Крамской И. Н. Христос в пустыне

Какой смысл мог бы удовлетворить всех нас? Всех без исключения, без различия расы, национальности, партии, религии? Какой смысл может удовлетворить человека, отвечать всем возвышенным стремлениям человечности, всем запросам существа, носящего на себе чело вечности, всем требованиям разума, совести и чувства прекрасного - предстать пред нами как Истина, Добро и Красота?

Прежде всего этот смысл должен быть возвышенным, прекрасным, способным вдохновлять, поднимать вверх, ввысь над всеми невзгодами, над всеми перегородками, которые настроили мы, люди, в своей эгоистической, слепой, сектантской узости. Верно говорит поэт Бялик, что в сердце человека таится и гнездо орлиное, и нора ехидны. Оно влечет человека и к надзвездным высотам, оно же тянет его в прах и грязь земли. Авраам, человек веры, был призван идти к далекой, возвышенной цели в неведомом краю. Ему было дано обетование сделать потомство его, как звезды на небе и как песок на берегу моря. С тех пор сыны веры идут, взирая на звезды. Но увы! как часто мы думаем лишь о песке, о прахе земном, о материи, забывая завет звездный!

Ища истинный смысл, как бы нам не промахнуться, не продешевить! Как бы, по словам французского писателя Виктора Гюго, "не принять за звезды следы гусиных лапок на мокром песке"! Помни, что ты чело-век, существо у которого чело должно быть обращено к вечности. По-гречески "человек" - "антропос"; это значит: существо, обращенное лицом вверх. Туда-то, к высотам надзвездным, и влекут нас крылатые мечты юности.

В Москве, на курсах для рабочих, я как-то читал лекции о возвышенных идеалах русской литературы, о Боге, о Христе в русской поэзии. Кое-кто из администрации курсов протестовал против этих лекций, во имя материализма и безбожия. Вопрос обсуждался на совете рабочих в моем присутствии. В результате из шестнадцати членов совета пятнадцать встали на мою сторону. Один из них, рабочий-металлист, своеобразно и попросту выразил резолюцию в мою защиту: "Надо же нам что-нибудь и о небе воображать!.." Недаром писал Достоевский: "Если охладеет в тебе вдохновение, касание мирам иным, то станешь к жизни равнодушен и даже возненавидишь ее". Не отсюда ли, от низменности идеалов, духовный упадок в современной молодежи, разочарование в жизни и даже безочарование? Материализм с его отрицанием жизни, духа, Бога и бессмертия не может насытить человека. "Тесно орлу летать в клетке!" Он задыхается без выси лазурной и простора безграничного, широкого, как русские степи, как безбрежное море.

Я видел в Лондоне, в зоологическом саду, орлов в огромной клетке. Они неуклюже слонялись, опустив крылья, толкаясь и натыкаясь на железные решетки. Им не было простора, где бы они могли расправить свои могучие крылья, не было разлету! Какая жалкая картина! Подобно этому ни один из нас, кто молод душой, не найдет удовлетворения в узких и тесных рамках материализма. Поистине он будет тосковать и томиться душою, как один из героев Достоевского, который изо дня в день, глядя в окно, видит пред собою одну и ту же "проклятую стену Мейерова дома", заслоняющую горизонт. Материализм, не признающий ни неба над нами, ни вечности перед нами, заслоняет от нас, подобно этой стене, и небо, и солнце, и синие дали. Молодежь, рожденная летать, никогда не согласится ползать в прахе, пресмыкаться в низинах материалистических теорий. Не забудет она тоски по идеалу, которая звучит в словах Лермонтова:

Звезды и небо!.. Звезды и небо, а я человек. Люди друг к другу зависть питают, Я же завидую звездам, прекрасным, Только их место занять бы хотел!

