в. Учение св. Афанасия Александрийского, Каппадокийцев,

св. Кирилла Александрийского, прп. Максима Исповедника

и прп. Иоанна Дамаскина.

   I. У свт. Афанасия сущность грехопадения состоит в свободном уклонении человека от созерцания Бога. «Важной причиной греха, - пишет К.Е. Скурат, - явилось то, что он был связан с “самовожделением”, то есть уклонением от воли Божией к собственным желаниям».[1] Таким образом, обратившись к себе, человек оставил Бога и лишился «единства своей духовной жизни», и «преслушав Божию заповедь… впал в греховные помыслы»,[2] «употребляя во зло частные телесные силы», ища в плотском удовольствии «нечто доброе».[3] Уклонившись от «мысленного устремления к Единому и Сущему», и «от любви к Нему», человек растрачивал свои душевные и физические силы на «частные пожелания тела», это привело к навыку и привязанности к «вожделениям», и находя лишь в них утешение. Но душа, в которой и происходит это страстное движение, сознавая смертность тела, испытывает страх и боязнь и, не желая оставить «вожделений», укореняется в еще большем зле. Происходит это из-за того, что душа вожделеет к не-сущему и обращена к себе, ища удовлетворения в своем «я». Таким образом, избрав себе ложную установку, душа, употребляя дар свободы, «совратилась с пути к Богу, и чрезмерно понуждая телесные члены… гоня с ними и себя, погрешает и делает себе зло».[4] Но это не может длиться вечно, т.к. в наказание за грех и уклонение от пути явилась смерть, которая, хотя и не введена Богом изначально, т.к. Он «сотворил человека и возжелал, чтобы пребыл он в нетлении», но препятствует злу действовать в человека вечно.[5] Грех царствует в роде человеческом от Адама, и все, рожденные от Адама, зачинаются во грехах, попадая осуждению прародителя.[6] Изначально Бог задумал, чтоб «мы рождались не через брак и тление», но из-за преступления заповеди Адамом, человеческий род рождается через плотский союз и наследует тление. Мы все зачаты в беззакониях, как говорит Псалмопевец (Пс. 50:7), потому что Адам совершил беззаконие, т.е. уклонился от данного ему Богом закона (не вкушать от древа). А сказанное: и во гресех роди мя матерь моя – означает, «что общая всем нам матерь – Ева – первая породила грех, как возжелавшая удовольствия (w¥́spero)rgw̃sath\nh(donh/n)». Следовательно «и мы рождаемся во грехах», т.к. природа человека «преступлением Евы подпала греху».[7]

    II. У каппадокийцев, учитывая их индивидуальность (догматическая акривия, нравственный идеал св. Василия Великого, склонность к созерцательности, творческий полет мысли, философская наклонность обоих Григориев), в учении о грехопадении прародителей и его последствии наблюдается близость к св. Афанасию. Как и у свт. Афанасия у св. Василия грехопадение первых людей состояло в предпочтении чувственного духовному.[9] Грех, добровольно избранный человеком, помрачил образ Божий в человеке. «Человек сотворен по образу Божию и по подобию, - говорит святой Василий Великий, - но грех изуродовал красоту образа, вовлекши душу в страстные желания».[10] По словам св. Василия: Адам «своим вкушением передал нам грех».[11] После грехопадения человек исказил свою природу, и уже не стало в нем совершенства, но устремился он душей к наслаждению.[12] При этом, грех не от природы (как и добродетель), но от произволения. Смерти, как наказанию за грех, свт. Василий отводил и некоторое положительное значение. Для каппадокийского святителя, смерть можно уподобить плавильной печи, в которую ввергают разбитый сосуд, восстановление которого только и возможно путем переплавки.[13] Св. Григорий Богослов говорит, что результат грехопадения явил дисгармонию между душой и телом, плоть (σάρξ) стала дебелой, тогда как до нарушения заповеди человеческое тело (σο̃μα) было иного качества: страсти, болезни, смерть были ему чужды.[14] Первым пал, владычествующий, в нас ум, который помрачился и стал страстным. «Вместе с умом, - пишет И.А. Карышев, - первородный грех произвел порчу и в теле человека. Тело человека – жилище духа, по мысли Св. Григория, должно было, по мере совершенствования духа в созерцании, также постепенно утончаться. С падением же человека оно огрубело, а следовательно должно было взять перевес над духом и начать более сильно увлекать его к предметам земным и чувственным».[15] Своим грехопадением Адам произвел величайшее зло не только для себя одного, но и для всего своего потомства.[16] Ведь наша природа та же, что и у Адама, после его грехопадения.[17] И не только на потомстве, но и отразившись на всей неразумной природе, выразившись в беспорядках и стенаниях всей твари.[18] У св. Григория Нисского первородный грех понимается, как «общий грех человеческой природы, а не только Адама и Евы».[19] Поэтому св. Григорий Нисский, говоря, что «рожденное есть то же с родившим», считает нормальным то, что вместе с самим зачатием во чреве матери, мы становимся причастными первородного греха, так что от «страстного рождается страстный, от грешника грешник». И заключение такое: Ou)kou=nsunufístataitro/pontina\ toĩjginome/noijh( a(martía, sunapotiktome/nhtekaìsunau/cousa, kaìt%̃th=jzwh=jo¸́r% sugkatalh/gousa.[20] Т.е. грех, неким способом (tro/pon), с самого рождения существует в рождающемся, как следствие от причины (= sunufístatai). И, переходя в нас, он возрастает (нашим произволением), т.к. этому благоприятствует порча природы, но грех прекращает свое действие в нас с нашей смертью. После грехопадения было положено начало и чадородию, по подобию животных.[21] Совокупность следствий первородного греха, как то: повреждение ума, удобопреклонность ко злу, страстность и тленность, св. Григорий «часто объединяет в понятии смерти, под угрозою которой Господь запретил прародителям вкушать от древа познания добра и зла».[22]

