Без заголовка |
Вся коллекция картин Константина Разумова - ЗДЕСЬ
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
Lisa Marie Robinson
Кошки не похожи на людей:
Кошки это кошки.
Люди носят шляпы и пальто —
Кошки часто ходят без одёжки.
Кошки могут среди бела дня
Полежать спокойно у огня.
Кошки не болтают чепухи,
Не играют в домино и в шашки,
Не обязаны писать стихи, —
Им плевать на разные бумажки…
Людям не сойти с протоптанной дорожки,
Ну, а кошки — это кошки!
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
Длиннее линия волос Чем у других – мне больше шалость. Я дорисую, не вопрос, Наш «Млечный путь». Такая малость.
Цепочка. Точка. Полоса. Перечеркнула всё без жалости. Опять безжальная слеза Нахлынула в порыве радости.
Теперь прошу: не умолкай, Ведь сколько жизни той проказницы? Люби других… Ты лишь играй – Мне до других ведь нету разницы.
Мне б только рано не уснуть, Рисуя жизненные полосы. Успеть ладони окунуть В твои растрёпанные волосы. |
|
Без заголовка |
«Зимний Петербург».
Katarina Kiseleva - Владимир Набоков о Петербурге
Katarina Kiseleva. Санкт-Петербург
Петербург ("Так вот он, прежний чародей...")
Так вот он, прежний чародей,
глядевший вдаль холодным взором
и гордый гулом и простором
своих волшебных площадей, -
теперь же, голодом томимый,
теперь же, падший властелин,
он умер, скорбен и один...
О город, Пушкиным любимый,
как эти годы далеки!
Ты пал, замученный, в пустыне...
О, город бледный, где же ныне
твои туманы, рысаки,
и сизокрылые шинели,
и разноцветные огни?
Дома скосились, почернели,
прохожих мало, и они
при встрече смотрят друг на друга
глазами, полными испуга,
в какой-то жалобной тоске,
и все потухли, исхудали:
кто в бабьем выцветшем платке,
кто просто в ветхом одеяле,
а кто в тулупе, но босой.
Повсюду выросла и сгнила
трава. Средь улицы пустой
зияет яма, как могила;
в могиле этой - Петербург...
Столица нищих молчалива,
в ней жизнь угрюма и пуглива,
как по ночам мышиный шурк
в пустынном доме, где недавно
смеялись дети, пел рояль
и ясный день кружился плавно -
а ныне пыльная печаль
стоит во мгле бледно-лиловой;
вдовец завесил зеркала,
чуть пахнет ладаном в столовой,
и, тихо плача, жизнь ушла.
Пора мне помнится иная:
живое утро, свет, размах.
Окошки искрятся в домах,
блестит карниз, как меловая
черта на грифельной доске.
Собора купол вдалеке
мерцает в синем и молочном
весеннем небе. А кругом -
числа нет вывескам лубочным:
кривая прачка с утюгом,
две накрест сложенные трубки
сукна малинового, ряд
смазных сапог, иль виноград
и ананас в охряном кубке,
или, над лавкой мелочной,
рог изобилья полустертый...
О, сколько прелести родной
в их смехе, красочности мертвой,
в округлых знаках, букве ять,
подобной церковке старинной!
Как, на чужбине, в час пустынный
все это больно вспоминать!
Брожу в мечтах, где брел когда-то.
Моя синеющая тень
струится рядом, угловато
перегибаясь. Теплый день
горит и ясно и неясно.
Посередине мостовой
седой, в усах, городовой
столбом стоит, и дворник красный
шуршит метлою. Не горя,
цветок жемчужный фонаря,
закрывшись сонно, повисает
на тонком, выгнутом стебле.
(Он в час вечерний воскресает,
и свет сиреневый во мгле
жужжит, втекая в шар сетистый,
и мошки ластятся к стеклу.)
Торчит из будки, на углу,
зеленовато-водянистый
юмористический журнал.
