Русская авиатрисса княгиня Е.М.Шаховская (1889—1920)

В 1889 году в семье почтенного и уважаемого петербургского купца Михаила Петровича Андреева на свет появилась дочка, которую назвали Ев­генией, что в переводе с греческого оз­начает «благородная».

Глава семейства был богатым человеком, что позволило ему дать дочери прекрасное образо­вание. Но он в своих мечтаниях видел Женечку в числе титулованных особ, поэтому быстро подобрал ей жениха — князя Шаховского. Впрочем, брак про­существовал недолго, вплоть до весны 1910 года, когда во время авиационно­го праздника на Комендантском аэро­дроме героиня нашего повествования познакомилась с пилотом Николаем Поповым…

Роман с красавцем-летчиком оказал­ся недолгим. По той причине, что Евге­ния тоже решила покорить небо. Вот только в российские летные школы при­нимали исключительно офицеров. Но это об­стоятельство княгиню не смутило. Она отпра­вилась в Германию и, успешно закончив курс обучения в Йоханнистале, полу­чила диплом пилота. Вот только заво­евать статус первой женщины-летчика в России ей не удалось. По возвращении в Санкт-Петербург в 1911 году она с не­удовольствием узнала, что небеса уже покорила дочь генерала Виссариона Ле­бедева — Лидия Зверева. «Ах, так? Тогда я стану военным летчиком!» — решила Ша­ховская. Но, несмотря на то что в Европе уже начались боевые действия — Турция пыталась снова поставить под свое иго балканские страны, — МИД Болгарии вежливо отказался от услуг «волонтера в платье». Тогда разгневанная княгиня снова уехала в Германию, которая в те годы считалась «авиационным серд­цем» Европы и в которой обкатывались новые модели летательных аппаратов.

Там она познакомилась со сво­им соотечественником Всеволодом Абрамовичем, который взял шефство над очаровательной шатенкой. При­чем, возможно, не только в качестве инструктора. Увы, этот «воздушный тандем» просуществовал совсем не­долго. В апреле 1913 года при заходе на посадку биплан «Райт», пилотируе­мый Шаховской, потерял управление и врезался в землю. Сама княгиня, что называется, отделалась легким испугом и синяками, а вот для Абрамовича этот полет оказался последним.

Видимо, катастрофа сильно повлия­ла на психическое состояние Евгении. Она возвратилась в Петербург. О поле­тах уже не думала, зато близко сошлась с Григорием Распути­ным. Причем отноше­ния между «старцем» и Шаховской, как потом выяснили члены комис­сии Временного прави­тельства, были отнюдь не платоническими. Но тут грянула Первая ми­ровая война. И Евгения стала писать проше­ния на имя Николая II о призыве ее в ряды действующей армии. Император благосклон­но отнесся к просьбе, и уже через три месяца прапорщик Шаховская, оказавшаяся на фронте, совершала боевые вылеты, корректируя огонь артиллерии. А в перерывах — крутила военно-полевые романы с сослужив­цами. Но конфуз, причем серьезный, произошел не из-за них.

По одной из версий, российским контрразведчикам удалось установить, что Шаховская во время своего пребы­вания на территории Германии была завербована немецкими спецслужба­ми. И уже находясь в зоне боевых дей­ствий, передавала важные сведения противнику. Насколько это соответ­ствовало действительности, сегодня установить невозможно, поскольку эта часть архивов сгорела во время Фев­ральской революции. Известно лишь, что Шаховскую приговорили к высшей мере наказания, и только заступничество императора спасло ее от расстре­ла. Местом заключения для шпионки был избран один из острогов, откуда узницу как политзаключенную освобо­дили в феврале 1917 года.

Видимо, пользуясь своими старыми связями, Шаховская снова оказалась в Петрограде и нашла там нового по­кровителя — молодого графа Валентина Зубова. Этот человек, далекий от по­литики, был основателем Российского института истории искусств. Новыми властями он был назначен смотрите­лем Гатчинского дворца, резиденции императора Павла I, и хранящихся в нем коллекций. В дальнейшем этот провинциальный городок стал местом серьезных политических событий.