 

 

    III. У свт. Кирилла Александрийского так же прослеживается идея, что грех Адама стал наследственным. Комментируя Рим. 5:12^б, святитель пишет: «Смерть проникла в первозданного (o( qa/natoje)nt%̃prwtopla/st%) и начало [человеческого] рода, посредством греха (dia\ th=ja(martíaj)», и змей искуситель, обнаруживает, в Адаме, силу греха (kaìo( th=ja(martíajeu(reth\jdra/kwnỉsxu/saje)n ̉Ada\m) в порче, и тропосы (tro/poij, способы), удобопроходимости для себя в человеческий разум (bath\neỉ́rgastaith\na)nqrẃpoudia/noian).[25] Таким образом, сатана, в одном Адаме «победил целую природу человека, соделав ее носительницей греха…».[26] Но здесь важно, как понять это «в Адаме». Как справедливо замечает архим. Киприан: «Для св. Кирилла люди повинны в грехе Адама, не потому, что преступили заповедь вместе с Адамом, ибо они еще и не существовали тогда, но потому что они той же природы, что и та, которая подпала под закон греха».[27] В отношении смерти, святитель, высказывается с некой долей оптимизма: «За это и осужден был на смерть и тление, так как Бог… предвидел имевшую быт от происшедшего (т.е. от смерти – Е.Х.) большую пользу: ибо как скоро человек однажды уклонился ко греху и естество его стало недуговать стремлением к порочному, почти наподобие того, как и естество нечистых духов, он постоянно изобличаем был во зле, совершаемом им на земле. Итак, пользой придумана смерть плоти, не к совершенной погибели приводящая животное, но скорее для обновления (так сказать к последующей переделке) сохраняющая его, как некий разбитый сосуд».[28]

 

    IV. Прп. Максим учит, что грехопадением прародителей в человеческую природу было внесено повреждение, оно стало грубым, тленным, поврежденным страданиям и смерти. Грех начал свое бытие в человеческой природе через произволение к нему, и передается всем людям, как «грех естества», т.е. естественная немощь,[31] «страстность», которая стала, как бы новым естественным законом для человека, законом плоти, законом удовольствия. Грехопадением человек был лишен нетления и осужден на страстное рождение по образу животных.[32] Посредством этого страстного рождения передается грех произволения и грех естества.[33] Таким образом, через рождение, человек приходит в этот мир с врожденной удобопреклонностью ко греху.[34] Это и есть для св. Максима передача «первородного греха».[35] В одном из своих ранних произведений «Вопросы и затруднения»,[36] прп. Максим, отвечая на вопрос: «Что такое: в беззакониях зачат есмь, и во гресех роди мя матерь моя» (Пс. 50: 7), буквально повторяет (цитирует?) сказанное св. Афанасием (или Пс.-Афанасием; в данном случае не так важно кому собственно принадлежит авторство «Толкование на псалмы», приписываемое св. Афанасию, главное, что св. Максим воспринял эту традицию). Для наглядности представим оба фрагмента параллельно (подчеркнутые слова – буквальное совпадение):

Athanasius. PG. T. 27. Col. 240 C-D.

Maximus. QD I, 3.

