Да, вот теперь я превратился в жалкое ничтожество.

Мы переночевали с Дэном в квартире Дженни, а наутро запаковали наши манатки и вымелись оттуда – какой нам был смысл оставаться в Индианаполисе? Дэн подошел ко мне и сказал:

– Форрест, возьми, это твои деньги, – протягивает мне эти две тысячи долларов, которые Майк дал нам за драку с Профессором.

– Не хочу, – сказал я.

– Нет, лучше тебе их взять, – говорит Дэн, – потому что это все, что у нас осталось.

– Оставь себе, – говорю я.

– Ладно, возьми хоть половину, – говорит он. – Слушай, тебе ведь потребуются деньги для билетов и прочего? С этими деньгами ты можешь доехать, куда хочешь.

– А ты что, со мной не поедешь? – спрашиваю я.

– Боюсь, что нет, Форрест, – отвечает он. – Мне кажется, что я причинил тебе достаточно неприятностей. Прошлую ночь я не спал, и думал, как это получилось, что я убедил тебя поставить все наши деньги на выигрыш, и почему я не заставил тебя отказаться от матча, хотя я видел, что Дженни просто вне себя от ярости. А то, что ты проиграл Профессору. – так это не твоя вина. Ты сделал все, что мог. Во всем виноват я один. Просто я неудачник.

– Нет, ты ни в чем не виноват, – говорю я. – Если бы я так не напыжился из-за всей этой шумихи насчет Дурачка, не поверил всей этой ерунде, что они обо мне пели, я бы не попал в такую глупую ситуацию.

– Ладно, как бы там ни было, – сказал Дэн, – я все равно чувствую себя не в своей тарелке. Тебе нужно выбрать себе другого компаньона. Забудь меня, я самый обычный неудачник.

Мы еще долго так разговаривали, но я так и не смог его убедить, так что потом он забрал свои манатки, и я помог ему скатиться по лестнице на улицу, а его манатки лежали у него на коленях.

А я пошел на автовокзал и купил билет на автобус до Мобайла. Ехать нужно было два дня и две ночи, через Луизиану, Нэшвиль, Бирмингем, а потом уж начинается Мобайл. Автобус катился вперед, а я сидел и думал, какой же я круглый идиот.

Луизиану мы проехали ночью, а на другой день остановились в Нэшвилле, чтобы пересесть на другой автобус. Нужно было ждать три часа, так что я решил прогуляться по городу. Купил себе бутерброд, стакан холодного чая, и пошел себе по улице, куда глаза глядят. Вижу, отель, а на нем болтается большой лозунг: «Приветствуем участников Гроссмейстерского турнира по шахматам!»

Это меня несколько заинтересовало. так как я ведь всю дорогу в джунглях играл с Большим Сэмом в шахматы, И я решил зайти в отель. В большом зале люди играли в шахматы, а еще больше народу за ними смотрели, только перед входом было большое объявление с надписью – «Вход пять долларов». Но я решил денег не тратить, а просто смотрел за ними из-за двери какое-то время, а потом уселся в лобби.

Оказалось, что в кресле напротив сидит какой-то маленький старичок, весь сморщенный, какой-то надутый, весь в черном костюме и галстуке-бабочке. А на столике перед ним стоит шахматная доска с фигурами.

Я сидел и смотрел, а он время от времени двигал какой-нибудь фигурой, и тут меня озарило – да он же сам с собой играет! А так как мне еще целый час делать было нечего, то я его спрашиваю, не хочет ли он, чтобы кто-то с ним поиграл. Он как-то странно посмотрел на меня, а потом опустил глаза на доску и ничего мне не ответил.

Прошло полчаса, и этот старичок решил наконец поставить белого слона на седьмую линию, но не успел он отнять от него руку, как я говорю – «извините!»

Старичок так и подпрыгнул на месте, словно его укололи, и злобно смотрит на меня.