Здесь разместилась ставка мятежно­го генерала Краснова. И только после атаки красногвардейцев и бегства быв­шего главы Временного правительства Керенского населенный пункт снова превратился в город-музей. Тогда сюда прибыл главвоенмор Лев Троцкий. Оценив обстановку, он отправил Зубо­ва и Шаховскую вместе с эвакуирован­ными экспонатами в Петроград, под патронат народного комиссара про­свещения Анатолия Луначарского. Тот тепло принял графа и княгиню. Зубов был официально назначен директором дворца-музея, а Шаховская получила должность ответственного секретаря в Комиссии имущества республики. Так­же ей дали казенную квартиру. Да не где-нибудь, а на Исаакиевской площа­ди, напротив гостиницы «Астория»!

Очень скоро Зубов понял, что с большевиками ему не по пути, и эми­грировал за границу. А возлюбленную оставил «на попечительство» своего друга, бывшего офицера царской ар­мии Николая Покровского, тоже поль­зовавшегося расположением Луначарского. Но в скором времени военспец Покровский был отстранен от долж­ности коменданта Зимнего дворца по­сле пропажи ценных экспонатов. А по­том, перейдя на скромную должность инспектора комиссариата народного образования, попался на продаже цен­ностей крупному спекулянту Вонлярлярскому.

Этот теневой делец, как впослед­ствии оказалось, спекулировал не только драгоценностями, но имел интерес и в оружейном бизнесе, по­ставляя контрреволюционным орга­низациям оружие. Это выяснилось при разгрузке вагонов на Финляндском вокзале в сентябре 1918 года, когда из одного из ящиков высыпались револь­веры, патроны и гранаты. В результа­те следователи Петроградской ЧК не один день допрашивали подозрева­емых. Допрошены были любовница главного фигуранта баронесса фон Ро­зен, несколько коммерсантов, Покров­ский и его знакомые. Одним словом, почти все, кроме княгини Шаховской. В телеграмме, пришедшей из Москвы на имя председателя Петроградской ЧК Глеба Бокия, Луначарский просил освободить арестованную ввиду ее политической благо­надежности. «Вчера вечером арестована Евгения Михай­ловна Шаховская, энергичная и деятельная сотрудница в отделе имущества республи­ки. Она нам хорошо известна. Если в какой-либо своей де­ятельности она проявилась в чем-то предосудительном против Советской власти, ко­торое может быть основани­ем ее ареста, то, утверждаю, товарищ, что подобные явле­ния в настоящее время с ее стороны могут быть легко и срочно предотвращены про­стым напоминанием мне. С товарищеским приветом, Лу­начарский», — таков был текст послания. Бокий не возражал — он прекрасно знал, что Шаховская и По­кровский являлись осведомителями ЧК, а по «оружейному делу» были аре­стованы случайно. И это не домыслы — соответствующее агентурное дело Покровского — Шаховской до сих пор хранится в архиве Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.

К сожалению, точно не известно, как и когда закончился жизненный путь княгини — то ли в 1919 году, то ли годом позже. По одной из версий, Шаховская все-таки стала военспецом-летчиком в Красной армии. Но после того как, обнаружив неполадки в двигателе, за­стрелила своего механика, была по приговору военного трибунала рас­стреляна. По другой версии, в соответ­ствии с рекомендацией Луначарского, Евгения была направлена в распоря­жение Киевской ГубЧК. Там и была уби­та — во время затеянной перестрелки с коллегами. Историки согласны лишь в одном — причиной неадекватного по­ведения княгини стало употребление наркотиков, в частности кокаина, к ко­торому ее пристрастил Григорий Рас­путин.

http://www.xx-centure.com.ua/archives/8447