Екатерина Юрьевна Гениева - директор Всероссийской Государственной библиотеки иностранной литературы, филолог, переводчик, общественный деятель о своей бабушке, смолянке  Елене Васильевне Гениевой.

chtenie-21.ru/interview/3648

— Екатерина Юрьевна, Вас с детства окружали книги и мыслящие люди, которые приучали вас к чтению. Вас воспитывала чудесная бабушка. У Вас была замечательная библиотека. Как Вам удалось привнести в жизнь, в работу эту любовь к книге, совместить её с активной деятельностью и с отдыхом, если в Вашей жизни существует такое понятие?

Судьбы некоторых смолянок тесно связаны с именем Александра Радищева.

Александр Николаевич Радищев родился 31 августа 1749г. в семье богатого помещика.

Портрет кисти неизвестного художника. Единственное прижизненное изображение Радищева.

« Радищев… был среднего роста и в молодости был очень хорош, имел прекрасные карие глаза, очень выразительные… Он был нрава прямого и пылкого, умел сносить горести с стоической твердостью, чужд был лести, был в дружбе непоколебим; забывал скоро оскорбления, обхождение его было простое и приятное… Он мог воспламениться, говорил сильно и занимательно; впрочем, мало занимаясь тем, что вне его, он был как бы) сосредоточен в самом себе как человек, занятый предметом, им овладевшим.» П.А.Радищев « Биография А.Н. Радищева»

Учился он в Санкт-Петербурге в Пажеском корпусе – училище, готовившем юношей к придворной службе.

Пажеский корпус - важная веха в жизни Радищева. Там он обрёл лучшего друга на всю жизнь - Алексея Михайловича Кутузова, там он узнал придворную жизнь и лично познакомился с императрицей Екатериной II, выполнять капризы которой (подать веер, принести книгу) входило в обязанности пажа.

В 1771 г. А. Н. Радищев был направлен на учёбу в Лейпцигский университет

. Юноша увидел европейскую жизнь, столь непохожую на российскую, познакомился с идеями просветительской философии. И не только… В Лейпциге Радищев впервые выступил против тирании, взбунтовавшись вместе с другими студентами против приставленного к ним воспитателя Бокума, который не давал им денег на питание и дров на растопку. Однажды Бокум заказал железную клетку, грозя помещать туда ослушников. Радищев убедился на собственном опыте: зависимость человека от самодурства власть имущего постыдна и унизительна.

Вернувшись через 5 лет в Россию, Радищев не сделал головокружительной карьеры, но везде и во всем стремился поступать по совести. Честной и бескомпромиссной службой он добился поста начальника Петербургской таможни и руководил ею в самое тревожное время – в период военных действий со Швецией, получил орден святого Владимира из рук императрицы и, что самое главное, заслужил уважение и дружбу одного из лучших людей своей эпохи – Александра Романовича Воронцова. Ему первому в отчете по делам таможни расскажет Радищев о тех страшных проявлениях самовластия, с которыми встречался он на каждом шагу, но с которыми не желало мириться его сердце.

Александр Николаевич женился на сестре своего друга по Лейпцигу Рубановской Анне Васильевне

РУБАНОВСКАЯ - РАДИЩЕВА  АННА ВАСИЛЬЕВНА - первая  жена  Радищева

Художник Д. Левицкий

Глафира Ивановна Алымова, в первом браке Ржевская   (1758—1826) — фрейлина Екатерины II, одна из первых русских арфисток, предмет старческой страсти Ивана Ивановича Бецкого.



Родилась в селе Голяжье (ныне Отрадное), которым владел её отец (Брянский уезд Севской провинции Белгородской губернии). 19-й, посмертный, ребенок полковника Ивана Акинфиевича Алымова. Один из её братьев, Григорий Иванович Алымов, служивший в Сибири, женат был на единокровной сестре В. А. Жуковского Буниной. Приходилась дальней родственницей Пушкину и Вульфам.