– Если вы сделаете этот ход, – говорю я, – то откроетесь и скоро потеряете коня, а потом ферзя, и окажетесь в полной заднице.

Он снова посмотрел на доску, так и не отрывая руки от фигуры, а потом отвел ее назад и говорит:

– Возможно, вы правы.

Ладно, снова он начинает изучать позицию, и как раз тогда, когда подошло время возвращаться на станцию, он мне говорит:

– Прошу прощения, но должен заметить, что ваше замечание было и в самом деле чрезвычайно остроумным.

Я кивнул, а он мне говорит:

– Похоже, вы неплохой игрок, так почему бы вам не закончить со мной эту партию? Садитесь играть за белых!

– Я не могу, – говорю я, потому что мне пора на автобус. Ну, он помахал мне приветственно рукой, и я отбыл на станцию.

Но к тому времени, как я до нее добрался, этот чертов автобус уже уехал! А следующий должен был быть только завтра. Ничего-то у меня не выходит! В общем, оказалось, что теперь мне нужно убить целый день, так что я решил вернуться в отель. А этот старичок по-прежнему играл сам с собой, и похоже, что он выигрывал. Я подошел к нему, и он махнул рукой – садись, мол. Позиция у меня оказалась хуже некуда – половины пешек нет, всего один слон и ферзя вот-вот съедят.

В общем, мне потребовался почти час, чтобы улучшить мою ситуацию. И каждый раз, когда я делал очередной ход, старичок начинал хрюкать и качать головой. Наконец, дело дошло до эндшпиля, и через три хода я сделал ему шах.

– Будь я проклят, – говорит он, – КТО вы, молодой человек?

Я ему сказал, как меня звать, а он говорит:

– Нет, я спрашиваю, где вы играли? Я что-то вас не припомню.

Тогда я ему говорю, что научился играть в шахматы в джунглях Новой Гвинеи, и он говорит:

– Боже! Вы хотите сказать, что никогда не принимали участия в чемпионатах?

Я отрицательно покачал головой, а он говорит:

– Ладно, тогда я вам скажу – может быть, вам это неизвестно – я был когда-то международным гроссмейстером, а вы вступили в эту партию в положении, совершенно проигрышном. Но вы у меня выиграли!

Я спросил, как это получилось, что он не играет в зале с остальными, а он говорит:

– Раньше-то я играл, но теперь мне уже под восемьдесят, так что я участвую только в турнирах для пожилых. А вся слава достается молодых – у них мозги пошустрее!

Я кивнул, и поблагодарил его за то, что он со мной сыграл. А он говорит:

– Послушайте, а вы уже ужинали?

Я говорю, что сегодня съел только бутерброд, а он говорит:

– Хотите, я угощу вас ужином? В конце концов, своей игрой вы доставили мне массу удовольствия!

Я говорю, идет – и мы отправились в ресторан. Оказалось, замечательный старикан! Звали его мистер Триббл.

– Вот что, – говорит мне за ужином мистер Триббл, – я, конечно, хотел бы сыграть с вами еще несколько партии, чтобы окончательно удостовериться в вашем даре, но если нынешняя партия не была просто удачным совпадением, то вы – самый блестящий из неизвестных миру игроков. Я бы с удовольствием проспонсировал пару турниров с вашим участием. просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

Я ему объяснил, что еду домой, чтобы разводить креветок и все такое, а он говорит:

– Слушайте, Форрест, такой шанс выпадает раз в жизни. Вы можете заработать на этом кучу денег. – Он сказал, чтобы я пока подумал, а утром сообщил ему. Я пожал ему руку и вышел на улицу.

