Цитата сообщения Софи_Марссо
Мысли вслух. Что думают россияне о ситуации в Крыму. Те, которым есть чем думать.
Началась третья неделя российского вмешательства в украинский кризис (отсчет идет с заседания Совбеза РФ 25 февраля). Сегодня понедельник, а в воскресенье, 16 марта, референдум в Крыму. Вчера Меркель еще раз говорила с Путиным. Поскольку Путин настаивает на аннексии Крыма, то в ближайшие шесть дней нас ждет повышение градуса кремлевской пропаганды (хотя, казалось бы, куда уж выше...). Затем 16 марта - референдум. Торжества в Москве, массовое шествие счастливых сторонников аншлюса по бульварному кольцу. 17 марта на основании референдума Кремль уже официально введет воинские части - для охраны "вновь образовавшейся государственной границы РФ".
С этого момента образуется - впервые в постсоветской истории - зона конфликтного контакта между украинской и
российской армиями. С 17 марта кардинально изменятся формы сотрудничества и контакта российской и мировой дипломатии, позиции РФ в международных организациях. Российская пропаганда будет во внутренней политике продолжать ссылаться на Косово, а во внешней - на Северный Кипр.
Украина теряет Крым, но обретает новый восточноевропейский статус. Между 16 марта и 25 мая (выборы в Украине) – чуть более двух месяцев. Очевидно, что аннексия Крыма и последующая реакция мирового сообщества исключает для Кремля любую возможность признать результаты этих выборов легитимными. Из пресс-конференции Путина следовало, что в отношении Киева он развивает концепцию легитимности, отчасти напоминающую коллизии канонического права. Какое большинство не проголосовало бы на выборах 25 мая, украинское государство с позиции Кремля не будет легитимным более никогда. До скончания времен (до смерти Путина) оно останется «самосвятским». (Даже после смерти Януковича, которого надо в этой коллизии мыслить в качестве «патриарха», не наступает легитимизация вновь избранного «патриарха»).
Следует обратить внимание на формулировки главной новостной программы РФ «Вести» 9 марта: «События в Киеве, в результате которых Янукович был отстранен от власти, — антиконституционный переворот и вооруженный захват власти. Владимир Путин выдержал паузу в целых 10 дней после киевских побоищ и заставил нервничать всех, кто воссел на украинском троне». Употребление выражения «украинский трон» показывает, в каких правовых традициях Путиным интерпретируется легитимность власти в Киеве. Иначе говоря, с точки зрения Кремля и его пропаганды Украина превращается в несуществующее государство, в слепое пятно на карте между Россией и Польшей.
Очевидно, что после аннексии Крыма Евросоюз, США и ряд государств региона окажут поддержку Украине. Начнется «продвижение Запада на Восток». Кремль будет создавать в своей пропаганде новую воображаемую «берлинскую стену». Но теперь она будет располагаться всего в 490 км от Москвы.
«Враг у ворот!» Схема дальнейшей пропаганды очевидна: простые берлинцы (харьковчане) страдают за стеной. Поскольку реальная «священная война с Западом» невозможна, то весь российский патриотический угар, гигантская волна «народной радости» и готовности к «последней битве», ударившись о воображаемую «берлинскую стену», хлынет во внутреннюю политику РФ. Этой волной сметет остатки гражданских институций, СМИ, персональных позиций, которые еще сохранились после «нормализации» (послеболотной зачистки).
Это будет окончательно «другое общество». Как это ни удивительно, но мыслить его векторы дальнейшего развития надо будет по аналогии с Ираном. Хотя «духовная скрепа» Кремля гораздо слабее как ресурс, чем ахмадинежадовский проект «священной войны ислама с Западом», это не меняет дела. У Путина возникает возможность на длинной дистанции построить «условный иран». Санкции, изменение характера партнерства, прекращение международного сотрудничества по некоторым направлениям и прочие неизбежные меры со стороны бывших «друзей Путина» лишь меняют «климат», но не ведут ни к каким быстрым последствиям.
Российское общество после крымского референдума окончательно переместится в новую историческую зону. Будет не только пересмотрен весь устоявшийся словарь его описания, но произойдут и глубокие изменения в самом бытовании больших социальных групп этого общества. Заложить кирпичом пространство окна на Запад «заподлицо», т.е. сделать вид, что его никогда не было, и что здесь всегда была кладка стены – конечно, невозможно. Контуры его будут сохраняться. А жизнь будет продолжаться и без этого окна, под «новой берлинской стеной». Кто-то получит новые хорошие жизненные шансы в этом «путинском псевдоиране». Кто-то уедет. Кто-то просто замолчит. Кто-то будет искать новые формы лояльности. Кто-то будет с радостью энергично «качать мышцу» духовной скрепы. Жизнь очень пластична. Она затекает в те формы, которые ей предоставляет ландшафт. Можно сказать так: теперь уже не имеет значения – будет ли это общество медленно гнить, или его постигнет внезапная, быстрая катастрофа. Этот «Крым» уже невозможно будет вынуть из русской истории. Он уже состоялся. Надо теперь жить «по ту сторону Крыма как события». Вероятно, теперь будет что-то вроде «двух Россий», как это было примерно после 1928 года. Теперь уже никто, ни одна сторона не одержит исторической победы – ни оставшиеся при скрепе, ни умершие в изгнании. Едва склеенный за 25 постсоветских лет горшок русской идентичности Кремль с грохотом запустил в стену. Все – вдребезги.
ОТСЮДА
Так что делать, спросите вы. Отвечу. Вариантов на самом деле два. Уйти во внутреннюю эмиграцию или уехать. Первое чревато: можно спиться, сторчаться, повеситься от безнадеги. Хотя кому-то, наверное, благополучно удастся окуклиться. Второе (уехать) рискованно, но это если отправляешься без денег. Если хоть какие-то средства есть - уезжать немедленно, не раздумывая, пока граница еще открыта, а деньги разрешается вывозить. Продавать квартиры и дачи (пока они еще что-то стоят) и в кассу за билетом. Дети вам потом спасибо скажут. Бытовавшая все путинские годы концепция "не нравится - уезжайте" исчерпала себя и в "условном Иране" может смениться на прямо противоположную. И есть стены, через которые не перепрыгнешь. Через Берлинскую, например, не очень-то можно было перескочить, я ее помню. Вот так.