Византийский Восток (продолжение)
|
|
Пятница, 19 Июня 2009 г. 12:05
+ в цитатник
3. Византийский город, его инфраструктура и учреждения.
<Административные деления >
Описывая места жительства византийцев (города, предместья и села), организацию быта и занятия жителей, необходимо заметить, что византийский город в VI и в начале VII вв. все еще сохранял инфраструктуру и институты, унаследованные от поздней античности и эллинизма. По мнению А. П. Рудакова, городскую «культуру эллинизма и его последней преемницы - Византии», с полным правом можно охарактеризовать «как культуру комплекса полисов, объединенных принудительной политической связью, которая, так или иначе, облегчала культурный обмен и синкретизм и между отдельными полисами, и между целыми областями в размерах, невозможных до этого объединения»[1]. Конечно же, византийские города значительно различались между собой как по размерам, так и значимости для экономики империи, ведь «помимо обычных πολιες, помимо крупных столичных центров, или μεγαλοπολιες, т. е. Константинополя, Александрии, Антиохии и Солуни», агиография указывает и на «особые виды более мелких городов, тянувшихся к соседнему главному городу. Таковы πολιχναι, своего рода уездные городки, или καστρα- старинные укрепленные пункты, развившиеся до размеров городских поселков»[2].
< Архитектура >
В плане архитектуры, города, число которых доходило до тысячи «продолжали сохранять античную планировку. Перпендикулярно-осевая («шахматная») сетка жилых кварталов, несколько площадей-форумов, построенных в римском стиле и соединенных магистралями улиц, обильно украшенных портиками и античными статуями, - все это было характерно для городов греческого Востока»[3].
<Повседневная жизнь византийских полисов и ее представители>
О том, насколько насыщенной и напряженной была жизнь византийских городов свидетельствует житие св. Григория Богослова, в котором автор говорит о том, что святитель «утомленный городской суетой, решил оставить города с их площадями, театрами, софистами, магистратами, судьями и тяжущимися, риторами и ворами, купцами и трактирщиками, богачами и беднотою; оставить всю городскую жизнь с ее роскошью и славою, с ее пышными одеждами, золотыми и серебряными сосудами, с ее палатами, разукрашенными живописью или обложенными мраморами или драгоценными камнями»[4]. Обратившись к нашим источникам, мы обнаружим массу примеров, подтверждающих описанную автором жития картину городской жизни. На страницах «Луга» и «Поучений» аввы Дорофея нам встречаются софисты[5], схоласты[6], придворный схоларий[7], знатная патрицианка[8], представительница сенаторского рода[9]. Воины [10], купцы [11], комедианты[12], врачи[13], поденщики[14], разбойники [15] и блудницы [16]. Таким образом, здесь представлен самый широкий социальный спектр, от представителей византийской знати, до социального дна, разбойников, узников и блудниц.
4. Социальные группы населения городов, условия жизни и быта.
<Народные партии δημοται>
Среди населения городов в этот период еще прослеживаются «следы старинного деления на «димы». На это указывают и те обозначения городской толпы словами δημιο и δημοται(а также) распадение городского населения на цирковые партии «димы», которое наблюдается во всех значительных городах Византии»[17]. Законодателем моды на «димы» был Константинополь, где, особенно в шестом веке цирковые партии ипподрома служили своего рода социальным регулятором и рупором общественного мнения. Известно, что эти партии, представленные димами венетов (т. е. голубых) и прасинов (т. е. зеленых), располагаясь на ипподроме, соответственно, по правую и по левую сторону от императора представляли собой реальные политические силы, с мнением которых приходилось считаться[18]. От столицы старались не отставать и провинциальные центры, и даже города, вроде сирийской Апамеии, о которой нам известно из рассказа аввы Маркелла[19]. Этот рассказ примечателен тем, что авва приводит пример некоего наездника Филерема, который был побежден в состязании и не получил пальмы первенства и был освистан людьми своей партии. Образное описание противостояния двух враждебных партий мы находим и у аввы Феодосия, где одни были представлены в белых одеждах, а другие «были черны как эфиопы»[20]. На основе этих данных можно сделать вывод о значении «димов» для жизни византийских городов и их повсеместном распространении.