Там я погулял немного, только в Нэшвиле смотреть почти нечего, так что я в конце концов пристроился на скамейке в парке. Тут я начал думать – а это для меня процесс не самый легкий – как же мне поступить? Конечно, прежде всего я думал о Дженни – где она? Она писала, чтобы я ее не искал, но что-то такое мне говорило, что она меня еще не забыла. Конечно, в Индианаполисе я вел себя как дурак, не отрицаю. Я делал все совсем не так, как нужно было бы. Только вот что нужно-то делать? Вот я лежу здесь, денег у меня практически нет, а нужно начинать разводить креветок – и вот мистер Триббл говорит, что я могу неплохо заработать на этом шахматном бизнесе. Только вот каждый раз получается, стоит мне немного отклониться от дороги домой, к креветкам, как я обязательно оказываюсь по уши в дерьме. Вот и теперь такая ситуация.

Но долго думать мне не пришлось, потому что подошел полисмен и спросил, что я тут делаю.

Я говорю, что просто сижу здесь и думаю, а он говорит, что ночью думать в парке не разрешено, так что нужно мне отсюда выкатываться. Снова пошел я на улицу, а этот полисмен за мной. Я просто даже не знал, куда и идти. Ладно, сворачиваю я за угол, и нахожу место поуютнее, и тут же появляется этот же полисмен.

– Отлично, – говорит он, – ну-ка, проваливай отсюда!

Я снова выхожу на улицу, а он говорит:

– Что ты тут делаешь?

– Ничего. – отвечаю я.

– Так я и думал. – говорит он. – Итак, я арестовываю тебя за бродяжничество.

Ну, сажают меня в участок, а утром говорят, что я имею право на один звонок. Поскольку тут у меня знакомых не было, кроме мистера Триббла, то я ему и позвонил. Примерно через полчаса он приехал в участок и вытащил меня оттуда.

Потом он привез меня в отель, угостил завтраком, и говорит:

– Слушай, а что бы мне не занести тебя в списки межзонального турнира, который начинается на следующей неделе в Лос-Анжелесе? Первый приз – десять тысяч долларов. Я оплачиваю все твои расходы, и мы делим пополам деньги, которые ты выиграешь. Похоже, тебе нужна помощь, и, сказать тебе правду, я с удовольствием тебе помогу. Я буду твоим тренером и менеджером, идет?

Конечно, у меня были еще кое-какие сомнения, но я решил, что попытка – не пытка. Так что я могу немного попробовать, пока не заработаю денег на креветочный бизнес. Мы ударили по рукам и стали партнерами.

Да, в Лос-Анжелесе есть на что посмотреть! Мы приехали туда на неделю раньше, и мистер Триббл стал полировать мой стиль игры. Только через пару дней он покачал головой и сказал, что учить меня нечему, потому что у меня все ходы «зашиты в компьютер». Ну, так тому и быть. Пошли мы осматривать город.

Мистер Триббл отвел меня в Диснейленд, покатал на разных аттракционах, а потом устроил экскурсию на съемочную площадку. Там снимали сразу кучу фильмов, и вокруг так и бегали люди, крича: «Приготовиться!», «Снимаем!» «Мотор!», «Проба!» и прочую чушь. Один фильм был вестерн, и мы видели, как один парень десять раз пробивал головой оконное стекло, пока у него не получилось как надо.

И вот пока мы на это смотрели, подходит какой-то парень и говорит:

– Извините, вы актер?

– Что? – говорю я. А мистер Триббл говорит:

– Нет, мы шахматисты.

Но это парень говорит:

– Ужасно, такая хорошая натура, вот этот парень просто идеально подходит для фильма, который я сейчас снимаю. – Он подходит ко мне поближе, щупает мои мышцы, и говорит:

– Ну и ну, да это просто феномен какой-то – вы правда никогда не играли?

– Нет, однажды играл, – говорю я.

– Ага! – говорит это парень. – И в чем?

– В «Короле Лире».

– Прекрасно, мой мальчик, – говорит он. – Это просто великолепно. А карточка профсоюза у вас есть?

– Какого такого профсоюза?