Этой тоски не забыть, не избыть человеку!.. Далее, мы хотели бы найти смысл жизненный, не отвлеченный, не воображаемый только в мечтах, в построениях фантастической утопии (этим словом английский писатель Томас Мор (1770-1852) назвал совершенную, идеальную страну, которая, однако, не имеет места на земле, а существует только в воображении поэта), а действительно существующий, если не в нас, то в жизни вообще, смысл сущий, бытийный (онтологический), "оправданный и историей, и биологией". Быть жизненным - значит быть пребывающим, неумирающим, вечным. Никто из нас сознательно не согласился бы работать на ветер, для мыльных пузырей, как бы ни были они на время чарующе красивы! В трудное положение попал однажды великий итальянский скульптор Микеланджело, которому его правитель Петр Медичи поручил в день своего рождения сделать его статую... из снега. Она была сделана, но в первый же теплый день растаяла под жаркими лучами солнца. Труд гения пропал без следа. Как жаль! Между тем, так поступаем и мы, когда живем только для этого преходящего мира: изо дня в день, из года в год мы лепим статуи из снега, трудимся напрасно, "трудимся для огня".

В Палестине я посетил коммуну, члены которой исповедуют материалистическое мировоззрение, отрицают Бога и бессмертие. Я спросил их: "Скажите, какова цель вашей работы, если нет бессмертия? Ведь это значит, что вы трудитесь для кладбища". "О, нет, мы трудимся для будущего поколения", - ответил мой собеседник. "Но ведь и будущее поколение умрет. И опять выходит, что вы трудитесь для кладбища. Оно-то и есть конец всех ваших трудов, жертв и страданий. Стоит ли жить ради такой кладбищенской программы?". Неужели нам утешаться лишь тем, что мы, по словам Достоевского, послужим "навозом для гармонии будущих поколений"? Да притом еще, что и сама эта гармония сомнительна?

"Если нет бессмертия, то все позволено", - говорит тот же русский писатель. Мы могли бы сказать в данном случае: "Если нет бессмертия, то все бессмысленно".

Наконец, мы согласились бы принять лишь такой смысл жизни, который доступен всем, всегда и при всяких обстоятельствах - и на родине, и на чужбине, и на свободе, и в тюрьме; смысл жизни должен быть осуществимым и исполнимым для всех.

Как известно, Будда не принимал в свою монашескую общину целый ряд людей, а именно: калек, пьяниц, убийц, так как он, по своей человеческой ограниченности, не надеялся их исправить.

Мы жаждем смысла всечеловеческого, который не исключал бы участия в жизни никакого бедняка, ни бездарного, бесталанного или глубоко падшего человека. Мы ищем смысла, в свете которого нет на земле обездоленных, отверженных, нет в мире лишних.

Вот такого смысла ищет каждый душевно здоровый человек - смысла прекрасного, жизненного, вечного, всем доступного.

И неудивительно, что мы скоро разочаровываемся в различных ответах на вопрос о смысле жизни, предлагаемых нам творцами различных философских течений.

Одни говорят нам, что смысл жизни заключается в наслаждении. Так учат сторонники гедонизма (от греческого слова "гедонэ" - "удовольствие"). "Будем есть и пить, ибо завтра умрем!" Но где доказательства того, что мы умрем и не будем жить после смерти? Наши мысль, разум, совесть, внутреннее ощущение (интуиция) подтверждают откровение Библии о бессмертии и вечности. Она говорит нам: помни, что ты умрешь (memento mori). Она же предупреждает: помни, что ты будешь жить (memento vivere), существовать после смерти. И не вызывают ли все наслаждения и удовольствия этого мира уже и теперь чувства пресыщения, скуки, потери самого желания жить (taedium vitae)?

Сторонники эвдемонизма говорят нам, что смысл жизни есть благо (от греческого слова "эвдемония" - счастье, благосостояние). Но в чем же оно? Где такое благо, которое удовлетворяло бы вышеупомянутым требованиям человека?

