Знаменитый епископ и мученик Мефодий (+311), чаще называемый Мефодий Патарский, но правильнее было бы Мефидий Олимпийский. Хотя, даже древние свидетельства о месте епископства Мефодия разногласят между собой. Епископом Патарским его называют Леонтий Византийский и Иоанн Дамаскин[1]. Епископом Олимпийским его называют историк Сократ и Максим Исповедник[2]. Иероним говорит, что Мефодий сначала был епископом Олимпа Ликийского, а потом Тира[3]. Ученный Тиллемон, в 5 томе «Памятников церковных», считает это сообщение Иеронима сомнительным, т.к. на основании древних церковных правил, епископам запрещалось переходить с одной епархии на другую. Более того Тиллемон напоминает, что согласно Евсевию, епископом в это время в Тире был Тираннион, пострадавший во время диаклитианова гонения[4]. Аргументацию Тиллемона принимает и Н. Сагарда, который так же считает сообщение Иеронима «ошибочным»[5]. Но проф. Е. Ловягин считает, что нет оснований сомневаться в сообщении Иеронима, выставляя против тезисов Тиллемона антитезисы из тех же древнецерковных правил (Апост. Пр. 14), и говоря, что Тираннион Тирский, был преемником Мефодия[6]. Мефодий личность уникальная и загадочная. Его богословие представляет некоторую «архаическую форму» уже для своего времени. Это стало причиной, считает Н. Сагарда, по которой его произведения, после Никейского Собора были забыты и утрачены[7]. Как бы там ни было, до нас дошел довольно большой корпус сочинений Мефодия. На греч. полностью сохранился «Пир десяти дев», сочинение очень важное и наполненное весьма интересными богословскими концепциями, кроме того, оно представляет собой шедевр древнехристианской экзегетики. А если говорить о филологических и стилевых достоинствах этого памятника, то и здесь он представляет собой шедевр.  

    Так уже в сер. XIXв. Альберт Ян скрупулезно сличив текст Мефодия с Платоновым «Пиром» и «раскрыл такую близость речевых оборотов у обоих писателей, что стало возможным говорить о «Пире» Мефодия как о подражании Платону»[8]. Другой ученый Мартен отвел «Пиру» Платона и Мефодия место первой и последней точки на линии развития самого жанра античного пира[9]. По всей вероятности Мефодий имел классическое образование и был прекрасным ритором. Его слог изобилует аттическими образами, много заимствований из Гомера и классиков. Мефодий известен нам и как полемист. Он первый, кто обрушился на Оригена, хотя Оригена уже не было в живых. Так же Мефодий выступил в 15-ти книгах «Против Порфирия», знаменитого ученика Плотина.  Богословие Мефодия отражает явный отпечаток малоазийского направления, особенно Мелитона и Иринея, но у Мефодия видно и старание сблизить богословие Иринея с богословием Оригена, в тех местах, где Мефодий согласен с последним. В триадологии он следует Иринею. У Мефодия, меньше чем у Иринея, но все-таки виден некий намек на субординацию. Мефодий признает полное Божество и полное человечество во Христе. Соединение природ, Мефодий мыслит как συνενωσαςκαισυγκερασας(т.е. соединив и смешав природу Адама со Словом – Пир. III, 5). Но это не монофизитство, т.к. Мефодий учит, что Христос остается Богом и человеком, а его тело подобно нашему. Мефодий принимает и развивает главную мысль малоазийской школы: Христос – второй Адам, в котором обновлено наше человечество, соединившись со Словом. «Когда созданный из перси Адам был, так сказать, мягким и влажным и еще не успел окрепнуть, подобно обожженной глины, окрепнув в нетлении, то грех, подобно текучей и каплющей воде, разрушил его. Посему Бог, желая снова восстановить и образовать его из перси таким же сосудом в честь, сначала сделав его твердым и крепким в девственной утробе, соединив и смешав его со Словом, вывел его в жизнь несокрушимым и невредимым» (Пир. III, 5). Т.е. Слово восприняло природу Адама, чтобы ее спасти и укрепить. «Ибо надлежало, чтобы рожденный от Бога, первая и единородная отрасль, т.е. Премудрость, вочеловечилась, соединившись с первозданным, первым и первородным из людей человеком, чтобы таким образом Христос был человеком, исполненным чистого и совершенного Божества, и Богом, вместившимся в человеке» (Пир. III, 4). Экклесиология Мефодия, так же зависит от малоазийцев и Игнатия Богоносца, и восходит к экклесиологии ап. Павла. Церковь – собрание верующих в видимом аспекте, а в духовном – Невеста Христова. У Мефодия, вероятно сохранился отголосок древнейшего толкования шестоднева, восходящего к Папию: Адам – образ Христа, Ева – Св. Дух. На Кресте, повторяется история, происходящая в Раю. Из ребра Адама, находящегося во сне, который навел на него Бог, сотворена Ева, спутник человека Адама: плоть от плоти и кость от кости. Новый Адам – Христос, смертию засыпает на Кресте, из Его ребра – исходит новая Ева – Церковь, одеянная в благодать Св. Духа, Христова спутница и Невеста. В эсхатологии Мефодий следует малоазийскому хилиазму. В «Пире» (в 9 речи, которую произносит Тисиана) это учение довольно сильно развивается им. Там перед нами предстает очень интересный символический смысл еврейских праздников. Праздник Кущей – образ Воскресения. Исход – это образ Церкви, которая двигается в истории. Она идет за Скинией, т.е. Христом. Логика Мефодия такова: 7000 лет истории, из них 6000 лет следует жатва, а 7-я 1000 день покоя. Выйдя из Египта, т.е. из этой жизни, мы достигаем первого воскресения – праздника Кущей, там празднуем истинную субботу покоя со Христом. По окончании Субботы покоя – тысячелетия, наступит Страшный Суд.  Затем, следуем в Землю Обетованную – на небеса. Тысячелетие мы проводим в наших телах, каковы они у нас здесь, но, придя на небеса, тела переменятся в небесный образ, оттуда мы восходим в Дом Божий, превыше небес, а это уже день осьмой – 8-я тысяча лет.