл. Тем временем, ноги наших беглецов привели их в винную лавку, где они запаслись вином и двинулись далее, и не найдя места, где бы им испить вина и иметь беседу, они начали пить вино на ходу. Но по пути встретилось им небольшое поместье, врата были не заперты и они юркнули внутрь и устроились во внешнем дворике и там беседовали о различных предметах, но более о любимом ими учителе – Назианском богослове. Тем временем, братья стала волноваться, куда же пропал Прокл, и назойливо звонили ему, то и дело, прерывая задушевную беседу его с сестрой Атэкусой. Он же говорил им: «еще малое время и прибуду». Отшельница же рекла Проклу: «Тебя уже все ищут, и ты хочешь пойти к ним». Он же ответил ей: «Более же имею желание пребыть с тобой». На что Атэкуса ответила: «О, Прокл, я вижу, что лед начинает таять». Он же сказал ей: «Мне больно слышать это». Они замолчали, и Атэкуса склонила свою голову на перси Прокла. Прокл весьма смутился, ибо хотел он прикоснуться к ее волосам и приласкать ее, но не смел. Атэкуса грустно вздыхала и говорила: «Неужели ты уедешь?». Он же сказал: «Да». Атэкуса снова вздохнула и сказала: «Значит, так тому и быть, хотя мне этого не хочется». Тем временем на агапе собрались Анфуса с Памфилом, Киндей же задерживался, и поэтому Памфил предложил начать без них. Анфуса же просила Памфила еще позвонить Проклу и, когда тот позвонил, то Прокл сказал в сердцах: «Почему вы не имеете терпения, оставьте меня в покое». Памфил же передал слова Прокла Анфусе, та же сказала: «Жажду», тогда Памфил дал ей пива, и она опорожнила бутыль, а затем и еще просила. И выпив еще, она сбросила с главы своей хиджаб и обнажила главу свою пред Памфилом, и ее длинные черные волосы растеклись по плечам и спине ее, и стала она веселиться, кататься на качелях и смеяться. А затем сказала брату Памфилу: «Уйдем». «Куда же мы уйдем?» - вопросил ее Памфил. Она сказала: «Ко мне». И запасшись еще пивом, они двинулись к келлии Анфусы. В это же время, в том месте, где мирно пребывали Прокл с Атэкусой, случилось следующее: демон, обратившись в кошку, забежал к ним и уселся позади них, и стал истошно вопить, как бы возбуждая в них сладострастие. Прокл же прозрев сие, обратился к нему и сказал: «Замолкни, дьявол!» - и вопли прекратились. Атэкуса же восклонив голову свою, стала озираться по сторонам, и сказала: «У нас осталось еще вино, давай допьем его», - и разлив остаток, предложила выпить на брудершафт (дабы скрепить их братский союз), и, испив остаток вина, они восстали с мест своих и вышли на улицу. Прокл хотел было еще вина, но Атэкуса сказала: «Довольно», и проводив ее, он стал, в нерешительности, какие бы слова сказать ей на прощанье, она же, сказав, что не надо слов, и вознаградила Прокла братским поцелуем, так они распрощались. Тем временем, авва Киндей, позвонив Проклу, сказал, что он уже на пути к месту агапы, и Прокл, уже и позабыв об агапе, позвонил Памфилу, дабы справиться об обстановке, но услышав в ответ, что они с Анфусой удалились и уже далеко, он оповестил об этом и Киндея. Впрочем, Киндей сказал, что встретимся все равно, ибо он уже пришел. И прибыв к месту агапы, авва Прокл узрел авву Киндея, которого вел под руку авва Софроний, в виду того, что авва Киндей трудно держался на ногах. Встретившись, братья облобызались. Авва же Прокл посетовал, что Анфуса удалилась с Памфилом куда-то, на что Киндей ответствовал: «Как бы не было беды, впрочем, если брат Памфил допустит по отношению к сестре нашей Анфусе, какое-либо беззаконие, я самолично утоплю его в Танаисе». И, решив, что агапа в этот раз отменяется, аввы Прокл и Киндей пошли восвояси, дабы готовиться к отъезду, ибо через два дня они отбыли в Лавру. <Е.>