Проповедники утилитаризма видят смысл жизни в достижении пользы (от латинского слова "utilis" - "полезный"). Но в чем эта польза - абсолютная, вечная, всем доступная?

Последователи материализма, признающие только видимую, осязаемую материю, отрицающие природу духа, вечность, приводят нас к тупику, к глухой стене отчаяния, безысходности и бесцельности.

Все подобные теории, поскольку они представляют собою искреннее искание человека, в пределах его собственных сил, рождают лишь новые вопросы, для него непосильные...

Как найти смысл жизни?

Что для этого делать? На пути к разрешению этого вопроса человеку угрожают две ошибки. Одна из них - ошибка разума (теоретическая). Она заключается в неправильном умозаключении. Отчаявшись в себе, разочаровавшись в своих исканиях, не найдя смысла в себе, в своей жизни, в своем опыте, я заключаю, что этого смысла нет вообще. Между тем из того факта, что в данное время нет духовного света во мне, отнюдь не вытекает, что его нет вне меня, скажем - в душе пророка Моисея, апостола Павла и других людей, что его нет в бытии вообще. Такое обобщение личного печального опыта (объективирование субъективных ощущений) представляет собой грубую логическую ошибку. Это - "неистовство мысли", согласно выражению американского психолога Вильяма Джемса, который называет пессимизм религиозной болезнью. Не найдя в себе, ищи вне себя. Ибо "свет не клином сошелся" в твоем Я, и не все бытие вмещается в моем маленьком мирке, и это далеко еще не весь вселенский свет, что еле брезжит через темное оконце моего сознания.

Другая ошибка - практическая. Придя к безысходному, мрачному заключению, человек решает покончить с собой и для этого он применяет яд, пулю, петлю и другие средства самоубийства, в то время как они являются лишь путями телоубийства. Выстрелом из револьвера нельзя убить себя, свою душу, свое "я". Можно лишь разбить свой череп, свою физическую оболочку, можно, как сказал некто, даже выколоть себе глаза, чтобы потом блуждать в вечной тьме. Если я стреляю в свое тело, то умирает тело, мое же "я", исполнитель казни, палач - остается жить. А ведь его-то я и хотел уничтожить! Недовольный своей плохой игрой на скрипке, я разбиваю в нетерпении свой музыкальный инструмент, обрекаю себя уже навсегда на "муки невыразимости". Между тем разумно было бы научиться играть хорошо, играть мелодию возвышенную, поднимающую и тебя, и других. Даже проповедник пессимизма Шопенгауэр порицает самоубийство как "совершенно напрасный и безумный поступок". Единственный путь освобождения для человека он видит в самоумерщвлении, в подавлении воли, в подвигах аскетизма. Но такое отрицательное усилие не всегда доступно человеку, а если бы оно и было осуществимо в максимальном смысле, то не могло бы удовлетворить человека его природную жажду жить и творить.

Но как же поистине покончить с собой? Приходит ко мне однажды студент. Лицо его печально. "Я решил покончить с собой", - заявляет он. "Это неплохо, - говорю ему я. Но вопрос в том, как вы это сделаете? Никакое физическое насилие не поможет вам покончить с вашим духом". Никакое духовное усилие аскезы, самоумерщвления не поможет. Но есть верный путь - это покончить с своим маленьким "я" так, как учил Христос, покончить с бессмысленной жизнью, к которой это "я" приводит, вытеснить мое темное, греховное "я" светлым, возвышенным "Я" Христовым... Христос Сам говорит об этом: "Кто хочет быть Моим учеником, отвергнись себя, возьми крест свой и следуй за Мною".

"Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет Душу свою ради меня и Евангелия, тот сбережет ее". Гегель строит на этом откровении Христа свою этику, говоря: "Чтобы жить, надо умирать". В своей книге "Учение о Логосе", проф. С.Н. Трубецкой считает эту мысль сущностью философии Гегеля.

