Анна Павлова. Укрощение строптивого аристократа. Часть 1.
 

Анна Семеновна Павлова была не только великой и неподражаемой балериной, но и в той же степени великой, неподражаемой женщиной! История о том, как Павлова “укротила” своего строптивого возлюбленного, сделав его идеальным мужем, так же увлекательна, как история покорения той же самой Павловой мировой балетной сцены…
 

Новость о том, что барон Дандре, балетоман, красавиц, умница, у которого в содержанках — сама Павлова, арестован за растрату, потрясла Мариинский императорский театр. Мнения “балетных” разделились. Одни говорили: “Наша Анна высосала из Дандре все до капельки, и больше он ей не нужен! Конец деньгам — конец любви! Дандре в тюрьме, а Павлова и в ус не дует: танцует себе в Париже у Дягилева, кружит головы французам… А ведь, говорят, ее показания на процессе могли бы облегчить участь Дандре… У этой женщины просто нет сердца!” Другие возражали: “Да кто она ему, жена, что ли, чтобы, бросив Париж, мчаться утирать слезы? Дура будет Аннет, если приедет!” Третьи верили: “Да нет, Аннушка своего Дандре любит. Вот увидите: скоро примчится!”…

…На набережной Сены полощется ветром огромная афиша, сделанная по эскизу Валентина Серова: на сером фоне мелом и углем — Павлова, парящая в арабеске в “Сельфидах”. Надпись гласит: “Русские сезоны в Париже”… И вечер за вечером в темноте зала театра “Шатле” длинные белые перчатки дам и белые манжеты мужчин взлетают, как гигантская стая голубей: божественную Павлову встречают овацией. “И ведь никаких фуэте, никаких виртуозных фокусов, — восхищаются французы. — Только легкость, воздушное скольжение, красота”… Несколько скульпторов с мировым именем выстроились в очередь, чтобы лепить с натуры ее божественную ножку! Дегилев мечтал: “То ли еще будет на премьере “Жизели”, где Павлова станцует с Нижинским! Идеал в танцевальном искусстве: два гения танца вместе!”Но в одно прекрасное утро Анна огорошила Дягелева: репетиции “Жизели” она прекращает, и вообще спешно уезжает из Парижа! Впрочем, чего-то подобного Сергей Павлович ждал — до него уже дошли слухи об аресте покровителя Павловой — коллежского советника Виктора Эмильевича Дандре по уголовному обвинению в получении взятки при сдаче подряда на постройку Охтинского моста…
 

— Конечно, для моей антрепризы это серьезный удар, но я могу вас понять, Анна — сказал Дягелев. — Я знаю, человек, которого вы любите, попал в беду… Поезжайте в Петербург, Анна, и передайте мой поклон Дандре.
— Но я вовсе не собираюсь в Петербург, с чего вы взяли! Я просто подписала другой контракт, и еду в Америку, потом — в Лондон, буду гастролировать в “Паласе”…

— Как в “Паласе”, Анна?! Это ведь даже не театр, а мюзик-холл! Там выступают жонглеры, чревовещатели и дрессированные собачки, а по рядам зрительного зала ходят торговцы пирожками… Анна, вы же не станете втаптывать высокое искусство балета в грязь?
— За 1200 фунтов в неделю — стану!

— Ну, Анна, у меня просто нет слов! Я простил бы вас, если бы вы пожертвовали нашим контрактом ради любви. Но из-за денег?! Это пошло, недостойно, унизительно!
“Что этот извращенец знает о любви и жертве? — злилась Анна, пакуя чемоданы. — И что он, этот вальяжный барин, знает о деньгах и об унижении? Вот ее, Павлову, унижали всю жизнь! Взять хотя бы того же Дандре, поставившего ее, павлову, в мучительное положение незаконной жены. А ведь это так же тяжело и унизительно, как быть незаконной дочерью!
 

