Говорят, у него глаза - холоднее стали, и крыло изорванное, и шрамов, как на столешнице деревянной, да и что тебе говорить, ты и сама все знаешь. Видела. Помнишь еще. Шаги неторопливые, широкую спину, голос. Как смотрела в эту самую спину, как молчала, провожая. Думала тогда, что заплачешь, кинешься на шею, держать будешь.

Нет. Только ком, тугой такой, противно горький, дышать мешающий.
А от заката небо все красное, и лицо его, и глаза даже теплее будто.

Сестра ведь. Будешь ждать.

Говорят еще, у него в горле - хрипов на сто тысяч, и дыхание опаляющее, и хребет - от стрел наконечники. Много что говорят, кто с испугом, кто нараспев, струны дергая.

Чьи-то дети любят такое. Слушают. И ты улыбаешься им - устало, тепло.
А что тебе еще остается? Сестра ведь. Была бы для него женщиной, защищала бы, спорила, грудью загораживала. А так....

Не хочется. Зачем? Так ведь и красивей, и на дольше.

Рубцы помнятся. Много. И кожа обветренная. И дыхание на щеке, горячее, сухое, как ветер в пустыне. И так много солнца, до слепоты, до ряби в воздухе, до слез.

Ждешь ведь?

Ждешь.

Всегда приходил, и теперь придет.

И он приходит, и крыло это свое нелепо так подволакивает, дышит горячо, говорит "здравствуй". Губы сухие, и спина - прямая-прямая. Гордая.

Он приходит. Он всегда приходит, улыбается легко и смотрит. Прямо в лицо.

Сестра.

Не тошно тебе, нет?

Он молчит, дышит и ждет. То ли взгляда, то ли улыбки, то ли слова какого.

Здравствуй.

А в кожаную, терпко и горько пахнущую безрукавку можно выдохнуть и спрятать улыбку, слушая дыхание - сильное, глубокое.

Говорят, у него сердце - горящий уголь, голос - рокот потемневшего неба грозы,
усмешка - кровавый звериный оскал. Пусть. У него теплые руки, и губы - тонкие, сухие, щекочущие щеку.

Оказывается, под твоей крышей не так уж темно и холодно, еда не встает поперек горла и стены уют дарят. И вино - пьяное, сладкое.

Он пьет медленно, смотрит - долго и устало. Смеется иногда - как-то хрипло, неумело. Отвык. Рассказывает про снега, высокие горы, волны, ударяющие в борт, и чужеземных женщин. О сражениях молчит. Он всегда молчит о них.

Говорят, он не помнит, сколько крови на сильных его руках, говорят, он захлебывается ей, и еле дышит. И крыло его. Сколько всего говорят о крыле...

Изорванное. Изломанное. Бесполезное. Слабое.

Ты видела его столько раз, поила вином, лечила не успевшие затянуться раны, и рубцы его все наизусть знаешь. Но не жалко. Его - совсем нет.

Здравствуй. Снова.

Подливаешь ему вина, слушаешь голос, спрашиваешь о войне. Лицо его становится жестче, руки сжимаются в кулаки, и терпкую жидкость он пьет с отвращением.
Исчадие зимы ты, дорогая. Холодное и колкое. Зачем тебе слушать о смерти и криках? Ты же и так все знаешь. Видишь. В его глазах, напряженном теле и увечном крыле.

А вино окрашивает темно-красным цветом сражений, небу и языку чудится привкус металла.

И он говорит тебе, как слишком давно на войне, что горло от красного сводит, что можно давиться воздухом и как он расцарапывает легкие, и как порой выть хочется, и взлететь, не идти, не быть.

Но он же легенда. Страшная, красивая сказка. А легендам положено выживать. Или уйти так, чтобы запомнили. Вспыхнуть и догореть.

Говорят, у него глаза - холоднее стали, и в горле сто тысяч хрипов, и копья вместо хребта, и шрамов, как на столешнице деревянной, и изорванное, изломанное крыло, и руки кровью вымазаны.

А он сидит перед тобой и смеется. Устало и хрипло.

Сестра. Не тошно тебе, нет?

И он говорит об огне, что война выдыхает, говорит о лице ее насмешливом, и как притупляется со временем чувство вины. И еще говорит, что возвращаться ему некуда, кроме войны.

И тебя.

Здравствуй. Холодная нынче зима, и небо темное слишком, и непривычно щиплет в глазах.

Не плачь. Я могу рассказать тебе сказку, великое множество песен спеть.

Знаешь, а он ведь устал. Устал гореть, взлетать раз за разом и выживать. Да что тебе говорить, ты и сама все знаешь. Видела. И запомнишь - навсегда.
Где-то поют прекрасные песни, звенят чистые голоса, распускаются, словно ковром, цветы, и хочется кружится в радостном танце.

А он уходит обратно в ночь, тяжело и нелепо подволакивая крыло.

Здравствуй. Снова и в последний раз.

Серия сообщений "Сказки.":

Страшные. Веселые. Добрые. Про любовь. Про ненависть. Про яд. На все случаи жизни.

Часть 1 - Уруз. Сила InSide.
Часть 2 - Эксперимент 4.1. Модификация "Клыки". Легким движением руки кролик превращается...
...
Часть 23 - И Вечность встанет с нами рядом. Гебо.
Часть 24 - Русалочья месть.
Часть 25 - Сестра.
Часть 26 - Хагалаз. Медаль за саморазрушение.
Часть 27 - Королева была.