<Театральные представления>
Необходимо также упомянуть и о театральных представлениях и комедиантах, выступавших на потребу невзыскательной публики. О том, что эти представления носили отчасти глумливый характер, можно сделать вывод из рассказа о «чуде Пресвятой Богородицы над Гаианом комедиантом». Этот комедиант, живущий в одном из городов ливанской Финикии, «понося Пресв. Богородицу, представлял Ее на театре»[21]. Судя по всему, подобные выступления пользовались успехом у городской черни и приносили медиантам неплохой доход, о чем свидетельствует история комедианта из Тарса киликийского, по имени Вавила, который мог себе позволить содержание двух наложниц[22].
<Социокультурная политика городских властей>
Но не только театральные представления, ристалища и увеселения были характерной чертой византийских городов, власти также заботились и о здоровье горожан, руководствуясь позднеантичной традицией, опиравшейся в свою очередь, на конституцию Антонина Пия (138-161) о городах Азии, распространенной впоследствии на все восточные города. Эта конституция предписывала наличие в каждом городе провинции, в зависимости от его величины, обязательное наличие от 5 до 10 муниципальных врачей, освобожденных от несения общественных повинностей и получавших жалование от города[23]. Таких врачей мы встречаем в рассказе аввы Иоанна[24], или в рассказе аввы Иоанна евнуха, причем последний примечателен тем, что врач обслуживает болящих не только в городе, но и по приглашению настоятеля киновии, посещает больного в монастыре[25]. Признанным центром медицинского образования, в это время являлась Александрия, и именно, как говорит Рудаков: «сюда стремились молодые люди, желавшие усовершенствоваться во врачебном искусстве, и получение врачом образования в Александрии являлось для него лучшей рекомендацией»[26].
О распространении грамотности, в это время, можно судить по тем данным, которые свидетельствуют о том, что большинство монахов, упоминаемых в Луге духовном, умели писать и читать, да и во многих кельях находились книги. Чтец Зоил, почивший в монастыре аввы Палладия, даже зарабатывал на жизнь переписыванием книг[27]. Схоластик Косьма, не только имел большую библиотеку, у себя дома, в Александрии, но и часто составлял полемические сочинения против иудеев[28]. Авва Дорофей свидетельствует о своей светской образованности и той пользе, которую он почерпнул из процесса обучения[29].
Однако в отличие от развитой системы здравоохранения, унаследованной, как уже указывалось от античной традиции, система благотворительных учреждений являлась, по словам А. П. Рудакова «продуктом новой христианской религии». Так как все эти богадельни, странноприимницы, приюты, больницы и воспитательные дома, - «были в огромном большинстве церковного происхождения и являлись великим вкладом православной церкви в окружающую муниципальную культуру»[30]. Так, в Луге духовном, о странноприимнице, располагавшейся в Александрии, близ острова Фароса, упоминается в рассказе аввы Феодора[31]. О больнице в Иерихоне, мы находим свидетельство в рассказе аввы Полихрония[32], а в житии старца Авксанона упоминается патриаршая больница в Иерусалиме. Надо заметить, что необходимость подобного рода заведений всегда остро ощущалась, так как помимо социальных зол, в империи часто случались губительные эпидемии, уносившие множество жизней. Так, о моровой язве в Кесарии, свирепой и опустошительной, сообщается в рассказе схоластика Прокопия и аввы Киприана[33].
