каждый из всех моих выдуманных мужчин был немного героем и капельку негодяем.
я вдевала его в ушко сотни простых личин: начиная от хиппи к гобсеку и скупердяю.
иногда мне хотелось, чтоб мой мужчина знал вопросы к любым ответам.
а потом я искала себе причины, чтобы просто забыть об этом,
и тогда я ему говорила - милый человек из моей головы,
лучше будь молчаливым, как та могила в переплётах корней травы.
чуть попозже мне вздумалось - быть мужчиной - значит, галстук, часы, костюм
и бросаться с разбега во все пучины, и скелеты не прятать в трюм,
и казаться сплошь сильным - душой и телом. вот такого мужчину я б с радостью захотела.
но попался мне ты - из костей и мяса, и живой, и готовый хоть завтра творить семью.

ну о чём, ну о чём нам с тобою точить балясы, если я тебя не люблю?

(с)

вот он, её ковбой. неразбавленный героин, недовыкуренный гашиш, недомёрзшая полынья.
вот он, её ковбой, перебитый винтом дельфин, говорящий "спаси меня, вытащи, выдерни, кто ж меня выдержит, кто меня..."
с ним уже и назад нельзя, и вперёд темно. распростёртое звёздное полотно то и дело дразнится - некуда вам идти.
а она его тянет с собой за патлы, за рёбра, за сердце, за душу. и стрелки часОвые мерно ползут к пяти.
это вовсе не файф-о-клок, это мерзкие пять утра. то, что было так хорошо, остаётся на дне вчера,
а сегодня воскресный ливень распинает их на окне. где твоя истина, парень, где она, в чьей же она вине,
или кто тебе виноват, что на рай высокий тариф. сколько может она хранить тебя, словно вечный барьерный риф -
и не от тех костоломов, что месят тебя, дробят.

от самого себя.

(с)

я открыл окно и впустил в комнату свет. весь свет, который в этом городе был:
свет огоньков от студенческих сигарет, свет фонарей, зажигаемых на могилах,
свет маяков, озаряющих горизонт, свет сигнальных огней проходящего корабля,
свет парома, отбывшего, кажется, на трабзон. свет последнего тёплого сентября.
я открыл свою душу: вошёл в неё свет как нож. я впустил в душу ветер, прохожих, их жар, их пыл.
даже песни впустил - те, которые ты поёшь, надрывая гортань - всё о том, как тебя забыл,
как однажды ушёл, не хотел приходить, а там - как оставил тебя на отрезанном берегу.
песни горем, ужами ползут за мной по пятам, но вернуться - прости, не хочу, не хочу, не могу -
оттого что здесь свет, и прохожие, и маяк. у меня сотня лиц, тыща новых скользящих кож.
а с тобой только изморозь, исповедь, полумрак и печальные песни, которые ты поёшь.

(с)

все паруса завинтились в петли, плюс превратился в минус
я дочитаю работу тетли, трону ладошкой примус
вспомню о том, что сентябрь - и жгут, и револьвер с осечкой
и по стене моей побегут зайчики и овечки
белыми хвостиками искря, кровь расплескают в жилах
где они взялись? так это я пальцами их сложила
тени от пальцев под потолок стайкой взлетели тут же
в каждую трещинку - свой зверёк, словно полку - хорунжий
краном железным текла вода - в горло песок набился
ты б заходил ко мне иногда, трогать меня, дивиться
как просто нащупывать в темноте правильные ответы

и сколько застёжек до декольте. и сколько под ними света

(с)