Цитата сообщения Рибике Истребитель №0



Привет, кареглазая!
Как тебе там летается? Скоро ли поставишь очередную, сорок восьмую звездочку за сбитого врага? Или на горизонте еще не появился хорошенький смуглый итальянец, который будет таскать тебе охапки цветов и пылко шептать "ti amo"?

Я все чаще задумываюсь - когда мы, юные веселые мы, успели обрасти железом, когда наши взгляды превратились в оптические прицелы? Когда беспечные фразы превратились в ракеты, способные почти любого сбить с курса? Когда?
Может быть, после того, как первый в череде побед летел вниз и думал, что это падение похоже на полет, и шептал разбитыми губами "мы будем с тобой счастливы"?

А можем ли мы быть счастливы иначе, чем когда встаем на крыло, улыбаемся и думаем - вот этот славный самолетик будет мой?
И, пожалуй, тогда, когда снимаем летные каски и садимся за стол или столик кафе, смеяться и хвастаться звездочками за сбитые истребители.
Полные карманы звезд, милая, мы баснословно богаты!
Детские, в сущности, игры в войнушку.
И всю нелепость понимаешь только тогда, когда садишься на корточки, гладишь по спутанным волосам и уговариваешь - ну не плачь, не плачь, ну я же предупреждал, ну ты же красивая такая, ты себе лучше найдешь.
А потом встаешь, отряхиваешься по собачьи, прикидываешь в уме новый маршрут, а она стоит и смотрит, стоит и смотрит. Глупая. Ну, скоро устанет, мы же их знаем.

Я пишу тебе это с невозможной высоты, где воздух разрежен, и мне очень страшно.
Кажется, мотор начинает работать с перебоями, воздух больше не держит меня, но самое жуткое - что и я не хочу держаться.
Я хочу спуститься вниз, оставить все, что имел - фотокарточки на приборной панели, карты с местами боевой славы, лобовое стекло с выцарапанным "ничего личного, ничего лишнего" и пойти пешком до аббатства Сен-Дени. Там, говорят, шпили стремятся в высь, и потемневший от времени камень кажется олицетворением вечности.
Вечности, которая для нас с тобой сжимается в одну секунду полета.

Может быть, следующий выстрел станет для меня последним, и это я - я, упоенный собственным бессмертием и равнодушием, - упаду. С грохотом отвалится металлическая обшивка, прицел мигнет и потухнет, и я останусь лежать, слепой и беспомощный.
А тот, не в меру меткий, подойдет ближе. У него глаза такие же коньячные, как у тебя, но в радужке правого глаза заблудился кусочек неба.
Подойдет, расправит, как тогда, мои рыжие волосы хрупкими пальцами, которые мне так нравится целовать, улыбнется ангельски.
И пометит мое имя галочкой в списке побед. Просто еще одна галочка, похожая на чайку - вот и все чего я стою.

Видит бог, я даже не знаю, чего боюсь больше.

Но я обещаю тебе, что упаду поближе к Генуе, на мягкий песочек. Ты меня найдешь, прибежишь сквозь ужасный дождь, скажешь, что доигрался.
Мы раздобудем где-нибудь старую гитару и будем сидеть в порту, хрипло завывая:
"Я не смогу, я не сумею,
Я сорвусь и останусь с нею..."

Плевать, что негде оставаться, что я уже не найду той квартиры, где на двери записка "суп в холодильнике, ключи у соседей". Что ключей все равно не отдали бы. Там меня уже не ждут, а в других местах - еще не ждут.
Ну и черт с ними!

Чистого неба, родная. До связи.