Жители городов занимались преимущественно ремесленным производством и торговлей, причем порой добиваясь высокого социального статуса. Примером этого может служить история двух братьев - сирийцев, живущих в столице и принадлежавших к корпорации серебрянников (αργυροπραται)[34]. Только они имели право торговать золотом, серебром и драгоценными камнями, причем их лавки должны были располагаться не в частных домах, но на главной улице Константинополя - Месе, и на них же возлагалась функция контроля, за незаконным оборотом золота и серебра[35]. Кроме этого, они могли обменивать драгоценности на деньги и в провинциальных городах совмещали занятие ювелира и менялы. Такой меняла предстает перед нами в повествовании Марии «о верной жене, дивною мудростью, обратившей к вере мужа язычника». К нему обращается хозяин драгоценного камня, не знающий его подлинной ценности, и нет ничего удивительного в том, что меняла пытается обмануть незадачливого продавца[36]. Но в основном, в наших источниках, мы встречаем людей, не преуспевших в своем деле. Это ослепший стекольщик в александрийском Тетрапиле[37], или разорившиеся купцы[38]. Вообще, надо заметить, что при развитии морских коммуникаций, о чем свидетельствует рассказ аввы Палладия[39] и морской торговли, для чего строились суда довольно внушительного водоизмещения (в рассказе старцев монастыря аввы Феодосия -около тридцати тысяч модиев, а в рассказе Афанасия антиохийского и того больше, - пятьдесят тысяч)[40], купцы подвергались постоянному риску попасть в кораблекрушение и потерять не только все свое имущество, но и свободу, как в рассказе аввы Евстафия, или аввы Евсевия[41].
Одним из основных источников, дохода в портовых городах, являлся сбор пошлин, для чего и устраивалась таможня, наподобие той, которую мы встречаем в Тире финикийском, где сборщиком пошлин служит некий Мосх, кстати сказать, человек не бедный, имеющий при себе, в качестве карманных денег не менее пяти фунтов золота[42].
Вообще, горожане, сколько ни будь состоятельные, стремились заработать и ростовщичеством, отдавая свои деньги в рост, вроде мужа и жены, жителей Низибии, имевших пятьдесят милиарисиев. Попытка подзаработать была продиктована чисто прагматическими соображениями. «Отдадим эти деньги в рост, чтобы иметь на них хотя небольшую прибыль. А то, тратя одну за другою по мелочам, издержим все»[43]. Беднейшие горожане пытались заработать, нанимаясь на общественные работы, и их пищевой рацион был довольно скудным и включал в себя грубый хлеб, бобы, чечевицу и горох. Иногда ее удавалось разнообразить вином и небольшим количеством рыбы, на что тратились практически все деньги[44]. Еще труднее была жизнь поденщиков в селах, которые могли вообще ничего не получать за свой труд, как Феодор мирянин, в рассказе Иоанна. На просьбу старцев рассказать о себе, чего-нибудь, Феодор говорит буквально следующее, «вот уже двадцать два года, как солнце никогда не видало меня за едой, кроме субботних и воскресных дней. Я живу работником в селе у одного богатого, но несправедливого человека. Прожил я у него пятнадцать лет, работая день и ночь. Он не хочет отдавать мне платы и ежегодно не мало обижает меня»[45].