НЕЗАКОННАЯ ДОЧЬ

Павлова еще в ранней юности придумала себе биографию, и потом много лет подряд рассказывала ее слово в слово, не сбиваясь и почти не путаясь (если не считать параллельно существовавших двух вариантов отчества — Матвеевна и Павловна). Мол, на свет она появилась недоношенной и очень слабенькой, так что первые несколько месяцев ее держали в вате. Ее отец, рядовой Семеновского полка Матвей Павлович Павлов, умер молодым, когда ей самой было года два, и они с матерью — Любовью Федоровной, женщиной глубоко религиозной, зарабатывавшей гроши стиркой белья — отчаянно нуждались, случалось, что даже нечего было есть, кроме пустых щей. Словом, жили бедно, но честно и в большой любви. А время от времени мать делала своей Нюрочке “царский” подарок — брала билеты на галерку Мариинки, и волшебный мир балета открывался во всей своей волшебной красе… Вот и стала девочка просить: “Отдай меня, мама, в балетное училище”. “Нам же придется расстаться”, — плакала мать, а Нюрочка отвечала: “Если это необходимо, чтобы танцевать, тогда, значит, надо расстаться”.
Не рассказывать же ей было о том, какой гадкой она сама себе казалась под вечно неприязненным взглядом Матвея Павловича (кстати, он дотянул до глубокой старости, и чуть ли не пережил саму Анну). Как, узнав, что настоящий ее отец — банкир Лазарь Поляков, в доме которого Любовь Федоровна, служила когда-то горничной, она ходила к “отчему” дому, тянулась на цыпочках, заглядывала в окна…
Насчет пустых щей Павлова тоже несколько преувеличивала: Любовь Федоровна взяла с Полякова очень приличные отступные. Достаточно взглянуть на их домик в Лигово, дачном пригороде Санкт-Петербурга: добротный, двухэтажный, в три окна… К слову, Любовь Федоровна действительно зарабатывала на жизнь стиркой, но только не в качестве прачки, а содержа собственную прачечную. Пожалуй, единственное, что в рассказах Анны Матвеевны о собственном детстве было правдой — это ее врожденная ослабленность и худоба. Ее даже чуть было не забраковали на вступительных экзаменах…
 

…Императорское театральное училище располагалось на Театральной улице, в двух шагах от Невского проспекта с его вельможами, каретами, лавками, кондитерскими и гостиным двором. Впрочем, ход на Невский “пепиньеркам” (так называли будущих танцовщиц, проживавших в училище постоянно, в отличие от экстернаток) был заказан. Даже на самые короткие расстояния их вывозили исключительно в закрытой громоздкой старомодной карете. Одевались пепиньерки в серые полотняные платьица с квадратным вырезом, короткими пелеринками и юбками до половины икры. Порядки в училище царили самые строгие: после того, как одна пепиньерка сбежала с офицером, их даже перестали отпускать домой на летние каникулы. Девочки жили на втором этаже, мальчики — на третьем, между ними строго запрещалось всякое общение. И даже в домашнюю церковь девочки могли ходить только в сопровождении классных дам.
Зато чай в ученической столовой часто пили члены августейшей фамилии. Однажды пожаловал сам государь, посадил на колени подругу Анны — Брониславу Белинскую… Двенадцатилетняя Павлова громко заплакала: ей так хотелось, чтобы Государь отметил своим вниманием ее саму! Но куда ей до августейшей милости, когда за тощую комплекцию товарки дразнят Шваброй…“То, что вам кажется недостатком , Анна, на самом деле редкое качество, выделяющее вас из тысячи других”, твердил Аннушке ее преподаватель, прославленный балетный постановщик Морис Петипа. Он видел в дурнушке Павловой такой мощный талант, что, переступив через отцовские чувства, отобрал у собственной дочери партию Флоры и отдал ее юной Павловой…