II.11. Как-то раз бл. Анфуса (цветок, ибо так ёе имя, но точно не ясно какой), размышляла с аввой Проклом и др., пытаясь не отстать от мужей в познании и красноречии, говорила: «все мужи одинаковы». Этим она думала выказать своё великое разумение бытия. На что брат Гедеон ей сказал: «цветы, сестра, бывают и пустые, хотя и хорошо пахнут и приятны на вид. Выказывать же между остальными дела сердечные вовсе признак гордыни и тщеславия. Впрочем, и действительно трудно полюбить женщину, чаще любят её тело, оно нежно как цветок, и сладко как мёд, но это только мираж в пустыне. Тем паче, что всё проходит, сказал Премудрый Екклесиаст как с весенних яблонь цвет, и смысла нет в любви к женщине, есть только желание, оно же угашается или от удовлетворения, или от противного. Для души же нужно другое, но этого никто из женщин дать мужам не может, ибо и Екклесиаст (Соломон) преткнулся через них, хотя думал получить. Род проходит и род приходит, а земля пребывает во веки (Еккл. 1:4). Означает сие не то, что земная твердь незыблема, а то, что желание переходит от предков к потомкам, только и всего. Поэты всех времен и народов называют это желание любовью, но мудрые эллины разделяли в своём языке понятие любви, как вожделения (Еккл.6:1), любви дружеской (Ин.15:19) и любви агапической, т.е. не обусловленной влечением плоти (1Кор.13:3,4,8). Посему сестра приди в себя, ты не более остальных жён в своей миловидности, которая, как сказано в Притчах, обманчива. Причём не редко бывало, что сестры, выказывая дружеское расположение, многих ввели, если и не в грех, то в соблазн. А про соблазняющих не хочу и поминать, следует читать Евангелие. <СТ.>

    Сказав это, авва Софроний, сказав, что ему срочно надо идти сделать какое-то важное дело, поспешно удалился. <Е.>

<Из второй книги, гл. 9: Где авва Прокл вспоминает о приключившимся с ним и блаж. Анфусой и рассуждает о причине этого злоключения >

- О, преподобный отец, мы считаем, что для испытания нашей совести и твердости веры и сердечного расположения преподано нам сие испытание, - при этих его словах, Прокл немного смутился и покраснел, - так ведь ведет с нами брань началоположник зла, ибо там где видит он святость жизни, туда же и посылает в обилии слуг своих, дабы ниспровергнуть, аже возможно и святых, - так сказал авва Герохд, и аббат Регин кивнул головой, в знак согласия. <Е.>

<Из второй книги, где заглавка звучит так: О том, как пришел некий муж к святому Парамону, с вопросом о предопределении, но тот отправил его к Проклу и Прокл рассуждал с ним философски, а муж тот уснул и видел видение, кое и поведал Проклу>

    Таким образом, рассуждал авва Прокл и после того, как заключил свою речь, увидел он, что человек тот спит. Тогда сказал авва сам в себе: «Господи! Мы все подобны спящим людям, которые живут в своих снах. Так пробуди же нас, Боже, от сего сна смертного и дай нам узреть жизнь в цвете, как она есть». После этих слов он толкнул спящего того человека, а тот пробудившись, поведал авве, что видел удивительный сон, где Ангел Господень показал ему, как бы два пути жизни, одну ведущую к свету, идеже пребывает Свет Истинный, а другую в тьму кромешную. «И я весьма устрашился, - сказал тот муж, - но Ангел объяснил мне, что следует прилепиться к Богу и возлюбить Его всем своим существом, дабы избавиться от страха и обрести подлинную свободу». Тогда обнял его авва Прокл и оба они прослезились. <Е.>