Оригинал  elsa555

«Несмотря на все заботы директрисы, я так и не смогла привыкнуть к этой жизни без семьи, среди чужих. Я потихоньку теряла здоровье. Император, узнав о нашем приезде в Смольный, навестил меня по-отечески; я была так счастлива его видеть, его визиты возвращали мне бодрость. Когда я болела, он навещал меня в лазарете. Его подчеркнутое внимание ко мне и его лицо, столь идеальное, проливали бальзам на мое детское сердце. Чем более я взрослела, тем более усиливался его культ у меня. Каждый раз как он приезжал, он посылал за мной и позволял мне идти с ним рядом. Он интересовался мною; я считала его покровителем, другом, обращалась к нему как к ангелу, зная, что он не откажет мне в покровительстве ... Он посылал мне конфеты, и не могу описать, как я его обожала. Наконец, мое заточение кончилось и я вышла из Института ... имея всего 16 с половиною лет. Совсем еще ребенок, я совершенно потеряла предмет своей привязанности, и лишь год спустя, по счастливой случайности, встретила императора 24 декабря 1865 года в Летнем саду. Он сначала не узнал меня ... Этот день стал памятен для нас, ибо ничего не говоря друг другу и может быть, не понимая еще того, наши встречи определили нашу жизнь.
( Collapse )

Надо прибавить, что мои родители в то время делали все, чтобы развлечь меня, вывозили меня в свет, целью их было выдать меня замуж. Но каждый бал удваивал мою печаль; светские увеселения были противны моему характеру, я любила уединение и серьезное чтение. Один молодой человек очень старался мне понравиться, но мысль о браке неважно с кем, без любви, казалась мне отвратительна, и он отступил перед моей холодностью.

 

Суициды в школьной среде - не только современное явление. Случаи суицида имели место и в стенах элитного Смольного института сто лет назад.

Тюремные нравы... Смольного института

Начальницу заведения княжну Ливен обвинили в том, что она поощряет систему угодничества и всепослушания

Смольный институт благородных девиц обычно воспринимается сегодня с ностальгией по «блистательному Санкт-Петербургу» как закрытое учебное заведение с практически безупречной репутацией. Между тем век назад петербуржцам представала совсем иная картина: странные события, происходившие в Смольном институте, давали повод говорить о царивших там деспотических нравах и порядках.

Детская шалость или?..

Поводом к таким разговорам послужила трагедия, случившаяся в Смольном институте в середине апреля 1913 года: две воспитанницы выпали с третьего этажа во двор. Одна выжила, другая разбилась насмерть. По официальной версии, трагедия стала следствием недосмотра администрации: «две воспитанницы увлеклись своей шалостью настолько, что очутились на полураскрытом окне и, сильно облокотившись на стекло, раздавили его и обе вместе рухнули вниз с высоты третьего этажа».

Правда, вскоре выяснилось, что в этой истории все шито белыми нитками. Достаточно сказать, что трагическая «детская шалость» случилась почему-то глубокой ночью. Стало ясно, что администрация Смольного института во главе с его начальницей светлейшей княжной Ливен тщательно скрывала подробности этого происшествия. Дотошные газетчики все-таки пронюхали, в чем было дело. Оказалось, что падение двух воспитанниц из окна не было случайностью.

«Кулуары женского аристократического учебного заведения с его режимом и патриархальными началами создали такую атмосферу, которую не вынесли две юные девочки», - утверждалось в одной из влиятельных городских газет. Обе смолянки учились в институте уже четвертый год, и трагедия назревала долго.

Погибшая 14-летняя Надежда Кондаурова, дочь полковника, давно тяготилась обстановкой и режимом институтской жизни. Еще перед рождественскими каникулами ее «уловили» с недозволенными к чтению книгами. Они не были «преступного» содержания, но и не входили в программу института. Еще несколько подобных «выходок» - и Кондаурова оказалась на плохом счету у администрации. В результате при 12-балльной системе отметок ей поставили два балла за поведение.

Романтическая, во-многом псевдоисторическая история любви Александра II и смолянки Екатерины Долгоруковой.

Лучше всего воспринимать фильм как простую историю самоотверженной  любви двух любящих сердец, в отрыве от реальных исторических событий.

Эпизодически показано посещение императором Смольного института благородных девиц.

Восхитительная Даниель Дарьё в романтической трагедии Мориса Турнера, снятой по роману Люсиль Деко "Катя-голубой демон царя Александра". Провидению угодно было пересекать не только судьбы реальных Долгоруковых и монархов (Екатерина Алексеевна Долгорукая - невеста Петра II, Екатерина Михайловна Долгорукая - последняя любовь Александра II), но и судьбы их образов.