Но и те трудности, которые выпадали на долю разорившихся купцов, калек и поденщиков, страдавших от несправедливости своих нанимателей, не шли ни в какое сравнение с участью несчастных женщин, вынужденных из-за нищеты торговать своим телом. А. П. Рудаков замечает по поводу этого: «… чтение агиографии создает впечатление необычайной распространенности проституции во всех, византийских городах, а особенно в восточных, сирийских и египетских. Чувствуется, что перед нами вскрывается настоящая язва, которая сопровождала эту старую, утонченную и вырождающуюся культуру, с ее пониженным моральным чувством, хотя порою и с экзальтированными порывами раскаяния, доходящего до аскетизма, столь типично засвидетельствованными агиографией в образах раскаявшихся блудниц, ставших потом святыми...»[46]. Действительно, не приходится спорить с тем, что этот порок был чрезвычайно распространен, о чем свидетельствует косвенное указание аввы Дорофея, который, еще в начале своего монашеского делания, готов был увидеть в первой встречной женщине блудницу /9/. Наши источники, неоднократно сообщая о падших женщинах, приводят практически одни и те же причины их падения. И эти причины - нищета и голод. Именно голод толкает сарацинку на блуд в келье аввы Сизиния, нищета и несчастье разорения вынудили добропорядочную женщину, ко всему прочему, желавшею спасти от долговой тюрьмы мужа, заняться этим скверным ремеслом. Девица, из рассказа аввы Феония, осиротев и впав в нищету начала вести распутную жизнь, о чем потом горько сожалела и каялась[47]. В одном из своих поучений авва Дорофей приводит некогда слышанную им историю о корабле с невольниками, пришедшим в некий город и разной судьбе двух юных невольниц, одна из которых была куплена добродетельной госпожой, желавшей воспитать ее в целомудрии и чистоте. Другая же была куплена блудницей, и та сделала несчастную «орудием диавола»[48]. Эта история примечательна тем, что, осуждая сам порок, авва все же находит слова оправдания для жертвы греха, и свидетельствует об еще одном, весьма распространенном зле - работорговле.
[1] Рудаков, 1997. – С. 87.
[2] Рудаков, 1997. – С. 88.
[4] Рудаков, 1997. – С. 89.
[5] Тот же св. Софроний был софистом. Иоанн Мосх. Луг, 69.
[6] Например схоластик Комьма. Иоанн Мосх. Луг, 172. Схоластик Прокопий порфиреонит. Иоанн Мосх. Луг, 131.
[9] Иоанн Мосх. Луг, 206.
[10] Иоанн Мосх. Луг, 20, 23, 49, 73.
[12] Иоанн Мосх. Луг, 32, 47.
[13] Иоанн Мосх. Луг, 65.
[14] Иоанн Мосх. Луг, 154, 183.
[15] Иоанн Мосх. Луг, 78.
[16] Иоанн Мосх. Луг, 31, 136, 207.
[17] Рудаков, 1997. – С. 91.
[18] Чекалова, 1997. – С. 146.
[19] Иоанн Мосх. Луг, 152.
[20] Иоанн Мосх. Луг, 66.
[21] Иоанн Мосх. Луг, 47.
[22] Иоанн Мосх. Луг, 32.
[23] Рудаков, 1997. – С. 104.
[24] Иоанн Мосх. Луг, 65.
[25] Иоанн Мосх. Луг, 184 (2).
[26] Рудаков, 1997. – С. 105.
[27] Иоанн Мосх. Луг, 171.
[28] Иоанн Мосх. Луг, 172.
[29] Дорофей. Поучения. – И.П.
[30] Рудаков, 1997. – С. 106.
[31] Иоанн Мосх. Луг, 106.
[33] Иоанн Мосх. Луг, 131.
[34] Иоанн Мосх. Луг, 188.
[35] Успенский, 1996. – С. 163.
[36] Иоанн Мосх. Луг, 185.
[37] Иоанн Мосх. Луг, 77.
[38] Иоанн Мосх. Луг, 186, 189.
[39] Иоанн Мосх. Луг, 76.
[40] Иоанн Мосх. Луг, 83, 190.
[41] Иоанн Мосх. Луг, 186, 189.
[42] Иоанн Мосх. Луг, 186.
[43] Иоанн Мосх. Луг, 185.
[44] Иоанн Мосх. Луг, 37, 185; КВ, 1984. – С. 641.
[45] Иоанн Мосх. Луг, 154.
[46] Рудаков, 1994. – С. 114.
[47] Иоанн Мосх. Луг, 136, 186, 207.
Метки:
город
работорговля
монашество
византийский восток
-
Запись понравилась
-
0
Процитировали
-
0
Сохранили
-
