Цитата сообщения Харитоныч
"Велик Кальман! Велик!”..
В нем уживались два композитора, творчески не похожих друг на друга –
Эммерлих Кальман и Имре Кальман. Эммерлих сочинял фортепианные пьесы,
скерцо, симфонию, и к «легкомысленному» жанру оперетты относился с
презрением.
Однажды к нему обратились с оскорбительным предложением сочинить
незатейливую песенку для нового кабаре со странным названием
“Бонбоньерка”. Как?! Ему – серьезному композитору, для какой-то
“Бонбоньерки”?! Унизиться до шлягера?! И он унизился, но ему было
так стыдно, что счел необходимым спрятаться за псевдоним. Но
случилось невероятное – вдруг весь Будапешт запел его песенку. Это
было потрясением. Он написал еще одну, и она, к удивлению автора,
затмила популярность первой. И тогда во вто рой раз родился
композитор. Имя его – Имре Кальман!
Кальман был скучным, замкнутым, невеселым, порой угрюмым человеком.
Он не любил танцевать, и во время балов, проходивших в его доме,
частенько посиживал на кухне со своим другом Эрихом-Мария Ремарком.
Часто довольствовался обществом своих такс (в доме их было несколько)
и созерцанием своей коллекции часов. При нем всегда были часы – в
жилетном кармашке, в портмоне, на руке и в кармане пиджака. Как вы
думаете, что он хранил в верхнем ящике своего письменного стола?
Огрызки карандашей, которыми композитор написал свои оперетты. Был
очень суеверен. По пятницам и 13 числа каждого месяца умирал от
страха. А что с ним происходило, когда 13 число выпадало на пятницу,
трудно передать!
Он был трижды женат. Первая жена была старше его на десять лет,
вторая – младше на тридцать, зато на ней он был женат дважды.
Однажды он сидел в кафе, в котором обычно пировали артисты, и пил
пиво. В сопровождении элегантных молодых людей вошла стройная
красивая женщина. Она здесь знала всех, но вдруг увидела скромного,
сидевшего за столиком в дальнем углу, незнакомого мужчину. Не
дожидаясь, когда их познакомят, подошла и назвала себя:
- Паула Дворжак.
Он встал.
- Имре Кальман.
- У вас мания величия? - она засмеялась шутке этого невысокого
полноватого мужчины. - Сегодня, если быть, то быть Имре Кальманом. Не
правда ли?
- Конечно. Тем более, что для меня это не составляет труда.
- Вы актер?
- Нет, композитор.
- Ну, будет вам! Итак – Паула Дворжак, - снова представилась она.
- Имре Кальман, - поклонился незнакомец. - Надеюсь, что это не самое
большое ваше разочарование.
Эта обаятельная и умная женщина была старше его на десять лет, но они
стали мужем и женой. И были счастливы. Лишь ее смерть разлучила их.
Как-то Вера, вторая жена Кальмана, спросила:
- Ты часто вспоминаешь Паулу?
- Нет, - ответил Имре, - я просто никогда ее не забываю..
Паула частенько задумывалась над удивительными чертами характера
своего мужа и не могла объяснить их для себя. Но однажды догадалась,
и в правильности своей догадки убеждалась все больше и больше.
Неуверенность в своем будущем и постоянное ожидание несчастий, которые
могут вдруг обрушиться на него и его семью, Кальман унаследовал от
гонимых отовсюду своих предков. А его скупость в жизни и безумная
щедрость в музыке, где он дарит людям радость и наслаждение! А
недоверчивое отношение к своим успехам и восхищение зрителей на каждом
спектакле! А острое, почти физическое ощущение зыбкости всего того,
что он имеет, которое в любой момент может рассыпаться и превратиться
в прах!
Да, конечно, ей было известно происхождение Имре. И хоть он впитал в
себя венгерскую культуру, в нем легко узнаются национальные черты
народа, родившего его. Он потрясающе талантлив, и поражает
удивительной легкостью музыкального мышления. Из грусти и тоски
безудержно вырастают искреннее веселье, юмор и смех, свойственные миру
еврейских местечек, когда они примеряют роскошные одеяния Мечты.
Его угнетал гадюшник венских антисемитов. Вдруг они вспомнили и
опубликовали давнишний пасквиль Рихарда Вагнера на Феликса Мендельсона
под названием «Евреи в музыке», а в небольшом комментарии к нему были
прозрачные намеки на Легара и Кальмана. Заголовки статей в венских
газетах того времени такие: «Ограничить деятельность евреев», «Во
всем виноваты евреи!», «Австрия погибнет от засилья евреев». И
Австрия перестала быть Австрией: она стала немецкой провинцией
«Остмарк».
Значимость Кальмана как композитора была такой, что даже фашисты не
решились его убить. Только лично Гитлер мог причислить неарийца к
арийской расе. Кальману было присвоено звание почетного арийца,
которое давало возможность не разделить ему участь австрийских евреев.
Он отказался от этого звания и покинул страну.
Принцы от рождения – они наследуют почитание, власть и богатство.
Есть принцы по уму и таланту – они, не имея титулов, своим трудом
добывают все это в сердцах и душах людей. Паула считала, что в Вене
живут два императора: Франц-Иосиф, власть которого распространялась на
всю Австро-Венгрию, и Имре Кальман, власть которого над сердцами людей
не знала границ. Его музыка приносила людям радость. Поэтому она
звучала в блокадном Ленинграде. Поэтому еще в 1944 году, во время
войны, вышел на экраны страны знаменитый кинофильм «Сильва». Среди
нищеты и убогости послeвоенной жизни в души людей входил недосягаемый
светлый мир. В нем были красивые женщины, музыка, счастье, достаток,
любовь и мир, который наполнен блеском беззаботной жизни.
Эту арию я впервые услышал в старом, убогом дворе на Глубочицкой
улице. Одноэтажный, несуразный, длинный, как барак дом, стоял под
самой горой. Был жаркий день. В узком пространстве между домом и
горой в тени на стуле сидел пожилой, полуголый мужчина с подкрашенными
старостью редкими волосами на голове, груди, спине и пел. Пел
самозабвенно, закрыв глаза, наслаждаясь. Я и сейчас вижу отца моего
друга, низкорослого, толстенького – удивительно похожего на Имре
Кальмана. «О, баядера!» – пел он об ушедшей любви, об ушедшей Мечте.
Какой же огромной силой таланта нужно было обладать, чтобы старый
киевский еврей, потерявший на войне родных и близких, в голодном 1947
году пел о баядере!