Режиссер: Морис Турнер

В ролях:  Даниэль Дарье, Джон Лодер

Оригинал humus

Смольный институт

Елена Ивановна Молоховец в 1861 году, вероятно, не подозревала, что ее "Подарок" станет самой известной кулинарной книгой России всех времен. С ее тысячами рецептов, меню и практическими советами по ведению домашнего хозяйства эта книга стала кухонной библией для многих поколений. До сих пор русские умиленно улыбаются при упоминании ее имени и неизменно цитируют одну и ту же фразу: "Если вдруг появятся двадцать гостей, не волнуйтесь. Спуститесь в погреб и возьмите один-два окорока, которые там висят. Возьмите фунт масла и две дюжины яиц..." Это наглядный пример того, как рождаются мифы, потому что именно эта фраза, которая точно передает атмосферу книги, в самой книге полностью отсутствует. До революции 1917 года "Подарок" выдержал 29 изданий. Книга подняла Елену до уровня национальной знаменитости, и у ее автора больше не было повода жаловаться на свои финансовые дела. Успех, однако, имел неожиданно печальный финал.

2 мая (21 апреля) 1729 года родилась Екатерина Великая, названная родителями Софией Фредерикой Августой Ангальт-Цербстской. Будущая императрица всегда была любознательной, способной к учению, настойчивой, склонной к шалостям девчонкой, запросто игравшей с мальчишками на улицах родного городка Штетина.

В Россию она попала в 1744 году по приглашению императрицы Елизаветы, которая в поисках подходящей супруги для своего племянника, будущего императора Петра III, остановила свой выбор именно на Софии Ангальт-Цербстской, крещёной Екатериной Алексеевной. В 1762 году Екатерина организовала «бескровный переворот», заняв российский престол. Екатерина II стала единственной российской императрицей, удостоившейся титула Великой. Период её правления часто называют «Золотым веком» России, а проводимую ею политику - «Просвещенным абсолютизмом», сущностью которого является идея светского государства, возглавляемого «просвещенным» монархом, в проведении реформ руководствующемся исключительно интересами государства и народа.

В 1764 году специальным указом Екатерины II в Санкт-Петербурге создано "Воспитательное общество благородных девиц", которое позже стало называться "Смольный институт благородных девиц". Цель этого учебного заведения, как говорилось в указе, "..дать государству образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества".

Вопросами женского воспитания и образования Екатерина занялась сразу же после вступления на российский престол. Она дала распоряжение российским дипломатам в европейских странах информировать ее обо всех лучших воспитательных женских учреждениях. Однако русскую императрицу полностью не устроил ни один образец. Благодаря помощи и идеям И. И. Бецкого появился проект совершенно нового учебного заведения, подобного которому еще не было нигде.

Оригинал  duchesselisa
 

 «… девочки – налево»

Kilburne, George Goodwin (1839-1924) - The Rehearsal

В предыдущем посте мы остановились на том, что ученики Франца Шоллара – И. Поломаренко, Н. Парфёнов, Н. Амосов, Д. Григорьев -  продолжили «мужскую» линию русской арфовой школы, в отличие от «женской» линии выпускниц  Смольного института.

В Смольном институте занятия на арфе возобновились после 1865 года, когда  должность начальницы заведения заняла фрейлина О. А. Томилова (урождённая Энгельгардт). Она ввела курсистории изобразительного искусства и класс арфы.  

Оригинал harpist_ka

 Многие смолянки оставили воспоминания, где красочно описывали быт и нравы своей школьной поры. Например, Ксения Эрдели, в своей книге «Арфа в моей жизни» посвятила не одну главу времени учёбы и преподавания в этом институте.

Я читала эти мемуары в детстве, сейчас они уже библиографическая редкость, но что бы представить атмосферу, царившую в стенах этого престижного учебного заведения, не обязательно  искать воспоминания смолянок. Об этом есть книга, которую читали почти все:




Помните её учёбу в Лоувудском приюте? Холод и полуголодное существование, наказания за каждую провинность и унылое серое лоувудское платье? Поменяйте имя с Джейн Эйр на Корецкая или Ильинская – вот вам и описание жизни в Смольном институте благородных девиц.

 Внешность учениц была строго регламентирована: одинаковые прически, разные для разных возрастов (младших девочек часто коротко стригли, а старших заставляли строго закалывать волосы), аккуратное платье с коротким рукавом и вырезом, фартук, пелеринка и нарукавники на тесемках. Цвет платья – кофейный, голубой или серый -  зависел от класса обучения.  Бельё было грубым, а обувь тяжёлой и безразмерной.