– Ну, Актерской гильдии – да ладно, это неважно, – говорит он. – Слушай, парень, это мы уладим, только скажи мне – где ты все это время прятался? Ну, ты только посмотри на себя! Такой мощный здоровенный парень – просто новый Джон Уэйн какой-то!

– Он не Джон Уэйн, – кисло отвечает мистер Триббл. – Он – шахматная звезда.

– Тем лучше, – говорит тот парень. – УМНЫЙ большой мощный неразговорчивый типаж. Уму непостижимо! Это редкость!

– Я не такой умный, как кажусь, – говорю я, стараясь быть искренним. Но этот парень снова говорит, что это все неважно, так как актеру не обязательно быть умным или там честным. Ему важно делать то, что от него требуют и не путать текст.

– Меня зовут Фельдер, – говорит он, – и я снимаю кино. Я бы хотел, чтобы вы прошли кинопробу.

– Завтра ему нужно играть в чемпионате, – говорит мистер Триббл. – У него нет времени на кинопробы или на съемки.

– Ну, неужели нельзя выкроить пару часов? В конце концов, вдруг захочется развеяться. Почему бы тогда не заглянуть к нам? Триббл, вы тоже заходите, мы и вам устроим кинопробу.

– Мы постараемся, – говорит мистер Триббл. – Ладно, Форрест, пошли, у нас еще есть чем сегодня заняться.

– Итак, до встречи, малыш, – говорит мистер Фельдер. – Не забудь мне позвонить!

И мы отчалили.

Наутро в отеле «Беверли-Хиллз» открывался чемпионат. Мы поднялись с утра пораньше, и мистер Триббл записал меня на все матчи.

В общем, это оказалось не так уж сложно. Первого парня я вынес за семь минут, а он оказался местным чемпионом, профессором какого-то колледжа. Я даже втайне порадовался – наконец-то я победил хоть одного профессора!

Вторым оказался парнишка лет пятнадцати, и его я вынес примерно за полчаса. Он устроил истерику и расплакался, так что пришлось его мамочке срочно его забирать.

В общем, разные там были люди, но я у всех выигрывал очень быстро, что мне нравилось – потому что когда я играл с Большим Сэмом, партии шли очень долго, и я не мог даже отойти в туалет, потому что он запросто мог сжульничать.

В общем, я попал в финал, а перед финалом устроили день отдыха. Когда я приехал с мистером Трибблом в отель, там оказалась записка от мистера Фельдера, этого парня из кино. Там было написано: «Пожалуйста, позвоните в мой офис сегодня днем, чтобы договориться о завтрашних пробах».

– Ну что, Форрест, – говорит мистер Триббл, – даже не знаю, что тебе посоветовать. А ты сам-то что об этом думаешь?

– Тоже не знаю, – говорю я, но сказать по правде, я даже разволновался – подумать только, попасть в кино, и все такое прочее. Может быть, я там повстречаю саму Рэйчел Уэльч или еще кого из знаменитостей!

– Ну ладно, мне кажется, это никому не повредит, – говорит мистер Триббл. – Я позвоню ему и договорюсь о встрече. – И он звонит ему в офис, и договаривается, когда и куда приехать, а потом прикрывает трубку рукой и спрашивает меня:

– Форрест, ты умеешь плавать?

– Ага, – отвечаю я, и он тоже говорит в трубку:

– Да, он плавает.

Когда он повесил трубку, я спросил, почему это они хотели знать, умею ли я плавать, а мистер Триббл говорит, что сам не знает, но мы это выясним на месте.

Мы попали совсем на другую съемочную площадку, чем в прошлый раз, и охранник отвез нас туда, куда нужно. Тут уже был мистер Фельдер, он как раз о чем-то спорил с дамочкой, сильно смахивающей на Рэйчел Уэльч, но когда увидел, что я приехал, то сразу заулыбался:

– А. это ты, Форрест! Правильно сделал, что приехал! Вот что, иди-ка ты в эту дверь, в костюмерную, а потом, когда они с тобой покончат, то пришлют назад.