Наша задача не в том, чтобы пытаться починять наше неудавшееся существование, и не в том, чтобы осмысливать бессмысленную жизнь, а в том, чтобы всецело покинуть ее ради жизни истинной. Что же это значит на практике? Как осуществить это на деле? Ясно прежде всего, что для этого нужно что-то делать, а не сидеть, сложа руки, уклоняясь от дела, или пытаться сделать себя навеки неспособным к делу.

Покойный И.С. Проханов, вдохновенный деятель и певец русского евангельского движения, слыл за "неисправимого оптимиста". В дни тяжких испытаний на вопрос своих немецких друзей: "Как дела?" - он отвечал со своей неизменной детской улыбкой: "Immer besser! Immer besser!" ("Все лучше и лучше!"). Его так и прозвали: "Господин Иммер Бэссэр". Однажды в Гессене, сидя за столом, он рассказал нам следующую народную притчу:

Две лягушки попали в горшок с молоком. Одна из них была пессимистка. Она тотчас же пала духом. "Видно, пришел мне конец", - решила она и пошла ко дну. Другая же стала немедленно изо всех сил работать в молоке лапками. Работала, работала... и что же? Из молока образовался кусок масла, которое и всплыло на поверхность. Лягушка вскочила на него, а оттуда выпрыгнула на свободу.

"Она была оптимистка!" - закончил Иван Степанович и раскатился своим жизнерадостным, потрясающим, заразительным смехом, вовлекая в него всех присутствующих.

Студентка в Москве, впавшая в тяжелое уныние под бременем "проклятых вопросов" и сомнений, рассказывала: "Недавно мне случилось оказать каплю милосердия страждущему, и это дало мне такое переживание, что сорок вопросов вдруг как-то сами собой разрешились для меня". Она лишь немного отказалась от себя, и вот уже частично приоткрылась ей тайна Смысла, очарование мира иного, высшего, светлого.

В Париже богатый молодой человек, пресыщенный жизнью, решил покончить с собой. Вечером, когда спустились сумерки, он направился к набережной реки Сены с намерением броситься в воду и тем прекратить свое существование. Вот он снимает с себя пиджак. Случайно его рука опускается в карман и нащупывает там кошелек, полный денег. У него мелькает мысль - отдать эти деньги какому-нибудь бедняку. Он идет по улице. Заходит в какой-то двор, спускается в подвал. Открывает дверь. Перед его глазами картина ужасной нужды. Дети бледные, исхудалые, копошатся на полу в лохмотьях. Больная мать с изнуренным, испитым лицом лежит на кровати. Он дает ей все свои деньги. Словно луч живительного света врывается в темный подвал. Неземная радость засияла в глазах матери, зазвенела радостным смехом детей. Вот и помощь пришла! Будет хлеб, будут и дрова!

Эта радость перебросилась и в сердце юноши. Впервые он постиг тайну неземного блаженства: счастье в том, чтобы других делать счастливыми! И он не пошел к реке топить ни в чем не повинное тело, но решил покончить с собой, с своим эгоистическим "я", утопить свое "я" в море страданья людского, чтобы жить не для себя, а для других, униженных и оскорбленных.

Покойный П.Н. Николаи, посвятивший свою жизнь христианской работе среди русских студентов, рассказывал о молодом человеке в Швейцарии, который под влиянием превратных философских учений потерял всякую веру в ценность жизни. И вот он решил положить ей конец.

Но в последнюю минуту его осенила мысль: "А что, если Бог существует? Ведь я никогда не обращался к Нему". И вдруг из глубины его измученного, опустошенного сердца вырвалась молитва: "Боже, если Ты существуешь, спаси меня!" Эта молитва была услышана, ибо в ней были не только слова, но томление и крик души. И эту душу озарило нечто свыше, и он вернулся к жизни, вернее, впервые нашел ее. Так и в этом случае исполнилось обетование, данное Богом через пророка Иоиля, который говорит о временах Мессии: "И будет, всякий, кто призовет имя Господне, спасется". Конечно, кто призовет не только устами, а всем сердцем, предавая себя на полную волю, на всецелое господство Творца. И этот человек был спасен, и прежде всего, от самого себя: он покончил с собой, чтобы жить не для себя, а для Бога. Он сверг с престола самолюбия свое "я" и провозгласил над собой господство Бога, царство Божие.