И вот, наконец, выпускной экзамен! В маленьком театре училища собралась Царская семья: император Александр Третий под руку с Императрицей Марией Федоровной, наследник цесаревич Николай Александрович и четыре брата Государя — Великие князья Владимир Александрович, Алексей Александрович, Сергей Александрович и Павел Александрович с супругами. Облизнув губы и перекрестившись, шестнадцатилетняя Аннушка шагает из полумрака кулис на сцену. Ох, и натерпелась она в тот день ужаса! Особенно когда, оступившись в пируэте, упала на суфлерскую будку! Впрочем, она танцевала юношески весело и мило, и так легко переступала своими красивыми, тонкими ногами с необычайно высоким подъемом, что, казалось, вот-вот улетит. Древняя старуха, графиня Бенкендорф, известная своим пророческим даром, лорнируя дебютантку, сказала: “Так и упорхнет из
России”…
 

Выйдя из училища, Павлова поселилась на Коломенской улице (до театра на пролетке — минут сорок). Скромно, зато хватает на собственную горничную! Впрочем, швейцар, стоящий у входа в театр, то и дело забывает ей поклониться, и весь кардебалет судачит о том, какие дешевые гримировальные принадлежности, какие потертые трико и тюники, какие простенькие атласные туфельки у этой девчонки, которой почему-то порчат большое
балетное будущее!
Скоро Аннушку взяла под свое покровительство сама Матильда Кшесинская — прима Мариинки, состоявшая в разное время в любовницах чуть ли не у всей мужской половины дома Романовых, включая цесаревича Николая Александровича (ставшего впоследствии императором Николаем Вторым). На своих журфиксах Кшесинская настойчиво сводила Павлову с Великим Князем Борисом Владимировичем, и Аннушке казалось, что Великий Князь смотрит на нее с тем же жадным выражением, что и на раковые шейки в консервах — свою любимую закуску к чаю… Однажды Матильда позвала Аннушку в свою спальню, где в углу был оборудован особый тайник с драгоценностями. Они рассматривали ювелирные шедевры, сидя прямо на полу, и Ксешинская даже подарила своей юной товарке прелестный карандаш из платины с бриллиантами и рубинами: “Аннушка, эта маленькая вещица ничего не стоит по сравнению с тем, что ты могла бы иметь, будь у тебя щедрый возлюбленный”. А потом, вечером, перед спектаклем, когда все артисты стояли у окон и кланялись Их Величествам и Их Высочествам, Матильда кивнула в сторону Бориса Владимировича: “Смотри, Аннушка, не упусти!”.
И никому из балетных, славящихся распущенностью нравов даже среди актеров, было неведомо, что Павлова меньше всего на свете хочет стать содержанкой. Не даром она еще в детстве хлебнула ощущения позорной незаконности своего положения! И теперь точно знала: без перспективы выйти замуж своего сердца никому отдавать не должна! Вот тут-то в ее жизни и появился Виктор Эмильевич Дандре…
 

ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО ЛЮБИЛ ДОМАШНИХ ПТИЦ

В сановном Санкт-Петербурге считалось правилом хорошего тона покровительствовать балету, лучше — хорошеньким балеринам, а так же строить козни против других хорошеньких балерин из “враждебной” партии. А главным балетным интриганом по праву считался Его Превосходительство генерал Николай Михайлович Безобразов, Почетный член корпорации балетоманов, присяжный рецензент “петербургской газеты”. Не известно, любил ли генерал домашних птиц, но хорошеньких балетных девиц он любил точно! Его превосходительство имел многочисленный связи в прессе и управлял таким образом вкусами райка, питавшего непоколебимое доверие к печатному слову (в результате стараний Безобразова одним с галерки бешено апплодировали, других могли и обшикать). В первых годах нового века генерал взял под покровительство балерину Преображенскую — главную конкурентку Матильды Ксешинской. Но вступать в открытое противоборство с Матильдой, которую неспроста звали “царской ведьмой”, было слишком опасно. В этой шахматной партии необходимо было пожертвовать какой-нибудь пешкой — в роли этой самой пешки и предполагалось использовать юную, гениально одаренную Павлову. Действовать Его Превосходительство решил через своего молодого приятеля по Английскому клубу — барона Дандре.
Виктор (с ударением на последний слог, разумеется) был красавец и щеголь, отлично образованный — к примеру, он знал около десяти языков, хорошо воспитанный, галантный и остроумный, как и положено выходцу из французского аристократического рода. Фортуна благоволила к нему, и должность, которую он занимал, была весьма высокой для его сорока лет… Предложение генерала Безобразова вступить в увлекательную, веселую и смертельно опасную битву с высокими покровителями Кшесинской, а заодно и приударить за “малюткой из балета”, Дандре принял с восторгом: “Это будет шикарно!” Он был игрок и любил рисковать! И если он даже осознавал, что эта битва может кончиться проигрышем, и тогда — потеря блестящего положение в обществе и даже разорение, то предположить, что “малютка из балета” со временем станет Единственной Женщиной Его Жизни, тем воздухом, без которого он, Дандре, будет задыхаться и умирать заживо, он, конечно, тогда не мог. Она ведь даже не слишком понравилась ему при знакомстве: длинная шея, неразвитая грудь, удлиненные пропорции тела и маленькая миндалевидная головка. И такая тщедушная — весит всего 44 килограмма! Зато лицо ее поражало переменчивостью выражения (казалось — меняются сами черты: высокий лоб, крупный нос с легкой горбинкой, влажные глаза цвета спелой вишни). Но лучшее в ней были ее руки — очень красивые и уникально выразительные. Что называется, барышня на любителя. Но Дандре потерял бы право называться французом, если бы не сумел увидеть во всем этом особую, пикантную красоту… Аннушка же пала жертвой его огненных глаз и щегольски подкрученных усиков.
 

Их отношения сразу сделались какими-то слишком серьезными. Было видно, что Павлова по-настоящему влюблена, и что ожидает от этой связи чего-то неслыханного, невозможного! Она отчего-то решила, что, раз династическая разница между ней, незаконнорожденной дочерью горничной, и бароном Данре не так велика, как между ней же, и Великим Князем Борисов Владимировичем Романовым, то брак возможен. Ей казалось, что их уравнивает ее талант великой танцовщицы… Глупышка! Дандре нравилось в ней все: ее нежная покладистость, ее сбивчивая, щебечущая, нервная речь (Аннушка вечно перескакивала с одной темы на другую, без какой-либо видимой связи), ее ребячливая веселость, изменчивое выражение ее лица и бьющий через край восточным темпераментом. Ему не нравился только тот пытливый, умоляющий, полный надежды взгляд, которым она частенько смотрела на него… Ну да, она ждет от него предложения. Но он, Дандре, еще не сошел с ума!
Со временем Дандре снял Павловой квартирув доме № 60 по Офицерской улице, очень красивом, с облицовкой из природного камня, мраморной птицей Феникс на фасаде и майоликовым панно… Квартира же превосходила роскошью даже ту, где жила Кшесинчкая! Впрочем. это обстоятельство занимало Павлову кудаменьше, чем желание Дандре по-прежнему жить у себя на Итальянской, а не у нее на Офицерской! В квартире Аннушки был предусмотрен и просторный танцевальный зал, где, к слову, они с Фокиным создавали “Умирающего лебедя”…
Михаил Фокин — ее бывший соученик по балетному училищу, а нынче начинающий хореограф — расплатился этим “Лебедем” за свой денежный долг Павловой. Белый костюм создал художник Леон Бакст — впрочем, сама Павлова привнесла в него важную деталь: брошь из ярко-красной шпинели, приколотую к корсажу и символизирующую смертельную рану на груди лебедя. Брошь сверкала, взлетали и опадали гибкие, необыкновенно выразительные руки Павловой, трепетал белый пух юбочки… Композитор Камиль Сен-Санс увидел Анну в “Лебеде”, сказал: “Мадам, благодаря вам я понял, что написал прекрасную музыку!”
 