Три воробья неутомимо
клюют навоз. Проходят мимо
посыльный с бляхой, генерал,
в носочках лунных франт дебелый,
худая барышня в очках,
другая, в шляпе нежно-белой
и с завитками на щеках,
чуть отуманенных румянцем;
газетчик, праздный молодец,
в галошах мальчик с пегим ранцем,
шаров воздушных продавец
(знакомы с детства гроздь цветная,
передник, ножницы его).
Гляжу я, все запоминая,
не презирая ничего...
Морская улица. Под аркой,
на красной внутренней стене
бочком торчат, как гриб на пне,
часы большие. Синью жаркой,
перед дворцом, на мостовой
сияют лужи, и ограда
в них отразилась. Там, вдоль сада,
над обольстительной Невой,
в весенний день пройдешь, бывало:
дворцы, как призраки, легки,
весна гранит околдовала,
и риза синяя реки
вся в мутно-розовых заплатах.
Два смуглых столбика крылатых
за ней, у биржи, различишь.
Идет навстречу оборванец:
под мышкой клетка, в клетке чиж;
повеет Вербой... Влажный глянец
на листьях липовых дрожит,
со скрипом жмется баржа к барже,
по круглым камням дребезжит
пролетка старая, -- и стар же
убогий ванька, день-деньской
на облучке сидящий криво,
как кукла мягкая... Тоской
туманной, ласковой, стыдливой,
тоскою северной весны
цветы и звуки смягчены.
Да, были дни, - но беззаконно
сменила буря тишину.
Я помню, город погребенный,
твою последнюю весну,
когда на площади дворцовой,
махая тряпкою пунцовой,
вприсядку лихо смерть пошла!
Уже зима тускнела, мокла,
фиалка первая цвела,
но сквозь простреленные стекла
цветочных выставок протек
иных, болезненных растений
слащавый дух, подобный тени
блудницы пьяной, и цветок
бумажный, яростный и жалкий,
заместо мартовской фиалки,
весной искусственной дыша,
алел у каждого в петлице.
В своей таинственной темнице
Невы крамольная душа
очнулась, буйная свобода
ее окликнула, - но звон
могучий, вольный ледохода
иным был гулом заглушен.
Неискупимая година!
Слепая жизнь над бездной шла:
за ночью ночь, за мглою мгла,
за льдиной тающая льдина...
Пьянел неистовый народ.
Безумец, каторжник, мечтатель,
поклонник радужных свобод,
картавый плут, чревовещатель, -
сбежались все; и там и тут,
на площадях, на перекрестках,
перед народом, на подмостках
захлебывался бритый шут...
Не надо, жизнь моя, не надо!
К чему их вопли вспоминать?
Есть чудно-грустная отрада:
уйти, не слушать, отстранять
день настоящий, как глухую
завесу, видеть пред собой
не взмах пожаров в ночь лихую,
а купол в дымке голубой,
да цепь домов веселых, хмурых,
оливковых, лимонных, бурых,
и кирку, будто паровоз
в начале улицы, над Мойкой.
О, как стремительно, как бойко
катился поезд, полный грез, -
мои сверкающие годы!
Крушенье было. Брошен я
в иные, чуждые края,
гляжу на зори через воды
среди волнующейся тьмы...
Таких, как я, немало. Мы
блуждаем по миру бессонно
и знаем: город погребенный
воскреснет вновь, все будет в нем
прекрасно, радостно и ново, -
а только прежнего, р о д н о г о,
мы никогда уж не найдем...
1921
Петербург ("Мне чудится в рождественское утро...")
Мне чудится в Рождественское утро
мой легкий, мой воздушный Петербург...
Я странствую по набережной... Солнце
взошло туманной розой. Пухлым слоем
снег тянется по выпуклым перилам.
И рысаки под сетками цветными
проносятся, как сказочные птицы;
а вдалеке, за ширью снежной, тают
в лазури сизой розовые струи
над кровлями; как призрак золотистый,
мерцает крепость (в полдень бухнет пушка:
сперва дымок, потом раскат звенящий);
и на снегу зеленой бирюзою
горят квадраты вырезанных льдин.
|
Без заголовка |
Знаете сколько людей пели для Санкт - Петербурга- Много! А танцевали? - Много! А сколько было любующихся городом - очень много. А людей, которые признались Санкт - Петербургу в любви.... их не сосчитать....