Баронесса София де-Боде- одна из самых необычных смолянок, кавалерист-девица ХХ века

Начало:  

Еще пять минут - и окончится пьеса,
И в небе высоком погаснет звезда...
Не слишком ли быстрый аллюр, баронесса?
Уйти в мир иной мы успеем всегда.

В атаке ваш голос, насмешливо резкий,
Звенит, не стыдясь крепких слов в языке.
Блестят газыри на изящной черкеске,
И лёгкая шашка зажата в руке.

Мы, Богом забытые, степью унылой
Без хлеба и крова прошли «на ура».
Вчера нас навеки покинул Корнилов.
А нынче и нам собираться пора.

Последний резерв православного войска –
Две сотни казачьих да наш эскадрон –
Бездарно поляжет в атаке геройской,
Пытаясь прорвать комиссарский кордон.

Обидно, что жизнь оборвется на взлете.
Но смерть за Отчизну приемли легко.
Мы пошло увязли в весеннем болоте
И стали добычей для этих стрелков.

Они в две шеренги – с колена и стоя –
Встречают атаку кинжальным огнем.
Что делать, мадам, – мы в России – изгои,
И с этой дороги уже не свернем.

В 17-м – зарево переворота!
У храма Спасителя – площадь в штыках.
И вдруг – одинокая дробь пулемета,
И легкий румянец на женских щеках.

В упор по толпе разномастного сброда -
За девичью честь, за поруганный кров,
За будущий мрак «ледяного» похода,
За небо в застывших глазах юнкеров.

Когда белый свет оккупируют бесы,
Когда повсеместно бесчинствует зло –
Безропотно бальный наряд баронессы
Меняется на сапоги и седло.

Отбросив условностей тяжкие гири,
Летят ваши кони в прогорклом дыму.
И танец неистовых Белых Валькирий
Пощады, увы, не сулит никому.

Бойцы эскадрона приказ не нарушат,
И с боем разжав окруженья тиски,
Они воздадут за погибшие души
И вражьи шеренги изрубят в куски.

Но вас не вернуть – вы умчались навечно,
Поймав своим сердцем кусочек свинца,
В заоблачный край, где назначена встреча
Бессмертной души с Правосудьем Творца.

Константин Фролов

http://frolov-konstantin.narod.ru/simple16.html

Глава IV

Учились мы в институте охотно и, главное дело, совершенно свободно. Я не была в младших классах, потому не знаю, как там было дело поставлено, но, начиная с четвертого класса, т. е. с переходом нашим в старший возраст, нас никто не принуждал учить уроки. Наши классные дамы были сами так хорошо образованы, что, конечно, каждая из них могла свободно репетировать нас, но это, к счастью для нас, не было принято в мое время, и мы занимались в большинстве случаев самостоятельно. Помогали они нам только в языках, и то, если была в этом необходимость. Учебников у нас почти никаких не было. Каждый учитель большей частью вел свой класс по своим запискам. И мы переписывали каждый заданный нам урок для себя сами в свои тетради, или составляя прямо записки со слов учителя, или имея уже ранее составленные записки. Даже наш учитель математики Буссе приносил с собой особые листочки с задачами и теоремами, и мы переписывали их каждая для себя отдельно. Классная дама сидела обыкновенно за особым столиком с работой или книгой в руках и наблюдала за нами, никогда не вмешиваясь в наши занятия. Были воспитанницы, которые более любили учить свои уроки в одиночку и тихо про себя, а были и такие, которые учились вдвоем или по нескольку вместе, находя такой способ учебы для них легче. В свободное от занятий время мы могли заниматься чем нам было угодно. Учителя наши были, конечно, все первоклассные, преподавали нам интересно и умело. Развлечений, не считая приемных часов, мы не имели никаких, заниматься нам никто не мешал, и мы учились и развивались совершенно свободно и своеобразно.

За последнее время мне много приходилось читать о педагогах, и всюду проводилась та мысль, что в гимназиях учителя и ученики относятся друг к другу как враги. Мысль эта утверждалась так категорически и статьи повторялись с такой настойчивостью, что я невольно проверила свои воспоминания.

Александра Степановна Ешевская была в числе девушек сорок четвертого выпуска Смольного. К сожалению, о ее судьбе после окончания Института известно немного. Удалось лишь выяснить, что с середины 90-х гг. до 1900 г. Ешевская работала фельдшерицей в ординаторском отделении Екатерининской больницы при Московском университете. Тем больший интерес вызывают ее “Воспоминания о Смольном”, которые не только знакомят нас с жизнью воспитанниц Смольного института, но и дают представление об авторе — живой, любознательной, доброй и непосредственной девушке.