Ну и я пошел в эту дверь. а там была пара дамочек, и одна из них говорит: «Давай, раздевайся!» Опять раздеваться! Все-таки я сделал, как они велели, снял с себя все, и тогда другая дамочка дает мне какую-то странную резиновую одежду, с какими-то чешуйками. и еще какие-то ласты на руки и на ноги. Надевай, говорит! Только пришлось с этим повозиться всем нам троим, и то это заняло целый час. Потом они мне говорят идти в гримерную, и там еще одна дамочка и парень посадили меня в кресло и приладили мне на голову какую-то резиновую маску, под стать костюму, и стали закрашивать стыки. Когда они с этим покончили, то сказали вернуться на площадку.

Непросто, однако, оказалось ходить в ластах и открывать ими двери! Все я справился, и оказался на улице, и там оказалось озеро, куча банановых деревьев, в общем, тропики. Тут уже был мистер Фельдер, он как увидел меня, так прямо и подпрыгнул, и говорит:

– Прекрасно! Великолепно! Малыш, ты просто идеально подходишь для этого эпизода!

– Какого эпизода? – спрашиваю я, а он говорит:

– А, разве я тебе ничего не сказал? Я тут переснимаю «Чудовище из Черной лагуны».

Ну, тут даже такой идиот, как я, мог бы сообразить, кого мне придется играть.

Тут мистер Фельдер машет рукой той дамочке, с которой недавно спорил, чтобы она подошла к нам.

– Форрест, я хочу представить тебя Рэйчел Уэльч!

Ну, ребята, тут я чуть в обморок не грохнулся! Сама Рэйчел Уэльч стояла передо мной в платье с огромным вырезом и все такое прочее!

– Рад видеть вас, миссис, – говорю я сквозь маску, но тут она поворачивается к мистеру Фельдеру, и взрывается, как ракета:

– Что он сказал?! Какие, он сказал, у меня сиськи?!

– Да нет, девочка моя, – отвечает мистер Фельдер, – он просто сказал, что рад тебя видеть. Просто эта маска на нем искажает звуки, вот и все.

Тут я протягиваю ей свою перепончатую лапу, а она как отпрыгнет и говорит:

– Бррр! Ладно, давайте поскорее кончим с этим чертовым эпизодом!

В общем, дело такое, говорит мистер Фельдер: Рэйчел Уэльч падает в воду и теряет сознание, а я подхватываю ее снизу и выношу на поверхность. Но как только она видит, какое чудовище ее спасло, она ту же начинает кричать: «Отпусти меня! Спасите! Насилуют!» и прочую ерунду.

Но, продолжает мистер Фельдер, я ее отпускать не должен, потому что нас тут же начинают преследовать какие-то негодяи. Поэтому мне полагается тащить ее в джунгли.

Ну, попробовали мы этот эпизод, и мне показалось, что уже в первый раз получилось неплохо. А какой кайф – держать в объятиях саму Рэйчел Уэльч! даже если она вырывается из рук и кричит: «отпусти меня! полиция, на помощь!» и так далее.

Но мистеру Фельдеру это почему-то не понравилось, и он попросил повторить. И снова ему не понравилось, и снова мы повторили, и так раз пятнадцать. В промежутках между пробами Рэйчел Уэльч шипела и ругалась на мистер Фельдера на чем свет стоит, а он только улыбался и говорил: «Молодчина, детка, превосходно!» и все такое прочее.

Но потом у меня появилась проблема. Меня начинало распирать, потому что в этом костюме я просидел уже пять часов, и там не было даже молнии, чтобы пописать. Только я не стал никому жаловаться, чтобы не огорчать людей – ведь нас снимали в настоящем кино!

