Не люблю звук бьющего стекла, когда изящная полупрозрачная сине-серой дымкой ваза вдруг брызнет сотнями тысяч ранящих капель, рассыпется по деревянному, еще пахнущему хвоей и лесом полу. Не люблю. Вся эта картина вызывает у меня двоякое желание топтать осколки, слыша жалобный хруст каждого, или же, наоборот, бережно собрав острые грани в ладони, восстанавливать долго, трепетно и упорно, будто в ладонях трепещет живая птица.
Я не умею бояться, но я безумно умею дорожить. В конце-концов... Без собственности и без желания обладать, без идеалов и мечтаний - кто мы? Как так можно жить? и кем должен являться человек, если он не может сохранить то, что ему дорого?
Иногда меня поражает мое удивительное желание вцепиться и держать до конца. До выстрела, обрыва, резкой хлесткой перчатки в лицо.
Я помню про душистую фиолетовую охапку тех осенне-весенних цветов, что обещал принести одним солнечным утром. Принести и счастливо рассмеяться, протянув их тебе в руки, коснувшись прохладных по-утреннему же пальцев, прижать к себе, обнять, смотря в лучистые, невозможно-святящиеся глаза. У тебя, мое сокровище, они бывают и такими... Не так уж часто, но тем ценнее эти моменты, когда хочется подарить весь мир, заключенный в сердце, бьющееся в руках.
Я остаюсь и не отпускаю.
Соответствие каким-то рамкам иногда излишне, но... восприятие.
Маленькая моя синяя птаха.
Считай, что это это слова Андре. Слишком уж много порой в людях намешано от себя ли, от других.