Рукопись Ешевской, входящая (без даты написания) в состав архива ее отца — известного историка С. В. Ешевского (ОПИ ГИМ. Ф. 312. Ед. хр. 13), публикуется в современной орфографии с сохранением языковых и стилистических особенностей оригинала. На первой странице на полях имеется помета: Хамовники, Теплый переулок, дом Свешниковой. Александра Степановна Ешевская, кв. 17.

АЛЕКСАНДРА СТЕПАНОВНА ЕШЕВСКАЯ.
ВОСПОМИНАНИЯ О СМОЛЬНОМ.

1871—1876 гг.

Источник feb-web.ru/feb/rosarc/rab/rab-352-.htm

Глава I

Я воспитывалась в Смольном институте, на Николаевской половине, в Невском отделении. В институте я пробыла почти пять лет, от первых чисел августа 1871 года по 30 мая 1876 года. Вот об этом-то пятилетнем моем пребывании в Смольном я и хочу поговорить.

Отец мой, Степан Васильевич Ешевский¹, профессор-историк императорского Московского университета, умер молодым, оставив после себя жену и пятерых детей один одного меньше. Я не была дочерью военного и поступить в Смольный не имела никакого права, но по особой просьбе, поданной матерью на высочайшее имя, была принята в Смольный институт милостью императора Александра II воспитанницей его имени.

Ехала в Смольный охотно. Одно только обстоятельство меня сильно огорчало. Любимая моя сестра Оля, с которой я никогда не разлучалась в жизни, не была принята вместе со мной, вакансий не было, а поступила только на следующий год. Главная мысль моя была о том, хорошая или дурная будет у меня начальница. Мысль о дурной, злой начальнице страшила меня, и я старалась узнать о ней возможно больше, но чем больше я о ней расспрашивала, тем страшней она казалась в моем воображении.

“Начальница такого института, как Смольный, должна быть непременно важная аристократка, — говорила мне бабушка моя Ольга Андреевна Вагнер², — знакомая лично царской фамилии и имеющая большие связи при дворе”. “Начальница твоя будет очень строгая, — говорила мне серьезно любившая очень меня моя старушка, няня Наталья, — но ты молись Богу и Он тебя не оставит. Помнишь, начальницу в Астрахани*, она тебя любила и ничего дурного тебе от нее не было. Будь как можно тише и слушайся классных дам. С девочками дружись осторожно. Выбери себе подружку по душе и полюби ее, тебе и не будет так скучно. А на будущий год и Оля с тобой поедет. К нам почаще пиши”.

Так утешала меня няня. “Ты не очень бойся, — накануне отъезда, ложась вечером спать, шепнула мне Оля, — может быть, она добрая и тебя полюбит. Я буду о тебе думать каждый день, а ты мне опиши свою жизнь в институте и своих подруг. Может быть, тебе так весело будет, что ты об нас и скучать не будешь. Только вот няни с тобой не будет”, — грустно прибавила Оля.

Много еще разных советов и уговоров пришлось мне выслушать от всех домашних и знакомых, и все это вылилось в одну форму, и личность начальницы приобрела в моих глазах особый интерес и значение.

Наконец, мы в первых числах августа выехали из Москвы. Железная дорога меня не поразила, так как я не один раз уже бывала в Троицкой Лавре и ездила в Астрахань, следовательно, видела и вокзалы, и вагоны, и всю суету и сутолоку, неизбежную при отходе каждого поезда. Зато по приезде в Петербург прежде всего меня поразил Невский проспект и Казанский собор. Нева после Волги на меня уже большого впечатления не произвела. Остановились мы с матерью у Бестужевых. За К. Н. Бестужевым-Рюминым³ была замужем родная сестра моего отца, Елизавета Васильевна Ешевская. Бестужевы жили тогда в доме Алонкиной на Васильевском острове. Дядя и тетка приняли меня очень ласково. Детей своих у них не было, и тетя Лиза охотно приняла на себя все заботы обо мне после отъезда моей матери в Москву. Мне у них очень понравилось, их совершенно простая обстановка и большой стол, заваленный книгами с прекрасными картинками. Позднее я, бывая у них на праздниках Рождества и Пасхи, от дяди Кости узнала, что это были за книжки с такими чудными картинками.