Но сделать ЧТО-ТО все равно было нужно, и я решил пописать прямо в костюм, когда мы снова окажемся в воде, а там все это вытечет в лагуну. И вот когда мистер Фельдер в очередной раз сказал: «мотор», я прыгаю в воду и начинаю писать. Тут в воду падает Рэйчел Уэльч, теряет сознание, я ныряю и вытаскиваю ее на берег.

Она приходит в себя и начинает колотить меня и вопить: «На помощь! Убивают! Отпусти меня!» и все такое прочее, а потом вдруг перестает кричать и говорит:

– Чем это воняет?

Мистер Фельдер крикнул: «Стоп!» и говорит:

– Детка, что ты такое несешь? Этого нет в сценарии!

А Рэйчел Уэльч говорит:

– Хрен с ним, со сценарием! Тут чем-то воняет! – Потом она вдруг смотрит на меня и спрашивает:

– Эй, ты – как тебя там – ты что, отлил?!

Я так смутился, что не знал, что и сказать. Потом, не выпуская ее из рук, говорю:

– Не-а!

В первый раз в жизни я солгал.

– Ну, кто-то наверняка отлил, – говорит она, – потому что уж запах мочи я как-нибудь отличу. И это не я! Значит, это все-таки ТЫ! Как ты посмел меня описать, козел вонючий! – И тут она принялась молотить меня кулаками и орать: «Отпусти меня!» и так далее, а я решил, что действие продолжается, и потащил ее в джунгли.

Мистер Фельдер крикнул: «Мотор!» и камеры поехали за нами, а Рэйчел Уэльч начала отбиваться и царапаться так, как никогда еще не царапалась. Мистер Фельдер из-за камер довольно кричит:

– Молодец, детка! Это просто потрясающе! Продолжай в том же духе! – И еще мне было видно, как сидящий в кресле мистер Триббл покачал головой и отвернулся.

Ну, затащил я ее немного в джунгли, остановился и повернулся, ожидая, что мистер Фельдер крикнет: «стоп», как и раньше, только он прыгает за камерами, как обезьяна, и машет рукой:

– Отлично, детка! Вот это мне и нужно! Тащи ее дальше в джунгли!

А Рэйчел Уэльч по-прежнему царапает и молотит меня и кричит:

– Отпусти меня, вонючее животное! – и все такое прочее, но я продолжаю делать то, что мне велено мистером Фельдером.

И вдруг она кричит:

– Ой! Мое платье!

Я на это внимания не обратил, но потом гляжу на нее – а платье-то зацепилось за какой-то сучок и разорвалось пополам. И теперь у меня на руках лежит совершенно голая Рэйчел Уэльч!

Я остановился, и говорю:

– Ой-ой-ей! – и хочу уже нести ее обратно, но тут она начинает кричать:

– Нет, нет! Идиот! Не могу же я показаться в таком виде!

Тогда я спрашиваю, чего же она хочет от меня? Она говорит, что нам нужно найти какое-то местечко и подумать, что делать дальше. Тогда я тащу ее дальше в джунгли, и тут из чащи на нас вылетает какой-то предмет. Оно пролетело мимо нас, держась за лиану, и я решил, что это, наверно. обезьяна, только очень большая. А потом этот предмет пролетел назад, и спрыгнул к нашим ногам. И тут я снова чуть в обморок не свалился – это оказался Сью, собственной персоной!

Рэйчел Уэльч снова начала что-то вопить, а Сью прыгнул на меня и обнял руками и ногами. Я даже не понял, как это он мог узнать меня в этом костюме, наверно, по запаху? Но вот Рэйчел Уэльч говорит:

– Откуда ты знаешь этого чертова бабуина?

– Он не бабуин, – говорю я. – Он орангутанг, и зовут его Сью.

Она как-то странно смотрит на меня и говорит:

– Как это ЕГО зовут Сью?

– Это длинная история, – отвечаю я.

