Фильм, слава которого, по мнению глубокомудрых критиков, затмилась "Романсом" К.Брейя и, возможно более знаменитой, хотя бы по первоисточнику, «Невыносимой легкостью бытия" Ф.Кауфмана. Речь, конечно же, идет о "Последнем танго в Париже" Бернардо Бертолуччи.

Париж вообще, вещь довольно умозрительная. Все хотят в Париж, некоторые побывали в Париже, у кого-то достает смелости ощутить его дух, но почему-то нигде и никак внутренний образ Парижа не выходит за лубочные рамки: панорама, Понт-Нёф, Эйфелева башня, Мулен Руж, Сакре-Кёр, Нотр-дам-де-Пари, Лувр -- такая россыпь цветных и черно-белых открыток без подписей, которые стаей бабочек выпархивают из видавшего виды чемодана. И всё. Можно к визуальному ряду добавить звуковой,  но тогда кроме аккордеона и комбо-фьюжн вообще ничего не представляется.

В фильме Бертолуччи такого Парижа крайне мало -- ну, вот узнаваемые станции и вагоны метро, старый дом в старом же квартале и более ничего. Ни чужеземное танго, ни английский язык героев, -- от Парижа не осталось ровным счетом ничего, кроме названия. Город-декорация, огромная выстроенная декорация. Лишь маленький кусочек жизни видно из окон квартиры, где ужились гнев и радость слияния, мысли в пустоте и крайне смутные подобия любви. Фильм как игра маски и искреннего лица. В финале маска спадает и искреннее лицо становится откровенно скучающим. Никакой трагедии, как обычно принято говорить о подобных фильмах. Наш "жестокий герой" просто реализовал то, что хотел, ползая на коленях возле трупа жены -- умереть, умереть, умереть. Пусть таким способом, но кто станет утверждать, что Эрос и Танатос не сливаются в танце? Хотя бы и танго.

И для финального аккорда немножко согрешу копипастой с кинопоиска.

...ПыСы: Обречённость, фатальность мотива «последнего танго», экзистенциальность ситуации на рубеже между жизнью и смертью, неизбежность краха мечты о взаимопроникновении душ и в то же время невероятная искренность, почти детская незащищённость героя в сцене финального катарсиса… Всё это позволяет предположить, что «Последнее танго в Париже» можно отнести к редкому в искусстве XX века жанру классической трагедии. Расхожий образ «умереть от любви» является для постановщика философской максимой о любви как жизни, окончательный смысл которой придаёт только смерть. Без небытия нет бытия, по Достоевскому. И у Бернардо Бертолуччи история взаимоотношений двух главных героев — не просто любовный роман мужчины и женщины и даже не страсть-соперничество или влечение-борьба двух полов, существующих в вечном состоянии необъяснимого притяжения-отталкивания. Это подлинная трагедия о несбыточности идеала, о недостижимости абсолютной гармонии, о бесконечном поиске истины человеческого существования. Согласно восточному изречению, счастье — не цель, а путь. Так что предсмертное признание Пола оказывается для него своего рода запредельным прозрением, в миг обретённой «иллюминацией» (по средневековой философии), которая освещает божественным светом всю прожитую жизнь, примиряя человека с самим собой уже на пороге бездны небытия...

Сергей Кудрявцев (www.kinopoisk.ru)