1907 год. Павловой двадцать шесть лет, ее слава — в зените. Ей дарован официальный титул “балерина” (в те годы это был именно титул, которым награждались только самые выдающиеся танцовщицы, во времена Павловой их было всего пятеро на всю Россию). По гениальной Аннушке сходили с ума сотни людей!
Говорят, с тех пор, как в “Мариинку” пришла Павлова, студенты то и дело нанимались рабочими сцены — лишь бы поприсутствовать на утренней репетиции и посмотреть на Аннушку вблизи. После каждого ее спектакля балетоманы теснились у маленького подъезда для артистов, и едва Павлова выходила на улицу, откуда-то появлялся стул, и танцовщицу усаживали на него, и с криками “браво” и “ура” доносили до экипажа. Когда Дандре наблюдал все это, он чувствовал гордость: ведь Павлова стала Павловой во многом благодаря его помощи и поддержке! И Кшесинскую они победили — теперь раек совсем не аплодировал Матильде, скандируя: “Павлову! Павлову! Павлову!” Жаль, что сама Аннушка так мало ценит то, что сделано для нее, и все чаще и чаще говорит, что он, Дандре, сломал ей жизнь…А потом Аннушка стала много гастролировать: Рига, Копенгаген, Стокгольм, Лейпциг, Прага, Вена… Она охотно принимала предложения отправиться хоть на край света — оставаться подолгу в Петербурге ей было слишком тяжело. В Петербурге ходили слухи о готовящейся женитьбе Дандре на родственнице генерала Безобразова!
Виктор уверял, что это пустые домыслы, но Анна ему не верила… В те дни она жаловалась кому-то из подруг: “Да что такое артист? Содержантка? Неудачница? Крепостная? Авантюристка? Я поначалу боролась — начала кутить, чтобы что-то ему доказать”. Доказать ничего было нельзя!

В 1909 году Дандре познакомил Павлову со своим приятелем — Сергеем Павловичем Дягилевым, тот готовил свои “Сезоны”, и ему очень нужна была Павлова со своим “Лебедем”… Для Дандре это означало огромные расходы, ведь для участия в такой масштабной акции нужны были дорогие туалеты, драгоценности… Он только раз был
раскошелиться, но Павлова сказала: “Тебе нет нужды так тратиться, Виктор! Я не вернусь к тебе! Все кончено. И знай: я никогда не прощу тебя!” — сказала Павлова, уезжая. Дандре не поверил, или сделал вид, что не поверил любимой, и в назначенный день пришел на вокзал — провожать Павлову в Париж. Там уже собрался весь Мариинский театр!
 

Грузчики все вносили и вносили в вагон бесчисленные саквояжи, корзины, свертки… Павлова все пересчитывала их, ошибалась и принималась считать снова, суетилась, путалась… Все старались помочь, тоже пересчитывали, тоже путались в счете, что, конечно, только увеличивало суету. Павлова то сердилась, то улыбалась. И, как только все присели отдохнуть, вдруг вскричала: “А где же клетка с моей птичкой?!” К счастью, клетку скоро нашли, и Анна Павлова благополучно укатила в Париж, махая друзьям рукой через окно.

“Она совершенно не приспособлена к жизни, — думал Дандре, глядя в след уходящему поезду. — Было бы у меня не одна, а две жизни, вторую я непременно посвятил бы одной только Анне — опекал бы ее, успокаивал, заботился бы, чтобы ее не надули с гонорарами, следил за упаковкой ее багажа, наконец!” Но жизнь у Виктора была одна, и он не мог пожертвовать ради Анны своим положением в обществе, чистотой своего рода, своей службой, вот взять хотя бы Охтинский мост — он, Дандре, никак не может уехать в Париж, пока строительство не доведено до конца!
Через несколько месяцев именно из-за этого моста Дандре и арестовали!
Впрочем, знающие люди утверждали: Дандре воровал не больше и не меньше, чем все другие чиновники, и дело тут вовсе не во взятке, а в вовремя посланной ревизии, а ревизии, как известно, ни с того ни с сего к человеку не посылаются. Не надо было “наступать на мозоли” могущественной Кшесинской!
 

(с) http://blog.i.ua
ЛанаМ
http://kymiry-xx-veka.narod.ru/pavlova/pavlova.htm

Вторая часть завтра...