Рэйчел Уэльч безуспешно пыталась прикрыться руками, но старина Сью знал, что делать – сорвав с бананового дерева пару листов, он передал их ей, так что она смогла отчасти прикрыться ими.

Как выяснилось позже, мы попали в другую часть площадки, где снимали очередной фильм о Тарзане, а Сью был дублером. Вскоре после того, как нас спасли от пигмеев, белые охотники поймали Сью и отправили его в Лос-Анжелес, где его использовали для съемок фильмов.

Ладно, только у нас не было времени для разговоров, потому что Рэйчел Уэльч все время стонала и хныкала, чтобы ее отвели куда-нибудь, где она могла бы достать какую-нибудь одежду. Насколько я понимаю, в джунглях – даже если это киношные джунгли – одежда не водится, поэтому мы двинулись дальше, рассчитывая, что нам рано или поздно повезет.

Так и случилось. Мы вышли к большому забору и я решил, что на той стороне мы сможем найти одежду. Сью обнаружил болтающуюся доску в заборе, и мы вылезли наружу. Но только мы вылезли, как почва ушла из-под наших ног – никакой почвы там не оказалось, и мы с Рэйчел Уэльч покатились по склону холма, а когда кончили катиться и огляделись – оказалось, что мы лежим на краю шоссе.

– О Боже! – простонала Рэйчел Уэльч. – Мы же на магистрали Санта-Моника!

Смотрю я, а к нам подваливает по склону Сью. Мы снова оказались втроем. А Рэйчел Уэльч все время манипулирует листьями вверх-вниз, пытаясь прикрыться получше.

– Ну и что теперь делать? – говорю я. Мимо проносятся машины, но, хотя вид у нас должен быть довольно странный, никто не обращает ни малейшего внимания.

– Нужно добраться докуда-нибудь! – пищит Рэйчел Уэльч. – Мне нужно одеться!

– А докуда? – говорю я.

– Докуда угодно! – вопит она, и мы двинулись по магистрали.

Через какое-то время на холме возникает большая табличка: «ГОЛЛИВУД», и Рэйчел Уэльч говорит:

– Нам нужно свернуть на Родео-драйв, там я смогу что-то купить. – Она по-прежнему пытается прикрыться – когда машина подъезжает к нам, то прикрывается спереди. а когда проезжает за нас – сзади. На шоссе с двусторонним движением зрелище, наверно, забавное – похоже на балет.

Ладно, сворачиваем мы с магистрали и пересекаем большое поле.

– Зачем эта обезьяна нас преследует? – говорит Рэйчел Уэльч. – У нас и так вид достаточно странный!

Я ничего ей не отвечаю, оглядываюсь на Сью, и вижу, как он огорчился после этих слов. Просто раньше он не был знаком с Рэйчел Уэльч, и наверняка обиделся.

Ладно, идем мы дальше и никто на нас не обращает никакого внимания. Наконец, подходим к большой оживленной улице, и Рэйчел Уэльч говорит:

– Да это же бульвар Сансет! Как же я смогу объяснить, почему я оказалась на Сансет, днем, совершенно голая! – Тут я ее понимаю. Я даже обрадовался немного, что на мне этот костюм чудовища – по крайней мере. меня-то никто не узнает, даже если со мной рядом Рэйчел Уэльч!

Подходим мы к перекрестку, и как только загорается зеленый, переходим улицу. Рэйчел Уэльч по-прежнему пританцовывает, судорожно прикрываясь то сзади, то спереди, и улыбается водителям, и вообще делает вид, что ничего не случилось, будто она на сцене.

– Я погибла! – шепчет она мне. – Я уничтожена, унижена! Ну подожди, идиот, дай мне только выбраться отсюда, и я тебе покажу!