Продолжаем любоваться! с художником Иванцовым Сергеем Валерьевичем
под музыку: Вахтанг Торели- Петербург.
Что у меня к Петербургу? Тут, между ребрами
Где-то по центру, но со смещеньем вправо,
Выросло семя под дождевыми солнцами.
Это случилось в июле в районе вокзала,
Если не путаю (а я, бывает, путаю),
То тот вокзал назывался Московским вокзалом.
Двадцать четыре часа пролетели минутою,
Сто девяносто часов - чуть длиннее, но мало.
|
Без заголовка |
Ах, высота! Так и хочется разбежаться, оттолкнув легонько землю, и взмыть вверх! Это - весенние крылья несут нас от повседневных забот, от домов и улочек, несут ввысь, в небеса наших желаний, мечтаний и ярких возможностей! Это они гудят за спиной раскрывшимся парусом, ловят ароматы солнечной капели и управляют странными желаниями. Однажды, на бегу, заглянув в стекло витрины, ты увидишь крылатого человека, окруженного радужной тайной. Это - ты!
Уменье выбирать – особый дар, сродни искусству составления букета. Из многообразия мира составить список вещей, созвучных музыке души. Каждый человек живет внутри такого списка, в процессе отбора обустраивая собственный мир. Берясь за инструменты ремесла, художник вынужден осознать свой выбор и открыть свой личный список для всех. Мир Галины Горневой – цветы. Гладиолусы и пионы, розы и гибискусы... Следуя их прихотливым линиям, кисть и карандаш обретают свободу. Беря в соавторы природу, художница воссоздает строение цветка, далее творение идет уже по законам картины. Классическая красота полного расцвета, робкое обещание бутона, причудливое барокко увядания – темы для фантазий и импровизаций.
|
Без заголовка |
Мой город, сотканный из грез, Из шелеста страниц, Из тихой музыки и звезд И добрых умных лиц Творцов и жителей простых... | Ты - в сердце у меня. И пусть мой голос слаб и тих, Ты слышишь. Мы - родня... |
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
Вера ШАНСКАЯ, художник-график.
Член Союза художников России. Участница 39 выставок, 5 из которых — персональные. Имеет 15 публикаций графических произведений. Две работы находятся в фондах Государственного литературного музея «ХХ век». Более 200 работ — в частных коллекциях.
|
Без заголовка |
Акварельный Санкт-Петербург Ольги Литвиненко / Olga Litvinenko
Все стихотворения о Санкт-Петербурге
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
Зимний день
О.Погудин - Петербург
СТРАННЫЙ ГОРОД.
Санкт-Петербург - гранитный город,
Взнесенный Словом над Невой,
Где небосвод давно распорот
Адмиралтейскою иглой!
Зима в Петербурге
Как явь, вплелись в твои туманы
Виденья двухсотлетних снов,
О, самый призрачный и странный
Из всех российских городов!
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
Мы учимся видеть то, чего обычно не замечаем, чувствовать настроение природы, ее эмоции. Даже в маленьких, на первый взгляд, растениях, цветах - спрятан целый, удивительный мир! Живой, яркий, поразительный...
Лучшее, что может быть в жизни, это наблюдать и замечать в простых вещах чудо. Все вокруг, в природе, является чудом, если присмотреться!
|
Без заголовка |
иллюстратор Aurora Wings
Myristica - Existence
Я, словно бабочка к огню
Стремилась так неодолимо
В любовь, в волшебную страну,
Где назовут меня любимой.
Где бесподобен день любой,
Где не страшилась я б ненастья.
Прекрасная страна - любовь,
Ведь только в ней бывает счастье.
Эльдар Рязанов (отрывок)
|
Без заголовка |
Ты прав. Одним воздушным очертаньем Я так мила. Весь бархат мой с его живым миганьем - Лишь два крыла. Не спрашивай: откуда появилась? Куда спешу? Здесь на цветок я легкий опустилась И вот - дышу. Надолго ли, без цели, без усилья, Дышать хочу? Вот-вот сейчас, сверкнув, раскину крылья И улечу. 1884 Фет Афанасий ~ |
|