Когда-то я понял, что оказался здесь. Меня никто не спрашивал, хочу я этого или нет. Но я однажды понял, что теперь все, прийдется жить. И я начал этим заниматься....

Поначалу все было здорово. Летней ночью я хотел спать на улице, потому что можно было пытаться выпить звездное небо глазами. Но от вида этой бездны, которая висела надо мной, мне становилось не по себе. Потом была малина во дворе. Я лежал под ее кустами и смотрел, как солнечные лучи играют, пытаясь пробиться к моим глазам через зеленые листочки. Тогда у меня впервые возник философский вопрос: «А кто сделал все, что меня окружает»? Ответ был несложный: «Бог, конечно». Но сразу же возник другой вопрос: «А кто сделал Бога?» Поев немного малины, я решил, что этого Бога сделал другой Бог. «Ну, ладно, а другого - кто?» Я решил, что лучше поесть еще малины и пока отставить решение этих вопросов на далекое взрослое. Потом было много чего. Запах маминого борща и заинтересованный поиск в нем ножки от курицы. Сиренево – красный закат хрустального неба. Алые цветы мака на пшеничном поле. Привкус крови на губах после падения с велосипеда. Обтирание юного тела свеже выпавшим снегом... Но однажды я сделал страшное открытие. Я должен когда - то умереть. Взрослые подтвердили мои подозрения, когда, пожимая плечами, сказали, что когда - то все умрут. Я был в шоке. Проревев весь день, пошел жить дальше. Помню первое сентября в школе: пьянящий, дурманящий запах свеже-выкрашенного пола, парт, типографской краски учебников. Мясные котлеты со школьной столовой из хлеба, сала и картошки. Напротив школы - аптека, где всегда можно купить аскорбиновую кислоту и гематоген и есть вдоволь для удовольствия. В сентябре мы ездили в колхоз собирать помидоры. Там всегда можно было продемонстрировать свои нежные и сердечные чувства одноклассницам, пытаясь попасть в их стройные юные фигуры каким-нибудь перезрелым помидором. А после ответных заверений в любви дюжиной таких же помидорин, уже не страшно было смело выражать чувства и приглашать на свидание. Первые свидания…. Магнитофон «Весна 202», песни Юрия Антонова, кассеты, которые все время заедали - их нужно было вытаскивать и стучать ими о колено; какие-то разговоры на лавочке под огромной яркой луной; потом попытка незаметно залезть в дом через форточку, потому что мама уже замкнула дверь, в надежде, что я постучу, когда приду домой, и она мне вставит по полной программе. Было много чего еще: хоккей на льду, след морской волны на берегу Азовского моря, крики чаек и многое другое, чего и не опишешь. 

А потом так вышло, что мне зачем-то пришлось взрослеть и, опять таки, без моего согласия на это. Пришлось покидать детство и идти жить дальше. Я еще помнил запах сена на чердаке, вытянутые коленки спортивных штанов на физкультуре, но это все уходило назад, как пейзажи за окном мчащегося вперед поезда. Я входил в мир, где люди потеряли язык. Они говорили, но при этом каждый о своем, и друг друга никто не слышал. Я говорил одно, а слышали совсем другое. Здесь все работали над тем, чтобы приобрести знания, умения, навыки, которые помогут им выжить во взрослой жизни. Но они быстро терялись, забывались, а в душе оставалась лишь память. Память о людях, которые прошлись по моей душе и оставили там след. Это были разные люди: светлые, темные, цветные, прозрачные и почти незаметные, или большие, липкие, нежные, светящиеся - вобщем разные. От них шла злость, радость, безразличие, агрессия, доброта - такими я их и запомнил. Я не помню, что они говорили или делали, я помню, какими они были... Сердце - это наш камертон, оно работает в определенной тональности. И если рядом окажется другой, у которого сердце звучит в том же диапазоне, не потеряйте этого человека, это - великий дар Божий. Я видел много одиночества, непонятности, ненужности в бездонности глаз... Много рук, которые просили и искали тепла и сочувствия, а натыкались на холодные, сырые стены безразличия. Шум, суета, борьба и одиночество. Борьба за обглоданную кость выживания. Рычание, вырывание, подножки, дикий бег у бездны на краю навстречу собственной пропасти, держа в зубах кусочек индивидуального благополучия, роняя и теряя его постоянно; возвращаясь, поднимая и теряя снова… и так всю жизнь. Наша жизнь напоминает мир теней в театре абсурда. Есть только мягкая хрупкость самых близких и родных людей. И тут же рядом страх потери, краха и жестокости пережевывания жизнью судеб людей. Кто следующий? Лес непредсказуемости обстоятельств и слепоты от темноты жизни. Хочется Быть, а не бороться за то, чтобы Иметь. Хочется Жить, а не выживать. Усталость от себя и от того, что во мне. Хочется встать с колен рабства и зависимости от обстоятельств от тебя независящих. Но, не получается... Выход один - «Познайте истину, и истина сделает вас свободными». Иоанн 8:22. 

Помню яркое весеннее солнце, мне девять лет, запах мокрой березы. Я плотно прислонился к ней лицом, закрыл глаза и считаю до тридцати. Слышу издали: «Только не подглядывай!.. Заканчиваю счет... Я иду искать. Кто не заховался, я не виноват»...Что в нашей жизни понарошку, а что взаправду? Где игра, а где по- настоящему. Там, давно, когда пахла береза, когда я сбивал сосульки, бросая в них школьный портфель, а потом, смакуя как они тают во рту, там был Ты, Господи. Ты смотрел на меня с Неба, когда я засыпал ночью во дворе, Ты пахнул свежесорванной дыней, Ты гладил меня по волосам, когда я пытался обогнать на велосипеде колхозный трактор. А потом я ушел от Тебя и заблудился. Я потерялся в пустыне взрослой жизни, где все понарошку, где многое - ложь. Но назад уже нельзя, а вперед не получается. И еще - стал уже падать снег… Появляется седина и исчезает улыбка. Если можно, найди меня, я не буду больше от Тебя прятаться, я замерзаю. Дай мне глотнуть весны и вдохнуть полной грудью запах букета сирени, как тогда, на первом свидании, на маленьком осколке прошлого остатка настоящего...Прости меня, Господи, и спаси.