Epeidh\ o( prohgou/menojskopo\jtou= qeou= h¥̃ntou= mh\ dia\ ga/mougenne=sqaih(ma=jkai£ fqora=j, h( de\ para/basijth=je)ntolh=jto\nga/monei©sh/gagedia\ to\ a)nomh=saito\n ©Ada/m, toute/stina)qeth=saito\ne)kqeou= doqe/ntaau)t%̃no/mon, pa/ntejoủ̃noi¥ e)c ©Ada\mgennẃmenoje)na)nomíaijsullamba/nontai, u(popíptontejtv= tou= propa/torojkatadíkv. To\ de\    kai£ e)na(martíaije)kísshse/nmeh( mh/thrmoushmaineio¥́tih( Eu©́aa(pa/ntwnh(mw̃nmh/thrprẃthe)kísshseth\na(martíanw¥́spero)rgw̃sath\nh(donh/n. Dia\ tou=to kai£ h(meĩj tv= th=j mhtro\j u(popíptontej katadíkv kissa=sqai le/gomen e)n a(martíaij...

Epeidh\ o( prohgou/menoj skopo\j tou= qeou= h¥̃n tou= mh\ dia\ ga/mou genna=sqai h(ma=j kai£ fqora=j, h( de\ para/basij th=j e)ntolh=j to\n ga/mon ei©sh/gagen dia\ to\ a)nomh=sai to\n ©Ada/m, toute/stin a)qeth=sai to\n e)k qeou= doqe/nta au)t%̃ no/mon, pa/ntej oủ̃n oi¥ e)c ©Ada\m gennẃmenoi e)n a)nomíaij sullamba/nontai, u(popíptontej tv= tou= propa/toroj katadíkv. To\ de\    kai£ e)n a(martíaij e)kísshse/n me h( mh/thr mou shmainei o¥́ti h( Eu©́a h( pa/ntwn h(mw̃n mh/thr prẃth e)kísshsen th\n a(martían w¥́sper o)rgw̃sa th\n h(donh/n. Dia\ tou=to kai£ h(meĩj tv= th=j mhtro\j u(popíptontej katadíkv kissa=sqai le/gomen e)n a(martíaij.

 

    Проблема наследия Адамова греха, но отнюдь не вины, проходит красной линией во многих местах его творений.[37] Но важно понять, что при всем том, что прп. Максим не отрицая того, что через преслушание Адама в мир и человеческое естество вошел грех, который передается всему человеческому роду путем «зачатия во грехе», сопутствующее удовольствием и страстью, что падшее естество подвержено многим немощам, как физического (страстность, тленность, смертность), так и духовного (повреждение воли и разума) плана и воздействию лукавых сил, но у него отсутствует какое-либо понятие о виновности потомков Адама за его преступление. Кроме того, грех получает свою силу не в природе, в которую он хоть и проник и исказил, которую тиранит, но в свободном произволении. Но и воля человеческая, после падения, ослаблена и легко подвластна страстности и демоническому воздействию.[38] Прп. Максим совершенно четко говорит, что человеческое естество, связанное законом греха и лукавыми узами своей воли не имело надежды на спасение. Для того и воплотился Христос, чтобы спасти падшего человека, исцелив его волю и даровав надежду на бессмертие.[39]

    V. Согласно прп. Иоанну Дамаскину, Бог сотворил человека «непричастным злу, прямым, добродетельным, беспечальным, беззаботным, украшенным всякой добродетелью, изобилующим всякими благами».[40] Св. Иоанн даже говорит, что «сотворил же его природой безгрешной и волей самовластной»,[41] правда, оговаривая, что «безгрешным…, не потому, что он не был восприимчив ко греху…, а потому, что не в природе обнаруживался грех, но в свободном выборе», т.к., абсолютно не восприимчив к греху и злу, лишь только один Бог.[42] Таким был человек до падения. Преступивши же заповедь, Адам и Ева (жену Господь сотворил из мужа, потому, что Бог, обладающий предведением, знал, что Адам совершит преступление и будет подлежать тлению: Εἰδὼς δὲ ὁ προγνώστης Θεός, ὡς ἐν παραβάσει γενήσεται καὶ τῇ φθορᾷ ὑποπεσεῖται, ἐποίησεν ἐξ αὐτοῦ τὸ θῆλυ[43]), не устояли в добре и обратились к вещественному, отклонив ум от Бога, таким образом, сроднились с тлением, стали страстными, смертными, нуждающимися в соитии (по подобию животных), держащиеся за жизнь, ища в ней удовольствие.[44] В общем, прп. Иоанн, следует за каппадокийцами, Немесием и прп. Максимом Исповедником, но менее, чем св. Максим, акцентирует внимание на учении о первородном грехе и его следствии, и упоминает об этом лишь в общем, не вдаваясь в частности.

 

 

---