Кое-кто из водителей, ждущих зеленый сигнал, начинает сигналить и махать руками, потому что они, наверно, узнали Рэйчел Уэльч, и когда мы перешли улицу, кое-какие машины повернули и поехали за нами вдоль тротуара. Так что когда мы дошли до бульвара Уилшир, за нами уже следовала приличная толпа – и Рэйчел Уэльч покраснела, как рак.

– Тебе в этом городе уже не работать! – говорит она мне, стиснув зубы и натужно улыбаясь толпе.

Прошли мы еще немного, и она говорит:

– Ага! Родео-драйв!

Я смотрю на угол – и верно, магазин женской одежды. Я похлопал Рэйчел Уэльч по плечу и показал на этот магазин. Она только скорчилась:

– Бррр! Это же Попагалло! Какой дурак станет одеваться в платье от Попагалло?!

Тогда мы прошли еще немного, и она говорит:

– Ага! «Джиани»! У них бывает кое-что интересное! – и мы заходим внутрь.

В дверях нас встречает продавец, такой парень с маленькими усиками в белом костюме, и даже с платком в кармашке пиджака, и так пристально на нас смотрит.

– Чем могу помочь, мадам? – говорит он.

– Мне нужно платье, – отвечает Рэйчел Уэльч.

– Какое именно, мадам? – спрашивает он.

– Любое, идиот – не видишь, что творится?

Ладно, парень идет к вешалкам и говорит, что может быть, найдется что-нибудь ее размера. Рэйчел Уэльч тоже подходит и начинает рассматривать платья.

– А вы, господа, не хотите ли тоже на что-нибудь взглянуть? – обращается он к нам со Сью.

– Мы просто ее сопровождаем, – говорю я. Оглянулся, а весь народ, что за нами шел, так и впился носами в стекло витрины.

Рэйчел Уэльч отобрала штук восемь платьев и скрылась в примерочной. Потом выходит и говорит:

– Что вы думаете об этом? – На ней оказалось коричневое платье со множеством поясков и ленточек, и очень низким вырезом.

– Не думаю, дорогая, – говорит продавец, – это НЕ ВАШЕ. – Тогда она уходит и возвращается в другом, и он говорит:

– Вот это замечательно! Вы выглядите необычайно привлекательно!

– Я беру это, – говорит Рэйчел Уэльч, а продавец спрашивает:

– Отлично – как вы собираетесь платить?

– То есть? – спрашивает она.

– Ну, наличными, чеками. кредитной картой? – говорит он.

– Слушай, чувак, ты что, не видишь, что у меня ничего такого нет? Как ты думаешь, если бы у меня что-то такое было, КУДА бы я это спрятала?

– Пожалуйста, мадам, нельзя ли обойтись без вульгарности? – отвечает продавец.

– Я – Рэйчел Уэльч! – говорит она ему. – Я пришлю человека, чтобы за меня заплатили.

– Мне очень жаль, мадам, – отвечает он, – но так мы не торгуем.

– Но я в самом деле РЭЙЧЕЛ УЭЛЬЧ! – кричит она. – Вы что, меня не узнаете!?

– Послушайте, мадам, – говорит этот парень, – да половина народа, что ко мне заходят, говорят, что они либо Рэйчел Уэльч, либо Фарра Фосетт, или Софи Лорен и так далее. А удостоверение личности у вас есть при себе?

– Удостоверение личности! – вопит она. – Ты думаешь, куда бы я его засунула?!

– У вас нет удостоверения личности, нет кредитной карты, нет наличных

– следовательно, я не могу продать вам платье, – говорит продавец.

– Ну, так я докажу тебе, кто я есть! – говорит Рэйчел Уэльч, и внезапно расстегивает молнию на блузке. – У кого еще в этом задрипанном городишке есть такие сиськи?

Толпа снаружи начинает восторженно вопить, но тут продавец наживает какую-то маленькую кнопочку, и появляется какой-то здоровенный парень, оказавшийся секьюрити, и говорит:

– Вот что, вы все арестованы. Пошли со мной, и без глупостей!