Я вспоминаю свои студенческие годы, время безотрадного пессимизма, недовольства собой, своим нравственным состоянием. Я жил в Петербурге, на Васильевском острове. Как сейчас, вижу перед собой Тучков мост. Проходя по нему, я глядел вниз, в глубокие воды и думал: вот, момент, одно движение - и я освобожусь от тягостного бремени, от самого себя. Но как раз эта мрачная юношеская меланхолия, разочарование в себе и подготовили во мне почву для принятия света Христа. Сильнейшее препятствие на пути к Богу - мое самолюбование, самообожание - было подорвано в корне сознанием своей греховности. Неудивительно, что после того душа со всей юношеской жаждой устремилась к Христу. В результате самопознания, покаяния и обращения к Богу во имя Христа снизошли в сердце мир, прощение, духовная сила и свет. Он Сам явил Собою мир, Он, источник силы освобождающей, побеждающей искушения. Он, Христос, Божественный Логос, - стал живым светом, озаряющим путь. Смыслом, ведущим, открывающим впереди цель жизни.

Два ужаса - ужас бесцельности и ужас бессилия - исчезли, как мрачные тени в свете ярких лучей. Они сменились радостным сознанием ценности и смысла бытия и возможности моего личного участия в творчестве жизни. Ибо Христос поистине открывает перед очами лазурные дали и сияющие Сионские высоты. Он зовет: "Следуй за Мною". И Он же дает силы идти через камни и тернии, наступать на змей и скорпионов, побеждать Его именем силу искушений, власть греха.

Саду Сундар Синг, богоискатель нашего времени, пережил глубокий духовный кризис. Он был богат. Изучил мудрость восточных религий. Знаком был с Библией. Однако не находил мира. Однажды рано утром он решил броситься под поезд. Но в последний момент Сам Христос явился ему, светлые и прекрасный, в неотразимом обаянии мира и любви. Некуда подобную встречу пережил Савл на пути в Дамаск. Сундар Синг слышал зов Христа. Мир нисшел в его душу. Он отвергся себя, ваял на себя крест поношения Христова и пошел безоглядно за Учителем. Родители прогнали его из дому. Он отправился странствовать с благою вестью Евангелия и стал впоследствии апостолом Индии.

Величайшим примером того, как человек поистине кончает с собой и начинает жить для Христа, жить Христом, является апостол Павел. "Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос". Так он выражает сущность своего обращения, тайну своей творческой силы (в Послании к Галатам). Он стал орудием Христа. И теперь не Павел, а Христос через Павла стал действовать Своим преображающим светом и всемогущею силою, покоряя истине через этого верного свидетеля Евангелия народы языческого греко-римского мира. В Афинах я видел место, где в древности находился Ареопаг (народное судилище Греции). Там, на одной из скал Марсова холма, высечен знак креста; здесь некогда, согласно историческим данным, стоял апостол Павел и мужественно возвещал афинянам Евангелие о Христе, о Логосе, смутное понятие о котором греческая мудрость уже предчувствовала в лице гениального мыслителя Платона. Что давало непобедимую силу этому незначительному чужеземцу-иудею неустрашимо стоять перед лицом сильных и мудрых мира сего? Он стоял на камне веры - не в себя, а во Христа. Свое "я" он подверг распятию и попирал ногами это распятое, отвергнутое "я" для того, чтобы беспрепятственно мог говорить и действовать через него Свет мира. Он говорил о Распятом со властью, потому что сам пережил распятие и мог сказать о себе: "Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос".

Владимир Марцинковский

И. Репин Воскрешение дочери Иаира